Geum.ru

Максим приоткрыл люк, высунулся и опасливо поглядел в небо

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   26

друзьям. Вы живете не на внутренней поверхности шара. Вы живете на внешней

поверхности шара. И таких шаров еще множество в мире, на некоторых живут

гораздо хуже вас, а на некоторых - гораздо лучше вас. Но нигде больше не

живут глупее... Не верите? Ну и черт с вами. Я пошел.

Он распахнул дверцу и вылез наружу. Он прошел по асфальтированной

стоянке и стал подниматься по каменной лестнице, ступенька за ступенькой,

нащупывая в кармане входной пропуск, который сделал для него прокурор, и

внутренний пропуск, который сделал для него прокурор, и простую розовую

картонку, изображающую пропуск, который прокурор так и не сумел ни

сделать, ни украсть для него. Было жарко, небо блестело, как алюминий,

непроницаемое небо обитаемого острова. Каменные ступени жгли сквозь

подметки, а может быть, это только казалось. Все было глупо. Вся затея

была бездарной. На кой черт все это делать, если подготовиться толком не

успели... А вдруг там сидит не один офицер, а два? Или даже три офицера

сидят в этой комнатке и ждут меня с автоматами наготове?.. Ротмистр Чачу

стрелял из пистолета, калибр тот же, только пуль будет больше, и я уже не

тот, что прежде, он уже основательно укатал меня, мой обитаемый остров. И

уползти на этот раз не дадут... Я - дурак. Был дурак, дураком и остался.

Купил меня господин прокурор, поймал на удочку... Но как он мне поверил?

Уму непостижимо... Хорошо бы сейчас удрать в горы, подышать чистым горным

воздухом, так мне и не довелось побывать в здешних горах... Очень люблю

горы... Такой умный, недоверчивый человек - и доверил мне такую

драгоценность! Величайшее сокровище этого мира! Это гнусное,

отвратительное, подлое сокровище... Будь оно проклято, массаракш, и еще

раз массаракш, и еще тридцать три раза массаракш!

Он открыл стеклянную дверь и протянул гвардейцу входной пропуск.

Потом он пересек вестибюль - мимо девицы в очках, которая все ставила

штампы, мимо администратора в каскетке, который все ругался с кем-то по

телефону, - и у входа в коридор показал другому гвардейцу внутренний

пропуск. Гвардеец кивнул ему, они были уже, можно сказать, знакомы:

последние три дня Максим приходил сюда ежедневно.

Дальше.

Он прошел по длинному, без дверей, коридору и свернул налево. Здесь

он был всего второй раз. Первый раз - позавчера, по ошибке. ("Вам

собственно куда нужно, сударь?" - "Мне собственно нужно в шестнадцатую

комнату, капрал". - "Вы ошиблись, сударь. Вам - в следующий коридор". -

"Извините, капрал, виноват. Действительно...")

Он подал капралу внутренний пропуск и покосился на двух здоровенных

гвардейцев с автоматами, неподвижно стоящих по сторонам двери напротив.

Потом взглянул на дверь, в которую ему предстояло войти. "ОТДЕЛ

СПЕЦИАЛЬНЫХ ПЕРЕВОЗОК". Капрал внимательно рассматривал пропуск, потом,

все еще продолжая рассматривать, нажал какую-то кнопку в стене, за дверью

зазвенел звонок. Теперь он там приготовился, офицер, который сидит рядом с

зеленой портьерой. Или два офицера приготовились. Или, может быть, даже

три офицера... Они ждут, когда я войду. И если я испугаюсь их и выскочу

обратно, меня встретит капрал, и встретят гвардейцы, охраняющие дверь без

таблички, за которой должно быть полно-полно солдат.

Капрал вернул пропуск и сказал:

- Прошу. Приготовьте документы.

Максим, доставая розовую картонку, раскрыл дверь и шагнул в комнату.

Массаракш.

Так и есть.

Не одна комната. Три. Анфиладой. И в конце - зеленая портьера. И

ковровая дорожка из-под ног до самой портьеры. По крайней мере, тридцать

метров.

И не два офицера. Даже не три. Шестеро.

Двое в армейском сером - в первой комнате. Уже навели автоматы.

Двое в гвардейском черном - во второй комнате. Еще не навели, но тоже

готовы.

Двое в штатском - по сторонам зеленой портьеры в третьей комнате.

