«молодая гвардия. 6 2 А-82 Книга М. Арлазорова «Циолковский» не похожа на ранее издававшиеся биографии великого ученого

Вид материала

Книга

Содержание 23. Калужский учитель и профессора из геттингена 16 М. Арлазоров

Подобный материал:

• Бюллетень новых поступлений в библиотеку. (Комплекс №1 Ленинградский пр-т,49) Вып., 572.32kb.
• Г. Э. Лангемаком Всвоих мечтах, отраженных в сказках, легендах, фантастических романах,, 247.38kb.
• Достоевский москва «молодая гвардия», 6899.86kb.
• Москва «молодая гвардия» 1988 Гумилевский, 3129.54kb.
• А. Н. Яковлев от Трумэна до Рейгана доктрины и реальности ядерного века издание второе,, 5531.78kb.
• Игра проводиться в три раунда: Iраунд игры посвящен жизни и деятельности Д. И. Менделеева., 116.6kb.
• Втексте романа курсивом выделены разночтения и фрагменты, исключенные из варианта,, 6075.11kb.
• Борис Иванович Машкин, российский патентный поверенный. Российская судебная практика, 14.83kb.
• Владимир Степанович Губарев Зарево над Припятью «Зарево над Припятью. Записки журналиста»:, 2732.26kb.
• Етирования читателей области к 65-летию создания Краснодонской подпольной молодежной, 358.85kb.

234

На первый взгляд заметка из «Дейли Кроникл» выглядит забавным анекдотом. Но не зря говорится, что в каждой шутке есть доля истины. Разглядеть эту истину нехитро: уже в середине двадцатых годов за­вязывалась битва за космос, выигранная, как извест-яо, Советским Союзом. Беспримерные рейсы к звез­дам Юрия Гагарина и Германа Титова — лучшая награда тем, кто долгие годы изо дня в день гото­вил эти подвиги.

Незадолго до полета Юрия Гагарина Московская

киностудия научно-популярных фильмов выпустила картину «Перед прыжком в космос». Фильм откры­вался примечательными кадрами: гора писем на одну тему: «Разрешите полететь первому...»

Груда писем на экране выглядела весьма внуши­тельно. И все же в ней не'хватало одного письма, о существовании которого, вероятно, не подозревали ни режиссер, ни сценаристы. Оно было написано еще в 1927 году первым претендентом (вернее, претен­денткой) на космический полет — ростовской комсо­молкой Ольгой Винницкой.

«Многоуважаемый профессор! — писала Винниц­кая Циолковскому. — Я прочла' в журнале «Огонек», что немецкий летчик Макс Валье собирается лететь на Луну. Моей давнишней мечтой было полететь на Луну, и потому я увлекалась Жюлем Верном. Те­перь, прочтя некоторые Ваши книги, я решила, что в полете на Луну нет ничего невозможного. И вот я рискую попросить Вас — может быть, Вы можете попросить Макса Валье, чтобы он взял меня с со­бой?.. Или мне подождать, пока полетят русские, со

своими как-то лучше...»

Храбрость девушки обрадовала Циолковского. «Глубокоуважаемая О. В., — отвечал он ей. — Валье думает сначала пустить корабль без людей. И это едва ли удастся. О Луне и думать нечего. Прежде еще нужно достигнуть разреженных слоев воздуха, для чего нужен особый еще не, испытанный двига­тель. Его даже в проекте нет. Газеты, журналы и изобретатели много фантазируют. Вы напрасно увле­каетесь. Хорошо, если мы дождемся с Вами хоть

235

полетов за атмосферу. Но меня очень умиляет и вос­хищает Ваша смелость...»

На первый взгляд переписка выглядит каким-то случайным фактом. На самом же деле она весьма характерна для отношения и к межпланетным поле­там и к Циолковскому. Дабы в этом не оставалось сомнений, позволю себе познакомить читателя с еще одним документом — письмом того самого Макса Валье, с которым собралась было лететь на Луну Ольга Винницкая.

