Geum.ru

Книга третья омейяды. Глава I. (Стр. 473-506) Му'авия

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20


' Ср. Fournel, Les Berbers, II, 369, №. 2


раньше убаюкивал себя надеждой, что ему предназначено судьбой осуществить старинные планы своего дома и вы­теснить из Багдада аббасидов.

В скверном положении очутились действительно со времени въезда в Багдад Му'ыззы ад-даулы (334=945, т. II, с. 267) потомки могучего Мансура, с которыми бунды обра­щались отныне весьма бесцеремонно. По устранении Мустакфи пришлось трем аббасидам Мути (334—363=946— 974), Таи (363-381=974-992) и Кадиру (381-422=992-1031) испытать более чем печальное существование, перенося презрение и полное невнимание со стороны ши­итских султанов. Эмиры аль-умара повелителя, как пока ве­личали себя еще бунды чуть что не в насмешку, нуждались в духовном авторитете халифа для необходимого противо­веса Фатимидам в их поступательном движении по Сирии. Вообще Аббасидов только терпели; их содержали так дур­но, что иногда халифы лишены были самого необходимо­го. Число шиитов в Багдаде, понятно, возросло при новом правлении; раз один из этих еретиков едва не занял место суннитского главы кадиев. Превеликого труда стоило Ка­диру не допустить до этого. Зато шииты получили своего собственного судебного главу с титулом накиб «настоя­тель». Враждебные партии, понятно, занимали обыкновен­но особые кварталы города. И несмотря на это существова­ла непрестанная вражда между шиитами, гордившимися единоверством с султанами, и слишком известными по своему фанатизму суннитами столицы. Нельзя сказать, что­бы эта рознь была только чисто религиозного характера, она должна была неизбежно стать более тягостной для ха­лифов, чем для бундов. Неприятности множились по мере того, как хозяева «повелителя правоверных» погрязали в провинциализме и семейных раздорах. Поистине оказыва­лось действительным избавлением для Аббасидов и для «града благоденствия», когда при Каиме (422—467=1031 — 1075) сельджуки Тогрульбега положили конец пришедше­му в расстройство хозяйничанью бундов. Положим, турец­кий султан не особенно торопился навестить своего вер­ховного религиозного владыку. Круглый год он даже и не вспомнил о нем, а войска его распоряжались в Багдаде со­вершенно так же, как в былое время турки. Но сельджуки были суннитами, Тогрульбег счел необходимым для прида­ния своему владычеству характера законности испросить у халифа в 449 (1058) в торжественной аудиенции инвести­туру на титул султана. При этом он облобызал землю перед стопами наместника пророка и сел возле по особому при­глашению — разыграна была, одним словом, полнейшая комедия в назидание почтеннейшей публике. Однако сул­тан не мог и впоследствии обходиться дурно с халифом. Он предоставил ему средства на довольно представитель­ную жизнь, по мере же возрастания благоденствия росло, понятно, уважение и влияние Аббасидов в Багдаде и окре­стностях. И несмотря на все это халифу пришлось постра­дать как раз именно теперь от козней злейших врагов ве­ры — измаилитов и фатимидов. Им удалось наконец на ко­роткое время изгнать его из старинной резиденции его предков. Пока бунды держались еще в Ираке, в их интере­сах было, конечно, противодействовать всем замыслам египетского властелина и его тайных приспешников изма­илитов. Но с того самого момента, когда сельджуки заняли Багдад и изгнали из города начальствующего над войсками бундов турка Арслана Аль-Басасирия, настроение сразу из­менилось. Надо полагать, что этот самый Басасирий давно уже предвидел успех Тогрульбега и на всякий случай искал сближения с измаилитами, располагавшими, кроме Египта, во многих отношениях большим влиянием вообще во всех странах востока. Несомненно одно, что он находился в по­стоянных сношениях с фатимидом Мустансиром. Когда же Ибрахим, брат Тогрульбега, подстрекаемый интригами из­маилитов, во второй раз поднял знамя бунта в 450 (1058) в Персии и султан должен был спешно туда двинуться, Баса­сирий воспользовался беспомощностью Багдада и неожи­данным набегом овладел на короткое время столицей. Ког­да же халиф Каим вынужден был покинуть город, он ввел немедленно же шиитское богослужение и приказал мо­литься за фатимида Мустансира (13 Зуль Ка'да 460=1 янва­ря 1059). При известии о совершившемся в Каире, конечно, возликовали. Но у обоих соперничествующих владетель­ных родов права были почти одинаковы — во всяком слу­чае, ничтожные для торжества.

