Одно лето из жизни Степана Трофимовича
| Вид материала | Документы |
- Одно лето из жизни Степана Трофимовича, 818.66kb.
- Артюр Рембо. Одно лето в аду, 633.78kb.
- Мені академіка степана дем’янчука р. М. Літнарович,О. В. Кубай бібліографічний опис, 259.48kb.
- Артюр Рембо. Стихи, 1889.43kb.
- Первый опыт самостоятельной работы лето не за горами, 82kb.
- Литература на лето 8 класс Русская литература «Слово о полку Игореве», 16.38kb.
- А. П. Чехова Iблок 1 (г. Таганрог) 1б > (За труды по переписи населения). 1б (1880,, 19.08kb.
- Сказки Степана Писахова». Ж. «литература в школе», №9, 2003г с. 45. Модели урок, 66.62kb.
- Список литературы на лето, 32.94kb.
- Список литературных произведений на лето, 15.6kb.
Страдания блудного Завальнюка
Привезли меня в Москву и добрая медсестра сделала мне укольчик, отчего на душе у меня стало легко и чисто. От этого укольчика я проснулся только через двое суток и долго никак понять не мог как я там очутился. Ну в лазарете. Меня осмотрели, дали одежду, кормили хорошо. Вообщем я вам несказанно благодарен, что вы меня начали вовремя искать. Иначе совсем пропал бы.
Вы знаете, но в лазарете, очень приятная публика. Учителя, ученные, люди исскуства. Во всяком случае, я лежал в очень спокойном отделении. Внимательные врачи, таблеточки. Принимал регулярно. Вообщем-то и рассказывать нечего. Правда лежал в нашем отделении один больной с неправильным поведением. Зовут его Лукашенко Александр Григорьевич. Лукашенко был частым гостем в Кащенко. Никакие таблетки ему не помогали. И чем только его не лечили? И током, и медикаментами, и травами – ничего не помогало. У Лукашенко очень интересный случай – идея фикс. Ему кажется, что его отец цыган, который бросил его в самом нежном возврасте и от этого и начались все беды Александра Григорьевича. Еще он постоянно подходил ко мне и просил меня посмотреть в окно. За ним, за Лукашенко, вот-вот должна приехать черная волга, чтобы отвезти его в резиденцию президента, а ему, соответственно, уже приступить к исполнению служебных обязанностей президента. Я сколько ни смотрел, но никакой черной волги не видел. Повернувшись к Лукашенко, я говорил, что нет никакой черной волги, отчего Лукашенко убегал к себе в палату и плакал. Откровенно говоря, я один и высматривал для Лукашенко черные волги. Никто из остальных больных на просьбы Александра Григорьевича не реагировал. Мне порядком надоел Лукашенко и его черная волга начала уже мне сниться. Я думал как бы избавиться от назойливой волги, которая ждет Лукашенко, но никак не мог отказать человеку. Он был так убедителен и так жалобно плакал.
В конце концов мое терпение лопнуло и в конце первой недели, я решился обратиться к доктору Кумысову и попросил его помочь Лукашенке. Столько лет человек сидит тут и все ждет какую-то волгу, за рулем которой сидит какой-то цыган, чтобы отвезти его в президенты. На что Кумысов сказал мне, чтобы я не обращал на него внимание. Это у Лукашенко бред. Что отцом его в принципе не может быть цыган, хотя бы потому, что отца Лукашенко зовут Григорий. Происхождение Лукашенко окутано тайной, но, принимая во внимание тот факт, что женщина обычно на каком-то физиологическом уровне чувствует от кого у нее ребенок, можно с высокой долей вероятности сказать, что отец Лукашенко был неизвестный мужчина по имени Григорий. И тут не стоит быть этнокультурологом, чтобы понять, что цыган с такими именами как Абрам, Григории, Моисей или там Ефим, в принципе не бывает. В детстве Лукашенку дразнили цыганенком, тогда же он и повернулся мозгами. Повзрослев, Лукашенко пришел к выводу, что если его дразнили цыганенком, то и отец его цыган. Никакие аргументы по поводу того, то многих в детстве дразнят и лягушонком и китайчонком и страшно подумать как дразнят, но это не значит, что мать мальчика с кличкой «китайчонок» хоть единожды была в Китае. На вопрос почему его должны увезти в президенты, Лукашенко отвечал, что это потому что у него бацька цыган. Оказываеться теперь этого достаточно. Теперь именно с такими достоинствами люди попадают в президенты! И загадочные люди на черных волгах разъезжают по улицам и отлавливают людей, которых в детстве дразнили цыганенок.
