Одно лето из жизни Степана Трофимовича

Вид материалаДокументы

Содержание


Расказ Степана Лягушкина
Тамила – А лучше и вспоминай про него! Опять наверное в камышах сидит. Лягушкин
Тамила – А мы думали он у тебя. Еще со вчерашнего дня пошел – улюбается ехидно. Потупчик
Моисеев – Премного благодарен. Но ваше безразличие, меня удивляет. Безразличие и ваша черствость к Юрочке Беленькому - и всплакн
Тамила – Все, шабаш, дальше не несите. Не пущу Борис
Тамила – Туда его. Вот вот. Молодец Борис. Лягушкин
Тамила – Господи, как это мы его сбагрили. Чудо. Надо чаще Моисеева приглашать – мокает печенку в чай. Кузница
Тома – Что? Что случилось? Завальнюк
Тамила –Ну, не томи! Завальнюк
Бабич – Так, что это у нас на крики. Хорош петь. И почему это у вас, гражданин, штаны мокрые? – смотрит на Беленького подозрител
Тамила – Ладно. Матка, Батька. Дальше что? – резко перебивает Завальнюка Завальнюк
Тамила – Ладно, твои штаны целы? Завальнюк
Тамила – А Белеьний, объявился значит. Заходи, не стои в дверях. Как дела? Беленький
Тамила – Ты не только суниц не принес, ты еще и мое ведро и любимую корзинку потерял. Мало того, ты мои расчески все стянул. Бел
Рассказ Юрочки Беленького\Загарелинького
Тамила – Да, волк с ошейником- это вещь!!! Лягушкин
Фекла – Какую бритву?! Иди проспись. Мамадова
Райхман – А это Тамила Сундукаевна сюрпризик. Тамила
Тамила – Нечего его ко мне нести. К Моисееву его тяните Беленький
Чаплин – Мир вам бритья и сестры – попытался перекрестить Белнького, отчего того совсем перекрутило и вывернуло на изнанку. Лягу
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6

Одно лето из жизни Степана Трофимовича


Посвящается Михаилй Афанасьевичу Булгакову


Лондон не самый отвратительный город на все белом свете. Огни, рестораны, маленькие кафе. Ничего особенного, но со вкусом. Есть какая-то своя неповторимая энергетика. Если она только есть?!

У департамента по туризму города Лондона, есть ценная способность привлекать туристов на пустом месте. Именно так, делать из мусорной ямы место всенародного паломничества. Экскурсавод обычно говорит: «Вы думаете это обыкновенная помойная яма?! Ни хрена. Эта та самая помойная яма, в которой в тысяча семьсот-черт-его-знает-в-каком-году утонул знаменитый Джон Смит».

Трюк не хитрый – на каждом встречном и поперечном здании приколотить таблички, с указанием имени какого-небудь деятеля, и вот, туристу есть где сфографироваться. А много ли туристу надо?! Это конечно мелочь, что ни сами туристы, ни жители Лондона не имеют ни малейшего понятия, что это за Джон Смит, который жил в этом доме, или утонул в той помойной яме, но ведь сфотографироваться-то можно. Дешево и сердито.

Еще у англичан есть талант, тоже для привлечения туристов незаменимый, делать музей на пустом месте. Там музей, сям музей- тут музей пивной пробки, а тут выставка водяных пистолетов. Но туристам нравиться.

Не знаю, сколько раз я не бывал в Лондоне, не считал, но, как не старался, так и не смог расскусить его загадку. Да, не смог, если она только есть, эта загадка?!

Вот и в этот раз, закончив дела, выкурив сигаретку, я думал чем бы заняться. Оставаться в гостинице было не приятно. Портье раз триста спросил нужно ли мне еще что-небудь. Спросил так вежливо, что я даже ответил, хотя меня так и подмывало нагрубить. Вещи собраны и все дела вроде сделаны. И тут представился случай еще раз рассмотреть Лондон.Тем более, что до самолета еще было уйма времени…

Сел в первый попавшийся автобус, который вроде бы ехал в центр. Проехав какое-то время, я решил пройтись пешком, тем более что погода была замечательная. Случайно я набрел на староеврейское кладбище и решил зайти от нечего делать. Если вы думаете, что я каждый раз таскаюсь по еврейским кладбищам – не правда это!. Без всякой системы, я сделал несколько кругов и тут буквально остолбенел. Стоял свежий памятник, на котором было написано, что сдесь лежит Леонид Райхман, указаны годы его жизни и внизу эпитафия: «Здесь лежит человек без чести и без совести». Мамачки мои!!! Леонид? Мать перемать! Ему еще жить да жить, а тут на тебе! «Наверное цыганской кровью захлебнулся» - подумал я.

