Михаил Ю. Данков

Вид материала

Документы

Содержание В лето 6831 ходиша новгородцы князем Юрьем и поставиша град на устье Невы на Ореховом острове Юрнале или поденной росписи, что в мимошедшую осаду под крепостию Нотебургом чинилось, сентября 26-го числа в 1702 г. Разговор между трех приятелей

Подобный материал:

• Источник: приан ру; Дата: 25. 07. 2007, 1194.96kb.
• Симфония №6, фа мажор,, 117.38kb.
• М. Ю. Данков «артиллерия генриха бутенанта», 323.96kb.
• Михаил Зощенко. Сатира и юмор 20-х 30-х годов, 1451.23kb.
• Тарифы комиссионного и иных видов вознаграждения за выполнение операций по поручению, 16.13kb.
• Белоголов Михаил Сергеевич «79 б.» Королёв Сергей Александрович «76 б.» Лущаев Владимир, 13.11kb.
• Посмотреть: Данков А. Н, 665.95kb.
• Липецкая область Данковский район Совет депутатов города Данкова тринадцатая, очередная, 136.16kb.
• Михаил кузьмич гребенча, 73.67kb.
• Бюллетень книг на cd поступивших в библиотеку в 2010 году, 544.6kb.

Михаил Ю. Данков

(Петрозаводск)


«К ВЕЛИКОМУ ИЗУМЛЕНИЮ ШВЕДОВ…»

(Об истории штурма цитадели Нотебург армией Петра I)


Идея овладеть линией балтийского взморья слилась в мировоззрении царя Петра с мыслью о государственном реванше¹. Вступив в войну со Шведским королевством, Россия, держалась обоснованных надежд и весомых амбиций. Скандинавы, «не толико ограбили,…но доброй задернули занавес и со всем светом коммуникацию пресекли»². Молодой государь был убежден, что имеет моральное и юридическое право силой возвратить земли, ранее находившиеся под контролем российского правительства³.

В октябре 1702 года, войска Петра I блестяще преодолев в Карелии сухопутный «мостовой» путь «Осударевой дороги», соединившей Белое море, и Онежское озеро, по воде добрались до Ладоги, и с ходу атаковали в истоке Невы бастионы Нотебурга⁴. Победа стала самой яркой викторией начала Северной войны (1700-1721). Не случайно, десятилетия спустя царь в корреспонденции супруге⁵ «Катеринушке…сердешнинкой» поздравлял: «Нога в ваших землях фут взяла, и сим ключом много замков отперто»⁶. До сих пор «скрытный» марш пяти батальонов лейб-гвардии Преображенского и Семеновского полков в северной тайге, а также сюжеты осады и падения шведской цитадели, вызывают горячие дискуссии у специалистов⁷.

Между тем, начальное известие о крепости на Ладоге, находим в летописном своде: « В лето 6831 ходиша новгородцы князем Юрьем и поставиша град на устье Невы на Ореховом острове»⁸. Так в 1323 году в истоке Невы на Ореховом острове⁹, площадью 3 гектара, была основана крепость Орешек. Новгородский князь Юрий Данилович и шведский король Магнус Эриксон через год¹⁰ подписали Ореховецкий договор о «мире вечном» и «крест целовали»¹¹. Земли вошли в состав Спасо - Городенского погоста Ореховецкого уезда¹², как часть Водской пятины. Юго-западная граница, разделившая новгородскую землю и Швецию на Карельском перешейке установилась по р. Сестра. На долгие времена цитадель стала выполнять, роль русского форпоста на торговой магистрали, связывающей Восточную Европу и Балтику. Хотя вскоре в 1348 году шведы все же разорили деревянный острог¹³.

В конце XIV столетия крепость пострадала от пожара, но вновь восстановлена новгородским зодчим Василием Кузьминым. В 1410 году у «города камена» вырос посад. Позже в 1555 году, неприятель в очередной раз прорвался к Орешку по суше и на «на бусах с нарядом»¹⁴. Тогда же, по «городу из наряду били и землю воевали, а стояли под городом три недели»¹⁵. Вскоре в 1574 г. шведский король Юхан III приказал Г. Флемингу уничтожить «два купеческих города», одним из которых являлся Орешек¹⁶. И все-таки, используя противоречия Смутного времени, войска во главе с Якобом Делагарди¹⁷ в 1611 году, приступом взяли Орешек, который под названием Нотеборг¹⁸ (по лифляндски Пехинное) на 91 год отошел к шведской короне¹⁹.

