Свою сценическую деятельность Раневская начала в 1915 году в Малаховском дачном театре под Москвой

Вид материалаДокументы

Содержание


Великая актриса
Агент национальной безопасности
Счастливая мать и жена
Виталий Вульф: "Жизнь прошмыгнула"
Елена Камбурова: "Хорошо, что вы не фифа"
Марина Неелова: "Страшно отомстила"
Светлана Новикова
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6


Великая актриса

В середине 60-х Раневская возвращается в театр к Завадскому. В театре Моссовета она работала до конца своих дней.

Удивительно, но за долгие годы она так и не сыграла ни одной великой роли мирового репертуара. Все экранные и сценические работы Раневской можно перечесть по пальцам. Я в своей жизни не сделала 99 процентов из ста, - говорила она. Но даже то немногое сделало ее величайшей отечественной актрисой. Лондонский ежегодник Кто есть кто включил ее в число десяти лучших актрис ХХ века. И это не случайно. Кто-то из крупных режиссеров сказал о Фаине Георгиевне: Она может все! Актриса в совершенстве владела всеми жанрами - от трагедии до фарса. Раневская не играла – она жила своими ролями, как живут своими играми дети, до конца, по полной правды, до счастья. И если она видела равнодушие, работу в полсилы, то была беспощадна, как бывают беспощадны дети.

От непростого характера Раневской страдали окружающие. Так постоянными придирками она довела до слез Ию Саввину. Но потом звонила с извинениями, которые потрясали величественной откровенностью: Я так одинока, все друзья мои умерли, вся моя жизнь – работа… Я вдруг позавидовала вам. Позавидовала той легкости, с какой вы работаете, и на мгновение возненавидела вас. А я работаю трудно, меня преследует страх перед сценой, будущей публикой, даже перед партнерами. Я не капризничаю, девочка, я боюсь. Это не от гордыни. Не провала, не неуспеха, я боюсь, а – как вам объяснить? – это ведь моя жизнь, и как страшно неправильно распорядиться ею.

За год до своей смерти Раневская отказалась играть на сцене. Старость, - сказала она, - вещь страшная. Болят все мои косточки. Очень устала, очень. Восемьдесят семь лет! Я не Яблочкина, чтобы играть до 100 лет. Нет, больше на сцену не выйду!

Умерла Фаина Георгиевна 19 июля 1984 года, после перенесенных инфаркта и пневмонии…


Агент национальной безопасности


ФАИНЕ Георгиевне уже присвоили звание народной артистки СССР, когда ею заинтересовался Комитет государственной безопасности и лично начальник контрразведки всего Советского Союза генерал-лейтенант Олег Грибанов. Будучи человеком чрезвычайно занятым, Грибанов на встречу с Раневской послал молодого опера по фамилии Коршунов. Планировалась, как тогда говорили чекисты, моментальная вербовка в лоб. Коршунов начал вербовочную беседу издалека. И о классовой борьбе на международной арене, и о происках иноразведок на территории СССР. Процитировал пару абзацев из новой хрущевской Программы КПСС, особо давил на то, что нынешнее поколение советских людей должно будет жить при коммунизме, да вот только проклятые наймиты империализма в лице секретных служб иностранных держав пытаются подставить подножку нашему народу. Невзначай напомнил также и о долге каждого советского гражданина, независимо от его профессиональной принадлежности, оказывать посильную помощь в их ратном труде по защите завоеваний социализма.