Ранее я был знаком с этим замечательным человеком и никак не предполагал встретить его на кладбище, окончившим свои трудный путь. Как скоротечна жизнь!!! Как быстры годы жизни нашей! Вот Леонид, еще молодым человеком, носиться как угорелый по городам Европы. Вот он еще тянет свои ручонки к талмуду. Вот он еще совсем юношей пьет цыганскую кровь.

Я действительно был несколько смущен, увидев Леонида лежашим в земле. Сел на скамеечку, закурил и подумал : «А как же так это могло произойти?». Смерть Леонида Райхмана конечно событие забавное, но не настолько, чтобы я забыл во сколько у меня самолет. Я взял такси и поехал в аэропорт. Обычные для таких моментов очереди, регистрации, багаж, ничего интересного. Прошел в накопитель и увидел своего старого приятеля, с которым служил в Мурманске, на боевом корабле «Матрос Рыбин». Степан Трофимович Лягушкин, русский человек, ничуть не изменился и только немного пополнел. Мы обнялись и стали искать рюмочную, ну, как у нас заведено во флоте. До отлета еще почти 2 часа. Вот бы успеть наговориться. Как часто бывает в таких случаях, когда долго не видишь человека, так и начать с чего не знаешь. И вроде так многое сказать надо, а слов не найти. Но рюмочка помогла, подмигнула, развязала. И пошел разговор. Что да как. Я вспомнил про этого Райхмана и рассказал Лягушкину про него.

Лягушкин – Ты только сегодня узнал?! Повесился он. Агамировы довели – закусывает.

Я – Вот тебе на! И что на него нашло?!

Лягушкин – Ну значит слушай...


Расказ Степана Лягушкина

А дело было вот как…

В то время я был еще молод и мечтал сделать карьеру баяниста. Баян всегда, с раннего дества был у меня под руками. Никогда не расставались. И на флоте и так, люблю пойграть на баяне. Ну и решил я профессиональным баянистом стать. Где начать? Стал искать место. Случайно меня познакомили с Тамилой Агамировой, которая набирала тогда музыкантов и мне предложили играть на аккордеоне. Как-то так получились, но мы близко познакомились с Тамилой и ее мужем - зиц-председателем Николай Сличенко, который в театре выполнял представительские функции, которого по большим праздникам азербайджанские евреи вытаскивали из чулана и показывали по телевизору.

Сличенко выполнял в театре значительную роль - перетаскивал из Баку и Гянжи в Москву различного рода азербайджанских евреев, обеспечивал их кваритирами, работой, короче кормил и поил. Я не знаю, сколько именно народу перетащил Николай Сличенко через театр, пол Москвы, не меньше. А то зачем же нужно набирать цыганят? На хрена они нужны Агамировой. Ведь это не у цыган каждый второй к музыке одарен! Нужно выписавать из Баку за большие деньги евреев в количестве неимоверном. А цыгане Николаю Сличенко не нужны. Мал по малу Сличенко оказался одним единственным цыганом в цыганском театре. Добился своего, чтоб его черти драли. А вот супруга его оставалась довольна. Но речь сейчас пойдет ни о Николае Сличенко. О нем и говорить-то не о чем. Черт с ним.

У Тамилы был обычай, после гастролей, обычно летом, она любила собирать «ближний круг» у себя на даче. Дача тамилы была недалеко от Москвы в селе Дундолово. Домик с верандой и мезонином состоял из большого количества комнат. Выкращенный в светло коричневый цвет, домик очень гармонировал с сосновым лесом, который обступал его с северной стороны. На самом участке было много яблонь и несколько вишен, за которыми никто не ухаживал. Большая же часть участка составляли вековые сосны, которые приятно шумели от ветра и устилали землю мелкими иголочками и хвоей. Недалеко от дачного строения был небольшой вырубленный участок, где стоял стол, срубленный из каких-то бревен и где почти каждый вечер подавали чай с вареньем.

