Geum.ru

Г. К. Честертон По-настояшему боишься только того, чего не по­нимаешь

Вид материалаДокументы

Содержание


Вербальная мифологизация)
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30
ГЛАВА 2 ЗАВЕТНАЯ ТРОПА КОЛДУНОВ

(ВЕРБАЛЬНАЯ МИФОЛОГИЗАЦИЯ)

Нелегок путь от земли к звездам

Сенека-младший

Миф есть сама жизнь, само конкретное бытие, в словах данная личностная история. Он есть чудо, как чудом и мифом является весь мир.

Л. Ф. Лосев

Итак, мы вышли на опасную тропу колдунов, пытаясь постичь тайну суггестии.

Представители племени азанде ищут колдовскую субстанцию в теле мага, верят в возможность передачи ее по наследству. Однако настоящим «философским камнем» во все времена был язык, «изготовленный» по особому лингвистическому рецепту...

Традиционно лингвистика «нацелена» на изучение реальных явлений языка, так или иначе обработанных сознанием. Напротив, явления, связанные с областью бессознательного (не имея в виду патологические реакции), ориентированные на операции с установ­ками личности, оставались пока в стороне от столбовой дороги лингвистики.

Суггестивная лингвистика изучает феномен суггестии как ком­плексную проблему; «увязывает» древние знания и современные методы, традиционный и нетрадиционный подходы. В качестве постулатов (принципов) суггестивной лингвистики можно выделить следующие положения:

1. Язык в целом может рассматриваться как явление суггестив­ное, поэтому основное внимание в данном исследовании уделяется коммуникативно-волюнтативной (суггестивной) функции языка.

2. Единицей анализа признается текст в широком смысле слова.

3. Суггестивная лингвистика по предмету своего исследования динамична (изучает процессы), по методам — комплексна, междис­циплинарна.

4. Языковая суггестия вероятностна по своей природе, ориен­тирована на преодоление сз'ществующих в каждом синхронном сре­зе языка норм. Суггестивные механизмы имеют правополушарную ориентацию, воздействуют на установки личности и общества.

5. Универсальный, интегративный, диалектический метод по­знания, описания и обучения — вербальная мифологизация — ме­тодологическая основа суггестивной лингвистики.

Сложность взаимоотношений между субъектом и объектом изу­чения динамической суггестивной лингвистики (личность-текст — тексты мифов, представляющие собой пересекающиеся мифологи­ческие поля личности и общества) обусловливает комплексный, междисциплинарный подход этой науки: изучение лингвистических аспектов суггестии невозможно без выхода за рамки языкознания.

Наряду с ведущей ролью языка, важной особенностью сугге­стии как сущности является ее непосредственная связь с областью бессознательного. Проблема бессознательной (неосознаваемой) психической деятельности своими историческими корнями уходит к началу психологии и философии. На Западе изучение бессознатель­ного привело к созданию глубинной психологии и психоанализа (Фрейд, 1989), трансактному анализу (Берн, 1988), трансперсональ­ной психологии (Ф. Капра) и др.

Школа грузинских психологов, созданная Д. Н. Узнадзе, разра­ботала теорию установки, позволяющую по-новому взглянуть, на­пример, на проблему суггестии. Установка — экспериментальное понятие, знание особенностей которого необходимо для того, что­бы иметь возможность заранее предусмотреть, какое направление примут отдельные акты поведения и чем завершится их формиро­вание.

По Д. Н. Узнадзе, взаимоотношение между объективной дейст­вительностью и живым существом трехчленное: среда — субъект (установка) — поведение. Согласно теории установки воздействие объективной действительности (среды) на сознание, поведение не непосредственное, оно опосредовано установкой. «Поэтому объяс­нение содержаний сознания самими же содержаниями сознания не­возможно; сознание не является обоснованной в самой себе дейст­вительностью. Для объяснения сознания необходимо выйти за его пределы — содержание сознания следует объяснить на основе уста­новки, на основе бессознательного психического» (Баиндурашвили, 1986, с. 65).

Большая научная ценность экспериментального классического метода исследования установки Узнадзе при изучении человеческой психики заключается и в том, что он прост и доступен для исполь­зования. Вот простейший вариант этого метода: «Если человеку дать в руки несколько разновеликих шаров, окажется, что у него выработалась установка восприятия разных по величине объектов, в результате равные шары будут казаться ему неравными. Такая установка возникает и действует в том случае, если испытуемый ничего не знает о ее существовании. Подобное положение наблюдает­ся и тогда, когда установка вырабатывается в гипнотическом сне и испытуемому ничего не известно об опыте. Помимо того, даже в случае, если испытуемый знаком с методикой эксперимента и знает, что в опытах после разных шаров ему даются одинаковые, эти по­следние воспринимаются им иллюзорно, установочно. Роль уста­новки в восприятии реальных объектов значительнее, чем роль соз­нания, которому известно, что в опыте сравниваются равные ша­ры» (см.: Надирашвили, 1978, с. 13).

