Geum.ru

«Дыхании богов»

Вид материалаКнига

Содержание


81. Энциклопедия: элевсинская игра
82. Среда. второй день каникул
Подобный материал:
1   ...   35   36   37   38   39   40   41   42   ...   56

81. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ЭЛЕВСИНСКАЯ ИГРА




Элевсинская игра – игра очень древняя и странная. Задача играющих – найти ее правила. Перед началом партии один из игроков придумывает правило и записывает его на листке. Это игрок Бог. Берутся две колоды из 52 карт. Игрок, начинающий партию, кладет карту и говорит: «Мир начал существовать». Остальные игроки также по очереди выкладывают по одной карте. Игрок Бог комментирует каждый ход, говоря «Хорошая карта» или «Плохая карта». Плохие карты откладывают в сторону. Игроки видят хорошие карты и пытаются понять логику выбора Бога.

Если кто то считает, что понял правило игры, то объявляет себя Пророком. Он больше не берет карты из колоды и начинает вместо «Бога» говорить: «Хорошая карта», «Плохая карта». Бог следит за Пророком, и, если тот ошибается, его обличают, и он выбывает из игры. Если Пророк десять раз ответил правильно, он объявляет правило игры, которое сравнивают с тем, что было записано в начале игры. Если все правильно, считается, что Пророк понял правило Бога, он выиграл и в следующей игре он становится Богом. Если правило никто не угадывает и все Пророки ошибаются, то выиграл Бог.

В этом случае игроки решают, можно ли было угадать правило. Интересно, что труднее всего угадать самые легкие правила. Например, очень трудно вычислить правило «карта старше семерки – карта младше семерки», так как игроки прежде всего обращают внимание на старшинство карт и чередование черных и красных мастей. Невозможно вычислить правило «только красные карты, кроме 10 й, 20 й, 30 й…». Самым простым правилом может быть «все карты хорошие». Как же выиграть? На самом деле, каждому игроку выгодно как можно быстрее объявить себя Пророком, даже если он не уверен, что догадался, какое правило установил Бог.

Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V

82. СРЕДА. ВТОРОЙ ДЕНЬ КАНИКУЛ



Внезапно я просыпаюсь.

– Сколько времени? – спрашиваю я.

Мата Хари смотрит в окно.

– Примерно десять, судя по положению солнца. Что будем делать?

Мы решаем остаться в постели и заняться любовью. Я ищу все новые способы отдалить тот момент, когда все это станет привычным, и наши тела встречаются там, где сами назначили друг другу свидание.

Около одиннадцати мы решаем пойти позавтракать. Завтрак подан, но не в Мегароне, а на главной площади. Столы накрыты белыми скатертями, на них фрукты, молоко, мед, хлопья, амфоры с чаем и кофе и даже маленькие пирожные.

Появляются совершенно измученные теонавты.

– Как все прошло вчера вечером? – спрашиваю я больше из вежливости, чем из интереса.

– Мы не смогли пройти. Горгона вооружилась длинной палкой и стала нас бить. Мы не могли как следует защищаться, потому что ничего не видели, – расстроенно отвечает Густав Эйфель.

– Фредди вам помог?

– Конечно. Он вел нас, но не мог биться с Горгоной. Ведь наш друг теперь хрупкая девушка.

– Видимо, надо было все таки продумать систему зеркал, – включается в разговор Жорж Мельес. – Согласно легенде, Персей победил Горгону именно так. Я постараюсь к сегодняшнему вечеру сделать зеркальный щит, вроде того, которым обезвредил Большую Химеру.

– Где Рауль? – спрашиваю я.

– Вчера ночью он много сражался, устал. Скорее всего он спит, – отвечает, подходя, Жан де Лафонтен.

Эдит Пиаф обращается ко всем:

– Пойдемте на пляж. Завтра каникулы закончатся!

Ко мне подкрадывается сатир и заглядывает в чашку, словно ищет там что то. Главное, ничего не говорить, иначе он снова устроит эхосеанс.

– Осторожно. Здесь сатир. Он будет все повторять, – говорит Жан де Лафонтен.

