«Дыхании богов»

Вид материала

Книга

Содержание 73. Энциклопедия: томас гоббс Томасу Гоббсу принадлежит, в частности, знаменитая фраза: «Человек человеку волк». 74. Обвинительная речь

Подобный материал:

• Баландин Р. К. Сто Великих Богов, 4995.25kb.
• 1. Образы богов: Зевса, Аполлона, Геры, Афины, Афродиты, Ареса в «Илиаде» (положение,, 1086.97kb.
• Рудольф Константинович Баландин 100 великих богов 100 великих c777 all ebooks com «100, 4831.44kb.
• Захария Ситчин Войны богов и людей Часть, 1253.29kb.
• Захария ситчин войны богов и людей, 4180.1kb.
• Э. Ф. Дэникен Золото богов. Инопланетяне среди нас ббк 83. 34 ' Д94, 1667.61kb.
• Николай кун легенды и мифы древней греции часть первая. Боги и герои происхождение, 5484.63kb.
• Величина, непосредственно формирующая видимый мир из четырех первоэлементов. Число, 410.19kb.
• Бернстайн П. Б51 Против богов: Укрощение риска / Пер с англ, 6002.97kb.
• Бернстайн П. Б51 Против богов: Укрощение риска / Пер с англ, 6001.34kb.

73. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ТОМАС ГОББС

Томас Гоббс (1588–1679) – английский ученый и писатель, которого считают основателем политической философии.

В науке о человеческом теле он черпает материал для создания политической пауки, для написания трилогии «De cive» («О гражданине»), «De corpore» («О теле»), «De homini» («О человеке») и, наконец, своего главного труда – трактата «Левиафан».

Он полагает, что животное живет настоящим, а человек хочет стать хозяином будущего, чтобы жить как можно дольше. Поэтому человеку свойственно считать себя важнее окружающих, преуменьшая тем самым значение других людей. По этой же причине человек накапливает власть (богатство, репутацию, друзей, подчиненных) и пытается присвоить время и возможности других людей, окружающих его.

Томасу Гоббсу принадлежит, в частности, знаменитая фраза: «Человек человеку волк».

Следуя этой логике, животное «человек» стремится избежать равенства с другими людьми, что приводит к насилию и войнам. Гоббс считает, что единственный способ заставить человека перестать желать господства над другими – это поставить его перед необходимостью… сотрудничать. Таким образом, необходима власть Верховного правителя (установленная в результате договора, заключенного между людьми), которая заставит человека подавить его врожденное стремление уничтожать себе подобных. Верховный правитель должен обладать очень широкими полномочиями, чтобы пресекать развитие любых конфликтов.

Согласно Гоббсу, парадокс заключается в следующем: анархия приводит к ограничению свободы, она на руку сильнейшим. Только сильная, централизованная, принудительно поставленная власть позволит человеку быть свободным. Кроме того, необходимо, чтобы эта власть была в руках Верховного правителя, желающего блага своим подданным и победившего собственный эгоизм.

Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V

74. ОБВИНИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ

Суд устраивают в Амфитеатре, разделенном на две части. На одной половине рассаживаются ученики. На сцене, напротив зрителей, стоит стол красного дерева. Судить будет Афина. Она восседает в кресле на возвышении.

Деметра – прокурор.

Адвокат – Арес. Богу войны нравится суровый стиль игры Прудона, он сам вызвался защищать его.

Рядом девять присяжных из учеников. Среди них Эдит Пиаф и Мария Кюри.

– Приведите подсудимого, – требует Афина.

Кентавры бьют в барабаны и трубят в раковины.

Прудона привозят в клетке, установленной на повозке, в которую впряжены кентавры. Бог людей крыс держится за раненое плечо, которое, видимо, сильно болит.

Стекла его очков треснули, борода и волосы всклокочены.

Некоторые ученики его освистывают.