Теперь, после беседы с доктором Кумысовым, я и сам понял, как страдает Александр Григорьевич Лукашенко. Я и сам начал вести беседы с больным Лукашенко, чтобы переубедить его, пересилить его бред логикой и здравым смыслом, но никакие доводы здравого смылса не помогают. Кумысов по секрету сказал мне, что он уже устал от Лукашенко, и хочет сплавить его обратно в совхоз председателем. Он, Кумысов, перепробовал все известные науке методы лечения, но никак не может вылечить Лукашенку от цыганского затмения. Он лечил его и транквизизаторами, и заговорами, и даже к гадалке ходил – ничего не помогало. Как только Лукашенко привезли в Кащенко, он приходил ночью к остальным больным и садился рядом на кушетке и пел им песни на непонятном языке. Больным это не нравилось, некоторые даже плакали. Одна старушка даже пыталась выброситься из окна. Да и вообще показатели выздоровления по всей больнице упали хуже не куда из-за песен Лукашенко. Он, Кумысов, даже записал на диктофон пару песен. Утром он вызвал к себе Лукашенко и спросил, на каком языке тот поет. Лукашенко засмущался и сказал, что на цыганском. Кумысов специально обращался к экспертам, которые сказали, что цыганским тут и не пахнет, что это какая-то галиматья. Песни, в исполнении Лукашенко, плохо действовали на больных, впрочем как и он сам. Поэтому доктор Кумысов решил покалякать с Лукашенко и строго настрого запретить ему петь. Первый раз Кумысов поговорил с Лукашенко и тот обещал забыть цыганский. Но как только наступала ночь и в отделении выключали свет, Лукашенко вставал с кушетки и тихонько, на цыпочках, шел в другую палату и все равно пел песни, как ему казалось на цыганском. Потом Кумысов приказал закрывать Лукашенку ночью на ключ. Но Через пару дней Лукашенко нашел выход и подобрал к нему отмычку. Потом Кумысов потерял терпение и начал пробовать галоперидол. Больному стало еще хуже. Лукашенко вставал по ночам с той же регулярностью как и до галоперидола, но симптомы были уже катастрофическими. Он подымал весь этаж, всех больных, выстраивал их в ряд около стены и заставлял все отделение петь коллективно гимн Белоруссии. Слов никто не знал, больные мычали и плакали. Лукашешенко стоял впереди и дерижировал куском электропроводки. Сумашедший учитель физкультуры напал на Лукашенко во время очередного коллективного исполнения гимна и подбил ему глаз. Кстати, этот спортивный костым, который вы на мне видели, был его подарок. Потом больные начали бесноваться. Лукашенко гонялся за ними с куском электропроводки и кричал, что «эту победу у нас никто не отнимет».