– Осторожно. Здесь сатир. Он будет все повторять, – тут же подхватывает человек с козлиными ногами. – Осторожно. Здесь сатир. Он будет все повторять.

К нему подбегают еще двое сородичей. Интересно, зачем эта чушь нужна в царстве богов?

– Осторожно. Здесь сатир. Он будет все повторять, – распевают они.

– О черт! Нужно было молчать, – неосторожно продолжает Лафонтен.

– О черт! Нужно было молчать! – хором подхватывают десять сатиров. Звучит почти как хорал.

– Не будут же они повторять все, что я скажу! – Не будут же они повторять все, что я скажу! – на этот раз это тирольское пение в исполнении двадцати сатиров, страшно довольных тем, что нашли себе жертву.

Я делаю знак Мате Хари, что пора присоединиться к нашим друзьям на пляже. Я шевелю губами, не произнося ни звука, чтобы сатирам не удалось ничего повторить.

Держась за руки, мы уходим на западный пляж.

Ко мне подходит Сент Экзюпери и, наклонившись, тихо говорит на ухо:

– Сегодня вечером. Ты готов?..

О чем это он? Ах да, велодирижабль.

Я киваю.

Сент Экзюпери исчезает, и я растягиваюсь на полотенце. Когда я был смертным, я терпеть не мог загорать. Это казалось мне такой убогой тратой времени. Я даже думал: «Я устаю от работы. Но от безделья я устаю еще больше».

Мата Хари ложится на живот и снимает верхнюю часть купальника, чтобы на спине не осталось следов от бретелек.

Я смотрю на линию горизонта. Передо мной пор? хает какое то насекомое. Я вытягиваю палец, и на него садится сморкмуха.

– Привет, сморкмуха.

Херувимка так и подпрыгивает, ее голубые крылья с серебряным отливом трепещут.

– Ты мне очень нравишься. Я не забыл, что ты сделала для меня.

Сморкмуха начинает нервничать еще больше. Я рассматриваю ее, и вдруг меня озаряет:

– Наши души знакомы, правда?

Она кивает.

– Откуда мы знаем друг друга?

Сморкмуха объясняется жестами. Я пытаюсь понять, что она говорит:

– Мы познакомились на «Земле 1». Моя душа знала тебя, когда я был смертным?

Она довольно кивает.

– Ты была женщиной? Она снова кивает.

Значит, это не просто какая то женщина мотылек.

– Ты же не… Роза? Не моя жена?

Я внимательнее вглядываюсь в ее лицо. Нет, она не похожа на Розу. Конечно, при переходе в новое состояние внешность несколько меняется, но кое что остается неизменным. Например, взгляд или форма рта. Роза была мне самым близким человеком, мы создали вместе столько проектов. Я даже искал ее на континенте мертвых. Я действительно любил ее. Это было не страстью, но любовью, в которой участвовал разум. У нас были очаровательные дети, я воспитывал их так хорошо, как только мог.

Сморкмуха отрицательно мотает головой.

– Амандина?

Она была медсестрой, принимала участие в первых опытах танатонавтов. Я помню красивую блондинку с лукавым взглядом, которая поднимала мне настроение, когда мы осваивали континент мертвых. Она занималась любовью только с танатонавтами. Когда я сам стал одним из них, Амандина по своему наградила меня за это. И я понял, что она меня больше не интересует.

Сморкмуха опять качает головой. Она так мечется, что я понимаю – ей очень важно, чтобы я догадался.

– Мы любили друг друга? – спрашиваю я.

Она кивает, но как то странно, словно это верно лишь наполовину.

– Стефания Чичелли?

На этот раз она оскорблена и улетает.

– Эй, сморкмуха, погоди! Я вспомню!

Но женщина мотылек уже далеко. Неужели это кто то из забытых мною любовниц? Ладно, мне надоело возиться с обидчивой херувимкой. Пойду купаться. Рана на щиколотке пощипывает, но морская вода поможет ей зажить.

Я уплываю далеко от берега, надеясь встретить дельфина, но не вижу его. Мата Хари предлагает заняться любовью в воде. Мне кажется, она ненасытна. В «Энциклопедии» Эдмонд Уэллс писал, что «стыдливость» придумали мужчины, чтобы женщина не осмеливались говорить о своем желании испытывать оргазм. Возможно, все женщины хотят постоянно заниматься любовью, но воспитание не позволяет им говорить об этом.