Король Густав II Адольф считал эту географическую линию «чрезвычайной» для безопасности Шведского королевства²⁰. Известна его принципиальная позиция 1617 года²¹: «Русские опасные соседи…должны покинуть разбойничье гнездо…, враг без нашего позволения не сможет ни одного судна спустить в Балтийское море» и далее «Бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек»²². Основой московской политики, в Стокгольме считали территориальную экспансию²³. Густав II видел в России опасного соседа, которому нельзя доверять, с которым лучше иметь буферную зону²⁴. Тем не менее в 1656 году, рать воеводы Петра Потемкина предприняла безуспешную попытку возвратить непреступную твердыню²⁵. В этом контексте, для современного исследователя представляет интерес текст малоизвестного документа²⁶ шведского резидента в Московии Петера Антонина Лофельта.

В «тетради», которая хранится в государственном архиве Швеции, изложены проектные соображения о строительстве в середине XVII столетия на Ладожском озере шведского флота²⁷. Заметки рекомендуют использовать шаткое положение московии, и предлагают Нотебург превратить в узловой пункт овладения Русским Севером. Резидент пишет: «Если на Ладоге появятся шведские галиоты и шлюпы²⁸, то более надежно от посягательств русских будут защищены не только Ингерманландия²⁹, но и часть Финляндии и Кексгольмский лен»³⁰.

Автор советует организовать промеры глубин, особенно у Нотебурга, а также взять под контроль устья рек впадающих в Ладожское и Онежское озеро, и «окончательно» отрезать русским путь в Кексгольмскую волость³¹. К тому же «эвентуальные» суда шведов, по мнению посла по маневренности в три раза превосходят «неуклюжие лодьи»³² московитов. Однако, как показали дальнейшие события П. Лофельт, ошибался…

К концу XVII столетия стены крепости Нотебург достигали высоты 12 метров и были сложены из серой известняковой плиты. В геометрическом плане укрепления походили на неправильный треугольник. По периметру цитадели фортификаторы встроили семь мощных башен высотой до 16 метров выдвинутых вперед, что давало возможность вести стрельбу вдоль стен, во фланг штурмующим. Башни, включая четырехугольную проездную, или воротную имели несколько ярусов боев с бойничными камерами и амбразурами³³.

Посол Карла ХII при Московском дворе П.Е. Эрлезунд писал о цитадели: «…так что нельзя пробить…ядрами, каких больших пушек ни навези туда, потому то ни с какой стороны нельзя поставить укреплений ближе, как на четыре ружейных выстрела, по причине быстрой реки, протекающей мимо крепости»³⁴. Принимая во внимание свидетельские показания заметим, что Нотебург, являлся, классическим памятником эпохи огнестрельного оружия. Сооружение также позволяло незаметно выходить боевым судам в озеро, а цитадели вести круговую оборону, применять артиллерию различного калибра, с использованием ручного оружия.

Это подтвердили многолетние исследования, осуществленные в 1968-1975 годах³⁵ отрядом Ленинградской археологической экспедиции ЛОИА АН СССР (сейчас ИИМК РАН)³⁶. Работы выявили любопытные артефакты. В том числе, на территории крепостного двора исследователи обнаружили ров от Светличной башни, облицованный каменными плитами. Башня имела встроенную арку с металлической решеткой - герсой³⁷. Ров сообщался с внешней акваторией Ладожского озера, и являлся своеобразной мини-гаванью в крепости³⁸.

