«Вхождение в круг»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19

Часть 5



- Вот мы и приехали, - сказал Николай, открывая дверцу машины. Откуда-то из-за высокого забора послышался лай, по всей видимости, большой собаки. За оградой виднелась верхняя половина двери. Дверь открылось, и мы услышали женский голос. До нас донеслись слова: "Иду! Иду!"

Пока мы выбирались из машины, женский голос не умолкал, те­перь женщина кричала на собаку, чтобы та замолчала и не загоражива­ла ей путь.

Мы вытащили наши вещи и терпеливо ждали около ограды. - Здесь так красиво, - воскликнула Анна, глубоко вдыхая чистый воздух. Я молча кивнула. Как только я сделала это, мои глаза и мои чувства на­помнили мне о том, что когда-то далеко в прошлом я уже была в дру­гом таком же странном, диком месте, только никак не могла вспомнить, где и когда это было.

Наконец ворота широко распахнулись, и перед нами предстала женщина средних лет в шубе, накинутой на плечи. Ее красивое, похожее на луну, алтайское лицо излучало тепло и доброту. Это была мать Ни­колая, Мария. Она быстро забрала нас из холода и проводила в дом.

Мы пили чай за старым столом, сделанным из темного дерева, и привыкали к обстановке. Через несколько часов мы чувствовали себя довольно комфортно в нашем новом окружении. Мы с Анной одновре­менно усталые и взволнованные, размышляли о том, что нам предстоит в следующие несколько дней. Было видно, что Николай расслабился, почувствовав себя дома. Он понимал, что принял главное, жизненно важное для себя решение, вернувшись в свою деревню, и, по всей види­мости, был этим доволен.

Наконец на маленькую деревню начала опускаться темнота. Мария дождалась сумерек и включила свет. Позже мы поняли, что она волнует­ся, но всячески старается не показать это. В сообщении, которое Нико­лай просил передать ей через соседа, говорилось только о том, что он возвращается домой с двумя друзьями, и оба они врачи. Мария ожида­ла двух людей, которые отвечали бы ее представлениям о докторах -мужчин средних лет, одетых в костюмы, в очках. Она целый день беспо­коилась о том, как она встретит таких серьезных и умных друзей ее сы­на, и даже подготовила несколько вопросов, которые она задаст. А те­перь перед ней за столом сидели две молоденькие женщины, и ей пред­стояло решать совершенно иную дилемму.

Если мы останемся в доме с ней и с Николаем, то по деревне попол­зут слухи и разговоров будет на несколько месяцев. У нее в ушах уже звучали слова: "С чего это Николай привез с собой не одну девушку, а сразу двух? Как же Мария разрешила им всем остаться?"

И даже если бы сплетни не были бы камнем преткновения, двух комнатная изба была так мала, что разместить в ней четырех человек было уже само по себе проблемой. Она медленно попивала чай, внеш­не пытаясь выглядеть спокойной, в то время как в мыслях она постоян­но возвращалась к этому вопросу. Как же ей справиться с сюрпризом, который преподнес ей ее сын. Она отчаянно молилась про себя: - О ве­ликая дочь Ульгеня! Ты такая мудрая и полна доброты, помоги мне! Дай мне знак, что же делать". Она надеялась на ответ, но его не было.

Не зная о том, что Марию что-то волнует, мы с Анной все яснее и яснее выражали желание отдохнуть. Мария беспокоилась об этом точ­но так же, как и мы. Она злилась на Николая, который, казалось, со­вершенно не замечал причиненного им неудобства.

Пока Мария сидела и думала об этом, ее взгляд случайно упал на бубен, висящий справа от передней двери. Она сделала этот малень­кий бубен после смерти ее брата Мамуша по совету старейшин дерев­ни. Они сказали ей, что нужно сделать его, поскольку ее брат был камом, шаманом, и бубен поможет ему остаться на земле. Бубен был очень красивым, и она гордилась им, хотя не вполне понимала его предназначение. Теперь же он напомнил ей о ее брате и дал ей реше­ние, которое она так отчаянно искала. Девушки могут остановиться в доме Мамуша. "Конечно!" - сказала она себе, - "Как же я раньше до­гадалась?"

Она предложила это Николаю, медленно попивая свой чай. Мои мысли были где-то далеко, и я только краем уха уловила ее слова. - Хо­рошо, - произнесла я, осознавая, что только что было принято решение относительно места нашего ночлега и что, возможно, скоро я смогу за­крыть глаза. "Мы можем остановиться в любом удобном для вас месте".