Вслушиваясь в страстный монолог молодого опера, Раневская прикидывала, как ей элегантней и артистичней уйти от предложения, которое должно было последовать в заключение пламенной речи. Фаина Георгиевна закуривает очередную 'беломорину', хитро прищуривается и спокойнейшим голосом говорит: 'Мне с вами, молодой человек, все понятно... Как, впрочем, и со мной тоже... Сразу, без лишних слов, заявляю: я давно ждала этого момента, когда органы оценят меня по достоинству и предложат сотрудничать! Я лично давно к этому готова - разоблачать происки ненавистных мне империалистических выползней... Можно сказать, что это моя мечта с детства. Но... Есть одно маленькое 'но'! Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, что важнее, я громко разговариваю во сне. Представьте: вы даете мне секретное задание, и я, будучи человеком обязательным и ответственным, денно и нощно обдумываю, как лучше его выполнить, а мыслительные процессы, как вы, конечно, знаете из психологии, в голове интеллектуалов происходят беспрерывно - и днем и ночью. И вдруг ночью, во сне, я начинаю сама с собой обсуждать способы выполнения вашего задания. Называть фамилии, имена и клички объектов, явки, пароли, время встреч и прочее... А вокруг меня соседи, которые неотступно следят за мной вот уже на протяжении многих лет. Они же у меня под дверью круглосуточно, как сторожевые псы, лежат, чтобы услышать, о чем и с кем это Раневская там по телефону говорит! И что? Я, вместо того чтобы принести свою помощь на алтарь органов госбезопасности, предаю вас! Я пробалтываюсь, потому что громко говорю во сне... Нет-нет, я просто кричу обо всем, что у меня в голове. Я говорю вам о своих недостатках заранее и честно. Ведь между нами, коллегами, не должно быть недомолвок, как вы считаете?'

Страстный и сценически искренний монолог Раневской произвел на Коршунова неизгладимое впечатление, с явки он ушел подавленный и напрочь разбитый железными аргументами кандидатки в агенты национальной безопасности. Доложив о состоявшейся вербовочной беседе Грибанову, он в заключение доклада сказал:

- Баба согласна работать на нас, я это нутром чувствую, Олег Михайлович! Но... Есть объективные сложности, выражающиеся в особенностях ее ночной физиологии.

- Что еще за особенности? - спросил Грибанов. - Мочится в постель, что ли?

- Нет-нет! Громко разговаривает во сне... Да и потом, Олег Михайлович, как-то несолидно получается... Негоже все-таки нашей прославленной народной артистке занимать комнату в коммунальной квартире.

После этой истории Фаина Георгиевна получила-таки отдельную квартиру, но работать на КГБ отказалась. Поклонникам актрисы так и не довелось услышать о Раневской как об агенте национальной безопасности, равно как никто никогда так и не назвал Фаину Георгиевну матерью и женой.


Счастливая мать и жена


РАНЕВСКАЯ, пожалуй, единственная всемирно известная актриса, которой не приписывают ни одного бурного романа. У нее были поклонники, но не более того. Одни рассказывают, что особые чувства Раневская питала к маршалу Федору Толбухину, другие твердят о слабости актрисы к женскому полу, в частности к Анне Ахматовой и Павле Вульф. Как бы то ни было, Фаина Георгиевна практически всю свою жизнь оставалась космически одинока. Она ни разу не была замужем. 'Все, кто меня любили, - сказала она однажды, - не нравились мне. А кого я любила - не любили меня. Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной...' Фаина Георгиевна не раз повторяла, что не была счастлива в любви: 'Моя внешность испортила мне личную жизнь'. Раневская не ждала взаимности - она ждала, что когда-нибудь сердце ее успокоится, закончится бесполезный бунт против самой себя. Кажется, не дождалась.

Однажды во время одной из репетиций Раневская своими придирками довела до слез молодую актрису. В тот же вечер Фаина Георгиевна позвонила ей с извинениями, которые потрясали величественной откровенностью: 'Я так одинока, все мои друзья умерли, вся моя жизнь - работа... Я вдруг позавидовала вам. Позавидовала той легкости, с какой вы работаете, и на мгновение возненавидела вас. А я работаю трудно, меня преследует страх перед сценой, будущей публикой, даже перед партнерами. Я не капризничаю, девочка, я боюсь. Это не от гордыни. Не провала, не неуспеха я боюсь - как вам объяснить? - это ведь моя жизнь, и как страшно неправильно распорядиться ею'. По признанию самой актрисы, всю свою жизнь она прожила с театрами, и ни с одним из них не была счастлива.