Один повернул голову, смотрит куда-то вбок...

Ну, Мак!

Он рванулся вперед. Получилось что-то вроде тройного прыжка с места.

Он еще успел подумать: не порвать бы сухожилия. Туго ударил в лицо воздух.

Зеленая портьера. Штатский слева смотрит в сторону, шея открыта.

Ребром ладони.

Штатский справа, вероятно, мигает. Веки неподвижно полуопущены.

Сверху по темени, и - в лифт.

В лифте темно. Где кнопка? Массаракш, где кнопка?

Медленно и гулко застучал автомат, и сразу - второй. Ну, что ж,

отличная реакция. Ду-ут... ду-ут... ду-ут... Но это пока еще - в дверь, в

то место, где они меня видели. Они еще не поняли, что произошло. Это

просто рефлекс.

Кнопка!

Поперек портьеры косо, сверху вниз, медленно движется тень, - падает

кто-то из штатских.

Массаракш, вот, она - на самом видном месте...

Он нажал кнопку, и кабина пошла вниз. Лифт был скоростной, кабина

ползла довольно быстро. Заболела толчковая нога. Неужели все-таки

растянул?.. Впрочем, теперь это неважно... Массаракш, да я же прорвался!

Кабина остановилась, Максим выскочил, и сейчас же в шахте

загрохотало, зазвенело, полетели щепки. Сверху в три ствола били по крыше

кабины. Ладно, ладно, бейте... Сейчас они сообразят, что не стрелять надо,

а поднять лифт обратно и спуститься самим... Проморгали, растерялись...

Он огляделся. Массаракш, опять не то... Не один вход, а три. Три

совершенно одинаковых тоннеля... Ага, это просто сменные генераторы. Один

работает, два на профилактике... Какой же сейчас работает? Так, кажется,

вот этот...

Он бросился в средний тоннель. За спиной зарычал лифт. Нет-нет, уже

поздно... Не те скорости, не успеете... хотя тоннель, надо сказать,

длинный, и нога болит... Ну, вот и поворот, теперь вы меня вообще не

достанете... Он добежал до генераторов, басовито урчащих под стальной

плитой, остановился и несколько секунд отдыхал, опустив руки. Так, три

четверти дела сделано. Даже семь восьмых... осталась чепуха, одна вторая

одной тридцать четвертой... сейчас они спустятся в лифте, сунутся в

тоннель, они наверняка ни черта не знают, депрессионное излучение погонит

их обратно... Что еще может случиться? Швырнут по коридору газовую

гранату. Вряд ли, откуда она у них... Вот тревогу они уже, наверное,

подняли. Отцы могли бы, конечно, выключить депрессионный барьер... Ох, не

решатся они, не решатся и не успеют, потому что им же надо собраться

впятером, с пятью ключами, договориться, сообразить, не проделка ли это

одного из них, не провокация ли это... Ну в самом деле, кто в целом мире

может прорваться сюда, через лучевой барьер? Странник, если он тайно

изобрел защиту? Его задержали бы шестеро с автоматами... А больше

некому... И вот, пока они будут ругаться, выяснять, соображать, я закончу

дело...

В тоннеле за углом ударили в темноту автоматы. Разрешается. Не

возражаю... Он наклонился над распределяющим устройством, осторожно снял

кожух и зашвырнул в угол. М-да, крайне примитивная штука. Хорошо, что я

сообразил подчитать кое-что по здешней электронике... Он запустил пальцы в

схему... А если бы не сообразил? А если бы Странник приехал позавчера?

Н-да, господа мои... Массаракш, как током бьется!.. Да, господа мои,

оказался бы я в положении эмбриомеханика, которому надо срочно

разобраться... даже не знаю, в чем... В паровом котле? Разобрался бы

эмбриомеханик... В верблюжьей упряжи?.. Да, в верблюжьей упряжи! А? Ну,

как, эмбриомеханник, - разобрался бы? Вряд ли... Массаракш, да что у них

здесь все без изоляции?.. Ага, вот ты где... Ну, с богом, как говорит

господин государственный прокурор!

Он сел прямо на пол перед распределителем и тыльной стороной руки

вытер лоб. Дело было сделано. Огромной силы удар депрессионного поля

обрушился на всю страну - от Заречья до хонтийской границы, от океана до

Алебастрового хребта.

