Мануэль Кастельс Информационная эпоха: экономика, общество и культура Мануэль Кастельс -мыслитель и исследователь

Вид материала

Документы

Содержание 5.6 Культура реальной виртуальности 6. Пространство потоков 6.2 Развитые услуги, информационные потоки и глобальный город

Подобный материал:

• Мануэль кастельс информационная эпоха: экономика, общество и культура, 1764.18kb.
• Назви навчальних курсів та література до них, 854.76kb.
• «Информатика», 111.46kb.
• Экскурсионная программа в мире животных коста рики сан Хосе заповедник Карара национальный, 107.63kb.
• Информационная культура – понятие, сущность, структура, 172.66kb.
• Список литературы к курсу «Информационная культура личности», 973.8kb.
• Урок Что изучает информатика?, 4295.82kb.
• 8 класс. Учебный модуль предмет и задачи школьного курса информатики основное содержание, 1917.59kb.
• Программа вступительного испытания по обществознанию Общество, 43.1kb.
• У каждого времени свои песни, свои легенды, свои герои. Когда-то давно ими были Хуан-Мануэль, 5082.5kb.

Media Markets (1993).

¹⁰³ Business Week (1994f).

¹⁰⁴ Dentsu Institute for Human Studies (1994:117).

¹⁰⁵ Ministry of Posts and Communications (1994b); New Media Markets (1994).

¹⁰⁶ Wexler (1994); Lizzie (1994); Sellers (1993); Kaplan (1992); Booker (1994); Business Week (1994e).

¹⁰⁷ Martin (1994).

¹⁰⁸ Bunker (1994); Cuneo (1994); The Economist (1994a); Business Week (1994f).

¹⁰⁹ Filler (1994).

¹¹⁰Tobenkin (1993); Martin (1994).

¹¹¹ Moran (1993).

¹¹² Dentsu Institute for Human Studues (1994: 140-3).

¹¹³ Negroponte (1995).

5.6 Культура реальной виртуальности

Культуры созданы из коммуникационных процессов. А все формы коммуникации, как учили нас много лет назад Ролан Барт и Жан Бодрийяр, основаны на производстве и потреблении знаков¹¹⁴. Таким образом, не существует разделения между реальностью и символическим отображением. Во всех обществах человечество существовало в символической среде и действовало через нее. Поэтому исторически специфичным в новой коммуникационной системе, организованной вокруг электронной интеграции всех видов коммуникации, от типографского до мультисенсорного, является не формирование виртуальной реальности, а строительство реальной виртуальности. Я объясню это с помощью толкового словаря. "Виртуальный - существующий на практике, хотя не строго в данной форме или под данным именем" и "реальный - фактически существующий"¹¹⁵. Таким образом, реальность, так, как она переживается, всегда была виртуальной - она переживалась через символы, которые всегда наделяют практику некоторым значением, отклоняющимся от их строгого семантического определения. Именно эта способность всех форм языка кодировать двусмысленность и приоткрывать разнообразие интерпретаций и отличает культурные выражения от формального/логического/математического рассуждения. Сложность и даже противоречивость сообщений, исходящих из человеческого мозга, проявляет себя именно через эту многозначность наших дискурсов. Именно диапазон культурных вариаций смысла сообщений позволяет нам взаимодействовать друг с другом во множественности измерений, имплицитных и эксплицитных. Так, когда критики электронных СМИ утверждают, что новая символическая среда не отражает реальность, они подсознательно ссылаются на примитивное до абсурда понятие "некодированного" реального опыта, который никогда не существовал. Все реальности передаются через символы. И в человеческой, интерактивной коммуникации независимо от средств все символы несколько смещены относительно назначенного им символического значения. В некотором смысле вся реальность воспринимается виртуально.

Что же представляет собой тогда коммуникационная система, которая в противоположность историческому опыту прошлого создает реальную виртуальность? Это -система, в которой сама реальность (т. е. материальное/символическое существование людей) полностью схвачена, полностью погружена в виртуальные образы, в выдуманный мир, мир, в котором внешние отображения находятся не просто на экране, через который передается опыт, но сами становятся опытом. Все сообщения всех видов заключены в средстве, ибо средство стало настолько всеобъемлющим, настолько разнообразным, настолько послушным, что абсорбирует в одном и том же мультимедиатексте целостность человеческого опыта, как в той уникальной точке вселенной, что Хорхе Луис Борхес назвал "Алеф". Позвольте мне привести пример.