В число поющих как-то попал и наш медбрат Перт Прокопович, в обязанности которого вроде как входило успокоить больных, а не петь с ними гимны и прочие торжественные вещи. Раньше петр Петрович Прокопович работал кассиром в банке, песнями не занимался и вообще, старался воздерживаться от публичных выступлении. Но Прокопович не смог совладать с Лукашенко и принимал активное участие во всех песнопениях вопреки трудовым обязанностям и здравому смыслу. Доктор Кумысов вызвал к себе Прокоповича для дачи объяснении, но после первых десяти минут понял, что Прокопович проситься перевести его куда угодно, хоть кочегаром, хоть на Северный Флот, хоть к черту на кулички, только подальше от Лукашенко. Прокопович угрожал, что если доктор Кумысов не будет милосердным и не освободит его от Лукашенко, то, в этом случае, он заболеет инфарктом. Видя отчаяние в глазах Прокоповича и искреннее желание освобидиться от Лукашенко пускай даже ценой инфаркта, доктор Кумысок подумал: «Он его довел, он и меня скоро доведет»
Потом на консилиуме врачи решил выписать Лукашенко и довезти его обратно до деревни на автомобиле черного цвета марки Волга. Зачем такой форс? Доктора решили, что Лукашенко безнадежен и от него надо как-то избавляться. Вылечить Александра Григорьевича от цыганского происхождения не было никаких способов. Никто не знал что делать. Лукашенко влиял на остальных больных отрицательно и его неправильное поведение заставляло медицинский персонал работать, чего они делать не умели и не любили. Поэтому они решили выписать его с глаз долой и из сердца вон. Ранним утром в палату, где лежал Лукашенко пришли медики и торжественно объявили, что Лукашенко можно выписывать. Все надеялись, что это возымеет на Сашу положительное влияние и были крайне удивлены, когда увидели, как Лукашенко, вместо того, чтобы паковать лыжи, которые у него лежали под кроватью и зимой и летом, и которыми он размозготал почти все лампочки в коридоре и почти выколол левый глаз одному из медбратьев, залез под кровать и начал защищаться. Саша был однозначно против выписки. Он не хотел домой в совхоз. Врачи стали ходить на работу регулярно. Выписать Сашу оказалось не так-то просто как казалось сначала. Вызвали милицию, которая приехала и с удивительным любопытством смотрела на Сашу, лежащего под кроватью, перемазанного лыжной мазью как терминатор. Милиция отказалась связываться с Сашей. Милиционер Татьяна Бабич сказала: « Что же вы вытворяете? Как же вам не стыдно. Человеку еще лет шесть минимум лежать тут у вас, лечиться, а вы его на улицу. Нет.» Милиция плохо разбиралась в психиатрии, но и первого беглого взгляда было достаточно, чтобы понять всю серьезность положения. Милиция уехала и пригрозила выдать штраф за ложный вызов, если врачи снова потревожат ее мирный сон. Прошла еще неделя. Медработники стали уповать на чудо и ставили свечи в близлежащей церкви. Главврач больницы Амалия Зеленкина даже пригласила священника освятить больницу. Не помогло. Саша стоико держал оборону и выписыватьсы не собирался. Потом решили устроить побег для Саши. Специально, для три подряд все двери больницы были открыти настешь. Пытались сбежать все, даже медбрат Петр Прокопович, все, кроме Лукашенко. Он стойко сидел у себя на кушетке в полном одиночестве. Больных переловили, словили даже Прокоповича, который убежал дальше всех. Вся больница опустила руки…
Помог один из пациентов, очень опасный больной по кличке Штирлиц.
Утром следующего дня в палату к Лукашенко вошел доктор Кумысов и молча стал прохаживаться из угла в угол. Саша сразу заметил опасность и нырнул под кровать и забарикадировался лыжами и лыжными палками. Прошло пару минут, но никто на него не кричал. Саша присмотрелся и увидел, что доктор стоит и что-то разглядывает через окно. Кумысов сказал сам про себя: «Какая красивая машина эта черная волга.» и ушел к себе в кабинет. Саша мгновенно выскочил и подбежал к окну. На улице стояла черная волга из которой вышел какой-то человек, одетый в красную атласную рубашку, черные брюки и черные яловые сапоги. В ухе у водителя волги была золотая серьга. Сердце Саши бешено забилось…
Через пару минут в дверь палаты, где лежал Саша постучали. Вошел человек, который всем своим видом напоминал цыгана. Он подошел к Лукашенко, пожал ему руку и сказал: «Одевайся чаворо. Поедем в администрацию». Лукашенко заплакал. От радости он не увидел, что это не цыган, а обмазанный гуталином сумашедший из соседнего отделения по кличке Штирлиц. Саша быстро оделся, взял лыжи и маршируя вышел из палаты, дико шлепая тапочками. Он решил попрощаться с Кумысовым, но того как-то вдруг не оказалось в больнице. Водитель вел подруку Сашу по лестницам больницы и весь медицинский персонал хранил гробовое молчание. Саша вышел на улицу и увидел, что перед ним стоит черная волга с белорусским гербом, который наша начмед вырезала из детской книги и приклеила к автомашине скотчем, и расплакался. Приклеила криво, руки дрожали. Он уже садился в машину, но мешали лыжи. Лукашенко посмотрел на окна больницы и внезапно ему показалось, что в одном из окон он увидел доктора Кумысова, но тот тут же исчез. Вся больница: и больные, и медперсонал держали пальцы крестом, чтобы Саше не захотелось попрощаться. Саша хотел попрощаться с Кумысовым, но передумал и сказал поддельному цыгану-водителю: «Ничего, я за ним отряд спецназа пришлю. Он у меня будет землю жрать. Я ему покажу кредная политика!!» Остаток агрессивной речи Лукашенко слышно не было. Его увезла машина.