Я тоже помню, как орды его варваров хлынули на берег, где была моя деревня на сваях. Я помню, как было уничтожено первое поколение моего народа, помню их паническое бегство на кораблях. Я храню в памяти картины резни, когда его смертные яростно предавали смерти моих людей дельфинов. Ночной, отчаянный бой. Но я помню, что именно благодаря этому несчастью я создал идеальный город на острове Спокойствия.

Прудон просовывает голову между прутьями клетки:

– Я невиновен, слышите? Я невиновен, богоубийца – не я!

Прудона вытаскивают из клетки и ставят напротив трона Афины. Это напоминает иллюстрацию из учебника истории: Верцингеторикс перед Цезарем.

Кентавры заставляют его встать на колени.

Афина стучит молотком из слоновой кости, требуя тишины.

– Обвиняемый: Прудон Жозеф. В предыдущей жизни вы были…

Афина открывает папку и просматривает лежащие в ней бумаги.

– А, вот. Родились на «Земле 1» в Безансоне, во Франции. В 1809 году по местному летосчислению. Отец – бондарь пивовар, мать – кухарка.

Прудон подтверждает это. Я не понимаю, какое отношение его прошлое имеет к тому, что происходит сейчас. Кого здесь судят – богоубийцу из Эдема или французского анархиста?

– Вы прекрасно учились, но бросили учебу. По какой причине?

– Из за недостатка средств. Мне прекратили платить стипендию.

– Понятно. Затем вы сменили много занятий, работали в типографии, были наборщиком, но уже тогда вы участвовали в забастовках.

– Условия труда были ужасными.

– У вас были твердые политические убеждения. Ваша жизнь началась с тюрьмы, ссылки, нищеты. Однако вы много писали. В частности, вами написано научное исследование, посвященное сравнительной грамматике древнееврейского, греческого и латинского языков. Почему вы не продолжили работу в этом направлении?

– Мой издатель сошел с ума, его типография разорилась.

Афина невозмутимо продолжает:

– В работе «Что такое собственность» вы изложили учение, которое назвали научным социализмом, затем примкнули к анархистам. Себя вы называете противником капитализма, государства и бога. Вы развиваете вашу точку зрения во многих книгах. Например, в «Философии нищеты». Вы основываете газеты и в 56 лет умираете от легочной инфекции.

Афина убирает бумаги и открывает другую папку. Действительно, вот и вся жизнь. Ничего больше, даже если это жизнь такого великого политика, как Жозеф Прудон.

– Вас обвиняют в том, что вы убили:

Клода Дебюсси,

Винсента Ван Гога,

Беатрис Шаффану,

Мэрилин Монро,

а также пытались убить Мишеля Пэнсона.

Все смотрят на меня. Кое кто перешептывается. Мата Хари берет меня за руку, чтобы все видели, что она на моей стороне.

– Жозеф Прудон, вы также нарушили один из четырех священных законов Олимпии. Здесь запрещены насилие и преступления. Вы обвиняетесь в богоубийстве. Что вы можете сказать в свою защиту?

– Я не богоубийца. Я невиновен.

Прудон весь в поту. Очки соскальзывают у него с переносицы, и он вынужден постоянно поправлять их.

– Как вы тогда объясните рану на вашем плече?

– Я отдыхал у себя дома, резкая боль в плече разбудила меня. Пока я спал, кто то проник ко мне на виллу и выстрелил в упор.

В зале начинается шум. Такую версию трудно принять как алиби, но что еще ему остается?

– У вас ведь нет свидетелей, не так ли?

– В это время я обычно никого не приглашаю, – пытается пошутить Прудон.

– А почему вы спали как раз в то время, когда набат созывал всех учеников именно для того, чтобы можно было осмотреть их плечи?

– Я… перед сном я заткнул себе уши пчелиным воском, потому что уже несколько ночей не могу заснуть.

– Кто стрелял в вас?

– Кто то, кто хотел, чтобы меня обвинили вместо него. Настоящий преступник. Богоубийца. И вы, очевидно, поверили этой инсценировке.

Шум в зале. Афина стучит молотком, наводя порядок.