«Меня изумляет, — писал Валье Я. И. Перельма-ну, — что Ваша книга выходит уже шестым изданием и имеет общий тираж в 47 тысяч. Ни один автор у нас в Германии еще этого не добился. Неужели рус­ский народ так интересуется этой проблемой! И разве население современной России имеет деньги для по­купки книг? Или книги у вас так дешевы, или же бес­платно раздаются государством всем интересую­щимся?»

Читая это письмо, невольно вспоминаешь выска­зывания Арчибальда Скайлса, одного из героев рома­на «Аэлиты», о странности русского характера. Впро­чем, упрекать Валье не приходится. В голове среднего европейца двадцатых годов не укладывались те пере­мены, которые произошли с Россией ,и русскими.

Время шло. Имя Циолковского становилось леген­дарным. Невероятные истории о калужском ученом не только передавались из уст в уста, но и выплескива­лись иногда на страницы газет и журналов. Одну из них мне довелось узнать после того, как, листая за­писные книжки Циолковского, я наткнулся на лако­ничную пометку: «Статья Кольцова в мою защиту». Далее следовала ссылка на номер «Огонька», глав­ным редактором которого был в ту пору Михаил Ефи­мович Кольцов. Не ринуться по следам пометки было невозможно. И мое усердие не осталось без награды. Статья Кольцова действительно защищала Циолков­ского.

«Люблю почитать советскую газетку, — писал Кольцов. — Нет, не московскую, там на свой же соб­ственный фельетон напорешься. Провинциальную га-

236

»i зетку хорошо почитать, да ту, которая подальше, по-11* глуше, позахолустнее. Из .нее только узнаешь, как

люди живут и чем помышляют, и что из-под себя

думают, и на Луну в гости собираются.

Газета «Звезда» в г. Новгороде сообщает новости

из Москвы, о которых, в самой Москве сидя, никогда

не узнаешь. Судите сами:

«На Московском аэродроме заканчивается построй­ка снаряда для межпланетного путешествия. Снаряд имеет сигарообразную форму, длиной 107 метров. Обо­лочка сделана из огнеупорного легковесного сплава. Внутри — каюта с резервуарами сжатого воздуха. Тут же помещается особый чиститель испорченного воздуха. Хвост снаряда начинен взрывчатой смесью. Полет будет совершен по принципу ракеты: сила дей­ствия равна силе противодействия... Попав в среду притяжения Луны, ракета будет приближаться к ней с ужасной скоростью, и для того, чтобы уменьшить ее, путешественники будут делать небольшие взрывы в

передней части ракеты».

«Мы взволнованы, — продолжает Кольцов. — Ка­кой такой чиститель свежего воздуха? Нельзя ли его до путешествия на Луну приспособить в театрах, клубах и иных общественных местах? Разве можно такое драгоценное изобретение отсылать в межпла­нетное пространство! А ужасная скорость! Удастся ее в самом деле затормозить «небольшими взрывами» или не удастся? А Жюль Верн и Алексей Толстой — они 'не помешают ли путешественникам из новгород­ской «Звезды», — ведь это у них списаны и снаряд, и ракета, и сигарообразная форма! Ведь действие

равно противодействию!

Нет, «Звезде» не до шуток. Она сообщает подлин<

ные обстоятельства путешествия на Луну, от которых кровь стынет как молоко в мороженнице.

«Постройка снаряда ведется уже четвертый год. Для этой цели были приглашены итальянские инже< неры. Работа производилась под руководством инже­нера Циолковского. Напряженный умственный труд окончательно подорвал здоровье талантливого рус­ского инженера, и он заболел неизлечимым психиче-

237

ским недугом. Руководство на себя взял инженер. Цандер...»

Я обрываю ту нелепицу, которую со свойственным ему сарказмом процитировал и разбил Михаил Коль­цов. Легко представить себе, с каким удовлетворе­нием прочитал Константин Эдуардович строки, без­жалостно высекшие сочинителей газетных уток:

«...Однако же новгородские герои газетной инфор­мации жертвовать особо ничем не хотят. С осторожной скромностью они предупреждают: «Настоящее сооб­щение перепечатывается из газеты «Карельская ком­муна». Дело, так сказать, не наше, за Луну не мы, а карелы отвечают.