Так, по приятельскии, за дружеской беседой, за стаканом «азербайджанского», проходили репетиции и проводили время сотрудники театра. Вот тамя и познакомился с Леонидом Райхманом.

Одно лето, мне особенно запомнилось, о нем и расскажу. На даче у Агамировых всегда было много народа: как приезжие, так и соседи. Не то чтобы уж очень гостеприимной была эта Тома, но беседу могла поддержать и с Завальнюком, и с Чаплиным. Часто приходил ксенз Владислав Завальнюк, замечательный человек, добрый отзывчивый как таракан. Он был соседом Агамировых, гнал прекрасную самогонку, к которой сам же и пристрастился. Самогонку он гнал из всего на свете. И, надо отдать ему должное, самогонка у него была мягкая, легкая, просто ключевая вода, а не самогонка. Соседкой Агамировый была очень симпатичная как смертная казнь и элегантная как жаба, Нана Сагинашвили. Женщина высоких моральных принципов, грузинская еврейка. Был там еще такой Потупчик.Он еще тогда мальчишкой был. Маленький такой постреленок, чистой души, прекрасного характера. Тамила как-то полюбила его и покровительствовала ему. Приезжал зять Тамилы Агамировой американец и црушник Кристофер Шилдс, человек высокой нравственности, такая паскуда, что хоть святых выноси. Он приезжал не надолго, можно сказать мимоходом наезжал. Приедет бывало, взорвет что-небудь и обратно к себе в Америку.

Дачный участок Агамировых был расположел около село Дундулово. К селу примыкал дачный участок. Само село было не большое и состояло из ста дворов. В одно конце села была церковь святого целителя Пантелеймона, в которой служил службу отец Всеволод Чаплин, замечательный человек, искрении, открытый, добрый, настоящий милиционер. Другой конец села упирался в речку с привлекательным названием Прохлада. В реке водилась рыба и вода в ней была чистая. Зимой река замерзала и местные жители катались на коньках. Другой конец села соприкасался с разрушеной усадьбой. Во стародавние времена село Дундолово принадлежало какому-то барину, имени и звания которог никто не помнил. От него остались две вещи – церковь и заброшенная усадьба, которую дачники и местные жители растащили себе на кирпичи. Со временем то, что не успели растащить, заросло дремучим лесом. А на другом конце было колхозное поле, которое не кому было убирать и обрабатывать, сельское управление, почта и опорный пнкт милиции. В котором работала участковый милиционер Татьяна Бабич, девушка добрая, чесная, отзывчивая, вылитый эсесовец в юбке. Талантами не блистала, умом не отличалась,а вот на сплетни – любому Райхману сто очков вперед могла дать.

Был у Татьяны талант, да талант, по другому не назову. Приходила Бабич даже на те лекции и семинары, которые и сами преподаватели стороной обходили. Сидела на первой парте как истукан, ну и за лет пять может слов шесть. Нет вру, пять слов сказала. Друзей у нее не было. Училась Татьяна тоже посредственно, что было странно, ибо Татьяна писала все конспекты. Оценки ей ставили за заслуги перед родиной, а не за знания. Даже с мальчишками она не водилась. Не красавица, не страшыдла – какое-то убожество.

Я еще жениться на ней собирался, но Бог миловал. Как-то пожалел меня Господь, смилостивился надо мной, над грешником. Ага, а то бы не разговаривать нам с тобой, вот так. Давно бы лежал в земле сырой, прости Господи. Эта Бабич какая-то чучундра. Другого слова не подберешь.

В селе был кузнец, прекрасный человек, которого звали Борис Моисеев, кристальной души, чистого сердца! Он тоже был частым гостем на даче у Агамировых. У него было много друзей из Москвы, тоже «кузнецы» такие как Дима Билан и Филип Киркоров. Вместе они «ковали» свое мальное счастье и делились планами на будущее. Местные мужики не обижали Моисеева, но не понимали.