– Итак, по вашему мнению, настоящий богоубийца после того, как был ранен, явился к вам. Вы спали, заткнув уши воском, он выстрелил вам в плечо и убежал.

– Совершенно верно.

– Вы видели его?

– Знаете, в такую минуту не думаешь о том, что нужно гнаться за напавшим. Я видел убегавшую фигуру. Кажется, на нем была белая, очень грязная тога. Все произошло очень быстро.

– Почему вы не кричали, когда он выстрелил? Вас бы услышали.

– Не знаю. Просто когда мне больно, я стискиваю зубы.

Афина скептически глядит на него.

– Почему вы спрятались под кроватью, когда кентавры пришли за вами?

– Я думал, что вернулся тот, кто нападал на меня.

Слыша такие невероятные объяснения, некоторые ученики свистят.

– Но вы же слышали стук копыт, который должен был убедить вас в том, что это силы охраны порядка, которые защитят ваш дом!

Бледная улыбка появляется на губах Прудона.

– Знаете, я ведь был анархистом. Для нас приход полиции никогда не был успокаивающим.

Афина сурово смотрит на него.

– Вы сказали, что нападавший был в белой тоге. Значит, по вашему, это кто то из учеников. Все ученики здесь. Почему же мы не видим здесь «настоящего» убийцы с раной на плече? А ваша рана видна всем.

– У меня нет другого объяснения, чем то, которое я дал. Я понимаю, что обстоятельства против меня, – признается теоретик движения анархистов, снова поправляя очки в роговой оправе.

– Хорошо. Я вызываю главного свидетеля.

Афина заглядывает в свои записи, словно забыла, как меня зовут.

– Мишель Пэнсон.

Я спускаюсь по ступеням. Снова в мозгу всплывает фраза, которая сопровождает меня всю жизнь: «Что я, собственно, тут делаю?» Странно, но я не зол на Прудона. Возможно, потому, что я счастлив с Матой Хари. Удивительно, но я совершенно не чувствую гнева.

Прудон опускает голову. Теперь, когда я узнал его предыдущую жизнь, он стал выглядеть в моих глазах более человечным. Сын бедняка сам встал на ноги, выучился и хотел бороться за свободу всего человечества. И, хотя его борьба была довольно сомнительной, он все таки шел своим путем. Путем анархии.

Я встаю напротив Афины, а Прудона сажают на скамью, стоящую сбоку.

– Свидетель Пэнсон, поклянитесь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

– Я буду говорить правду. Во всяком случае, ту ее часть, которая мне известна, – уточняю я.

– Изложите нам факты.

– Я был в постели. Услышал шум в гостиной. Там я столкнулся с кем то, кто рылся в моих вещах. Он украл «Энциклопедию». На нем была маска из греческой трагедии. Он убежал.

В зале снова шум.

– Я схватил анкх и бросился в погоню. Я смог прицелиться и задел его плечо. Потом я потерял его в тупике. Я стал искать и нашел подземный ход, который ведет под стеной к лесу.

– Вы узнаете в подсудимом нападавшего?

– Я уже сказал, он был в маске. Я не видел его лица.

Афина благодарит меня и приглашает прокурора Деметру произнести обвинительную речь.

Богиня плодородия поднимается и приглашает всех присутствующих в свидетели:

– Я считаю преступление Прудона истинным деянием духа злобы. Прикидываясь циничным снобом, этот ученик был одержим одним желанием – устранить конкурентов и стать единственным, победившим в Игре. Уже в ходе Игры «Y» мы могли заметить его тягу к убийству.

Деметра перекидывает край тоги через плечо. Она указывает на подсудимого пальцем.

– Его народ такой же, как он. Крысы, служащие богу крысе. Так же, как и крысы, он ценит только силу. Ему известен только язык насилия. Он хладнокровно убивал, и, если бы мы не остановили его, он продолжал бы убивать учеников – одного за другим, пока не остался бы единственным выжившим.

Эти слова производят сильное впечатление на присутствующих.