К началу ХVIII столетия Нотебург, имел 142 орудия, а гарнизон крепости достигал 450 человек³⁹. Остров запирал водный ход в Балтийское море, являясь непреступным укреплением-портом. Учитывая уникальную географию, в голове Петра I постепенно вызревал план ее атаки. Сохранилась корреспонденция царя к Федору Головину от 2 марта 1700 года: «Сказывал мне Брант…есть в Ругодиве пушки продажные…и ныне…пошли ты Карчмина⁴⁰, чтобы он их пробовал и купил несколько….накажи ему, чтоб присмотрел города и места кругом…если возможно ему сыскать, чтобы побывал и в Орешке; а буде нельзя, хоть возле ево»⁴¹. Государь подчеркивал: «А место тут зело нужно: проток из Ладожского озера в море…»⁴². Тогда, по воле царя, с разведывательной миссией к Орешку и Нарве командировали сержанта Василия Корчмина «детину неглупого», обученного за границей инженерному искусству. В образе любопытствующего крестьянина, «бонбардир» провел детальный шпионский «розыск» и ухитрился «дознать» боевое состояние укреп района⁴³. Между прочим, о сложности задания, и о доверительности отношений с государем, свидетельствует поэтическая ремарка Корчмина в письме к Петру от 22 апреля 1701 года: «А я при печали жив…»⁴⁴. Через год сержант, который «секрет может снесть»⁴⁵ вместе с царем преодолеет «Осудареву дорогу» и отличится на апрошах Нотебурга, а затем Ниеншанца.

Петр настойчиво разрабатывал проект атаки вражеского укрепления «зело, зело тайно, чтобы никто не дознался» опасаясь, что в Голландских Штатах и Англии смогут раскрыть намерения русских. Прибытие иноземного «сикурса» действительно могло разрушить стратегию монарха, все еще испытывавшего «комплекс вины» за поражение в 1700 году под Нарвой⁴⁶. Однако январская попытка атаковать Нотебург, о которой царь поведал генерал - фельдмаршалу Б.П. Шереметьеву: «намерение есть при помощи Божией по люду Орешек достать»⁴⁷ не удалась.

Из-за оттепели 1702 года и «случаем времени» подкат войск на санях потерпел крах, а стратегический план отложен⁴⁸. Укажем на еще одну царскую депешу Шереметьеву от 9 марта 1702 года: «…Зело желали исполнить…о чем…лейтенант Меншиков вам доносил, но… случаем времени оное пресеклось до своего времени»⁴⁹. Заметим, «оное», то есть штурм, отложен «до своего времени», а это значит, в марте 1702 г., задолго до рейда по «Осударевой дороге» у государя уже созрела схема боевых действий на Ладоге⁵⁰.

Петр I понимал, обладание Нотебургом, предполагает не только контроль над «ладожским протоком», то есть рекой Невой, но предусматривает возведение на реках впадающих в крупнейшее озеро Русского Севера, регулярного военно-морского флота.

По наказу царя, 22 января 1702 года, стольник Иван Татищев «осмотря места где пристойно» начал строительство судов на реке Сясь, впадающей в Ладогу «во оборону и на отпор…неприятельских свейских войск»⁵¹. Петр предписывал работать «денно и ночно, чтобы те корабли сделать с великим поспешанием». Резолюция государя требовала взять «…плотников самых добрых с Олонца…ко всякому кораблю по 50 человек да работных…по 60 человек с лошадьми, да по 60…пеших к кораблю»⁵². Вскоре,14 февраля последовал именной указ возвести на реке Свирь или Паше «6 фрегатов, а…пушек и якорей и железа…брать…с Олонецких заводов иноземца Андрея Бутенанта»⁵³. Тогда же «холоп» Татищев обязывался «осмотреть и промерить реки впадающие в Ладожское озеро», и «тутошних жителей допросить» чтобы выяснить «летом вода сколь высока бывает»⁵⁴. В июле 1702 года «корабельный мастер» В. Воутерсон отписал «ныне…начато строить в мае месяце 2 корабля»⁵⁵.Тогда же государь наказал Якову Брюсу и Аниките Репнину приготовиться к операции по взятию Нотебурга и потребовал организовать базу для боевых действий на Ладожском озере. Борис Шереметев обязывался совершить второй набег на Ливонию, где хозяйничал Вольмар фон Шлиппенбах⁵⁶, а Петр Апраксин на Ижорию, в направлении к Канцам (Ниеншанцу), для прикрытия Ладоги от шведского генерала Абрагама Крониорта. Также, Петра I «задевало за живое» присутствие на Ладоге флотилии адмирала Гидеона Нумерса. Опасение подтолкнуло, дополнительно возвести на Волхове «для водяного промысла», донские лодки, наподобие тех, которые участвовали в Азовских походах. К весне 1702 года у Новгорода было собрано 600 стругов. Поручение исполнил сержант бомбардирской роты М.И. Щепотев⁵⁷, будущий строитель «Осударевой дороги»⁵⁸. К тому же, новгородский губернатор Яков Брюс, готовя зимний «приступ», 24 сентября 1701 года поведал царю: «Михайло Щепотев привез» в Ладогу «порох, ядра и бомбы, против приказу; понтоны скоро будут. Я отпущу водою к тем 1500 бомбам, которые посланы сухим путем, и как скоро придут полки П.М. Апраксина, сам пойду»⁵⁹.