Не хочется грозно обвинять новгородских и ка­рельских журналистов за их объединенную тощую утку. Жизнь, северная, лесная — скучна. Дремотная, вязкая жизнь. Хотели ее всколыхнуть буйные газет­ные головушки и выдумали про Луну и про психиче­ский недуг...»

Нет, Циолковский не строил гигантской ракеты на подмосковном аэродроме, но он сделал ничуть не меньше, когда к числу его трудов прибавилась не­большая брошюра «Космическая ракета. Опытная подготовка».

Брошюра невелика, и понимать ее, как пишет сам Циолковский, можно, лишь освоив его исследование 1926 года. Ценность ее заключается в том, что от чис­то теоретических размышлений Циолковский перехо­дит к конкретной программе опытов. По его мнению, без таких опытов немыслимо развитие ракетной тех­ники. Как всегда, интуиция Константина Эдуардови­ча безошибочно точна. Считанные месяцы отделяют выход брошюры от грозного рева ракетных двигате-:

•лей, прозвучавшего весной 1928 года в небольшом не­мецком городке Ганновере, неподалеку от Франкфур­та-на-Майне.

О том, что происходило в Ганновере, Циолковский узнал из письма А. Л. Чижевского. Чижевский немед­ленно выслал в Калугу вырезку из газеты «Кино». Оператор кинохроники Цейтлин подробно описал впечатления от необычной съемки.

238

То, что увидели журналисты и кинооператоры, действительно было необычным. Прозвучал сигналь­ный пушечный выстрел. Снят брезент. Перед зрителя­ми предстал огненно-красный автомобиль. Из спинки, пристроенной позади кузова, как жерла орудий, тор­чали ракеты — грандиозная ракетная батарея.

О, от этого чудовища можно ждать любой не­приятности! Испытания откровенно опасны. Все вол­нуются. А главный инженер, словно подливая масла

в огонь, громко объявляет:

— Устроители испытаний предупреждают, что не

берут на себя ответственности перед зрителями за

возможные последствия...

Ракетная батарея открывает огонь. Сила реакции рывком кидает огненно-красный автомобиль вперед.

Что это, новая эра? Рождение ракетомобильного

транспорта? Первый шаг в грядущее?

Ни то, ни другое, ни третье. Прочитав сообщение

из Германии, Циолковский разочарован. «Теперь про­изводят опыты с реактивными автомобилями (опыты фирмы Оппеля близ Франкфурта-на-Майне), — за­писывает он. — Они научат нас выгодному взрыванию и управлению одним рулем. Только и всего. К авто­мобильному же делу реактивные приборы непримени­мы, потому что дадут неэкономичные результаты».

Сегодня такое заявление никого не удивляет. Но не забудьте, голос Циолковского прозвучал напере­кор многоголосому реву газетчиков, рекламировавших опыты Оппеля. Портреты предприимчивого фабри­канта, фотографии ракетных автомобилей не сходили с газетных страниц. Радио транслировало речи Оппе­ля. Респектабельные журналы печатали подробные отчеты сотрудников рекламного отдела фирмы. Ад­ский грохот мог ошеломить любого. Любого, но не

Циолковского.

Однако изображать интерес немцев к ракетной

технике лишь как погоню за сенсацией было бы гру­бой и злонамеренной ошибкой. Одновременно с ревом ракет на испытательных полигонах Фрица фон Оппе­ля началась знаменитая «битва формул», организует-ся Общество межпланетных сообщений (Немецкое

239

ракетное общество). Среди его членов крупнейшие специалисты Германии.

«Газеты пестрели захватывающими дух сообще­ниями. Место хроники, убийств и скандалов заняли сообщения о ракетных испытаниях» — так описывает этот период в книге «Сильнее силы тяжести» Хорст Кернер.