В американской президентской кампании 1992 г. тогдашний вице-президент Дэн Квэйл хотел занять позицию защиты традиционных семейных ценностей. Вооружившись своими моральными убеждениями, он инициировал необычную дискуссию с Мерфи Браун. Мерфи Браун, которую играла прекрасная актриса Кэндис Берген, была главной героиней популярной телевизионной "мыльной оперы" и олицетворяла ценности и проблемы женщины нового типа: одинокой работающей специалистки со своими собственными критериями поведения в жизни. Во время президентской кампании Мерфи Браун (не Кэндис Берген) решила завести внебрачного ребенка. Вице-президент Квэйл поспешил осудить ее поведение, как неподобающее, вызвав бурю возмущения, особенно среди работающих женщин. Мерфи Браун (не просто Кэндис Берген) ему отплатила: в следующем эпизоде она появилась перед телевизором, наблюдая телевизионное интервью, в котором вице-президент Квэйл критиковал ее, и высказалась, резко осуждая вмешательство политиков в личную жизнь женщин и защищая свое право на новую мораль. Вследствие этого сериал "Мерфи Браун" расширил свою аудиторию, а устаревший консерватизм Дэна Квэйла способствовал поражению президента Буша на выборах. Оба события были реальными и в некоторой степени социально важными. Однако новый текст реального и выдуманного составлялся через диалог. Непрошенное вмешательство выдуманного мира Мерфи Браун в реальную президентскую кампанию вызвало в умах зрителей превращение Квэйла (или, скорее, его реального телевизионного имиджа) в персонаж из выдуманной жизни Мерфи Браун: супертекст был сделан путем смешивания в одном и том же дискурсе страстно утверждаемых сообщений, исходящих из обоих уровней опыта. В этом случае виртуальность (означающая, что Мерфи Браун была на практике тем, чем были многие женщины, хотя никто из них не выступал под этим именем) стала реальной в том смысле, что она практически оказала значительное влияние на процесс выборов наиболее могущественного политика на земле. Разумеется, пример этот крайний и необычный, но я верю, что он иллюстрирует мой анализ, снижая неясность его абстрактности. В надежде, что это так, позвольте мне кое-что уточнить.

Что характеризует новую систему коммуникаций, основанную на цифровой, сетевой интеграции множества видов коммуникации, - это ее включение и охват ею всех проявлений культуры. Благодаря ее существованию, все виды сообщений в обществе нового типа работают в бинарном режиме: присутствие или отсутствие в коммуникационной мультимедиасистеме. Только присутствие в этой интегрированной системе позволяет передать и социализовать сообщение. Все прочие сообщения сведены к индивидуальному воображению или ко все более маргинализующимся субкультурам, где господствуют личные контакты. С точки зрения общества, коммуникация на электронной основе (типографская, аудиовизуальная или компьютерная) и есть коммуникация. Однако из этого не следует, что идет процесс гомогенизации проявлений культуры и полное господство над кодами со стороны нескольких отправителей, занимающих центральное положение. Именно из-за диверсифицированности, мультимодальности и неустойчивости новой ком муникационной системы она способна охватывать и интегрировать все формы выражения, так же как и разнообразие интересов, ценностей и воображения, включая и выражение социальных конфликтов. Но цена включения в систему - это адаптация к ее логике, к ее языку, к ее точкам входа, к ее кодированию и декодированию. Вот почему для различных видов социальных эффектов критически важно, чтобы развивалась многоузловая, горизонтальная сеть коммуникаций типа Интернета вместо мультимедиасистемы с центральной диспетчерской, как в конфигурации "видео по заказу". Возведение барьеров на пути входа в эту коммуникационную систему и создание паролей для циркуляции и распространения сообщений через систему есть решающие события культурной борьбы за новое общество, результаты которой предопределят судьбу символически опосредованных конфликтов, которые разразятся в новой исторической среде. Кто взаимодействует и кто включен во взаимодействие в новой системе, используя терминологию, значение которой я предложил выше, и определит в основном систему господства и процессы освобождения в информациональном обществе.