Мы уже видели, каковы были порядки, наступившие в собственной стране Мустансира вскоре после этого слу­чайного триумфа. Династия его никогда более не оправля­лась после бедствий, причиненных ей турецкими смутами. Между тем халифу пришла в голову действительно не глу­пая мысль призвать к себе из Акки в 466 (1073/4) армянина Бедра Аль-Джамалия на помощь против турок и негров. Он занимал эту крепость на службе у фатимида с несколькими полками, состоявшими исключительно из его земляков ар­мян. Хотя Бедру было уже лет 60 с лишком, но этот энерги­ческий человек нисколько не задумывался над какими-ни­будь пустяками. В том же самом году (466=1074) поручил он своим подчиненным офицерам войти в дружеские от­ношения, каждому с одним из самых непокорных эмиров Каира, и постараться перебить всех этих забияк. Покончив с ними, он принял титул миргуша*, т. е. генералиссимуса, и стал управлять страной почти самостоятельно. Его озабо­чивало одно только, что все его попытки отвоевать от сель­джуков провинции в Сирии и Палестине, несмотря на занятый было им морской берег до Сидона, не увенчались ожидаемым успехом. Все-таки он был в состоянии, скон­чавшись незадолго до Мустансира в 487 (1094), передать успокоенный и снова начинающий процветать Египет сы­ну своему, Шаханшаху власть которого над страной стала еще неограниченней, чем власть покойного его отца. И не­даром носил он при ничего не значащем младшем сыне Мустансира, Муста'ли (487—495=1094—1101) пышный ти­тул: аль-Мелик аль-Афдаль «совершеннейший царь». Тако­вым он и был, управляя на самом деле Египтом. Между тем именно при Мустансире измаилиты безмолвно отстрани­лись от Фатимидов. Тотчас же после призвания миргуша Бедра в Египте появился перс аль-Хасан ибн Сабах, очень влиятельный дай на востоке. Высшие сановники принима-


' Точнее Эмир аль-гуюш «главнокомандующий».


ли его с почетом, что подтверждает, несомненно, сущест­вовавшее еще тогда единение между фатимидами и измай-лигами. Но с этих пор потомки первых гроссмейстеров ор­дена начинают мало-помалу терять свою связь с общест­вом, со своей стороны и оно относится полупрезрительно к постепенно увеличивающейся слабости египетского ха­лифата. Центр тяжести общества переносится при помощи этого самого Хасана в Персию и северную Сирию; там встретимся мы с ним опять в следующем отделе нашего сочинения. Отныне Египет становится для измаилитов как бы второстепенной величиной, с которой лишь случайно приходится им изредка считаться. Во всяком случае, для измаилитов сделалось совершенно безразличным то, что предпринял Египет в этот момент против надвигавшихся крестоносцев. В высочайшей степени бесстрастно отно­сясь ко всякой положительной религии, измаилиты при­нимали франкских рыцарей как бы за новые фигуры в своей политической игре. Они приготовились разыграть на доске Малой Азии блестящую партию и вели ее со страшным успехом, как вдруг дерзновенная рука монголов опрокинула не только фигуры, но и самую доску. Хотя Аф-даль был по натуре своей искусным властелином, но вмес­те с тем и увлекался. Как это часто бывает, он ценил менее противника более отдаленного, чем ближайшего, рассчи­тывал воспользоваться первым как средством и сам между тем обратился в его орудие. В 489 (1096) Иерусалим нахо­дился в руках Ортокидов из турецкого рода. Им передал этот город сельджук Тутуш, брат Мелик-шаха. Афдалю ка­залось верхом политики воспользоваться раздорами сель­джуков с их эмирами, расшатавшими и это большое госу­дарство. Его манила надежда отвоевать снова Сирию. Следуя примеру, преподанному византийцами, пользовав­шимися всякий раз возникавшими раздорами среди му­сульман, он задумал также воспользоваться сумятицей, ко­торая водворилась при первом крестовом походе' между