Внешне «ракетная лихорадка», охватившая Гер­манию, выглядит достаточно благообразно. Отстаи­вается идея космических полетов. Никто не помыш­ляет о войне, и Герман Оберт, идеолог немецкого ракетного оружия, консультирует фильм Фрица Лан-ге «Женщина на Луне». Но на самом деле не так уж безоблачна, не так уж идиллична эта картина...

Казалось бы, куда безобиднее — развлекательная лента «Женщина на Луне». Ее ставила фирма УФА. С 1927 года эта фирма принадлежит Альфреду Хуген-бергу, бывшему генерал-директору Круппа, хозяину большей части немецкой прессы. Хорст Кернер, на которого я уже ссылался, утверждает, что УФА была основана Германским банком как орудие оболвани-вания миллионов немцев в интересах немецкой тяже­лой индустрии. И не случайно, что одновременно с фильмом «Женщина на Луне» издательство, входя­щее в концерн Хугенберга, опубликовало наполнен­ный антисоветскими выпадами роман Ганса Домини­ка «Наследство уранид», также рассказывающий о космических путешествиях.

В 1929 году выходит в свет новая книга Оберта. На этот раз маска сброшена. Речь идет не только о космических .ракетах и ракетах для почтовой связи. Оберт пишет уже о ракетных снарядах, старательно разрабатывая проблему управления, наведения на 'цель. Призывы Оберта не очень гуманны. Предлагая использовать ракеты для транспортировки отравляю­щих веществ, запрещенных международными соглаше­ниями, Оберт заявляет, что «.война металлическим оружием ничуть не гуманнее газовой войны». Как го­ворится, комментарии излишни. Маска была сброшена..

Но пока еще поставленная на колени Версальским договором Германия не строит ракетных снарядов.

240

Пока Оберт строит ракету, полет которой будет рек­ламировать фильм «Женщина на Луне». Помощники Оберта инженер Рудольф Небель и русский эмигрант' Александр Шершевский. Историк ракетной техники Вилли Лей аттестует их как «трио», состоявшее «из слегка сбитого с толку теоретика, открытого мили­тариста и русского эмигранта». Я не стал бы здесь отмечать это, если бы один из членов «трио» — Шер­шевский — не состоял бы в длительной переписке с Циолковским. Перелистывая его письма в Калугу, • неизвестные советскому читателю, видишь, как завя­зывались 'научные связи Константина Эдуардовича с германским ученым. Размышляя над этой пере­пиской, невольно задумываешься и о другом: когда Гитлер пришел к власти, немцы злоупотребили зна­ниями в области ракет, которыми поделился с ними Циолковский. Фашистские ученые создали проклятое прогрессивным человечеством «Vergeltungswaffe» — «оружие возмездия», широко известное под именем

«Фау-1» и «Фау-2».

Задолго до того, как грохот разрывов объявил ан-гличанам о наличии у гитлеровцев боевых ракет, в конце 1922 года, Циолковский получил из Берлина первое письмо Шершевского. Сообщив о большом ин­тересе немецких ученых к исследованиям Циолков­ского, Шершевский писал: «Очень просил бы Вас от имени многих немецких специалистов прислать Ва­ши работы...»

Так завязались отношения Константина Эдуарде"

вича с немецкими учеными, составившие весьма лю-i бопытную и малоизвестную страницу новейшей исто­рии ракетной техники. Незримые нити связали два маленьких городка — русскую Калугу и немецкий

Геттинген.

23. КАЛУЖСКИЙ УЧИТЕЛЬ И ПРОФЕССОРА ИЗ ГЕТТИНГЕНА

Внешне Геттинген ничем не примечателен — обыч­ный заштатный городок, каких в Германии десятки. Путешественник вряд ли обратил бы внимание на его полудеревянные домишки под красной чешуей чере­пицы, не знай он о славе этого города.