Автоматы за углом перестали стрелять. Господа офицеры были в

депрессии. Сейчас я посмотрю, что это такое: господа офицеры в депрессии.

Господин прокурор впервые в жизни обрадовался лучевому удару. Не

желаю смотреть на этого типа.

Неизвестные Отцы, так и не успев разобраться и сообразить, корчатся

от боли, откинув копыта, как говаривал ротмистр Чачу. Ротмистр Чачу,

кстати, тоже в глубокой депрессии, и мысль об этом меня восхищает.

Зеф с ребятами тоже лежат, откинув копыта. Простите, ребята, но так

надо.

Странник! Как это здорово: страшный Странник тоже лежит, откинув

копыта, расстелив по полу свои огромные уши - самые огромные уши во всей

стране. Впрочем, может быть, его уже пристрелили. Это было бы еще лучше.

Рада, моя маленькая бедная Рада, лежит в депрессии. Ничего, девочка,

это, наверное, не больно и вообще скоро кончится...

Вепрь...

Он вскочил. Сколько прошло времени? Он рванулся назад по тоннелю.

Вепрь тоже лежит, откинув копыта, но если он услышал стрельбу, у него

могли не выдержать нервы... Это, конечно, в высшей степени сомнительно -

нервы у Вепря, но кто знает!..

Он подбежал к лифту, на секунду задержавшись взглянуть на господ

офицеров в депрессии. Зрелище было тяжелое: все трое плакали, побросав

автоматы, у них не было даже сил утереть слезы и сопли. Ладно, поплачьте,

это полезно, поплачьте над моим Гаем, поплачьте над Птицей... над Гэлом...

над моим Лесником... надо полагать, вы не плакали с детства и уж во всяком

случае вы не плакали над теми, кого убивали. Так поплачьте хоть перед

смертью...

Лифт стремглав вынес его на поверхность. Анфилада комнат была полна

народа: офицеры, солдаты, капралы, армейцы, гвардейцы, штатские, все при

оружии, все лежат, сидят, пригорюнясь, некоторые плачут в голос, один

бормочет, трясет головой и стучит себя в грудь кулаком... а этот вот

застрелился... Массаракш, страшная штука - Черное Излучение, недаром Отцы

приберегали его на черный день...

Он выбежал в вестибюль, перепрыгивая через бессильно шевелившихся

людей, чуть не кубарем скатился по каменным ступенькам и остановился перед

своим автомобилем, с облегчением переводя дух. Нервы у Вепря выдержали.

Вепрь полулежал на переднем сидении с закрытыми глазами.

Максим вытащил из багажника бомбу, освободил ее от промасленной

бумаги, осторожно взял под мышку и, не торопясь, вернулся к лифту. Он

тщательно осмотрел запал, включил часовой механизм, уложил бомбу в кабину

и нажал кнопку. Кабина провалилась, унося в преисподнюю огненное озеро,

которое выльется на свободу через десять минут. Точнее, через девять минут

с секундами...

Он побежал обратно.

В автомобиле он осторожно посадил Вепря более или менее прямо, сел за

руль и вывел машину со стоянки. Серое здание нависало над ним, тяжелое,

нелепое, обреченное, битком набитое обреченными людьми, не способными ни

передвигаться, ни понимать, что происходит.

Это было гнездо, жуткое змеиное гнездо, набитое отборнейшей дрянью,

специально, заботливо отобранной дрянью, эта дрянь собрана здесь

специально для того, чтобы превращать в дрянь всех, до кого достает

гнусная ворожба радио, телевидения и излучения башен. Все они там - враги,

и каждый ни на секунду не задумался бы изрешетить пулями, предать, распять

меня, Вепря, Зефа, Раду, всех моих друзей и любимых... И все же хорошо,

что я вспомнил об этом только сейчас. Раньше такая мысль мне бы помешала.