Заниматься любовью в воде, когда некуда поставить ноги, не так то просто. Но трудности только забавляют мою подругу, в конце концов это кажется забавным и мне. Это начинает мне нравиться. Может быть, во мне есть что то от дельфина, что до сих пор оставалось неразбуженным.

Мы возвращаемся домой, чтобы обсохнуть.

– Где Рауль?

У меня появляется нехорошее предчувствие.

Мата Хари успокаивает меня.

– Он скорее всего с Сарой Бернар, – говорит она. – Кажется, я видела их вчера вечером вместе. Если ночью они сражались с Медузой, то он спит. Зная Рауля, можно не сомневаться: он был в первых рядах.

В тринадцать часов мы обедаем на пляже сосисками с поджаренным хлебом и салатом.

Рауля по прежнему нет.

Дионис объявляет программу сегодняшнего вечера – большое представление в восемнадцать часов, а в двадцать – праздничный ужин.

После обеда мы снова купаемся. Но я не спускаю глаз с пляжа, ожидая Рауля.

Несколько богов учеников играет в Элевсинскую игру, я слышу, как они обсуждают правило, придуманное богом этой партии – Вольтером.

– Слишком сложно! Его нельзя было понять, – утверждает один из игроков.

Пророк подтверждает – Вольтер никуда не годный бог. Вольтер возмущается и говорит, что они просто не умеют играть. Руссо, который до сих пор молчал, не может отказать себе в удовольствии добить соперника:

– Если не можешь придумать простое правило, согласно которому должен существовать мир, остается писать романы. Книжные герои жаловаться не будут.

– Мое правило мироустройства прекрасно работало, – отвечает Вольтер, – это вы не смогли его найти.

– Вольтер, ты проиграл.

Рассерженный философ отказывается продолжать игру.

– Кто нибудь придумал новое правило?

– Давайте я попробую, – говорит Руссо.

В восемнадцать часов Рауля все еще нет.

Мы собираемся в Амфитеатре, и, несмотря на мысли, которые не дают мне покоя, я решаю спокойно посмотреть представление. Боги хотят показать нам пьесу по мотивам легенды о Беллерофонте.

Беллерофонт, Младший преподаватель, играет самого себя. Я с ним не знаком и не знаю его легенды.

В спектакле также участвует Пегас, которого отпустила Афина. Он играет Пегаса.

Представление начинается.

Беллерофонт (чье имя означает «носящий меч») – внук Сизифа. Еще ребенком (его исполняет сатир, которому стоит большого труда не произносить ничего, кроме слов своей роли) он случайно убивает товарища (которого тоже играет сатир), а потом брата. Его отправляют к царю Прету (Дионис), чтобы он очистился от совершенного им двойного убийства. Но Антея, супруга царя (ее играет Деметра), влюбляется в него с первого взгляда. Она пытается поцеловать его, но он отвергает ее ласку. Оскорбленная Антея обвиняет Беллерофонта в том, что он покушался на ее честь. Муж в ярости. Однако Прет не хочет сам убивать Беллерофонта и отсылает его к отцу Антеи, царю Иобату, с письмом, в котором содержится приказ убить того, кто его доставит. На этом заканчивается первое действие. Второе действие: вместо того, чтобы убить Беллерофонта, Иобат поручает ему истребить Большую Химеру. Он считает, что послал Беллерофонта на верную смерть.

Но Беллерофонт обращается за помощью к прорицателю, который советует ему поймать и приручить Пегаса, крылатого коня муз, появившегося на свет из крови Горгоны.

– Все так переплетено между собой, – шепчу я Мате Хари.

– Тише, – шикают сидящие рядом ученики, захваченные сюжетом.

Беллерофонт надевает на Пегаса золотую уздечку, подаренную Афиной, садится на волшебного скакуна и летит по воздуху. Тут на сцене появляются три кентавра в масках льва, овна и дракона. Они накрыты попоной и изображают одно существо – Большую Химеру.