Через год, в ответ на требование государя, который находился в Архангельске, Брюс сообщал о «сборе» снаряжения для штурма крепости: «…еще 100 долгих, да 1200 легких и коротких лестниц…сколь возможно скоро будут готовить»⁶⁰. Действительно, приготовления оказались как нельзя кстати. Допросы шведских пленных показали, что на Ладожском озере с весны 1702 года находилось десять шкут с вооружением до 8 орудий на каждой. К лету, одно судно разбила буря, его вооружение и команду отправили в Нотебург. На оставшихся девяти шкутах находились «…ратные люди-голландцы наемные, человек с двести, да с ними ж канецкие жители»⁶¹. В июне 1702 г. Апраксин отправил в Ладогу на соймах и карбасах подполковника П. И. Островского и 400 солдат для «разору» шведских селений на Кегсгольмском берегу⁶².

В устье реки Вороны 15 июня было разведано место якорной стоянки ладожской эскадры вице-адмирала фон Нумерса, в составе которой находилось 3 бригантины с вооружением от 5 до 12 пушек; 3 галиота имевшие от 6 до 14 орудий и 2 мореходных лодки. Значительная часть судовых команд «расквартированная» на берегу, занималась грабежом. Островский неожиданно атаковал корабли. В результате неприятель потерял много людей, а флагманская бригантина «Джона» и лодка «Аборес» получили повреждения⁶³. Следующим ударом на Ладоге стала акция полковника Ивана Тыртова⁶⁴. В середине августа тысячный отряд на 30 лодках, выстроенных на Волхове, по распоряжению окольничего и воеводы Апраксина вышел в озеро. Вместо донских казаков, в рейде Тыртова в тыл неприятеля сопровождал Низовский полк⁶⁵. Уже 24 августа П. Апраксин рапортовал царю, завершающему поход по «Осударевой дороге», о том, что полковник Тыртов ходил в Ладожское озеро, «плавным караваном» для промыслу и имел на озере бой со шведскими шкунами, которые отступили к Орешкову»⁶⁶.

Между тем, 27 августа 1702 года близ Кегскольма, русские на лодках вновь атаковали корабли Нумерса. Штиль позволил гребным судам ринуться на абордаж вражеского парусного флота. Результаты превзошли самые смелые ожидания. Шведы потеряли 5 судов, из которых одно было потоплено, два сгорело, а две шести пушечных шкуты пленены⁶⁷. Неприятель потерял также 300 человек команды, но в этом бою смертью героя погиб и полковник И.А. Тыртов, сраженный картечью⁶⁸.

Шведы не решились более находиться на Ладожском озере. Нумерс спешно ретировался в Финский залив к Выборгу и предоставил русским право на почти абсолютный контроль Ладоги. Островной Нотебург лишился морской охраны. В тоже время, царь Петр, последовательно усиливал давление в Южном Приладожье. Известна его июльская депеша 1702 года от «Города»⁶⁹ боярину Тихону Стрешневу⁷⁰: «…изволь приказать Брюсу, чтоб которое готовлено зимнеим путем, тоб изготовить водою». Государь настаивал «еще 18-ти фунтовых…, да 12 мортиров, а к ним по 1000 бомб и ядер и пороху», а также «шерсти и кульков, мотык и лопат, втрое передать зимним»⁷¹. Тогда же, после маршрута по «Осударевой дороге», царь с реки Свирь, спешно потребовал прибытия в Ладогу фельдмаршала Шереметева: «Зело время благополучно; не надобно упустить»⁷².

Между тем, обстоятельства осады Нотебурга «по часам» отражены в « Юрнале или поденной росписи, что в мимошедшую осаду под крепостию Нотебургом чинилось, сентября 26-го числа в 1702 г.»⁷³.