На рубеже двадцатых и тридцатых годов Геттин-. ген выглядел особенно домашним, особенно уютным. В маленьких кабачках звенели толстые стеклянные кружки с пушистыми шапками пивной пены. Горнич­ные в накрахмаленных наколках и белых фартуках прогуливали холеных, породистых псов. Неторопливо шагали по улицам пешеходы. Велосипедистов можно было пересчитать по пальцам, а автомобилистов Гет-тинген и вовсе не знал. Глядя на его улицы, можно было подумать, что ураган мировой войны никогда и не бушевал над Европой, что никогда не собира­лись в мюнхенских пивных люди, одетые в коричне­вые рубашки, называвшие себя рабочей национал-социалистической партией.

И все же, несмотря на старомодность, на тради­ционно провинциальный облик, физики всей планеты считали старый добрый Геттинген одним из крупней­ших центров своей науки. Слава прошлого встреча­лась здесь со славой грядущего. Там, где в XIX сто­летии преподавал Карл Фридрих Гаусс, в XX читали лекции Анри Пуанкаре, Нйльс Бор, Зоммерфельд, Смолуховский и Планк...

И вот в город, где ходили в студенческих шапоч­ках те, кого мы сегодня считаем крупнейшими физи­ками мира, в город, 'на улицах которого обдумывал свои великие идеи Альберт Эйнштейн, пришла слава Циолковского. Работы калужского учителя не могли не заинтересовать геттингенских профессоров — ведь они стали оружием той пресловутой «битоы формул», с которой ракета укоренялась в Германии.

Небольшая брошюра Циолковского «Ум и страс­ти», опубликованная в 1928 году, рассказывает об ин­тересе геттингенских профессоров к Калуге. Циолков­ский цитирует в ней письма Шершевского, в том числе и письмо от 8 яоября 1926 года, где Шершев-ский упоминает об «Исследовании мировых про­странств реактивными приборами». «Надеюсь, — пи­сал он Циолковскому, — что Ваш новый труд явится уже давно обещанной Вами полной математической разработкой космической ракеты... Срочно жду эту книгу... Во имя науки прошу сейчас же выслать ее...»

£42

И тут же вкрадчивый вопрос: «Здесь в газетах про­мелькнуло известие, что вы строите в Москве ракету на 11 человек. Что это: 1) утка, 2) ложь или 3) не поддается оглашению?.. Высланные Вами книги жду с нетерпением. Если знаете адрес инженера Цандера (тоже работает над ракетой), то прошу сообщить».

Да, странное упорство проявлял этот Шершев-ский. В его письме от 29 декабря 1926 года можно прочесть: «Уже давно не получал от Вас известий и думал, что Вы, может быть, в Москве заняты по­стройкой Вашего реактивного снаряда. Здесь носятся о Вас такие своеобразные слухи. Во всяком случае, газеты «чирикают» много о Ваших работах. Так д-р физики Валье сообщил мне из Мюнхена, что он в га­зетах читал о Ваших трудах..»

Заинтересовавшись отрывками писем, опублико­ванными Циолковским, я докопался до их оригина­лов, которые показались мне весьма интересными. Дело в том, то письма, хранящиеся в архиве Акаде­мии наук, проливали свет на отношения друг к другу двух великих умов XX столетия — Циолковского

и Эйнштейна.

«Эйнштейн снова читает в Университете, — сооб­щал Циолковскому А. Шершевский. — Он с интере­сом прочтет Вашу ньютоновскую механику атома...» Но Циолковский не рискнул послать эту работу. Сви­детельством тому карандашная приписка, сделанная Константином Эдуардовичем между строк письма:

«боюсь...» Второе слово я разобрать не смог. Полу­стертое, оно так и не позволило выяснить, чего же боялся Циолковский, что помешало поделиться свои­ми мыслями с Эйнштейном.

А вот другая фраза того же Шершевского. «Он (Эйнштейн. — М. А.} работает сейчас особенно на­пряженно над вопросами теории гравитации». Это сообщение было для Циолковского чрезвычайно инте­ресным. И не только потому, что Эйнштейн пытался раскрыть тайны той силы, которую предстояло пре­одолеть ракетам, не потому, что Константин Эдуар­дович сам отдал должное ее анализу в 1893 году, опубликовав в журнале «Наука и жизнь» статью «Тя-

готение как источник мировой энергии». Работы Эйнштейна по теории гравитации стали важнейшим событием мировой науки. Знаменитый физик связал гравитацию с искривлением пространства и времени, доказав, что сила тяготения существенно отличается от электрических, магнитных, ядерных и других сил.