У нее не было детей. Все свои беременности Раневская обрывала абортом. Возможно, все оттого, что Фаина Георгиевна сама была ребенком. Мудрым ребенком. Близкая подруга актрисы Анна Ахматова говорила: 'Фаина, Вам 11 и никогда не будет 12!' Раневская любила приблудную дворняжку Мальчика так, как могла бы любить своего единственного ребенка, если бы он у нее был. Однажды Фаина Георгиевна даже отказалась ложиться в больницу, потому что боялась, что Мальчику будет без нее плохо. 'Если человек зимой в холод не подобрал бродячую псину, человек этот дрянь, способный на всякую подлость. И я не ошибаюсь', - говорила она.

Раневская часто оставляла приоткрытой дверь на лестницу, чтобы ее пес Мальчик мог свободно гулять. Таким образом как-то раз 'ушла гулять' каракулевая шуба артистки. Нанятая недавно домработница быстро поняла, какие возможности дает работа у Раневской, и унесла из квартиры шубу и вазочку из хрусталя. Обнаружив пропажу, Раневская записала: 'Пальто украли, а я к нему зря купила туфли'. К материальным благам актриса относилась в высшей степени философски.

Скупердяйка


МНОГИЕ современники Фаины Георгиевны знали ее как вспыльчивого, порой капризного, часто язвительного человека. Но никто и никогда не знал ее скупердяйкой и жадиной. О доброте и щедрости Раневской до сих пор многие вспоминают со слезами на глазах. Говорили, что любой бедный человек мог подсесть к ней в транспорте и, попросив денег, тут же их получить. Ей должны были все актеры, и о долгах этих она никогда не вспоминала. При этом Фаина Раневская жила очень скромно. Единственная роскошь, которую она себе позволяла, - это, нежась в ванне, пить чай из самовара. Раневская всю жизнь спала на узенькой тахте. Приобретенную однажды шикарную двуспальную кровать подарила на свадьбу своей домработнице Лизе. Фаина Георгиевна, как могла, всячески старалась преодолеть быт. Уборка, еда, одежда - все это было для нее тяжким испытанием. У Раневской часто сменялись домработницы. Они были ее бесконечным кошмаром. Приходили в дом, как завоеватели, и уходили, как мародеры с поля боя. Лиза была, пожалуй, самой яркой из них.

- Что сегодня на обед? - интересуется Фаина Георгиевна у Лизы, когда та возвращается из магазина.

- Детское мыло и папиросы купила.

- А что к обеду?

- Вы очень полная, вам не надо обедать, лучше в ванне купайтесь.

- А где сто рублей?

- Ну вот детское мыло, папиросы купила.

- Ну а еще?

- Да что вам считать! Деньги от дьявола, о душе надо думать. Еще зубную пасту купила.

- У меня есть зубная паста.

- Я в запас, скоро ничего не будет, ей-богу, тут конец света на носу, а вы сдачи спрашиваете.

Фаина Георгиевна позволяла себя обманывать и обкрадывать, философски считая, что кому-то, возможно, ее материальные блага нужнее. Лиза бесконечное количество раз прощалась и вновь пользовалась добротой своей хозяйки. Так, однажды в гости к Раневской пришла Любовь Орлова в шикарной норковой шубе. Домработница актрисы, одержимая страстью найти себе спутника жизни, упросила Фаину Георгиевну, пока Орлова у нее в гостях, разрешить надеть эту шубу, чтобы произвести впечатление на очередного поклонника. Раневская разрешила, в чем потом горько раскаялась, поскольку Лизавета прогуляла аж три часа, а Любовь Орлова так и не поняла, почему Фаина Георгиевна столь настойчиво уговаривала ее посидеть еще.

Раневской деньги нужны были главным образом для того, чтобы отдавать их другим. Она не просто любила делать подарки, она не могла без этого жить. Дарить - это было основное качество Фаины Георгиевны. 'Мне непонятно всегда было: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства', - говорила великая актриса. Она так и не научилась извлекать выгоду. 'У меня хватило ума глупо прожить жизнь', - как-то записала она.