- Только если это не на улице, - пошутила уставшая Анна.

Прежде, чем ответить, Николай на несколько секунд погрузился в раздумья. Затем он согласился и попросил мать дать ему постельное белье. Мы поблагодарили ее, и смело отправились в ночь, в направле­нии дома умершего шамана.

Небо ярко сверкало тысячами звезд, и наверху красовался месяц. Крики ночных птиц, доносящиеся из лесу, могли бы испугать нас где-нибудь в другом месте, но здесь они казались очень естественными. Страхи, таящиеся в ночи, могут жить только вблизи их источников. Ги­гантские города, со всем их напряжением и агрессией, возникающей из-за того, что слишком много людей находятся слишком близко друг к другу, пугают больше, чем ночные звуки леса, окружавшего эту малю­сенькую деревушку.

Мужчина и две уставшие женщины медленно шли по занесенной снегом тропе, иногда переговариваясь и смеясь, прокладывая свой путь к одному из самых дальних домов деревни. Мамуш специально постро­ил себе дом в отдалении, в северной части деревни, на вершине холма.

Войдя в избу, Николай зажег свечку, так как в доме не было элек­тричества. Все внутри было покрыто толстым слоем пыли, но воздух был свеж. Дом представлял собой продолговатую комнату с единст­венным окном в левом углу. Там же стояла старая узкая кровать, сде­ланная из темного дерева. На другой стороне комнаты была маленькая кухонька, в которой находился очаг. Огромная медвежья шкура лежа­ла на полу по середине комнаты. Пара старых мужских сапог, сделан­ных из оленей шкуры, стояла практически на голове у медведя. Пона­чалу мы были немного удивлены странностью обстановки, но посте­пенно привыкли к ней.

"Ольга, посмотри на меня!" - воскликнула Анна. Она обнаружила интересную вещь - сделанный из перьев головной убор. Анна надела его себе на голову в момент легкомыслия, рожденного из чувства усталости и некоторой нервозности. И теперь она, посмеиваясь, смотрела на меня из-под него.

"Это я? Мне идет?" - спросила она. Шапка была сделана из совы. Верхняя часть ее представляла собой совиную голову с глазами, ушами и клювом, а также туловище. Крылья свисали вниз и являлись отворо­тами шапки, которые теперь обрамляли лицо Анны.

- Это вовсе не ты, - сказал Николай. Он снял с Анны ее украшение и отнес его в другой конец комнаты. Анна, мгновенно оглядев комна­ту, сказала, что будет спать на узкой кровати, оставляя мне единствен­ную возможность сделать себе кровать из лежащей на полу медвежьей шкуры. Николай постелил на кровать и на шкуру простыни и одеяла и затем исчез, чтобы совершить одинокий поход обратно к дому матери. Мы с Анной, не теряя времени, задули свечу и улеглись.

Я буквально обрушилась на медвежью шкуру, благодаря судьбу за то, что есть хоть какое-то место, куда можно лечь. Правда мне потре­бовалось всего несколько минут, чтобы понять, что одеяло из гусино­го пуха практически не греет, поэтому я, укрывшись еще и своей шу­бой, свернулась калачиком на этой невозможной кровати.

По глубокому дыханию Анны, я поняла, что она уже спит. Но мне было трудно расслабиться. Смена моего привычного уютного мира на эту медвежью шкуру в доме умершего шамана, была такой резкой, что я совсем и не подозревала, насколько я устала, до тех пор, пока не ока­залась в постели. Вдобавок легкий запах, исходящий от шкуры, которо­го я поначалу не заметила, раздражал меня все больше и больше, созда­вая чувство напряжения в моих мыслях. Здесь не было ни одного знако­мого звука, способного успокоить и усыпить меня. Не было ни часов, стоящих у моей кровати и едва заметно тикающих, ни соседских голо­сов, доносящихся из-за тонких стен моей квартиры, ни звуков машин за окном. До сих пор я не осознавала, что некоторые вещи, раздражающие меня в городской квартире, вместе с тем успокаивали меня, став частью условий необходимых мне для сна.

Яркий свет луны проникал через единственное окно и освещал не­сколько предметов, окружавших меня в почти пустой комнате. Верти­кальная поленница у камина напоминала стражника у двери. Справа от меня стояло старое белое кресло, на которое Николай бросил сови­ную шапку. В полутьме казалось, что сова оживает, когда я на нее смо­трю. Надо мной около окна стоял небольшой стол. С того места, где я лежала, я не видела, что находилось на нем.