Сейчас представители грузинской школы установки предпочи­тают говорить уже не о первичной установке, а о «целостной уста­новке личности (установке на целевой признак): «Там, где под эги­дой сознания сложилась личность со всеми ее ценностями, установка принимает свои бессловесные решения до их осознания нашим "говорящим Я", иногда вовсе без осознания, но это все же решения в духе данной личности, а не в духе безличных и мрачных инстинктов, населяющих фрейдовское "Оно"» (Добрович, 1980, с 36).

Как связана теория установки с психоанализом? С точки зрения грузинских психологов эта «кишащая тайнами» область бессозна­тельного является не до-, а постсознательным: «Именно анализируя бессознательное и его функцию в деятельности человека, мы прихо­дим к позитивной характеристике бессознательного как уровня психического отражения, в котором субъект и мир представлены как одно неделимое целое. Установка же выступает как форма вы­ражения в деятельности человека того или иного содержания — личностного смысла или значения, которое может быть как осоз­нанным, так и неосознанным. Функция установки в регуляции дея­тельности — это обеспечение целенаправленного и устойчивого протекания деятельности человека» (Асмолов, 1994, с. 59; см. также: Анри, 1994; Шашин, 1994, Шерток, 1994, Симонов П. В., 1994; Зин-ченко, Мамардашвили, 1994 и др.).

Однако, по мнению ряда психологов, установкой бессознатель­ное не исчерпывается' «Нельзя закрыть глаза на мир личностных смыслов, неподконтрольных сознанию». Один из участников Тби­лисского симпозиума, французский психоаналитик С. Леклер удач­но назвал эту таинственную область психики «домом колдуньи».

Установку можно закрепить (легкая задача), создать (задача средней трудности) и изменить (трудная задача). В случае суггестии речь идет, прежде всего, об изменении установок общества или личности, так как «суггестия добивается от индивида действия, ко­торого не требует от него совокупность его интеро-рецепторов, экстеро-рецепторов и проприо-рецепторов. Суггестия должна отме­нить стимулы, исходящие от них всех, чтобы расчистить себе дорогу. Следовательно, суггестия есть побуждение к реакции, про­тиворечащей, противоположной рефлекторному поведению от­дельного организма. Ведь нелепо "внушать" что-либо, что орга­низм и без этого стремится выполнить по велению внешних и внутренних раздражителей, по необходимому механизму своей ин­дивидуальной нервной деятельности. Незачем внушать и то, что все равно и без этого произойдет. Можно внушать лишь противоборст­вующее с импульсами первой сигнальной системы» (Поршнев, 1974, с. 199).

Установки не могут быть преобразованы под влиянием тех или иных односторонних вербальных воздействий. И это естественно, так как коммуникативный акт предполагает наличие, по крайней мере, двух участников, на чем и настаивают лингвисты, рассматри­вая «диадическую коммуникацию, диалогическое общение, просто диалог — как вид речевой деятельности двух или более партнеров, которые совместно решают определенные задачи при помощи сво­их речевых действий или диалогических шагов» (Романов А. А., 1992, с. 44).

Неэффективность методов психотерапии сами психотерапевты объясняют двумя основными причинами:

1. Ограничением чисто вербальными односторонними воздей­ствиями, т. е. той терапией, которую столь ядовито высмеял еще 3. Фрейд в своей работе «О "диком" психоанализе» (1923) так как «по самой своей природе смысловые образования нечувствительны к вербальным воздействиям, несущим чисто информативную на­грузку. Не случайно, поэтому Жак Лакан, выдвинувший лозунг "Назад к Фрейду", перекликается в этом пункте с основоположни­ком психоанализа, замечая: "Функция языка заключается не в ин­формации, а в побуждении. Именно ответа Другого я ищу в речи Именно мой вопрос констатирует меня как субъекта" (Ж. Лакан). Иными словами, только общение, выражающее смыслообразующие мотивы и служащее основой для эмоциональной идентификации с Другим, может изменить личностные смыслы пациента» (Асмо-лов А. Г., 1994, с. 55).

2. Ограничением количественным. В диалоге «врач» — «паци­ент» отсутствует социальное подтверждение полученных вновь смысловых установок личности. Отсюда — явно наметившийся сдвиг от индивидуальных к групповым методам психотерапии, как, например, психодрама, Т-группы и т. д., в которых реконструируются личностные смыслы и смысловые установки.