– Этот человек последователен в своих действиях. Бог преступник создал народ преступников.

– Я невиновен, – шепчет Прудон.

– Более того, он преступил законы Олимпии и нарушил правила Игры «Y». Я требую, чтобы он был сегодня же осужден. Я требую от присяжных признать его виновным. Что же касается мук Прометея…

– Я не богоубийца, – повторяет обвиняемый.

Афина стучит молотком, чтобы призвать присутствующих к порядку.

– Я считаю это наказание недостаточным, – продолжает Деметра, – ибо оно слишком мягко.

Афина кивает.

– Преступление Прудона намного серьезнее, чем то, которое совершил Прометей. Прудон нарушил порядок в классе, он совершил убийство на священной территории, он бросил вызов Старшим богам, прекрасно понимая, чем он рискует. Он бросил нам вызов, более того, он насмехался над нами. Таким образом, госпожа судья, я бы хотела, чтобы было найдено иное наказание, более соответствующее совершенным преступлениям. Я бы хотела, чтобы этот процесс послужил уроком как для этого выпуска, так и для следующих. Я бы хотела, чтобы весь мир узнал о том, что здесь произошло и какое наказание понес виновный. Мы должны придумать для Прудона наказание, которое у любого отобьет желание пробовать себя в роли богоубийцы.

– Что вы предлагаете, Деметра?

Богиня плодородия в нерешительности.

– Сейчас я не могу предложить ничего особенного. Я полагаю, что нужно объявить конкурс на самое страшное наказание.

– Благодарю вас, госпожа прокурор. Слово предоставляется защите.

Арес выходит вперед.

– Мне кажется совершенно естественным, что ученики пытаются найти хоть какое то развлечение в школе, где царит такая скука.

В зале раздается свист.

– Я отлично понимаю господина Прудона. Когда он был смертным, он боролся с отжившей системой того времени. И абсолютно закономерно, что ему захотелось и здесь устроить небольшую встряску. Следует признать: Олимпия все больше напоминает клуб старых дам, которые пьют чай, оттопыривая мизинец и обсуждая войну и рецепты пудинга.

Некоторые преподаватели возмущены.

– Я не боюсь открыто заявить об этом. Иногда мне кажется, что я нахожусь в курятнике с облезлой домашней птицей. Время не имеет власти над их внешностью, зато разрушает мозг.

Новый взрыв возмущения. В это время входят несколько Старших богов, которые опоздали к началу. Афродиты нет среди них.

Афина, чтобы не прерывать речь защитника, жестом приглашает их садиться.

– Я сказал, что понимаю Прудона. Он прибыл со своей родной земли. Что он видит? Остров, затерянный в космосе, удивительный, волшебный мир. Он ожидает, что этот мир… извините за выражение, госпожа судья, окажется «прикольным». И видит, что здесь всем управляет вялая, обрюзгшая, медлительная администрация. Тогда он говорит себе, что должен встряхнуть этот мир, изменить принятый здесь образ мыслей. Он ведет себя как волк в овчарне или, воспользовавшись выражением Деметры, как крыса. Как крыса в птичьем гнезде.

Прудон морщится. Защита Ареса кажется ему опаснее обвинительной речи Деметры.

– Он убивает. Хорошо, допустим, он убивает. Но его преступления наполнили смыслом эти последние дни. Черт побери! Я утверждаю, Прудон оказал нам большую услугу. Благодаря ему мы получили зрелище, напряженное развитие событий, театральные эффекты. Каждая его выходка заставляла нас вести расследование, думать. Даже облава на него была одним из самых удивительных событий в истории Эдема! Такое масштабное мероприятие, а в результате мы нашли его под кроватью. Какая насмешка! Какой театральный прием! Я говорю: «Браво, господин Прудон! Вы великолепны». А его народ, его люди крысы! Стильно. Красиво. Смело. Я вижу не просто бога, покровительствующего народу завоевателю, но великого режиссера, постановщика сцен грабежа. Мы все с восхищением наблюдали, как орды его фанатиков накатывали на мирные города, жители которых были в ужасе.