Часто приезжал Юрии Беленький, ну, этого вы знаете, о нем его же коллеги уже кино снимают. А это сам знаешь, еще заслужить надо. Мразь первостатейная. И как это его еще мать земля носит, не понимаю?! Частым гостем был Леоиид Райхман, чтоб его черти драли и о нем сейчас речь пойдет. Леонид жил и работал в Лондоне, откуда плел свои черные дела. Ты же спрашиваете почему повесился Райман? Вот я и рассказываю. Да, я знаю почему он повесился. А вот ты не знаеш, молчи и лучше слушай внимательно.

Обычно, как на даче у Агамировых соберемся, там Ленька Райхман всех собак в околотке подымал. Не любили его собаки и все тут. Бывало идем по деревне, ну по дачному поселку, песни поем азербайджанские. Поем, пританцовываем, все как надо быть. Райхман, что есть громче всех поет, мерзавец, а голоса то и нету. И слов не знает. Так ведь и я по азербайджански ни хрена не волоку, так и молчу. Иду так рядом, папироску курю. А Ленька мычит что есть мочи, гад. Горланит, бывало, хоть ты уши затыкай. И что ему казалось?! Мы уже как силы были, просили его: « Райхман, не пой! Христом Богом прошу, пощади детей малых, Потупчика пожалей!». А нет, не тут-то было. Райхман как затянет песню, то хоть ты ему колом по спине отоварь, никак не успокаивался. Артист. Водой отливали. Всех соседей подымет, все собаки на 100 верст выли дурным голосом от песней Райхмана. А что делать, поет человек и все тут. Не унимается. От этого он первый раз в петлю-то и полез. Было дело, помниться, в августе. Да, конец августа. Мы тогда как раз с гастролей приехали. Ну, значит, и Леонид с нами. Я так тебе скажу, не хотели мы его брать. Опозорились только. Нана Сагинашвили, чтоб ей пусто было, уговорила нас. Говорит: «человек-то, он хороший он, этот Райхман- и плясать и петь». Ну плясун из него так себе, куда бы не шло. А как запоет, так хоть святых выноси. Ну, значит, пришли на дачу, ну, к Агамировым. Там Беленький в магазин за азербайджанским вином побежал, другого мы не употребляем, не фортит! А Тамила ему с порога и говорит: «Ленька, мать твою, ты мне все гастроли испортил своим мычанием» И как засандалит ему по башке виолончелью. Короче, побили они Леонида, особенно Беленький. Он к тому времени уже из магазина прибежал, видит - метелят кого-то. Кровожадный, я тебе скажу, человек этот Беленький. Не смотри, что калека. Тут же подскочил и давай Райхмана веником пыльным по спине дубасить. А Леонид к сердцу принял. Расстроился. Помню вечером, сидим выпиваем, ну там, на веранде у Агамировых. Я папироску курю, липовой веткой комаров от себя отгоняю. Отдыхаю, соловья слушаю. Потупчик заснул у Тамилы на коленях. Беленький стакан вина, ну, нашего, азербайджанского, выпил и плохо ему стало. Пошел в нужник, мало ли, может надо человеку. Прибегает, бледный, как лист бумаги. Мычит что-то и пальцем в сторону нужника тычет. «Что? Что случилось с тобой, какой леший тебе в штаны забрался?». А он вообще развернулся на 180 градусов и бежать. Послали Нану. Говорю: «Нана Сагинашвили, сходи ты, посмотри что там за сенсация?» Вернулась Нана, тоже под стать Беленькому и как заорет: «караул, погром». Мы все сбежались на ее визги. Даже маленький Потупчик проснулся. Глядим. А грехи мой тяжкие. Леонид в очках висит в нужнике, на электропроводке. Вот. Я попытался