Этот уникальный печатный источник раннего петровского времени, с предельной точностью позволяет реконструировать события осени 1702 года. Документ о виктории, является начальным политическим известием, опубликованным в «Курантах», первой русской газете⁷⁴. Издание «в числе 1000 экземпляров»⁷⁵ стало возможно после «Указа» царя от 16 декабря 1702 года. Петр I лично вычитывал и правил корректуру боевой сводки⁷⁶. Текст беспристрастно свидетельствует, гвардейцы «сентября в 25 день пошли в путь под Шлюсенбург»⁷⁷, тем самым с очевидностью можно утверждать, «Юрнал» составлялся не ранее 12 октября, времени падения Нотебурга, переименованного в Шлиссельбург, от немецкого слова «schlussel» – ключ. Осада цитадели, продолжалась с 25 сентября по 12 октября 1702 года.

Традиционно считается, что осадный артиллерийский парк русских войск под Нотебургом состоял из 43 орудий, из которых 19 полевых восемнадцатифунтовых, 12 двенадцатифунтовых и 12 мортиркок⁷⁸.

В то же время, исследователи не принимали в расчет, продукцию металлургических заводов А. Бутенанта в Фоймогубе. Между тем, к лету 1702 года, Устьрецкая мануфактура отлила и передала правительству «припасы», включая 100 артиллерийских двенадцатифунтовых стволов и около 85 тысяч ядер и бомб⁷⁹.

Исходя из указа Ф. Головину от 14 февраля 1702 г. о строительстве фрегатов на реке Сясь «датскому фактору» вменялось изготовить «пушки на те фрегаты», так как «чертеж…тем пушкам» передан «Андрею Бутенанту из Приказу адмиралтейских дел»⁸⁰. Однако речь шла не только об артиллерии корабельного базирования. Чуть позже Я. Брюс сообщал, Петру: «изволил ты писать…чтоб мне станки к бутенантовым пушкам…сделать», то пришлось «лес растирать пилами». Далее Брюс добавлял: «…помысля, что те пушки не для похода сделаны», станки из сосновых досок будут «в бережи долгое время держаться…на 100 пушек»⁸¹. Скорее всего, «сто олонецких» пушек Бутенанта фон Розенбуша, попали в обоз петровской экспедиции преодолевшей легендарную «Осудареву дорогу» к Балтике. Так карельская артиллерия, способствовала грандиозным успехам царских войск под стенами Нотебурга и Ниеншанца⁸².

Оценивая масштаб происходящего, отметим почти не известное обстоятельство. Оказывается осадой цитадели, распоряжался французский инженер Ламбер де Герэн, который в августе 1702 года, вместе с монархом преодолел «сухов» путь к Балтике, а летом следующего, подготовил чертеж Петропавловской дерево - земляной крепости на Неве. Как выяснилось, фортификатор⁸³ со скандальной репутацией⁸⁴, под Нотебургом сразу же «шанцы начел и опроши учинил»⁸⁵. К обустройству двух батарей и двух кетелей «на пушки и мортиры»⁸⁶ войска приступили 29 сентября. Генерал-инженер Ламбер отвечал за «траншейные работы…в виде зигзагов», на опушке леса «в 650 саженях» от Нотебурга. Ход сообщения, перед «фронтом атаки» делился на «две ветви до берегов образующих мыс»⁸⁷. Внутри располагались редуты, в виде опорных пунктов. Ставка Петра располагалась на правом берегу в 1250 саженей от острова. Под началом де Герэна гвардейцы «прорубили» просеку «с пол мили» и 50 «свирских» лодок «сухим путем через лес» перетащили к истоку Невы⁸⁸. Кстати, другой участник похода по «Осударевой дороге», голландский художник Адриан Шхонебек⁸⁹, на одной из серийных гравюр изобразил «горящий Нотебург»⁹⁰ и ту самую просеку, по которой «к великому изумлению шведов»⁹¹ за 24 часа были транспортированы волховские лодки⁹².