Включение большинства культурных выражений в интегрированную коммуникационную систему, коренящуюся в цифровом электронном производстве, распределении и обмене сигналов, имеет важные последствия для социальных форм и процессов. С одной стороны, оно значительно ослабляет символическую власть традиционных отправителей сообщений, внешних по отношению к системе; власть, передаваемую через исторически закодированные социальные привычки: религию, мораль, авторитет, традиционные ценности, политическую идеологию. Они не то чтобы исчезают, но слабеют, если не кодируют себя вновь в новой системе, где их власть умножается электронной материализацией духовно передаваемых привычек: электронные проповеди и интерактивные фундаменталистские сети есть более эффективная, более "въедливая" форма индоктри-нации в наших обществах, чем воздействие отдаленного харизматического авторитета при личных контактах. Однако, допустив земное сосуществование трансцендентальных проповедей, порнографии по заказу, "мыльных опер" и чат-линий, высшие духовные власти еще завоевывают души, но теряют свой общечеловеческий статус. За этим следует конечный этап секуляризации общества, даже если он иногда принимает парадоксальную форму видимого потребления религии под любыми вероисповедными и торговыми марками. Общества окончательно и воистину разочарованы, поскольку все чудеса -online, и их можно соединять в самостоятельно построенные образные миры.

С другой стороны, новая коммуникационная система радикально трансформирует пространство и время, фундаментальные измерения человеческой жизни. Местности лишаются своего культурного, исторического, географического значения и реинтегри-руются в функциональные сети или в образные коллажи, вызывая к жизни пространство потоков, заменяющее пространство мест. Время стирается в новой коммуникационной системе: прошлое, настоящее и будущее можно программировать так, чтобы они взаимодействовали друг с другом в одном и том же сообщении. Материальный фундамент новой культуры есть пространство потоков и вневременное время. Эта культура перекрывает и включает разнообразие передававшихся в истории систем отображения; это культура реальной виртуальности, где выдуманный мир есть выдумка в процессе своего создания.



¹¹⁴ Barthes (1978), Baudrillard (1972).

¹¹⁵ Oxford Dictionary of Current English (1992).

 

6. Пространство потоков

 

6.1 Введение

Пространство и время есть фундаментальные материальные измерения человеческой жизни. Физики раскрыли сложность этих понятий, скрытую за их обманчивой интуитивной простотой. Даже школьники знают, что пространство и время относительны. Атеория суперструн (superstring theory), последняя мода в физике, выдвигает гипотезу гиперпространства, насчитывающего десять измерений, включая время¹. Разумеется, обсуждению этих проблем нет места в моем анализе, посвященном строго социальному значению пространства и времени. Но мое упоминание о сложности выходит за рамки риторического педантизма. Оно приглашает нас рассмотреть социальные формы времени и пространства, которые несводимы к нашим сегодняшним представлениям, основанным на социотехнических структурах, вытесняемых нынешним историческим опытом.

Поскольку время и пространство переплетены между собой и в природе, и в обществе, такими они останутся и в моем анализе, хотя ради ясности я последовательно сосредоточу свое внимание в этой главе на пространстве, а потом, в следующей - на времени. Порядок этой последовательности не произволен: в отличие от большинства классических социальных теорий, где допускается доминирование времени над пространством, я предлагаю гипотезу, гласящую, что в сетевом обществе пространство организует время. Это утверждение, как я надеюсь, предстанет более осмысленным в конце интеллектуального путешествия, которое я предлагаю читателю в следующих двух главах.

И пространство, и время трансформируются под совместным влиянием информационно-технологической парадигмы и социальных форм и процессов, вызванных, как показано в этой книге, текущим процессом исторических изменений. Однако действительная направленность такой трансформации резко отличается от основанных на здравом смысле экстраполяции технологического детерминизма. Например, кажется очевидным, что передовые телекоммуникационные технологии позволят размещать офисы повсюду, что штаб-квартиры корпораций получают возможность покинуть дорогостоящие, перегруженные и неприятные центральные деловые районы ради построенных по особому заказу резиденций в прекрасных местах, разбросанных по всему миру. Однако эмпирический анализ влияния коммуникаций на манхэттенский бизнес, проведенный Митчеллом Моссом в 1980-х годах, показал, что новые передовые коммуникационные средства оказались по причинам, которые я назову ниже, в числе факторов, замедляющих уход корпораций из Нью-Йорка. Или, если воспользоваться другим примером из социальной области, возможность поддерживать электронную коммуникацию из дома должна была, как предполагалось, привести к падению плотности городской застройки и уменьшить пространственно локализованные социальные взаимодействия. Однако первая широко распространенная компьютерная система коммуникаций, французская система Minitel, описанная в предыдущей главе, зародилась в 1980-х годах в плотно заселенной городской среде, где жизненная энергия и взаимодействие на уровне личных контактов не были подорваны новым средством общения. И в самом деле, французские студенты использовали Minitel, чтобы успешно организовать уличные демонстрации против правительства. Если мы не будем включать в рассмотрение старую традиционную привычку профессионалов работать дома или организовывать свою деятельность в гибком времени и пространстве, когда у них есть для этого досуг, то окажется, что в начале 1990-х годов телекомьютинг (telecommuting), т. е. работа дома on-line вместо поездок на работу, практиковалась только очень небольшой долей рабочей силы в Соединенных Штатах (от 1 до 2% в любой данный день), Европе или Японии². В то время как работа на дому с неполным рабочим днем, по-видимому, действительно возникает как один из способов профессиональной деятельности в будущем, она распространяется благодаря развитию сетевых предприятий и гибких рабочих процессов, проанализированному в предыдущих главах, а не как прямое следствие появления технологии. Теоретические и практические следствия таких уточнений имеют решающее значение. Именно сложностью взаимодействий между технологией, обществом и пространством я и займусь на следующих страницах.