Арес улыбается, вспоминая сцены, о которых он говорит:

– Как они рубили топором! Как насаживали на копья! Как надрали задницу амазонкам! Да еще вождь крыс женился на их царице! Отличный фильм. Будем честны, набеги Прудона заставили остальные народы вооружаться чем только можно, чтобы отражать его атаки. Возможно, без Прудона сама идея войны не возникла бы на «Земле 18»!

В зале царит гробовая тишина.

– Господа присяжные, вы представляете себе мир без войны? Вы представляете peace and love на «Зем ле 18»? Все уважают чужие границы, живут без оружия, орды детей, поголовье которых не регулируется резней? Прошу прощения, но меня тошнит от одной мысли об этом.

В зале начинается шум. Судья стучит молотком.

– Будьте любезны, дайте защитнику закончить речь. Продолжайте, господин Арес.

– Мой клиент убийца. Очень хорошо. Он кому то перерезал горло. И даже получил от этого удовольствие. И что? Что в этом плохого?

На этот раз присутствующие не могут больше сдерживать возмущения. Афина колотит по столу молотком.

– Если вы будете продолжать в том же духе, я прикажу очистить помещение. Дайте защите закончить речь. А вы, мэтр Арес, постарайтесь воздержаться от дешевых провокаций.

– Благодарю вас, госпожа судья, что призвали к порядку этих мещан, – говорит Арес, презрительно улыбаясь.

– Да, Прудон – бог народа, уничтожавшего другие народы. Да, его смертные убивали пленников и насиловали пленниц. Но пусть бог, чьи люди никогда никого на грабили, первый поразит его молнией.

Эти слова приводят в чувство Старших богов и учеников. Действительно, за исключением меня, большинство богов прибегали к бессмысленному насилию, чтобы навязать соседям свой взгляд на мир.

– Гермес, может быть, ты никогда не убивал? Или ты, Деметра? А вы, госпожа судья? Мне кажется, я припоминаю, что вам случалось истреблять смертных, отстаивая свои интересы.

– Это не имеет отношения к делу, которое мы сейчас рассматриваем. Не злоупотребляйте своими правами, мэтр Арес.

– Вы правы. Иногда не достаточно просто спорить, нужно действовать. Жозеф Прудон действовал. Как и все мы. Если моего клиента ждет обвинительный приговор, то я считаю, что того же заслуживают все боги, которые, как и он, совершали убийство, чтобы выйти из сложной ситуации или найти лекарство от скуки.

Деметра опоминается первой.

– Но Прудон мошенничал! Он не соблюдал правила игры, в соответствии с которыми проигравшие и так выбывают. Он решил, что вправе вмешиваться в ход вещей.

Бог войны делает примирительный жест.

– Согласен, он мошенничал. Но считаю, что он поступил правильно. Вы не ослышались – мошенничать можно. Но нельзя попадаться. Итак, единственное, в чем можно обвинить Прудона, – это в том, что он попался.

– Это все, что вы можете сказать в защиту обвиняемого? – нетерпеливо спрашивает Афина.

– Еще не все. Я бы хотел привлечь внимание к одному этапу расследования. Только что Мишель Пэнсон сказал, что буквально столкнулся с вором, пытавшимся украсть «Энциклопедию», но тот бросился бежать. Я хочу задать вопрос: почему Прудон, который якобы пришел, чтобы убить его, не сделал этого?

– Возможно, его все таки остановил голос совести, – предполагает Афина. – К чему вы клоните?

– В таком случае, – говорит бог войны, – мой клиент, обвиняемый, виновен главным образом в неловкости. Если бы ему удалось задуманное, если бы он убил всех остальных учеников, никому бы даже в голову не пришло судить его. Он бы победил в игре и был бы, напротив, окружен почетом и уважением.

– Вы закончили, мэтр? – спрашивает Афина.