' Ср. «История Крестовых походов» Б. Кутлера, русский перевод изд. Л. Пантелеева, с. 14,62 и др. 1895 г.


эмирами Сирии и Палестины. В Шабане 491 (1098) ему действительно удалось отнять Иерусалим от ортокидов, но для того единственно, чтобы даровать как мусульма­нам, так и христианам зрелище взятия этого города кре­стоносцами ровно через год (23 Шабана 492=15 июля 1099)- Нам стыдно сознаться, что эти последние распо­ряжались в городе, освященном смертью Спасителя, по­жалуй, ничуть не менее жестоко, чем турки; впрочем, во многих исторических сочинениях этот факт замалчива­ется. Афдалю и ближайшему халифу Амиру (495— 524=1101 — 1130) не много помогла их запоздалая наука. Войска египетские неоднократно были побиваемы Иеру­салимским королем Балдуином; самому Египту при­шлось выносить теперь вторжение франков. Было, одна­ко, истинным несчастием для страны, когда Амир, кото­рый вступил на престол, имея 5 лет от роду, утомленный долгой опекой, повелел в 515 (1121) умертвить Афдаля, так необходимого для Египта, несмотря на его роковую ошибку. Поддерживаемая некоторое время обоими армя­нами династия стала быстро клониться к упадку. Беспо­рядочное управление Амира в соединении с произволом и жестокостью повело в конце концов к устранению не­достойного халифа. Так как после него не осталось муж­ского поколения, пришлось в первый раз уклониться от престолонаследия по прямой линии. Властелином выступил некто аль-Хафиз (524—544=1130—1149). Вскоре, уже с 528 (1134), началась ожесточенная борьба между обоими его сыновьями; с одной стороны стали негры и измаилиты, а с другой — турки и сунниты: ха­лиф очутился в безвыходном положении. Так и умер Хафиз, не дождавшись прекращения нескончаемой борьбы своих солдат. Сын его, 17-летний Зафир (544— 549=1149—1154), оказался настоящим типом сласто­любца; во время так называемого управления его высту­пает майордомом курд суннит, Ибн Саллар, служивший некогда в войске у Афдаля, но правителя заколол собст­венный же его внук, и вслед затем при возрастающем расстройстве дел последний форпост в Сирии, Аскалон, достался в руки франков*. Пятилетний сын Зафира, Фаиз (549—555=1154—1160), недолго прожил, и измаилит Талаи, в то время самое влиятельное лицо в Египте, счел за лучшее возвести на трон опять-таки несовершеннолет­него, младшую отрасль семьи халифов, Адида, имевшего всего девять лет от роду (555—567=1160—1171). Во вре­мя номинального его правления, когда вспыхнула ожес­точенная борьба эмиров, командовавших его войском, с Амори королем иерусалимским и полководцами турец­кого атабега в Дамаске, Нуреддина Ибн Зенки, высоко вы­двинулся облик героя, которого ислам, к своей чести, мог противопоставить западу даже в это время полнейшего упадка. Это был Салах ад-дин, сын Эйюба, известный все­му христианскому миру. И его полюбили все наперекор религиозной нетерпимости, в образе Саладина, превоз­несенного вдохновенным пером самого вольномысля­щего поэта Германии.