А теперь, коснемся почти неизвестного сочинения, начала XVIII столетия « Разговор между трех приятелей…» которое опубликовано в «Русском вестнике» в 1841 году⁹³. Безымянный автор, сообщая об инженерных «неуспехах» Ламбера на Ладоге, пытается принизить его роль в Нотебургской битве. Оказывается «при осаде оной фортеции» француз «…мало своего искусства показать мог», полагая что крепость «…о средине реки Невы на острову обретается и по старой манере не регулярно построена»⁹⁴.Однако даже автор этого трактата признал, обустройство «…многих апрошей, сделав батареи и кесели на берегу той реки», позволило «…по учинении некоторых брешей» войскам «штурмом на лодках» атаковать, и вынудить шведский «гарнизон на акорд здаться»⁹⁵. В другом малоизвестном источнике, «записках семейного архива», все - таки отмечена роль де Герэна «при взятии Нотебурга», за что, по словам, самого француза, инженер был награжден орденом Андрея Первозванного «в присутствии послов Европских»⁹⁶. Чуть позже, Ламбер даже принял участие в перестройке крепости на Ладожском озере. В Российской библиотеке академии наук уцелело два редких чертежа цитадели, выполненные рукой фортификатора с «аксонометрическими» масштабными линейками⁹⁷.

В тоже время, за первые дни «приступа», гвардейцы обустроили лишь незначительное пространство вдоль Невы, равное 500 саженям. К 30 сентября войска возвели четыре отдельные батареи. Рано утром 1 октября царь переправил на противоположный берег тысячный отряд, который, отогнав неприятеля, закрепился лагерем с круговым окопом, в расстоянии 400 саженей от крепости. К батарее, у самого берега состоящей из 6 пушек и 2 мортир, приготовили подступ. Идея боевой правобережной группы заключалась в возможности проводить вспомогательные атаки по фронту южной стены. Руководил действиями Я. Брюс, который на правобережье Невы даже организовал свой лагерь. С этого дня, батареи главной атаки начали пушечную пальбу, и не прекращали до самого дня приступа.

На следующие сутки, 2 октября, шведский майор Ханс Георг Лейон⁹⁸ предпринял попытку с боевым отрядом в 400 человек пехоты и одной роты драгун с четырьмя орудиями прорваться к Нотебургу. Однако «летучая» группа, посланная из Ниеншанца по правому берегу генералом Крониортом, была обнаружена и не смогла прорваться в крепость⁹⁹. Любопытно, что «с нашея ж стороны победу одержал господин Кениксек¹⁰⁰ полковник и посланник полской»¹⁰¹, который ранее вместе с Петром, успешно преодолел «Осудареву дорогу»¹⁰², а в апреле 1703 года случайно утонул у Шлиссельбурга¹⁰³.

Лишь 5 октября, предварительно отступив за пределы наблюдательных постов, шведский офицер и 50 солдат на небольших судах достигли крепости. Однако ворота цитадели оказались наглухо заделаны. Шведам пришлось взбираться на стены, используя канаты и специальные подъемные блоки. К этому моменту гарнизон крепости насчитывал лишь 275 человек¹⁰⁴, остальные были убиты, больны или ранены. Наша артиллерия разрушила две башни и куртину. Орудия на башнях бездействовали, ружейный огонь был малоэффективен из-за массового повреждения мушкетов и дефицита «кремней и пуль»¹⁰⁵.

Тем временем, завораживающий штурм Нотебурга, кроме отечественных источников располагает двумя непереведенными на русский язык сочинениями середины XVIII столетия, шведских пасторов И. Нордберга и Г. Адлерфельда, изданных в Европе¹⁰⁶.

Однако тридцать лет назад в отделе рукописей БРАН, в фонде библиотеки Петра I, И. Шаскольский выявил новый шведский печатный источник рубежа 1702-1703 года, содержащий ценные сведения об осаде Нотебурга¹⁰⁷. Авторство документа, по всей вероятности, принадлежит майору шведской армии Х.Г. Лейону¹⁰⁸, непосредственному участнику событий, что повышает степень достоверности описания. Речь идет о листовке отпечатанной в королевской типографии Стокгольма¹⁰⁹. Подобные издания шведского правительства информировали общество о военных событиях. Своеобразие обнаруженного документа состоит в том, что, листовка повествует не о победе, а о поражении. Автор ярко показывает мощь русского натиска и трех приступов гвардейцев на крепость.

Таким образом, в ночь на 12 октября 1702 года русские «пошли к тому городу на судах»¹¹⁰, и после жестокого и кровопролитного 13 часового штурма шведы были вынуждены «ударить шамад», означавший сдачу крепости¹¹¹. Журнал «фелтьмаршала» Шереметева конкретизирует: «фортецию неприятельские люди отдали на окорт»¹¹².