Теоретические разработки Эйнштейна невероятно сложны. Во многом они умозрительны. Циолковский же любил искать в опыте опору всем, пусть самым необычным, самым головокружительным гипотезам и теориям.

Я ничуть не удивился, обнаружив вырезанные Константином Эдуардовичем из «Правды» статьи А. Ф. Иоффе «Что говорят опыты о теории относи­тельности Эйнштейна» и А. К. Тимирязева «Подтвер­ждают ли опыты теорию относительности», «Опыты Дейтон-Миллера и теория относительности».

Обратите внимание: все вырезанные статьи об од­ном — об опытной проверке теории относительности. Теоретические воззрения Эйнштейна были проверены в 1919 году. Астрономы дважды сфотографировали один и тот же участок неба. Один раз, когда солнце было вблизи этого участка, второй раз, когда оно уш­ло от него. И удивителыное дело, снимки не совпали! Звезды, казалось, сошли со своих мест. Так прояви­ло себя могучее притяжение солнца, искривившее лу­чи света, пойманные фотопластинками астрономов.

А когда были сделаны подсчеты, оказалось, что степень искривления луча света, установленная опыт­ным путем и рассчитанная по теории Эйнштейна, поч­ти совпали. Ученые восхищались. Эйнштейн же огра­ничился лишь одной фразой:

— Я не ожидал ничего другого...

Циолковскому хотелось знать об Эйнштейне как можно больше. Верный своей манере выделять глав­ное, Константин Эдуардович подчеркивает в письме Шершевского слова' «человек он милый, веселый, простой». Легкий след карандаша рассказывает нам, как старался Циолковский представить себе облик Геркулеса, сокрушившего устои ньютоновской физики.

Связь между массой и энергией, неизвестная ста-

244




рой физике. Полное переосмысливание законов вре­мени и пространства. Разработка новой теории тяго­тения. Таковы лишь некоторые из важнейших выво­дов Эйнштейна. Спустя много лет они, вероятно, при­несут свои плоды великому делу покорения кос­моса — главному делу жизни Циолковского.

Было бы странно, более того — противоестествен­но, если бы Константин Эдуардович не испытывал уважения к Эйнштейну. Но, как мы знаем, в науке для Циолковского не существовало непререкаемых авторитетов. Вот почему закономерно свидетельство Льва Кассиля в статье «Звездоплаватель и земляки» о том, что Циолковский писал ему письма, «где сер­дито спорил с Эйнштейном, упрекая его... в ненауч­ном идеализме». Прочитав эти строчки, я тотчас же позвонил Л. А. Кассилю. Меня интересовал единст­венный вопрос:

— Как познакомиться с письмами Циолковского? Увы, случилось непоправимое: письма погибли. И все же мне захотелось докопаться до сути. Верный правилу искать даже при отсутствии прямых следов, я внимательно перечитал письма Константина Эдуар­довича В. В. Рюмину, копии которых любезно переда­ла мне Т. В. Рюмина. Одно из них частично отвечало на мой вопрос. В апреле 1927 года Циолковский пи­сал Рюмину: «Меня очень огорчает увлечение ученых такими рискованными гипотезами, как эйнштейнов­ская». Почему столь нелестен отзыв Циолковского? К сожалению, прямого ответа найти пока не удалось. Что же касается ответа косвенного, то его с предель­ной четкостью сформулировал в своей статье «Наука и время» академик Арцимович. «Научный работник пожилого возраста, — писал академик Арцимович, — в большинстве случаев смотрит на науку сегодняш­него дня с точки зрения тех идей, на которых склады­валось его мировоззрение в годы, когда он достиг научной зрелости и сделал свои лучшие работы».

В том, что Циолковский не был исключением