Чтобы продвинуться в этом направлении, я исследую эмпирические данные, касающиеся трансформации моделей размещения определяющих видов экономической деятельности при новой технологической системе как в развитых услугах (advanced services), так и в обрабатывающей промышленности. После этого я попытаюсь оценить скудные свидетельства, касающиеся взаимодействия между появлением "электронного дома" и эволюцией города, и покажу в подробностях и в различных контекстах недавнюю эволюцию городских форм. Затем я обобщу наблюдаемые тенденции в новой пространственной логике, которую я назвал пространством потоков. Я противопоставлю такой логике исторически укорененную пространственную организацию нашего общего опыта: пространство мест. И я расскажу о том, как в идущих сейчас спорах об архитектуре и городском планировании отражается данная диалектическая противоположность пространства потоков и пространства мест. Цель этого интеллектуального путешествия - обрисовать профиль нового пространственного процесса, пространства потоков, которое становится господствующим пространственным проявлением власти и функции необходимости в нашем обществе. Несмотря на все мои попытки подкрепить новую пространственную логику эмпирическими данными, я боюсь, что в конце главы неизбежно придется поставить читателя лицом к лицу с некоторыми фундаментальными основами социальной теории пространства в качестве подхода к исследованию текущей трансформации материальной основы нашего опыта. Однако моя способность передать довольно абстрактное теоретическое выражение новых форм и процессов будет, я надеюсь, подкреплена кратким обзором доступных свидетельств, касающихся пространственного структурирования доминирующих экономических функций и социальной практики в последнее время³.



¹ Kaku (1994).

² Превосходный обзор взаимодействия между телекоммуникациями и пространственными процессами см. в Graham and Marvin (1996). Данные о влиянии телекоммуникаций на деловые районы см. Moss (1987,1991,1992:147-58). Резюме данных о работниках телекоммуникаций и телекоммуникации в развитых обществах см. Qvortrup (1992) и Korte et al. (1988).

³ Эмпирическая база и аналитические основы этой главы в большой степени опираются на исследовательскую работу, которую я проводил в 1980-х годах. Результаты ее изложены и резюмированы в моей книге Informational City: Information Technology, Economic Restructuring and the Urban - Regional Process (Castells. 1989). Хотя эта глава содержит дополнительную свежую информацию о различных странах, я все же отсылаю читателя к упомянутой книге, где можно найти более подробное изложение и эмпирическое обоснование анализа, представленного здесь. Соответственно, я не буду приводить здесь снова эмпирические источники, использованные и приведенные в указанной книге. Это примечание должно рассматриваться как общая ссылка на источники и материалы, содержащиеся в Informational City. Более новую работу, обсуждающую эти проблемы, см. Graham and Martin (1996).