снять его с петельки. Начали по щекам, реанимировать, оттирать навозом. Вовремя, успели. Открыл глаза свои бестыжие, смотрит, ничего не понимает. Я дал ему стакан азербаржанского вина выпить, другого мы не держим. Отпустило Леонида маленько. Ай, вспоминать противно. Весь отдых испортил, гад. Мы еще с Тамилой репетировать собирались. Какая там репетиция, все коту под хвост. Нана Сагинашвили песню написала, про милициейской счастье. Вот только разучить собирались. Тамила у нас строгая в этом смысле. Без репетиции ни-ни. Бывало соберемся. Как затянем, соседи из окрестных деревень сбегались, через дырочки в заборе подглядывали за нами. Это конечно, когда Леонида с нами не было. А как с Леонидом репетировать? Он же по азербайджански не понимает. Мычит: «Мы-Му-Мо». Вот такие гастроли. Только испортит весь кураж. Бывало Беленький насыпет Леониду слабительного с еду, чтобы того пронесло насвозь и тот дома остался. Тогда другой разговор, тогда хоть на баяне можно разыграться сдоволь. Но изобретательность Беленького имела только временный эффект. Леонид, после сорокового раза заметил, что как-то не идут ему пирожки Беленького приготовления. Как-то не в кайф. Чуть укусит пирожок и все, засада. Из нужника не вылезает до вечера. Как-то не так, с пирожками, с этими беда какая-то у него. А мы так благодарны Беленькому и его пирожкам, что страсть. Репетируем, свобода, никакого тебе мычания. Все путем. Тамила бывало сама печет, пирожки эти, старается. Потом Беленького пошлем к Леньке в гости, часа так за 2 до репетиции. Так и спасались. А что делать если поет человек. Раз решили мы обмануть Райхмана, ну и подсунули ему идею. Тамила говорит : «Леонид, слушай, у нас тут место балалаечника освободилось. Может ты хотешь, а?» Чтоб Леонид не пел, решили новую вакансию ввести для него специально. И что? Не помогло. Он и на балалайке играет и поет, чтоб ему мало места было. Совсем замучил коллектив. Какой скажи ты мне из Райхмана балалаечник? Срамота! Еще хуже певца. Пальцы не гнуться, руки потные, нот не знает. А нам, знаешь, балалаечник нужен был как корове седло. Сам посуди, зачем нам балалаечник? Что он у нас этот балалаечник делать будет? Ты хоть раз в Азербайджане балалайку видел? То-то и оно. А Леониду идея с балалайкой понравилась. Говорит: «Всю жизнь мечтал на балалайке играть азербайджанские напевы». Вот гад. Иди, попробуй хоть один азербайджанский напев на балалайке сваргань?! А у него получалось. Так получалось, что маленький Потупчик рыдал диким голосом, когда слышал. Какое там? Весь Дом Культуры имени Архиепископа Филарета сбегал с занятий. Но а с Потупчиком так прямо эпилептические припадки случались. Даже его любимые клизмы не помогали. Однажды директор нашего Дома Культуры имени Архиепископа Филарета Феоктиста Гермогеновна Роттерблюмен поймал как-то Райхмана в мужском туалете туалете и надавал ему по шее. Скандал. Ему многие хотели руки поломать, чтоб не играл. Но мы его прятали. Бывало придут баянисты со второго этажа. У нас на втором этаже баянисты занимались. Обыкновенно они монтажниками были, а в свободное время у нас занимались. Спрашивают : «Леньки балалаечника опять нету?» Мы говорим: «нету, запил». А Леонид-то сидит в чехле из под виолончели, вся душа у него в пятки ушла.