Третьей причиной можно было бы назвать отсутствие инфор­мации о собственно суггестивных резервах языка.

Еще Ф. де Соссюр и Ч. Моррис подчеркивали тесную связь се­миотики с психологией. Ярким примером плодотворной разработки теории знаков в психологии служат исследования Л. С. Выготского и Ч. Морриса о роли знаков в регуляции поведения, В. Н. Волоши-нова (М. М. Бахтина) о семиотической организации сознания, Ч. Осгуда в любой части экспериментальной психосемантики. Ос­мысление языка как знаковой системы заново открыло для лин­гвистов предмет их науки и послужило мощным стимулом к разви­тию структурной лингвистики, а в психоанализе было совершено открытие Фрейда — семиотика.

Открытие это принадлежит французскому психоаналитику Жа­ку Лакану. В 50-х годах Лакан и группа его последователей (Лап-ланш, Понталис, Леклер и др.) провозглашают, что модель языка лежит в основе всей теории Фрейда.

Уже в своих первых психоаналитических трудах Фрейд показы­вает, что следами и проявлениями бессознательного являются нев­ротические симптомы и сновидения, ошибочные и симптоматиче­ские действия, остроты, а также свободные ассоциации. Своим важнейшим открытием Фрейд считал то, что ему удалось обнару­жить смысл этих явлений.

Из всех знаковых систем наибольшее внимание основатель пси­хоанализа уделил языку. Еще в период неврологических исследова­ний в своей первой монографии «Афазия» (1891) он даже предпри­нял попытку развить собственную теорию языка. Лакан утверж­дает, что в полном собрании сочинений Фрейда на каждой третьей странице затрагиваются филологические проблемы, причем «...ана­лиз вопросов языка становится тем подробнее, чем ближе обсужде­ние касается бессознательного». Интерес Фрейда к языку объясняется той особой ролью, которую слово, речь играет в психоаналитиче­ском методе. «При психоаналитическом лечении, — пишет он, — происходит только словесный обмен, разговор между анализируе­мым и врачом».

Психоанализ — это «talking cure» — «лечение разговором», как метко заметила знаменитая пациентка психоаналитика Брейера (то же можно отнести и ко всей психотерапии в целом). Работы Фрейда показывают, что те переживания пациента, которые в результате вытеснения не могут быть выражены им во внешней и внутренней речи (т. е. не осознаются), находят искаженное выражение в невро­тических нарушениях. «Отсюда — задача психоаналитика: рекон­струировать на основании имеющихся текстов это вытесненное и бессознательное "означающее", помочь пациенту понять смысл его невротических проявлений. Возвращение }траченного дискурсив­ного "означающего" на свое место, т. е. на место замещающих его симптомов, это и есть осознание вытесненного содержания». В од­ном из своих докладов Фрейд сравнивает психотерапевтический эффект осознания патогенных переживаний с магическим заклятием духов: «болезненные состояния не могут существовать, когда их загадка разрешается и разрешение их принимается больными. Едва ли найдется нечто подобное в медицине, только в сказках говорится о злых духах, сила которых пропадает, как только называешь их по настоящему имени, которое они содержат в тайне».

Поиски утраченного в речи пациента смысла составляют самую суть созданного Фрейдом психоаналитического метода. Ведь глав­ным инструментом этого метода является интерпретация — анализ знаковых структур и в первую очередь структур языковых, по­скольку как данное (жалобы, пересказ сновидений, ассоциация), так и искомое (вытесненные мысли) являются дискурсивными текстами. По мнению Ж. Лакана, специфика психоанализа заключается имен­но в том, что: «его средства — это речевые средства, поскольку речь придает функциям индивида смысл; его область — область кон­кретной речевой ситуации как трансиндивидуальной реальности субъекта, его приемы суть приемы исторической науки...» Как за­метил П. Рикер, «далеко не все в человеке — речь, но в психоанали­зе— речь и язык»...

Наиболее общий вывод Лакана из его работ состоит в том, что бессознательное — это не вместилище хаотических инстинктивных влечений, а «та часть конкретной речи в ее трансиндивидуальном качестве, которой не хватает субъекту, чтобы восстановить целост­ность (континуальность) его сознательной (т. е. дискретной) речи» (цит. по: Цапкин, 1994, с. 81-87). Понятие бессознательного в тео­рии Лакана совпадает, по существу, с «символической функцией» К. Леви-Стросса, который определяет эту категорию как универ­сальный набор правил, организующих индивидуальный лексикон и позволяющий субъекту превратить его в речь. Таким образом, бес­сознательное, согласно Лакану, структурировано как язык, а важ­нейшими его правилами являются конденсация и смешение. Подтверждения этому положению Лакан находит в работах лингвиста Р. Якобсона, посвященных проблемам афазии.