– Конечно, – перебивает ее Арес, – адвокат – профессия не для меня, но, право же, жаль, что мой клиент попался только потому, что в последнюю минуту в нем заговорила совесть.

– Кто нибудь еще хочет высказаться? – спрашивает Афина. – Нет? Тогда мы обсудим все вышесказанное с присяжными.

– Я, – вдруг говорит Прудон, – я хочу сказать. Афина приказывает поставить его перед собой.

– Я оказался здесь, потому что мне удалось создать первый народ, не поклоняющийся богам.

– Конечно. Но ваши атеисты поклонялись молнии, которая помогала им в трудные моменты, – напоминает Деметра.

– Я собирался научить их обходиться без этих глупостей.

Бог людей крыс снова поправляет очки, которые сползают с носа, блестящего от пота. Одно из стекол треснуло.

– Мне не нравится, когда надо мной стоит что то, что управляет мной – Папа, Профессор, Патрон, Пантеон. От этих «П» веет только «Пафосом».

Он смотрит вокруг едва ли не с гордостью. У него длинный нос, и его лицо вдруг напоминает мне крысиную морду. Неужели мы становимся похожи на тотемы, которым поклоняются наши народы?

– Я знаю, что буду осужден. Потому что это проще всего. Самое простое решение, которое устроит всех. Анархист, отвергающий «бога и хозяина», и есть богоубийца. Да это все шито белыми нитками! Послушать вас, так я просто демон.

Он очень волнуется и нервно сглатывает.

– Я хотел бы напомнить вам, что так же, как и вы, был освобожден от цикла перерождений. Так же, как и вы, я спасал души своих подопечных. Я тоже был ангелом. Я бог. Если вы убьете меня, богоубийцами станете вы.

Его взгляд становится суровым. Он тяжело дышит.

– Я еще кое что хочу сказать. Я не совершал того, в чем меня обвиняют, и я жалею об этом. Если бы можно было вернуть время назад, я бы сделал это. Я отвергаю это кастрированное цензурой образование, которое готовит нас к тому, чтобы стать богами, покорными, как рабы. Я отвергаю себе подобных, я подвергаю сомнению необходимость существования этого острова. Будучи смертным, я всю жизнь боролся с системами, превращающими человека в раба. И я всегда буду это делать.

– Вы были, однако, суровым и деспотичным богом. «Борцы против рабства» обычно бывают другими, – иронизирует Афина.

– Потому что с самого начала я знал, что у меня нет выбора. Я хотел поразить систему ее же собственным оружием. Подчиниться несправедливым законам вашей игры, чтобы разрушить ее изнутри. Я потерпел поражение, в этом вся моя вина. Действительно, мне хотелось создать огромную армию, которая разгромила бы другие народы, чтобы подчинить их воле одного единственного владыки. После этого я бы объявил, что единственный закон этого владыки – отсутствие законов.

– Как же вы сумеете примирить идею анархии с концепцией владыки анархиста? – интересуется Афина.

– Система развивается поэтапно. Я бы создал такую диктатуру, что анархия возникла бы спонтанно, как реакция на нее. Такова была моя утопия. До конца пройти по ложному пути, чтобы добиться спасительной реакции.

– Не глупо, – комментирует Арес. – Этот парень – новатор.

– Многие тираны выдвигали этот лживый аргумент, – возражает Деметра. – Но создав диктатуру, они увязали в ней. И вопреки вашему утверждению, не было никакой «спасительной реакции». В качестве доказательства я могу привести хотя бы коммунизм, который во имя всеобщего равенства создал Верховный Совет, назначил Председателя Верховного Совета, подобного царю, и партийные кадры, подобные средневековым баронам и князьям. Они называли это «диктатурой пролетариата», но это была самая обычная диктатура.

Обвиняемый втягивает голову в плечи.

– Я ненавижу коммунизм, – говорит Прудон. – В Империи ангелов я видел, что натворила эта идеология после моей смерти. В России больше всего анархистов убили при коммунистах. Больше, чем при царском режиме.

Внезапно в зале раздаются протестующие крики.