Надо сказать, что идея с балалайками очень понравилась Леониду. Прямо заболел он балалайками. Это притом, что сами балалайки Леонид до этого видел только по телевизору или в кошмарных снах. Мы и не рады были, что подсказали ему эту тему про балалайки. Тамила так себя потом ругала всякими словами неприличными и так, азербайджанскими, но тоже неприличными. И кто ее за язык тянул? Придумала бы дудку какую, самогудку, да и все дела. Сидит себе Леонид, дудит, и все довольны. Нам приятно, и Леонид при деле. Но балалайка взяла свое…

Значит, было это в году, чтобы тебе не соврать, да, не все ли равно. Собрались мы как полагается, на даче у Агамировых. Мать Потупчика привезла его и уехала. Мать Потупчика тогда, стропальщицей работала по вахтовому методу. Так вот и приносила этого Потупчика к Тамиле. Ну а та, смотрела за ним, клизмочки ставила, носик сморкала. Вообще, полюбила Тома этого Потупчика, что не сказать, полюбила. А за что? А Бог его знает за что!

Вот, лето тогда было, яблони в цвету и знаешь, взгруснулось как-то Нане Сагинашвили.

И говорит Нана: « А что, может винца випить, да и мне на контрабасе замостырить?» А я тебе как родному человеку скажу, Нана на контробасе не плохо играет, приятно послушать. Вечером там, сядет Нана, котрабас в руки и давай наяривать. Господи, даже вороны в обморок падали. А почему падали? А потому, что от балалайки Леонида Райхмана они вообще копыта отбрасывали, вороны-то. И как это случилось, но на даче у Агамировых вороны развелись, жуть. И что им медом там намазано? Хорошо бы там тетерева или, к примеру, снегири. Так нет, какие там тебе снегири, забудь. Одни вороны, чтоб им пусто было. У всех людей как у людей, а у Тамилы вороны. И знаешь, жирные такие, черные, азербайджанские вороны, одним словом. Я так подозреваю это муж Тамилы, придурок, ворон тоже из Азербайджана выписал. Мало ему наших ворон. А вороны такие паскудные попались, все вишни обглодали. Яблоко не успеет созреть, а вороны уже его украли. Наверное тренированые вороны. Сидят на ветках, азербайджанские пляски смотрят. Чуть отвернулся, кусок пирога украли. Такие дела. Один раз Тамила даже участкового нашего, Татьяну Бабич, приглашала, разобраться. Бабич пришла с пистолетом и сачком для бабочек. Сачок для Бабочек она сразу отставила в сторону, а вот макаров пригодился. 3 обоймы разрядила. Толи косоглазие сказалось, толи не опытность – баба как никак, но вороны не испугались. Мало того, начали гадить на Татьяну Бабич с высоты птичьего полета. Тамила принесла кастрюлю, металическую, в которой мы чифирь варили и предложила Татьяне надеть ее на голову, от чего Татьяна стала похожа на солдата пехотинца первой мировой. Однако это мало помогло. Кастрюля не сделала из Бабич снайпера. А вот вороны оказались более меткими чем Татьяна и весь китель ей обгадили к чертям собачьим. Только Леонид Райхман мог с ними справиться, с воронами.

И чем Беленький их не травил – ничего не помогало. Бывало возьмет Беленький швабру и носится по саду, ворон гоняет, а толку то? Побегает часа четыре, и опять к нам за стол. Маленький Потупчик так даже рогатку смастерил, и метко стрелял, подлец. За вечер 4 вороны минимум собирал. Их потом Завальнюк у себя под видом гусей подавал. Я так тебе скажу, я вот сколько живу на белом свете, так к Завальнюку этому, ни разу не ходил. Придешь к Агамировым, винца азербайджанского с селедкой, любо. А дачу Завальнюка местные ребятишки даже за яблоками боялись залазить. Такие страсти. Одно слово-чертовщина. Был у Завальнюка петух, красавец, Егорушкой звали. Позовешь его, посыпешь ему там риса или жыта. Завальнюк же его не кормил. Так он и его со свету свел. Зловредный человек, одно слово –Завальнюк. У Завальнюка как-то не жили ни куры, ни свиньи. Даже мышей не было. Собак не было, нет. Завальнюк заводил живность, но безрезультатно. Один раз у Завальнюка жил пес по кличке Демьян. Мы знали, что у Завальнюка провалы в памяти и сами подкармливали собаку. И пес был такой смышленный, ласковы, дворняга. Пес очень выл когда слышал как Сагинишвили на контрабасе играла. Прямо вот как человек о помощи просил, умолял практически. Но и его настиг злой рок и он тоже издох. Я так думаю, это Райхман его отравил. У пса был удивительный музыкальный слух и он на дух не переносил игру Леонида Райхмана на балалайках. Один раз собака даже укусил Райхмана из-за этого. Райхман побежал в дом за аптечкой, а мы наоборот, начали еще более жирные кости бросать Демьяну.