Машина отъехала, из одного окона торчали лыжи. Больше ни я, ни кто либо из персонала Лукашенку не видели. Правда вместе с ним удрал и опасный псих по кличке Штирлиц, но мы так ему благодарны, что даже не очень злились на угнаную машину, которую в целях спецоперации позаимствовали у тестя доктора Кумысова. Машину скоро нашли. Штирлица нет.
3 дня подряд вся больница пила запойно после отъезда Александра Григорьевича. Охране строго на строго было приказано ни под каким предлогом не принимать больше в Кащенко больного по фамилий Лукашенко. Доктор Кумысов был так рад, что лично откупоривал склянки со спиртом и наливал больным. На девятый день гулянку пришлось прекратить – у сумашедшего учителя физкультуры, который подбил глаз Лукашенке, от выпитого начались видения. Ему казался Лукашенка в смокинге и с лопатой, который звал его в аграгарадок.
Через пару дней меня выписали. Вообще время провел не плохо. Нервы подлечил.
Битва при Гавгамелах
Отец Чаплин вошел на дачу и стал неторопливо креститься. Беленький долго стоял, скукожившись. Я решил проводить Чаплина в дом
Чаплин – А что, Степан Трофимович, на исповеди чай давно не были – важно поднимается по лестнице
Лягушкин – Грешным делом, поелику, давно не был – виновато улыбаеться.
Чаплин – Грешно, грешно. Ибо как сказано в писании, ибо не знаем времени когда придет сын человеческий – важно поднимает указательный палец.
Ни к селу ни к городу сказанная Чаплиным цитата из библии прервалась. Мы стояли около поверженного Леонида Райхмана, спящего в гамаке с балалайкой и огромной шишкой на лбу.
Чаплин – какой преданный делу музыки человек. Он даже спит с инструментом – перешагивает через Райхмана.
Глазам святого отца Чаплина предстала картина разгрома. Бутылки, окурки и Нана Сагинашвили с бутылкой пива. Сагинашвили быстро встала и начала прибираться. Чаплин несколько постоял на крылечке и решил, что нужно ковать железо пока горячо и закричал какую-то молитву, но так неразборчиво, что мы и не пытались ему внимать. Помаленьку Чаплин разбудил весь дом. Я решил несколько разрядить обстановку и вывел святого отца на улицу, где мы с ним постояли и пообщались о смысле жизни. Минут через пятнадцать выскочил маленький Потупчик и видом показал, что можно заходить. Мы зашли. Женщины прибрали как могли и на столе уже стоял самовар с «азербайджанским».
Чаплин – Да благословит Господь сей дом – важно усаживает на стул и придвигает к себе блюдце с вареньем.
Тамила – Рада видеть вас Всеволод – поправлет прическу – давно не заходили.
На самом деле Чаплин был на даче у Агамировых на прошлой неделе и пил сливянку.
Тамила – Что привело вас к нам в столь ранний час?
Чаплин – Церковь сгорела
Сагинашвили– Царица небесная?! Опять?-всплеснула руками.