6.2 Развитые услуги, информационные потоки и глобальный город

Информациональная/глобальная экономика организована вокруг командных и управляющих центров, способных координировать, вводить инновации и управлять взаимосвязанными видами деятельности сетей фирм⁴. Развитые услуги, включая финансы, страхование, операции с недвижимостью, консультирование, юридические услуги, рекламу, дизайн, маркетинг, связи с общественностью, обеспечение безопасности, сбор информации и управление информационными системами, а также НИОКР и научную инновацию, находятся в ядре всех экономических процессов, будь то в промышленности, сельском хозяйстве, энергетике или услугах различных видов⁵. Все они могут быть сведены к генерированию знания и информационных потоков ^б. Таким образом, развитые телекоммуникационные системы могли бы сделать возможным рассеивание таких центров по земному шару. Однако более чем десятилетние исследования предмета установили иную пространственную структуру, характеризуемую одновременно рассеянием и концентрацией развитых услуг⁷. С одной стороны, доля развитых услуг в занятости и ВНП в большинстве стран существенно возросла, и в ведущих метрополисах мира они показывают самый высокий рост занятости, в них вкладываются самые высокие инвестиции⁸. Они проникают повсюду и размещены по всей планете, за исключением маргинальных "черных дыр". С другой стороны, в немногих узловых центрах нескольких стран происходила пространственная концентрация верхнего слоя таких видов деятельности⁹. Такая концентрация соответствует иерархии городских центров, в которой функции высшего уровня, в смысле власти и квалификации, сосредоточивались в некоторых крупных метрополисах ¹⁰. Классическое исследование глобального города, проведенное Саскией Сассен, показало совместное господство Нью-Йорка, Токио и Лондона в международных финансах и в большинстве консалтинговых и деловых услуг международного масштаба¹¹. Эти три центра, вместе взятые, охватывают в мировом финансовом обороте все часовые пояса и работают в системе бесконечных сделок как единое целое. Но важную роль, в некоторых специфических финансовых операциях даже более значительную, играют и другие центры, например, Чикаго и Сингапур в области фьючерсных контрактов (впервые появившихся в Чикаго в 1972 г.). Гонконг, Осака, Франкфурт, Цюрих, Париж, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Амстердам и Милан также являются крупными центрами, в сфере как финансовых, так и международных деловых услуг¹². По мере того как по всему миру складываются "развивающиеся" рынки, к сети быстро подсоединяется ряд "региональных центров", в их числе Мадрид, Сан-Паулу, Буэнос-Айрес, Мехико, Тайбэй, Москва, .Будапешт.

По мере того как глобальная экономика расширяется и включает новые рынки, она также организует производство развитых услуг, требуемых для управления новыми единицами, присоединяющимися к системе, и условиями их постоянно меняющихся связей^1Э. Конкретной иллюстрацией такого процесса может служить Мадрид, который до 1986 г. в глобальной экономике был относительно тихой заводью. В тот год Испания присоединилась к Европейскому сообществу, полностью сняв ограничения на иностранные инвестиции на фондовых биржах, в банковских операциях, в приобретении компаний и в недвижимости. Как показано в нашем исследовании ¹⁴, в 1986-1990 гг. прямые иностранные инвестиции в Мадриде и на мадридской фондовой бирже, наряду с бумом в недвижимости и быстрым расширением занятости в сфере деловых услуг, положили начало периоду быстрого регионального экономического роста. Объем продаж акций иностранным инвесторам в Мадриде между 1982 и 1988 гг. увеличился с 4494 млн. песет до 623 445 млн. песет. Прямые иностранные инвестиции в Мадриде поднялись с 8000 млн. песет в 1985 г. до почти 400 000 млн. песет в 1988 г. Соответственно, строительство офисов в центре Мадрида и строительство комфортабельного жилья пережили в конце 1980-х годов тот же бум, который прежде переживали Нью-Йорк и Лондон. Город был глубоко трансформирован, чему способствовало как насыщение ценной территории в центре, так и массовая застройка пригородов, что было до того времени в Мадриде мало распространенным явлением.

Проведенное Каппеленом исследование сетей услуг в европейских городах подтверждает такую аргументацию, показывая растущую взаимозависимость и взаимодополняемость между средними по размерам городскими центрами Европейского Союза¹⁵. Автор заключает: "Относительная важность отношений между городом и прилегающим к нему регионом, по-видимому, уменьшается по сравнению с важностью отношений, которые связывают между собой разные города различных районов и стран. Новые виды деятельности концентрируются на конкретных полюсах, а это подразумевает рост несоответствий между городскими полюсами и окружающим их хинтерландом*"¹⁶.