Адид скончался, в сущности уже лишенный Салади-ном всякой власти, 10 Мухаррема 567 (13 сентября 1171). С этим последним халифом, если не считать слабые по­пытки некоторых шиитов присягнуть его сыну Да'уду, по­гасла династия Фатимидов. Несмотря на крайнюю со­мнительность своего происхождения и быстро насту­пивший упадок, как это, впрочем, часто случается на востоке, все же этот род на долгое время сумел вселить в бедного копта сознание, что и он тоже человек. Сверх то­го династия эта представляет в лице Хакима одно из сво­еобразнейших и оригинальнейших явлений в среде всех властелинов Востока. А если конец этого замечательного рода мало соответствовал блестящим его начинателям, во всяком случае он был сноснее, чем это тянущееся це­лый ряд столетий недостойное существование, которое досталось в удел равно неразумным и несчастным сопер­никам их из дома Аббаса.

Конечно, бесчинства, произведенные Басасирием в Багдаде, продолжались недолго. В течение каких-нибудь

' По арабским источникам, 27 Джумады II 548=20 сентября 1153.


нескольких месяцев Тогрульбег успел подавить бунт сво­его брата, и уже к концу 451 (1059/60) халиф Каим снова был водворен в резиденции. С этих пор стали обходить­ся с ним с особенным уважением — Тогрульбег, а по смер­ти его (455—465=1063—1073) следующий султан, племянник его, Альп Арслан (455—465=1063—1073), и знаменитый его сын и преемник, Мелик-шах (465— 485=1073—1092). А удовлетворение как материальных, так и духовных потребностей города халифов этими вы­дающимися властелинами и их знаменитым визирем, Низам аль-мульком, подействовало благотворно и на по­ложение, занятое отныне верховным представителем ре­лигии, оделенным к тому же достаточными материаль­ными средствами. Вскоре халифы приобретают значи­тельно расширившееся влияние на жителей Багдада. Положим, Муктади (467—487=1075—1094) и Мустазхир (487—512=1094—1118) еще не успели воспользоваться предоставленным им более широким полем деятельнос­ти, но по смерти Мелик-шаха, когда возникли распри и войны между потомками Сельджука, Мустаршид (512— 529=1118—1135) получил в 526 (1132) в дар от султана Мас'уда Багдад и большую часть Ирака, как самостоятель­ное владение. С этого времени халифы стали принимать снова участие в качестве светских властелинов в текущих политических делах, соответственно ограниченным си­лам своего «РотШсшт МипаттеШз», если так дозволено будет назвать этого рода небольших размеров первосвя-щенническую территорию. Во всяком случае, новые пра­ва принесли несчастие первому же следующему халифу, Рашиду (529—530=1135 — 1136). Он поссорился с Мас'удом, а у султана нашлись средства сместить его по приговору собрания нескольких духовных ученых и юристов. В преемнике его, Муктафи (530—555=1136— 1160), заметна была некоторая доля аббасидской беспо­щадности, но Мустанджид (555—566=1160—1170) и Мус-теди (566—575=1170—1180) как-то все не находили слу­чая придать хотя некоторое значение своему маленькому государству. Из всех Аббасидов принес по мере сил своих наиболее вреда исламу Насир (575— 622=1180—1225), обладавший зато сильным характером. Ему захотелось из своего крошечного государства сотво­рить нечто значительное. С ним случилось совершенно то же самое, что и с Афдалем, горько ошибшемся в расче­тах на крестоносцев; только аббасиду пришлось иметь дело с гораздо более опасным врагом ислама — монгола­ми. Экономя своими незначительными средствами, зато действуя довольно энергично, халиф силился расширить владения халифата далеко за пределы Ирака и сразу же затеял ссору с могущественным Мухаммедом Ибн Такашем, властелином Хорезма (Хивы), владевшим тогда уже Трансоксианой и частью Персии. Желая как-нибудь по­живиться на счет богатого соседа, халиф убедил из коры­стных видов монгола Чингисхана напасть на область ша­ха Хорезма, нисколько и не подозревая, подобно всякому жившему в западной Азии, подлинной силы этого страш­ного человека. Таким образом, признаваемый всеми за сберегателя веры, сам он накликал катастрофу, погубив­шую почти все исламские государства.