Через сутки «в 14 день», государь принял обидное для неприятеля решение: «гарнизон…с распущенными знаменами, барабанным боем, и с пульками в роту» должен с 4 «железными» пушками, через проломы выйти. А затем «на данных судах» отправиться…со своими вещми» к «Нейнштату»¹¹³. Любопытно, что «оные с женами и детьми» в дороге имели даже «камвой»¹¹⁴. При сдаче крепости, гарнизон из 83 солдата под ружьем и 153 раненого представлял жалкое зрелище¹¹⁵. После штурма, русские получили внушительные трофеи: 107 чугунных пушек разного калибра, 21 медную пушку, 7 чугунных гаубиц и медную мортиру. В росписи захваченных пушек, напротив одного ствола, имеется любопытная приписка: «лита при деде Царе Иване Васильевиче»¹¹⁶.

Однако сдержанность Петра к поверженным шведам с трудом находила отклик в сердцах очевидцев, ведь «наших на том штурме побито и ранено…всего 1943 человека»¹¹⁷. Хотя «Юрнал» сообщает отличные цифры жертв: «умерло от ран…564», ранено «928»¹¹⁸, значит всего 1492 человека. Тем не менее, самолюбивый царь прекрасно осознавал боль утрат: «…жесток, сей орех был, однако, слава Богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно дело свое исправила»¹¹⁹, писал Петр надзирателю русской артиллерии Андрею Виниусу¹²⁰. В корреспонденции Федору Ромадановскому¹²¹ творец виктории добавлял: «…а как тот белогар начался…буду писать впредь, хотя и бывали дела, однако…кроме всякого мнения человеческого учинено не токмо единому Богу в славу…чудо причесть»¹²². Тогда же в октябре 1702 года, после боя, в депеше Федору Апраксину¹²³ государь вторит: «…Истинно Вашей милости объявляю, что чрез всякое мнение человеческое сие учинено и только единому Богу в честь и чудо приписать»¹²⁴. Статистика атак многодневного штурма поражает. Русские источники сообщают, за время осады артиллеристы выпустили¹²⁵ «прицельным огнем» 8144 пушечных ядер калибра от 6 до 18 фунтов, «навесным огнем» 2581 трех пудовых бомб и 4471 ручных гранат¹²⁶. При этом «на приступе…пороху истрачено» 4471 пудов¹²⁷.

Победа оказала мощное эмоциональное воздействие на иностранцев. В первую очередь на самих шведов. Члены королевского Совета 20 ноября 1702 года сообщали Карлу ХII, русские «могут, спаси Боже, овладеть Нюенскансом¹²⁸ и там или в другом месте устроить себе морской порт на Балтике»¹²⁹. Тогда же московский резидент Пруссии И. Г. фон Кейзерлинг¹³⁰ поздравил государя: «…вы взятием сея крепости себе гавен на Балтийском море открываете»¹³¹. «Авантаж» у стен древнерусского Орешка, явился яркой «викторией» возрождающейся России. Победа привела к возврату земель и к строительству имперской столицы¹³². Непреходящее значение штурма Нотебурга, через десять лет из Карсбада отметил сам царь в письме Екатерине Алексеевне: «…поздравляем сим днем-началом нашего авантажа»¹³³.

По горячим следам, Петр I повелел укрепить на Западной башне, известной как «Государева», поднесенный комендантом крепости подполковником Густавом Вильгельмом фон Шлиппенбахом ключ, в память того, что цитадель распахнула «ворота» Ижорской земли. Тогда же царский указ от 18 октября 1702 года утвердил «…порутчика Александра Даниловича Меншикова во всех письмах писать губернатором»¹³⁴.

Таким образом, приступ шведского Нотебурга после преодоления «Осударевой дороги», действительно превратился в ощутимый «апперкот» для неприятеля¹³⁵. И хотя Карл ХII находясь в Польше, отмечал «противник не сможет унести крепость с собой», он все же не мог сдержаться - «русские дорого заплатят за Нотебург»¹³⁶.

Ладожская виктория превратилась в залог полного успеха. События в Карелии и победы на Ладоге и Неве в начале XVIII столетия, позволили заложить имперский Петербург, создать регулярную армию и военно-морской флот, развить мощную металлургию. Тем самым были созданы предпосылки для старта нового этапа в российской истории.