Афина призывает к порядку. Прудон нервничает.

– Послушайте, меня судят как богоубийцу или как основателя анархизма, который вы считаете пагубной теорией?

– Анархизм пока не подходит человеку, так как человек не готов жить без законов, полиции, военных и правосудия, – резко говорит Деметра. – Анархизм – это награда для самостоятельных, сознательных людей. Но достаточно, чтобы один человек в таком обществе начал играть не по правилам, чтобы анархия оказалась невозможной. Кроме того, посмотрите, из за вас здесь, на Эдеме, пришлось усилить меры безопасности и систему правосудия. Вы – наихудший гарант свободы. Если бы вас здесь не было, надзор, осуществляемый кентаврами, был бы ослаблен и каждый сам отвечал бы за свои действия. Но нет, из за вас ко всем богам ученикам мы вынуждены относиться как к безответственным, непослушным детям.

Прудон хочет возразить, но богиня прокурор жестом приказывает ему молчать.

– История Земли показала, что идея анархии всегда искажалась такими, как вы. Вы считаете, что боретесь за прекрасную идею, но вы лишь дискредитируете ее. Насилием ничего нельзя добиться, независимо от того, к кому вы его применяете – к сознательным гражданам или к тем, кому неизвестны принципы общежития.

Но Прудон не собирается так легко сдаваться.

– Напротив, я уже победил. Тем самым, что я нахожусь в суде, где могу свободно высказать свои мысли. Я помню процесс над участниками Коммуны, и даже в то время…

Афину все это начинает раздражать.

– Мы здесь не для того, чтобы пересматривать историю «Земли 1». Вы сами признали, что хотели разрушить общество Олимпии, уничтожить Старших богов и богов учеников. Этого вполне достаточно.

– Мне уже нечего терять, я знаю, что меня признают виновным. И я скажу вам, госпожа судья… (взгляд Прудона становится еще более суровым). Я не богоубийца, но я жалею, что это не так. Если бы я был им, я бы попытался убить не только учеников, но и богов.

В зале и на скамье присяжных начинается невообразимый шум.

– Я бы сжег весь этот остров, чтобы ничего не осталось – ни богов, ни учителей. Ничего, кроме пепла. О, как я сожалею, что не положил все свои силы на это благородное дело! Убейте меня. Если вы меня не убьете, знайте, что я не остановлюсь, пока не уничтожу это проклятое место.

Афина откашливается и говорит:

– Вы закончили?

– Нет, еще одно последнее слово. Сдохните все. И, если настоящий богоубийца слышит меня, я умоляю его действовать как можно быстрее, чтобы от этого острова остались только воспоминания. Эдем должен быть разрушен. И пусть никому не удастся спастись.

Кентавры хватают его и бесцеремонно заталкивают в клетку.

Присяжные быстро совещаются. Афина оглашает вердикт:

– Подсудимый признан виновным во всех преступлениях, которые были расследованы в ходе этого процесса. По просьбе прокурора мы придумали наказание, которое будет суровее кары, постигшей Прометея.

Афина несколько смущается, оглашая приговор.

Когда богиня правосудия объявляет, каким будет наказание, все приходят в изумление.

Прудон кричит:

– Нет, только не это! Все, что угодно, но не это! Я сожалею, я признаюсь в чем угодно! Я готов понести наказание! Я не думал о том, что говорю! Нет, только не это! Умоляю! Вы не имеете права! Я невиновен!

Он бьется в клетке.

Даже кентавры ошеломлены назначенным наказанием.

Прудон кричит так, что его слышно во всей Олимпии.

– НЕТ, ТОЛЬКО НЕ ЭТО! ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА!

Афина встает, и ее металлический голос покрывает шум в Амфитеатре:

– Я хочу, чтобы все знали: любой, кто совершит что то подобное, подвергнется тому же наказанию.

Прудон кричит, надрывая связки:

– Н Е Е Е Е Е Е Е Е Т!

Мы сидим, окаменев от ужаса.