Чаплин – Опять – грустит
Тамила – А как же так произошло? Ведь уже шестои раз, святой отец?! Вы бы хоть огнетушитель купили!
Чаплин – Знать на то Божья воля – выдвигает коробку для подаянии чуть ближе к нам.
Тамила – И как это у вас так случается, отец Чаплин. Прямо ума не приложу.
Чаплин – Враги, все враги жизни моей, матушка. Все они. Со свету меня сжить хотят. Проходу мне не дают – стучит в грудь кулаком – смерти моей хотят.
Лягушкин – Какие это у вас враги, святой отец? Мне так кажется вы у нас, на селе, пользуетесь всеобщим уважением и почетом.
Чаплин – Не верьте, Степан Трофимович, не верьте. Зависть недругов моих, то что не ропщу на жребий свои тяжкий, что не падаю ниц перед властьимущими, что не молчу когда говорят неправду. От того и недруги, Степан Трофимович. Что презрел сироту, накормил сирых, дал копейку калеке – прослезился
Я подумал про себя, что ему нужно в театре играть, аншлаг будет коллосальный. Чаплин еще ближе к нам подвигает коробочку для пожертвований.
Тамила – вы знаете Всеволод, у нас у самих беда случилась. Райхман, наш сотрудник, вы имели честь лицезреть его лежажим в гамаке, умудрился расстратить все казенные деньги и мои собственные сбережения в том числе. И на эти средства купил вчера восемь новых кленовых балалаек, о чем его никто не просил, да и балалайки эти нам нужны как зубная боль. Поэтому простите – выворачивает карманы
Чаплин – Некорысти ради, а токмо волею пославшего меня к вам отца Кондрата. Я человек скромный и, сами знаете, претерпел на службе – еще ближе выдвигает коробку для пожерствовании.
Тамила – Отец Чаплин, рада бы, но не судьба. Возмите балалайками. А? Потупчик, сходи принеси одну – посылает Потупчика в коридок.
Сагинашвили – Я ему помогу – уходит вслед за Потупчиком
Чаплин – не понимаю я вас, Тамила Сундукеевна. Какие балалайки, когда мы с вами о душе, о вечной жизни
Тамила – Так и я о том же. О душе. О ней самой. Возьмите балалайками? – делает просящий взгляд.
В это время Сагиниишвили вносит в комнату огромную как комод, еще не распакованную балалайку.
Чаплин – Да, ибо сказано в писании, имеющий уши да услышит – поднимает палец правой руки
Тамила – Так вы может послушать хотите? Звучание там, гамму? Одну минуту – кричит – Беленький, притащи сюда Райхмана, да побыстрее
Райхман и сам проснулся
Райхман – что случилось? – трогает левой рукой шишку
Тамила, тихо и мирно обнимает Леонида за талию – Свартань Леня на балалайке – смотрит ему прямо в глаза.
Райхман – Бить будете?
Тамила – Ну, сваргань. Леня?
Чаплин – Ибо сказано в писании – ни хлебом единым жив человек, - собирается уходить
Лягушкин перебивает Чаплина – Леня, ну пожалуста, вдарь.
Райхман – А, была не была – садится рядом с Чаплиным и перебирает струны
Чаплин, снова пытается встать и уйти – Ибо сказано в писании – и первые станут последними
Лягушкин усаживает Чаплина обратно на стул рядом с Райхманом.