Таким образом, феномен глобального города нельзя свести к нескольким ядрам городских систем на вершине иерархии. Это процесс, который объединяет развитые услуги, производственные центры и рынки в глобальную сеть, идет с разной интенсивностью и в разных масштабах, в зависимости от относительной значимости видов деятельности в каждой сфере vis-a-vis глобальной сети. В каждой стране сетевая архитектура воспроизводится в региональных и местных центрах так, что система в целом становится взаимосвязанной на глобальном уровне. Территории, окружающие эти узлы, играют все более подчиненную роль, иногда теряя свою значимость или даже становясь дисфункциональными, например, colonias populares Мехико-Сити (первоначально поселки скваттеров), в которых проживает около двух третей населения мегаполиса, которые не играют никакой ощутимой роли в функционировании Мехико-Сити как международного делового центра¹⁷. Кроме того, глобализация стимулирует регионализацию. В своих исследованиях европейских регионов в 1990-х годах Филипп Кук на основе доступных свидетельств показал, что растущая интернационализация экономической деятельности в Европе сделала регионы более зависимыми от этой деятельности. Соответственно для того, чтобы конкурировать в глобальной экономике, под влиянием своих правительств и деловых элит регионам пришлось перестроиться; они создали сети сотрудничества между региональными институтами, а также между базирующимися в регионах компаниями. Таким образом, регионы и местности (localities) не исчезают, а интегрируются в международных сетях, связывающих их самые динамичные секторы ¹⁸.

Близкая к реальности картина развивающейся архитектуры информационных потоков в глобальной экономике была получена Майкельсоном и Уиллером на основе анализа данных о движении почтовых отправлений Federal Express Corporation, одной из мировых лидеров курьерского бизнеса¹⁹. Они изучили ночное движение писем, пакетов и посылок между метрополисами США в 1990-х годах, а также между главными центрами отправителей в США и международными пунктами назначения. Результаты их анализа, проиллюстрированные на рис. 6.1 и 6.2, показывают две основные тенденции: а) господство некоторых узлов, особенно Нью-Йорка, за которым следует Лос-Анджелес, со временем увеличивается; б) устанавливаются избранные национальные и международные цепи связей. Авторы заключают:

"Все индикаторы указывают на укрепление иерархической структуры командно-контрольных функций и вытекающего из нее обмена информацией... Местная концентрация информации вытекает из высокого уровня неопределенности, подгоняемой, в свою очередь, технологическими изменениями, демассовизацией, дерегулированием и глобализацией рынков... (Однако) по мере того, как будет разворачиваться нынешняя эпоха, важность гибкости как базового механизма, помогающего справляться с трудностями, и важность агломерационного фактора экономии издержек (agglomeration economies) как силы, определяющей размещение, сохранятся. Важность большого города как центра тяжести экономических сделок, таким образом, не исчезнет. Но с надвигающимся регулированием международных рынков.., с уменьшением неопределенности, касающейся правил экономической игры и включенных в нее игроков, концентрация информационной отрасли замедлится, и некоторые виды производства и распределения просочатся на нижние уровни интернационализованной городской иерархии"²⁰.

И действительно, иерархия в сети никоим образом не является гарантированной или стабильной: она результат ожесточенной конкуренции между городами, она также подвержена влиянию высокорискованных инвестиций в финансовой сфере и в сфере недвижимости. Так, П.У.Дэниеле в одном из наиболее всеобъемлющих исследований предмета объясняет частичную неудачу крупного проекта реорганизации территории бывших лондонских доков Кэнери Уорф чересчур амбициозной стратегией подрядчика - знаменитой канадской фирмы Olympia&York, которая оказалась неспособной "переварить" избыточные офисные площади в начале 1990-х годов, когда появились первые признаки сокращения занятости в сфере финансовых услуг как в Лондоне, так и в Нью-Йорке. Автор заключает:

"Экспансия услуг в международных рыночных центрах привнесла в глобальную городскую систему большую гибкость и, в конечном итоге, конкуренцию в большей мере, чем наблюдалось в прошлом. Как показал опыт Кэнери Уорф, эта экспансия также поставила результаты масштабного планирования и перестройки в больших городах в жесткую зависимость от внешних факторов, над которыми имеется только ограниченный контроль"²¹.

Таким образом, в начале 1990-х годов, в то время как такие города, как Бангкок, Тайбэй, Шанхай, Мехико или Богота переживали обусловленный развитием бизнеса взрывной урбанистический рост, Мадрид вместе с Нью-Йорком, Лондоном и Парижем испытывали спад, который вызвал резкое падение цен на недвижимость и остановил новое строительство. Эти взлеты и падения городов в различные периоды по всему миру иллюстрируют одновременно зависимость и уязвимость любой местности, включая крупные города, перед меняющимися глобальными потоками.

Почему системы развитых услуг должны зависеть от агломераций в нескольких больших узловых метрополисах? Саския Сассен, венчая годы полевых исследований, проведенных ею самой и другими независимыми исследователями, снова предлагает убедительные ответы. Она утверждает:

 



 Источник: Данные компании Federal Express, обработанные в статье Michelson and Wheeler (1994).