Михаил Садчиков


О неповторимой актрисе Фаине Георгиевне Раневской написаны книги. И все равно находятся люди, которые умудряются добавить новые яркие штрихи к портрету актрисы. В их числе наши - телеведущий, критик Виталий Вульф, певица и актриса Елена Камбурова и звезда театра и кино Марина Неелова.


Виталий Вульф: "Жизнь прошмыгнула"


- По всей стране ходила крылатая фраза из фильма "Подкидыш": "Муля, не нервируй меня!" Интересно, что фразу эту своей героине придумала сама Раневская. И когда актрисе уже в 70-х годах вручали в Кремле очередную награду, Леонид Ильич Брежнев воскликнул: "Ой, Муля, не нервируй меня!", Фаина Георгиевна вздрогнула - она не переносила, когда ее называли Мулей, и погрозила генсеку пальчиком: "Так меня называют только хулиганы".

Раневская не боялась никого и ничего. В годы, когда Ахматова, ее близкий друг, подвергалась гонениям, она села в поезд и приехала к Анне Андреевне в Ленинград.

По своей природе Раневская была актриса с головы до пят. Ее настоящее имя - Фани Фельдман. Родилась в 1896 году в Таганроге, там же, где и Чехов. В Москве десятки раз смотрела "Вишневый сад" И, понимая, что внешние данные не сулят ей роли Раневской, взяла себе чеховский псевдоним. Отец - крупный нефтепромышленник. В его семье было две девочки: одна - необыкновенной красоты по имени Изабелла, вторая - неуклюжая, нескладная Фани. В начале 1917 года отец написал детям в Москву письмо: если "у них" Февральская революция, то можно ждать чего угодно. Ждать он не захотел: сел на пароход с семьей и в марте уехал. Фаина Георгиевна осталась. И больше никогда не видела отца. Зато увидела мать - в 1957 году в Бухаресте. Ее прелестная сестра прожила всю жизнь в Париже, а потом, посмотрев фильм "Мечта", узнала свою сестру и в 1961 году вернулась в Москву. Они прожили вместе всего полтора года - Изабелла умерла.

Фаину долго не принимали ни в какие театральные школы по причине того, что она была некрасива. "Как жаль, что я некрасива!" - эта мысль проходит по всем ее заметкам. Хотя на самом деле ее лицо - это больше, чем любая сказочная красота.

Она боготворила Станиславского, десятки раз ходила на все его спектакли, а однажды на Тверской, увидев предмет своего восхищения в коляске, побежала за извозчиком, закричав: "Мальчик мой! Мальчик!" Станиславский повернулся - он улыбался и, как впоследствии вспоминала сама Раневская, решил, что она ненормальная. Когда под занавес жизни она взяла себе дворняжку, то назвала пса Мальчиком. Любила его до беспамятства. У нее были две большие любви - в начале жизни и в конце.

Поступив в свой первый дачный театр в Малаховке, она репетировала в спектакле "Тот, кто получает пощечину". Роль без слов. "Что я должна делать?" - спросила Фаина своего партнера актера Певцова. "Любить меня! Люби меня весь спектакль и переживай". И она стала его любить - четыре часа без остановки. О Певцове в конце спектакля уже никто не вспоминал: зрительный зал безумствовал от страстной любви Раневской. Она все время рыдала, причем продолжала рыдать даже после окончания спектакля. Певцов спросил: "А что вы сейчас плачете?" "Я продолжаю вас любить". Он сказал: "Ты будешь актрисой".

В фильме "Пышка" она играет небольшой эпизод - ест курицу. Наслаждение - смотреть, как она это делает. Любой сытый человек во время телепоказа бросится к холодильнику и начнет жадно жевать. Крохотный эпизод - классика кино!

И после всей этой классики, когда Фаина Георгиевна переехала в свою последнюю квартиру, она сказала: "Ну вот я и не заметила, как прошмыгнула моя жизнь - взяла и исчезла. Но у меня хватило ума глупо прожить свою жизнь".