Лично Насир не дожил до разразившейся бури, так же как и его непосредственные преемники Захир (622— 623=1225—1226) и Мустансир (623—640=1226-1242). Последний, впрочем, уже очутился в опасном положе­нии ввиду устремившихся на запад полчищ хорезмийцев и монголов. Последний халиф Багдада Муста'сим (640—656=1242—1258) оказался ничтожеством. Поло­жим, ему предстояла трудная и не всякому по плечу роль погибнуть с достоинством. Этот полнейший нуль по каждой отрасли государственного управления имел при себе двух ревностных советчиков. Один убеждал его подчиниться, другой же подстрекал сопротивляться страшному Хулагу, брату и военачальнику над войсками императора монголов. А халиф все колебался, все не ре­шался исходатайствовать вовремя милость у могущест­веннейшего варвара и в то же время не имел отваги пасть достойным образом с мечем в руках. После слабо­го и далеко неполного сопротивления ему пришлось сдать монголам на капитуляцию пятисотлетнюю рези­денцию своего рода 4 Сафара 656 (10 февраля 1258). Ха­лифа заставили сначала показать все драгоценности дворца, а затем его умертвили, воздав ему вполне по за­слугам (14 Сафара 656=20 февраля 1258). Была это не последняя династия арабского происхождения, так по­стыдно низринутая во прах. Своенравному року угодно было, чтобы властелин Гранады, последний окаменелый вздох которого до сей поры показывает гордый испанец христианин чужестранцу, вел свой знаменитый род от Са'да Ибн Убады, верного союзника Мухаммеда, чуть что не ставшего по смерти пророка халифом (т. I). Не осо­бенно важно, конечно, что этот род — Аббасиды вообще отличались искони свирепостью в счастии и необыкно­венной покладистостью при наступлении неблагопри­ятных обстоятельств — потерял столь унизительно по­следние крохи бывшего некогда мирового значения сво­его. Всего более поражают дальнейшие судьбы этой странной семьи, прозвучавшие отголоском подобно иг­ре сатира после греческих трагедий. И на этот раз по­томки Аббаса ухитряются как-то не только спастись из развалин мирового пожара, но еще прихватить весьма добропорядочную синекуру. Хулагу истребил большин­ство членов семьи халифа, но некоторое их число успе­ло бежать. Султан мамелюков, Бейбарс, о котором будет еще речь впереди, поставил одного из них, придав ему пышный титул Аль-Мустансир биллах, «желанный Богом помощник», халифом в Каире. Мамелюку понадобился в виде противовеса этим безбожным фатимидам, о кото­рых до сих пор еще помнили старики в Египте, несо­мненной подлинности «повелитель правоверных», что­бы он явно свидетельствовал народу, будучи тут же под боком у султана, о законности его собственной власти. Потомки этого аббасида сохранили неизменно приоб­ретенное ими случайное положение, редко доставляв­шее им некоторого рода неудобства, до той самой поры, пока осман Селим в 923 (1517) не положил конец царст­вованию мамелюков в Египте. Чтобы окончательно присвоить себе официальным путем права духовного главы ислама, Селим захватил с собой в Константинополь и тогдашнего аббасида, Мутеваккиля III, заставив его пред­варительно отступиться торжественно от титула халифа в пользу османского победителя. Увы, Мутеваккиль сле­довал примеру своего тезки, вел жизнь самую беспоря­дочную и в конце концов попал в крепость в 926 (1520). Султан Солиман дозволил ему в 929 (1522/3) вернуться в Каир. Здесь, во время возникшего в том же году восста­ния Ахмеда паши, выступает еще раз аббасид в роли ду­ховного авторитета. Далее о нем ничего более не слыш­но, кроме сухого известия, что он скончался в 945 (1538). С ним угас род аббасидов.

КОНЕЦ 2 ТОМА