Беллерофонт садится на настоящего Пегаса и кружит в воздухе над чудовищем, к полному восторгу зрителей. Он выпускает стрелы без наконечников, которые отскакивают от кожаной попоны, и протыкает копьем горло дракону. Кентавры валятся на бок, зрители хлопают.

Тут на сцену выходит Иобат и изображает возмущение. Третий акт. Иобат выдумывает новые испытания, чтобы избавиться от незваного гостя. Он поручает ему в одиночку победить своих врагов – солимов, амазонок (их играют Времена года) и пиратов.

– Похоже на историю Геракла, – шепчу я. – Все греческие мифы похожи.

– Т с с с с, – снова сердито шикают наши соседи. На сцене Беллерофонт, верхом на крылатом коне, побеждает амазонок. Он стреляет в них из лука. Аплодисменты не такие бурные, как после победы над Химерой.

Отец Антеи призывает Посейдона (в роли Посейдона – Посейдон) и просит устроить наводнение в долине, где находится Беллерофонт.

Потоки воды заменяют деревянные декорации в форме волн, выкрашенные в синий цвет. Их держат кентавры. Волны наступают, Беллерофонт отступает.

Желая удержать его, женщины, которых исполняют оры, задирают юбки, чтобы отдаться герою. Беллерофонт в смущении вскакивает на Пегаса, прежде чем волны настигают его.

Иобата посещают сомнения. Он вопрошает: не полубог ли Беллерофонт? Царь решает спросить у самого Беллерофонта, что произошло между ним и Алтеей, и, понимая, что на него возвели клевету, показывает ему письмо Прета с приказом убить его.

Чтобы искупить совершенную несправедливость, царь Иобат выдает за него свою дочь Филоною (ее играет наспех переодевшаяся и загримированная ора) и уступает свое царство – Ликию. Но Беллерофонт, опьяненный успехом, громко заявляет о своем неверии в могущество богов. «Я, простой смертный, сильнее, чем боги», – провозглашает герой.

Жрецы (Прометей и Сизиф) умоляют его отказаться от богохульных слов, но Беллерофонт хватает мотыгу и разрушает колонны храма Посейдона. «Боги не существуют, – утверждает он, – или пусть остановят меня».

Дерзкий Беллерофонт садится на Пегаса и летит на вершину Олимпа. Он решает явиться к богам без приглашения.

Зевс (его играет Гермес в маске с белой шерстяной бородой) рассержен и посылает овода (его изображает херувимка), чтобы тот укусил Пегаса. Крылатый конь взбрыкивает и сбрасывает седока. Беллерофонт падает, приземляется на колючий куст и становится слепым и хромым. Актер несколько переигрывает.

Зевс объясняет присутствующим свою волю: он желает, чтобы наглец остался жив, и пусть все, кто встретит его, знают, что случается с теми, кто считает себя равным богам.

Раздаются весьма сдержанные аплодисменты. Все мы поняли, что этот спектакль – предупреждение. Его можно изложить в одной фразе: «Помните свое место и не пытайтесь лезть вперед быстрее, чем этого хотят Старшие боги».

Пьеса закончена, и хариты начинают петь веселые песни.

Вдруг я начинаю глохнуть, и вскоре звук совсем пропадает.

Я снова окружен стеной тишины. Рядом со мной любимая, вокруг публика, но я чувствую себя еще более одиноким, чем прежде. Вопрос, который неотступно преследует меня всю жизнь, снова встает передо мной: «Что я здесь, собственно, делаю?».

Мата Хари чувствует все. Она берет меня за руку и крепко сжимает ее, словно напоминая о своем присутствии. «Что то идет не так. Пора начинать волноваться», – шепчет мне внутренний голос. Мой мозг начинает отчаянно работать.

Внезапно моя рука стискивает руку подруги.

– Что случилось? – спрашивает Мата Хари. Скамьи Амфитеатра пустеют, все уходят на главную площадь, на праздничный ужин.

– Мишель, что происходит? – волнуется Мата Хари.

– Сядь и жди меня. Я иду в туалет, – говорю я, чтобы она не увязалась за мной.

Не вдаваясь в объяснения, я бросаюсь бежать.

Только бы я ошибся.