Елена Камбурова: "Хорошо, что вы не фифа"


- Самое большое чудо в моей жизни произошло, когда Фаина Георгиевна, находясь на гастролях в Ленинграде, включила радио в тот самый момент, когда звучала моя первая чтецкая запись. Она написала мне письмо, во что я долго не могла поверить. Идя на первую встречу, я очень волновалась, но первая же ее фраза: "Деточка, как хорошо, что вы не фифа", сняла всю напряженность.

И когда мы прощались, она сказала: "У вас такой же недостаток, что и у меня. Нет, не нос - скромность!"

Она дарила все - книги, пластинки, вещи. Однажды подарила мне платье, которое было сшито в Париже - безумной красоты, я на него смотрю и до сих пор не решаюсь надеть.

Любила угощать. Встречая гостей, первым делом спрашивала: "Не голодны ли вы?" Однажды она сказала мне: "Утром приходила Мариночка Неелова, принесла огурцы, зелень, и я подумала: как хорошо - вечером придет Камбурова, будет чем угостить".

Она была очень одинока, особенно летом, когда театр уезжал на гастроли. А дачи у нее не было... Незабываемы, конечно, три Новых года, которые мы встречали вдвоем с ней. Особенно самый последний ее Новый год: за несколько минут до того, как стрелка перешла в следующий, 1984-й, она заснула. Я сидела рядом и представляла Новый год лет восемьдесят назад в Таганроге: какое это было чудо, какая была елка в ее большом доме.


Марина Неелова: "Страшно отомстила"


- Помню, когда снимался телефильм о Раневской, ее спросили: "Почему вы так часто меняете театры, почему не задерживаетесь ни в одном из них?" Фаина Георгиевна сделала лукавое лицо: "Я искала святое искусство". - "Нашли?" - "Нашла!" - "И где же?"

- В Третьяковской галерее! - возвысив голос, торжественно произнесла Раневская.

У нее была стена, сплошь увешанная фотографиями, приколотыми иглами для внутривенных вливаний - Уланова, Шостакович, Пастернак Ахматова, Цветаева... Я спросила: "Как же так - столько замечательных людей прошли через вашу жизнь, почему вы ничего не напишете?" "Я, деточка, написала. Но потом перечитала Толстого, поняла, что он написал лучше, и свои заметки порвала".

"Как вам идет этот халат!" - похвалила я как-то ее наряд. "Деточка, что же мне сейчас может идти, кроме гробовой доски?!" Я продолжала настаивать на своем. Тогда Раневская сказала: "Я поняла, что такое халатное отношение. Это когда встречаешь гостя в халате". Комическое и трагическое переплеталось в ней и на сцене, и в жизни. Хорошо помню ее слова:

- Деточка, я так одинока! Все мои друзья уже ушли. Даже Бирман, а уж от него я этого не ожидала.

Прошло столько лет, мы забываем, как назывался фильм, в чем там сюжет, но прекрасно помним, как там сидела она, играя тапершу с папироской - трагически и смешно, так, что хотелось смеяться и плакать. Когда я уходила из ее квартиры, то должна была проверить свои карманы, потому что она норовила засунуть тебе духи, салфеточки. У Фаины Георгиевны была потребность делиться. Дверь в ее квартиру была открыта днем и ночью. Этим пользовались "добрые люди".

Однажды ей позвонил молодой человек, сказав, что работает над дипломом о Пушкине. На эту тему Раневская была готова говорить всегда. Он стал приходить чуть ли не каждый день. Приходил с пустым портфелем, а уходил с тяжеленным. Вынес половину библиотеки. Она знала об этом. "И вы никак не реагировали?" "Почему? Я ему страшно отомстила!" - "Как же?" - "Когда он в очередной раз ко мне пришел, я своим голосом в домофон сказала: "Раневской нет дома".