«Маршалл Эделсон, один из наиболее ярких представителей "лингвистического" психоанализа США, в своих работах проводит параллель между лингвистической трансформационной моделью, разработанной Хомским, и деятельностью бессознательного в том виде, как ее описывает Фрейд в своих ранних трудах. Согласно тео­рии Хомского, в речевой деятельности определенными трансфор­мационными правилами происходит преобразование глубинных семантических структур (абстрактных "ядерных" предложений) в поверхностные (фонетические) структуры. Подобным образом в деятельности сновидения "скрытые мысли" — глубинные семанти­ческие структуры — трансформируются в пиктографические тексты сновидения — поверхностные структуры. В результате трансфор­мационных операций любое предложение, образ сновидения или симптом, имеющие одну поверхностную структуру, могут репрезен­тировать собой несколько смыслов (глубинных семантических структур). Это — эффект семантической конденсации. В то же вре­мя несколько различных поверхностных структур способны выра­жать один и тот же смысл. Это — синтаксическое смешение. Таким образом, задача психоаналитика, согласно М. Эделсону, идентична по сути задаче лингвиста: восстановить "вычеркнутые связи между поверхностными и глубинными структурами" или, другими слова­ми, деконденсировать и реконтекстуализировать поверхностные структуры.

Наибольший интерес для построения семиотической модели взаимодействия сознания и бессознательного представляет концеп­ция Фрейда о двух принципиально различных "языках" и формах мыслительной деятельности "первичного» и "вторичного" процес­сов. Фрейд отождествляет бессознательное с первичным процессом, характеризующимся свободой циркуляции энергии, а систему пред-сознательного-сознательного с вторичным процессом, где происхо­дит задержка, "связывание" энергии. Язык и мышление первичного процесса характеризуется следующими особенностями:

1) оперирование предметными представлениями, т. е. мнемиче-скими следами визуальных, тактильных, слуховых и других воспри­ятий, отличающихся слабой дифференцированностью, семантиче­ской расплывчатостью, смещенностью и конденсированностью;

2) континуальный характер мышления, пренебрежение к логи­ческим противоречиям;

3) вневременность, или ориентация только в настоящем времени;

4) обращение со словами как с предметными представлениями. Особенности вторичного процесса таковы: оперирование преиму­щественно словесными представлениями; дискретность операций; абстрактно-логическое мышление» (Цапкин, 1994, с. 87-88).

Социальными психологами (прежде всего, американскими) разработаны различные методы измерения установки личности. Так, Берт Ф. Грин описывает прямые и косвенные методы измере­ния установки (1966, с 227-287). Наиболее известными из них яв­ляются вопросник Терстоуна (высказывание суждений о мнениях с помощью анкеты), метод суммарных оценок Ликкерта и др.

Все эти методы предполагают фиксацию реакции, опосредо­ванной сознанием. Нужно, однако, иметь в виду, что «психическая деятельность, где бы она ни проявлялась, не может быть оценивае­ма только с точки зрения тех или иных субъективных переживаний Будучи возбуждаема к своей деятельности внешними импульсами, она является фактором, закономерным образом возбуждающим деятельность органов тела, изменяющих внешнюю среду, вследст­вие чего ее проявления во внешнем мире вполне доступны объек­тивному исследованию» (Бехтерев, 1991, с. 7). В. М. Бехтерев вводит в связи с этим обстоятельством термин «объективная психология», которая «в нашем смысле совершенно оставляет в стороне явления сознания» (там же, с. 8).

Говоря об установках личности и индивидуальном бессозна­тельном невозможно игнорировать феномен массового сознания (МС) — общественных установок — как особого типа обществен­ного сознания, «общественное сознание являет собой удивитель­ный мир. Объективируемое, с одной стороны, в весьма осязаемых продуктах человеческого труда — физического и умственного, в том, что обычно называют материальной и духовной культурой человечества, оно, с другой стороны, реализуется во множестве едва уловимых, проявляющихся лишь в "текущих" поступках лю­дей образований, вроде традиций и настроений, нравов и верова­ний, социальных симпатий и предрассудков. В значительной сво­ей части созданное вереницей предшествующих поколений, оно вместе с тем в каждый момент существования общества рождает­ся буквально "на глазах", в потоках мыслей и чувств живущих поколений. Устойчиво зафиксированное в бесконечном ряду раз­нообразных текстов — книг, документов, произведений искусства, оно одновременно отличается подвижностью, постоянно меняется в своих очертаниях. Поистине, это — целая Вселенная, со своими галактиками, созвездиями, звездами первой, второй и — тут же, совсем рядом — сотой, тысячной величины, Вселенная живая, развивающаяся...