Райхман заиграл – Тумбалалайка, ты зайграй нам тумбалалайка…
И так далее, непрерывная тумбалалайка. Он забывает обо всем, он живет в эту минуту. Леонид играет с одушевлением, глаза его светятся. А вот у Чаплина нет. Нет, не светятся глаза. И вообще, с каждым перебором глаза у Чаплина тускнеют и наливаются свинцом. Чаплин несколько раз пытается встать и говорит, что ему сейчас нужно идти по одному весьма важному делу, по поручению отца Кондарата. Да, вот именно сейчас же нужно идти. Раньше от забыл об этом, а сейчас вспомнил. Но Леонид не унимается. Он не отпускает отца Чаплина. Подсаживается ближе, играет, играет и еще играет. Чаплин снова встает и клянется и даже целует крест, висящий у него на рясе, что ему нужно идти, что его зовут на крестины и на поминки одновременно. Но Леонид не успокаивается, не дает ему уйти и снова играет. У Чаплина один глаз начинает дергаться, он говорит что ему надо идти
Чаплин – Мне идти нужно. Хотите, землю буду есть, только отпустите – снова пытается убежать
Чаплин садиться на табуреточку и, с надеждой, что это это продлиться не долго, начинает прихлопывать Райхману. Принимает участие в исполнении, отчего Леонид разгорается еще больше. Чаплин вскакивает и пытается бежать, но падает, наступив на Потупчика. Его поднимает Леонид и садится рядом около себя и играет снова. Так продолжается минут сорок. Чаплин сдается и уже не пытаеться бежать. Бежать некуда. Выхода нет. Конец. Рядом Леонид и его восемь балалаек. А «откупорил» он только первую и ему, Чаплину, предстоит слушать еще семь балалаек…
Чаплин чувствует, что земля уходит у него из-под ног, голова его кружиться. Кружиться стол, летают стулья, кружки вертяться вокруг самовара. Глаза Чаплина тускеют и опустощаются. Свет меркнет и Чаплин выхватает балалайку из рук Райхмана и со все силой положенной ему Богом и уставом РПЦ, бьет его по голове, отчего балалайка разлетается в дребезги, а Леонид теряет бодрость духа, сознание и стремление к жизни одновременно. Затем Чаплин вскакивает на ноги и, не выпуская из рук обломок балалайки, хватает руками горсть варенья из вазочки и убегает как бегут только с тонущего корабля или горящего дома. Ни говоря ни слова, он перепрыгивает через лежащего на полу Райхмана и выбив ногой двери оказывается в саду. После чего он подбегает и бьется в ворота. Ворота открываются вовнутрь, но сознание покинуло отца Чаплина и он разгоняется и все сильнее и сильнее выбивает плечом ворота, которые открываются вовнутрь. Страх придает ему силы. Чаплин перестает стучаться в открытую дверь и перелазит через четырехметровый забор не хуже знаменитого спортсмена Андрей Бубка, но только без шеста и исчезает в неизвестном направлении.
Мы положили пострадавшего Леонида обратно в гамаке, положили рядом с ним одну из его балалаек и стали прибирать остатки битвы. День прошел без проишестии…
Ханумка
Через несколько дней был празник, который Тамила особенно любила, потому что это был ее национальный праздник. Готовиться стали дня за 2. Сагинашвили привезла печенье, грузинского вина, разлитого на Малой Арнаутской улице, всякого иного съестного. Завальнюк хоть и не еврей, но помогал готовить как настоящий еврей. К празднику он обещал выгнать самого свежего и ароматного самогону по старинному еврейскому рецепту, который ему рассказал Рыгор Барадулин, поэт. Райхман ничего не делал. Он пытался вспонить откуда у него на голове 2 огромные шишки и бегал по даче с распросами: « А вы не помните про то и про это?» Никто ему не отвечал. Райхман угрожал, что память к нему обязательно вернеться и он все вспомнит из прошлого и тогда кое кому не поздоровится. Может и вернеться, а может и нет. Во всяком случае помогать Леониду в этом деле никто не решился. Официальная версия была такова. Во время веселья Леонид катался на стуле и зацепил гору балалаек. Отчего те свалились на него. На Леонида свалились балалайки и 2 из них упали ему прямо на голову. Тамила укоряла Райхмана, как ему мол не стыдно. Ибо даже пострадал малейкий Потупчик. В доказательство она показывала красное пятно на руке Потупчика, которое очень напоминало комаринный укус, но, по мнению Тамилы, это был след внезапного и конечно же сокрушительного удара ядренной балалайкой. Этой версии придерживались все, даже маленький Потупчик. Единственный человек, кому эта версия казалась маловероятной, был сам Райхман. И, надо признаться, доводы его были небезосновательны. Когда в сотый раз Сагинашвили изложила общепринятую версию произошедшего Леонид заметил: «Ну хорошо, я все понимаю. Балалайки свалились мне на голову, но фингал, откуда фингал у меня под глазом? Почему? Неужели у балалайки руки выросли?» С этим вопросом он подбегал даже к Завальнюку и тыкал пальцем себе в левый глаз, но тот беспомощно разводил руками и сказал пару фраз о том, что «пути Господни неисповедимы». Вообще нам было не до Леонида и его поисков истины. Мне поручили делать салаты, которых мы делали в количестве неограниченном. Надо было еще многое приготовить.