И значит, взгруснулось как-то Нане Сагинашвили, а кому за бутылкой в магазин бежать? Кому поручить? А у нас, я так вам скажу, Юра Беленький любил в магазин бегать. Только вот утром выбегал и только к вечеру, подлец, назад являлся. А магазин –то рядом, рукой подать. Нана говорит: «Чавалэ, давайте я за винцом сбегаю?». Тома ей и отвечает: «Ни-ни, за каким винцом, вот пусть Юра сбегает. А ты давай, за контрабас, принимайся ворон травить. Нечего прохлаждаться». Ну я думаю, а как в прошлый раз Беленький побежит за бутылкой, а вернеться через 2 дня с фонарями под обойми глазами, как тогда быть. Его продавщица побила за домогательства. Что думаю делать. А Юра уже сидит, глаза красные, дышит тяжело, предчувствует встречу и уже вскочил и на одной ножке пританцовывает, дескать, я побегу. Дай думаю, ему Потупчика дам, в нагрузку. А Потупчик, когда маленький был, мерзкий был- укачивало его одним словом. Возьмешь его на руки, баю бай, баю бай – весь китель мне загадил. Я как лучше хотел, качаю его, мерзавца, сколько сил моих, стараюсь. А он? Мне его потом мать Потупчика 3 дня стирала, китель у меня был, заморский, подарочный. Я его из Сингапура привез. Так вот, а укачивало Потупчика с поводом и без. Только и успевали за ним ходить с тряпкой. Думаю, Потупчик и там, у продащицы, тоже приключиться с ним оказия, а нам выгода: и Беленький целехонек придет и нам не долго ждать. Так и случилось. Говорю: « Юра, ты мальчонку-то возьми с собой, в магазин. Да смотри там акуратнее!» Беленький как заноза, нет, говорит, хоть режте меня, не возьму с собой Потупчика. Тома выручила и как треснет ему подзатыльник, и весь разговор. Пошли они вместе, Потупчик и Беленький в магазин.

Через минут 15, вижу идет Беленький обратно и взгляд у него такой, как тебе сказать, растерянный что ли, блуждающий: в одной руке бутылка, в другой Потупчик и физиономия вся в тошнотиках! Потупчика стошнило Беленькому на брюки, когда тот с продавщицей о чем-то там зажигал. А продавщица у нас была девка знатная, румяная, ласковая. Не то что Бабич.

Беленького вообще бабы бывало драли как сидорову козу. Сидим, курим, глядь, Беленького-то и нету. Мы туда, сюда, а его уже и след простыл. Любил Беленький за деревенскими бабами из камышей подглядывать. Да, только вечер, соловьи. Бабы, значит на речку идут, с вениками, после смены. Кузнечики в траве заливаются. Глядь, а Беленький уже за ними побежал. Огородами, огородами и сидит в камышах, гадюка. И что там за беда с ним приключилась, черт его знает. Сидит себе человек в камышах, сидит и сиди, зрелищем, так сказать, наслаждайся. Какое там тебе наслаждение? Бабы, значит,

разденуться, а он, Беленький-то, как выскочит из камышей без портков. Пугать их любил

. Бабы сначала в воду сигать, а потом разглядили, что это Беленький с рогами, а не черт. Не испугались бабы Бельного в неглиже, не растерялись. Схватят что под руку попадеться и давай его дубасить. Так они его гнали всем скопом по улицам. Беленький очень веселился, весело человеку было. Только вот не долго веселился молодец. Девки настигали его быстро и дубасили его чем ни попадя. Кто руками, кто паленом по горбу. А однажды девки словили Беленького, связали его лифчиками и отвели его к местному кузнецу, в наказание. А кузнецом у них в ту пору Борис Моисеев работал. А душа у него была, что говорить, чистая душа. Кристальный человек был Моисеев. Он и певец был по совместительству и танцор диско. Местные его не обижали. А вот душу Моисеева мы так и не поняли. Кристальная душа была у человека, чистая как утренняя роса. Ну и по благонравию, никто не мог с ним сравниться. Никто, разве только Завальнюк? Да нет, где ему? Да, замечательный человек Моисеев, добрый, только вот девками не интересовался. А вот Беленьким даже напротив, очень. Прибегает Юра от кузнеца, все треться, значит, на месте спокойно минуту не посидит. И лицо у Беленького такое нежное стало, как после бани. Долго потом Юра на даче у Агамировых не появлялся. А Моисеев наборот, раз восемь приходил. В костюме, с бабочкой и букет хризантем. Постучиться Тамиле в калитку, откройте мол, одно слово джентельмен. Посидит, сигару выкурит, да и пойдет к себе в каморку грусный. Беленького-то нету. Любовь…И что делать. Походил Борис, походил, кучу денег на хризантемы перевел. Бывало сядет, ногу на ногу забросит, в руках букет и грусть в глазах.