Удивительный, сложнейший мир! Однако и познание его со­пряжено с гигантскими трудностями» (Грушин, 2987, с. 24-25)

Французский социолог Ле Бон в книге «Психология масс» об­суждает изменение индивида в психологической массе: «какого бы рода ни были составляющие ее индивиды, какими схожими или не­схожими ни были бы их образ жизни, занятие, их характер и сте­пень интеллигентности, но одним только фактом своего превраще­ния в массу они приобретают коллективную душу, в силу которой они совсем иначе чувствуют, думают и поступают, чем каждый из них в отдельности чувствовал, думал и поступал бы. Есть идеи и чувства, которые появляются или превращаются в действие только у индивидов, соединенных в массы. Психологическая масса есть провизорное существо, которое состоит из гетерогенных элементов, на мгновение соединившихся, точно так же, как клетки организма своим соединением создают новое существо с качествами совсем иными, чем качества отдельных клеток. Главные отличительные признаки находящегося в массе индивида таковы: исчезновение соз­нательной личности, преобладание бессознательной личности, ориен­тация мыслей и чувств в одном и том же направлении вследствие внушения и заряжения, тенденция к безотлагательному осуществле­нию внушенных идей Индивид не является больше самим собой, он стал безвольным автоматом» (цит. по: Фрейд, 1991, с. 75-77).

3. Фрейд, анализируя взгляды Ле Бона, Зигеле, Мак Дугалла, объединяет состояния влюбленности, гипноза, массообразования и невроза собственной теорией либидо (1991, с. 137-138).

Существует также иной подход к надындивидуальным подсоз­нательным явлениям во всех направлениях, затрагивающих переда­чу опыта человечества из поколения в поколение или пересекающу­юся с ней проблему дискретности — непрерывности сознания. Для решения этой фундаментальной проблемы привлекались такие по­нятия как «врожденные идеи» (Р. Декарт), «архетипы коллективно­го бессознательного» (К Юнг), «космическое бессознательное» (Судзуки), «космическое сознание» (Э. Фромм), «бессознательное как речь Другого» (Ж. Лакан), «коллективные представления» (Э. Дюркгейм, Л Леви-Брюль) и «бессознательные структуры» (К. Леви-Стросс, М. Фуко).

Иной ход для решения этой проблемы предлагается в исследо­ваниях В. И. Вернадского (1988, 1993 и др.), который видит источ­ник появления нового пласта реальности в коллективной бессознательной работе человечества. Он называет этот пласт реальности ноосферой.

Б. А. Грушин настаивает на существовании в обществе некото­рого особого, отличного от уже описанных наукой, типа общест­венного сознания, а именно: сознания масс. «Массы — это ситуа­тивно возникающие (существующие) социальные общности, вероят­ностные по своей природе, гетерогенные по составу и статистиче­ские по формам выражения (функционирования)» (Грушин, 1987, с. 234-235) Следовательно, массовое сознание (МС) — сознание, которым оперирует субъект, которое именно ему присуще. Вер­бальные тексты, по мнению Б. А. Грушина,— одна из возможных форм МС.

Повышенный интерес к массовому сознанию возник, прежде всего, с появлением средств массовой коммуникации. Интерес со­циологов к текстам массового сознания не случаен Ш. А. Надирашвили отмечает: «В последние годы вследствие мощного развития социальной психологии было возможным выделить и систематизи­ровать целый ряд социально-психологических закономерностей, обусловливающих формирование общественного мнения, взаимное влияние людей друг на друга. Подобные социальные взаимодейст­вия стали многообразными и сложными в современных условиях, когда такие средства массового воздействия, как пресса, радио, те­левидение и пр., превращаются в совершенно привычные и сущест­венные детали нашего быта. Между тем, следует отметить, что хотя эти мощные средства коммуникации сравнительно хорошо выпол­няют задачу передачи и распространения информации, однако они не могут с таким же успехом вырабатывать взгляды, убеждения и установки людей. Еще американский психолог Клеппер указывал на то, что, изучая общественные воззрения, социологи долго выра­жали удивление по поводу того, насколько ничтожно в условиях столь гигантского использования средств коммуникации их влия­ние на взгляды и установки американского общества» (1978, с. 8).