Однажды, получив в театре деньги, Фаина Георгиевна поехала к вернувшейся из эмиграции Марине Цветаевой. Зарплата была выдана пачкой, Раневская думала, что сейчас она ее разделит, а Марина Ивановна, не поняв, взяла всю пачку и сказала: "Спасибо, Фаина! Я тебе очень благодарна, мы сможем жить на эти деньги целый месяц". Тогда Раневская пошла и продала свое колечко. Вспоминая об этом, Фаина Георгиевна говорила: "Как я счастлива, что не успела тогда поделить пачку!"


Светлана Новикова


Ее любимыми словами были «жопа» и «говно». «Я не пью, больше не курю и никогда не изменяла мужу — потому что у меня его никогда не было», — сказала она одному журналисту. «Так что ж, значит, у вас совсем нет недостатков?» — «В общем, нет. Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю».

Как много любви, а в аптеку сходить некому


ЩЕДРО наделив Фаину Раневскую талантом, Господь, видно, решил сэкономить на другом — и недодал ей любви. Я имею в виду не обожание публики, которого хватало (во время гастролей Театра имени Моссовета в Одессе кассирша говорила: «Когда Раневская идет по городу, вся Одесса делает ей апофеоз»). Я имею в виду ее одинокую жизнь. «Как много любви, а в аптеку сходить некому», — говаривала она. Друзья у нее были, поклонники тоже, а своей семьи не было. То есть в начале жизни — была, но сразу после революции мать, отец, сестра и брат эмигрировали. Вернулась — полвека спустя — одна лишь сестра Белла. Овдовев и оставшись в одиночестве, она приехала к Фаине умирать.

Раневская — это псевдоним. В честь чеховской героини. Юная Фаина была так потрясена спектаклем «Вишневый сад», что не обратила внимания на выпавшее из сумочки портмоне. Ветер стал разбрасывать деньги, а она только и сказала: «Красиво летят — как осенние листья». «Вы прямо как Раневская», — изумился ее спутник.

Родилась Фаня Фельдман в 1896 году в Таганроге. Ее отец, Герш Хаимович, был человек очень состоятельный. Ему принадлежали фабрика сухих красок, несколько домов, магазин, склады и даже пароход. В городе его уважали, он был старостой синагоги и основателем приюта для престарелых евреев. Свое происхождение Фаина не афишировала. Как-то, мучаясь над сочинением своей биографии, она начала: «Мой отец был небогатым нефтезаводчиком…», порвала и больше никогда автобиографий не писала. Мать ее была женщиной чувствительной, любительницей искусств. Одно из детских воспоминаний Фаины: мама в слезах, они текут рекой, и унять их невозможно. «Что такое, мамочка, что случилось?» — «В Баденвейлере умер Чехов». А на ковре — упавший томик его рассказов. Фаина убежала с ним и, не отрываясь, прочитала «Скучную историю». Так, когда ей еще не было восьми, Антон Павлович впервые вошел в ее жизнь. И расположился в ней надолго: пока она не переиграла все его пьесы: «Вишневый сад» (Шарлотта), «Чайка» (Маша), «Свадьба» (Змеюкина), «Юбилей» (Мерчуткина), «Три сестры» (Наташа), «Дядя Ваня» (старуха Войницкая). Второй раз Фаина увидела мать в таком же горе, когда умер Лев Николаевич Толстой. «Погибла совесть, совесть погибла», — рыдала мама.

С детства Фаина была робкой, от неуверенности заикалась (это осталось до старости и проявлялось в минуты волнения, но только в обычной жизни и никогда — на сцене). Она тяжело сходилась с детьми и неважно училась. Гимназию так ненавидела, что родителям пришлось ее забрать. Она получила домашнее образование и сдала гимназический курс экстерном. Как такая стеснительная девушка могла вбить себе в голову, что ее призвание — театр, непонятно! Семья до поры до времени относилась к увлечению дочери спокойно, но, когда та заявила, что пойдет в актрисы, Герш Хаимович высказался резко: «Посмотри на себя в зеркало — и увидишь, что ты за актриса!» Однако легче было бы остановить поезд на полном ходу, и в девятнадцать лет Фаина ушла в самостоятельную жизнь.