2 дня Райхман бегал по даче и прикладывал к шишкам и синякам всякие мази и листики. Мази помогали мало, листья тоже не имели достаточного исцеляющего эфекта. От поминутного нытья и использования мазей, левый глаз Райхмана распух и отливал всеми цветами радуги. Беленький, которого поставили варить струдель, и который с этой задачей отлично справлялся, посоветовал Леньке намазать шишки каким-небудь маслом, желательно раститеьного происхождения. Леонид рыскал в чулане часа полтора, переколотил несколько старых тарелок и привел чулан в состояние непригодное для дальнейшего использования. Но там он нашел какую-то емкость с надписью «масло». Емкость была очень жирная и пахла какой-то дрянью. Леонид опечалился и бросил поиски. Весь вечер он сидел на пеньке, шупал шишки на голове и очень подозрительно осматривал окружающих. К вечеру Завальнюк притащил бутылку самогонки. Пробовать разрекламированный напиток прибежал даже раненный Леонид. Самогонка оказалась прозрачной как слеза и удивительно мяткой. Леонид спросил, помогает ли самогон от ушибов, но Завальнюк сказал, что помогает только от душевный травм и точка. Леонид сказал: «Любезный Завальнюк, у меня как раз душевная травма. Вы представлете как ко мне здесь относяться! Как уничтожают человека преданного делу балалаечного мастерства. Вы не представлете». Леонид был убедителен и Завальнюк налил ему стакан самогонки с еврейским оттенком. Леонид почувствовал себя лучше, значительно повеселе и весь вечер проспал на скамеечке с листом лопуха на голове.
Вечером, накануне еврейского праздника Ханумка пришла Татьяна Бабич, в голифе и портупее. Она разыскивала отца Чаплина, который пропал 2 дня назад и ни в церкви, ни у отца Кондрата не появлялся. Прихожане забили тревогу и вызвали Бабич, которая спала в каталашке, накрывшись шинелью. Распросы и осмотр церкви ничего не дал. Церкви не было. Она снова сгорела, причем сгорела совершенно. Осматривать было нечего. Прихожанин дед Архип, по кличке бузотер, сказал ,что накануне отец Чаплин назначил быть им всем утром, чтобы силами собственной паствы начать восстанавливать церковь. Пришел кузнец Борис Моисеев и его приятель из города Дима Билан. Они пришли с какими-то длинными пилами. Пилить пока было нечего. Чаплин не купил леса. Старики пришли с молотками, но они тоже не понадобились бы, ибо гвоздей Чаплин тоже не закупил. Завальнюк тоже приходил, но он пришел с косой и серпом, которую тут же и бросил. Люди стали расходиться, а Бабич принялась за розыски.
Пообщавшись с Тамилой о еврейских обычаях в Азербайджане, Бабич напилась чаю с кренделями, подозрительно посмотрела на Райхмана, спящего на скамеечке с фингалом, и уже собиралась уходить. Тамила сказала, что Чаплин был у нас 2 дня назад, послушал азербайджанские напевы и мирно ушел. Куда ужел не сказал, но он собирал подаяния на строительство новой церви. Но тут Беленький, который мирно варил какую-то кашу, выскочил из кухни. В руках его была коробка для подаяний, которую от волнения, вызванного игрой на балалайке, совсем забыл отец Чаплин. Да и ка не забыть. Такая игра была, такое исполнение.