Слева, прислонившись к белой стене, стоял овальный ручной бу­бен, сделанный из кожи животного. Лицом он был, повернут к стене, и я могла видеть только открытую нижнюю часть. Ручка его была сдела­на из двух выпиленных кусков дерева, пересекающихся под прямым уг­лом и встречающихся на середине. Скрещенные куски дерева были сде­ланы так, что напоминали символическую фигуру человека. Более длинный кусок образовывал туловище - голову, поддерживавшую верхний край бубна, а ступни упирались в днище. Второй кусок являл­ся руками этого человека. В каждый палец были вставлены девять ме­таллических колец. Бубен был большим, почти метр в диаметре. Даже изнутри в середине поверхности бубна был виден разрез, который, по­хоже, был сделан намеренно. Я представила себе, каким громким, на­верное, был инструмент до того, как его сломали. Пока я прислушива­лась к воображаемому ритму, бубен как будто приблизился ко мне, все ближе и ближе, пока его темные формы не заполнили все мое вообра­жение, и я уже не могла отличить сон от реальности.

Скорее всего, я заснула сразу же и глубоко. Позже мне вспом­нился странный сон. Во сне я стояла около тяжелой деревянной две­ри, ярко сверкающей своей полировкой. Дверь была закрыта. Я про­тянула руку, чтобы дотронутся до нее, и когда я почувствовала руку на двери, моя рука начала становиться все более и более реальной. Чем больше я двигала рукой, тем больше я осознавала себя и все мои чувства.

Я поняла, что все еще сплю и нахожусь во сне, и в то же время пре­бываю в полном сознании и обладаю полной свободой воли. Я знала, что у меня есть сила с помощью руки открыть дверь и войти в находя­щееся за ней пространство. Сердце мое переполнялось сладкой радос­тью, и я очень хотела, чтобы сон продолжался. Вдруг ко мне пришло осознание, что в моем сне присутствует кто-то еще, кто ждет меня в пространстве за закрытой дверью и может видеть меня с того же уров­ня осознания, что и я. Я испугалась и прекратила двигать рукой. Тут же все исчезло.

Мы проснулись на рассвете в полной тишине мирной деревни. Ут­реннее солнце ярко сияло через маленькое окно. И даже при свете, странный дом умершего шамана не утратил своего пугающего вида. Это напомнило мне историю, которую Николай рассказывал мне еще в больнице, о том, как его дядя умирал здесь прямо в этом самом доме. Было ясно, что такое место как это могло привести к глубокому психи­ческому стрессу людей, от природы предрасположенных к подобного рода вещам. Николай был одним из них. Стоя в доме шамана, ожидая, когда Николай придет и как можно скорее заберет нас отсюда, я теперь яснее поняла его рассказ.

К счастью, Николай появился вскоре после того, как мы встали. Он пригласил нас позавтракать в доме его матери. Перед уходом я спросила его о бубне. Сейчас в утреннем свете он производил на меня даже больше впечатления, чем ночью. Не смотря на то, что он был сло­ман, он казался сильным, властным и живым.

"Это бубен моего дяди. Только однажды мне удалось видеть его в действии. После дядиной смерти к нам пришли наши старейшины. Они сказали маме, что после смерти шамана необходимо кое-что сделать, в частности сломать его бубен. Это неписаный закон. Они сказали ей, что бубен должен служить только одному шаману, и после его смерти дух бубна следует выпустить через отверстие, сделанное его родствен­никами. Поэтому мать и сделала надрез".

"Сегодня мы пойдем к Умай, шаману Кубайи, в соседнюю дерев­ню. Она гораздо больше знает об этом обряде ухода. Если ты попро­сишь, она тебе обязательно расскажет".

Мы были рады покинуть дом Мамуша, который все еще казался уг­рожающим, даже при дневном свете. Маленький дом Марии, наполнен­ный суетой от приготовления завтрака, напротив производил успокаи­вающее впечатление. Мария варила яйца, подогревала черный хлеб и наливала настоящее молоко, с толстым слоем сливок сверху. Она гото­вила прекрасную утреннею еду, которая должна была подготовить нас к нашему путешествию.

Мы ничего не знали о наших планах на сегодня. Когда мы спроси­ли Николая, как мы доберемся до Кубайи, и далеко ли это, он молча проигнорировал наш вопрос. Он только сказал нам надеть все самое теплое, что у нас было, и следовать за ним. Мария дала нам с собой па­кет с бутербродами с сыром.