Я бы сразу вспомнил Рыбу... Единственный человек в обреченном змеином

гнезде, да и тот - Рыба... А что - Рыба? - подумал он. Что я о ней, в

конце концов, знаю? Учила меня говорить? Убирала за мной постель?.. Ну-ка,

оставь Рыбу в покое, ты отлично понимаешь, что дело не только в Рыбе. Дело

в том, что с сегодняшнего дня ты выходишь драться всерьез, насмерть, как

все здесь дерутся, и драться тебе придется с дурачьем - со злобным

дурачьем, которое оболванено излучением; с хитрым, невежественным, жадным

дурачьем, которое направляло это излучение; с благоустремленным дурачьем,

которое радо было бы с помощью излучения превратить кукол злобных,

осатаневших, в кукол умиленных, квази-добрых... И все они будут стремиться

убить тебя, и твоих друзей, и твое дело, потому что - запомни это

хорошенько, усвой на всю жизнь! - потому что в этом мире не знают других

способов переубеждать инакомыслящих... Колдун сказал: пусть совесть не

мешает мыслить ясно, пусть разум научится при необходимости заглушать

совесть. Правильно, подумал он. Горькая правильность, страшная

правильность... То, что я сейчас сделал, здесь называется подвигом. И

Вепрь дожил до этого дня. И в этот день верили как в добрую сказку Лесник,

Птица, Зеленый, и Гэл Кетшеф, и мой Гай, и еще десятки и сотни, и тысячи

людей, которых я никогда не видел... И все-таки мне нехорошо. И если я

хочу, чтобы в дальнейшем мне доверяли и шли за мной, я никогда и никому не

должен рассказывать, что главный мой подвиг я совершил не тогда, когда

скакал и бегал под пулями, а вот сейчас, когда еще есть время пойти и

разрядить бомбу, а я гоню и гоню машину прочь от проклятого места...

Он гнал по прямой автостраде, там, где пол-года назад Фанк вез его на

своем роскошном лимузине в обгон бесконечной колонны броневиков, мчал,

чтобы передать из рук в руки Страннику... и теперь понятно - зачем...

Неужели он уже тогда знал, что я нейтрален к излучению, что я ничего не

понимаю и мною можно вертеть, как угодно? Значит, знал, Странник, знал,

проклятый. И значит, это действительно дьявол, самый страшный человек в

стране и, может быть, на планете. "Он знает все", - сказал государственный

прокурор, боязливо оглядываясь через плечо... Нет, не все. Ты обставил

Странника, Мак. Ты выиграл у дьявола. И теперь надо его добить, пока не

поздно, пока он еще не очухался, а может быть, его уже добили - прямо у

ворот его собственного логова... Ох, не верю, не верю, не по плечу это

ребятам, у Волдыря было двадцать четыре родственника с пулеметами...

Массаракш! Да, я не знаю, как делаются революции. Я ничего не подготовил,

чтобы захватить телеграф, телефон, мосты в первую голову, у меня почти нет

людей, рядовые подпольщики меня не знают, а штаб будет против меня... я не

успел даже сообщить Генералу на каторгу, чтобы он был готов поднять

политических и гнать их эшелоном сюда. Но что бы там ни случилось, со

Странником я должен покончить. Суметь покончить со Странником и суметь

продержаться несколько часов, пока армию и Гвардию не свалит лучевое

голодание. Никто ведь из них не знает о лучевом голодании, даже Странник,

наверное, не знает, откуда ему знать, ведь во всей стране только я вывозил

бедного Гая за пределы лучевого поля...

На шоссе было полно машин. Все они стояли кое-как - поперек,

наискосок, завалившись в кюветы. Раздавленные депрессией водители и

пассажиры сидели, пригорюнясь, на подножках, бессильно свисали с сидений,

валялись у обочин. Все это мешало, все время приходилось притормаживать,

огибать, объезжать, и Максим не сразу заметил, что навстречу ему, со

стороны города, тоже огибая и объезжая, но почти не притормаживая,

движется плоский, ярко-желтый правительственный автомобиль.

Они встретились на сравнительно свободном участке шоссе и проскочили

друг мимо друга, едва не столкнувшись, и Максим успел заметить голый

череп, круглые зеленые глаза и огромные оттопыренные уши, и весь поджался,

потому что все снова шло кувырком... Странник! Массаракш! Вся страна

валяется в депрессии, все выродки валяются в обмороке, а этот гад, этот

дьявол, опять как-то вывернулся! Значит, он все-таки придумал свою

защиту... И оружия нет... Максим посмотрел в зеркальце: длинная желтая

машина разворачивалась. Ну, что ж, придется обойтись без оружия. У с

этим-то совесть меня мучить не будет... Максим нажал на акселератор.

Скорость, скорость... ну, милая, еще... Желтый плоский капот надвигался,

рос, уже видны над рулем зеленые пристальные глаза...

Ну, Мак!

Максим растопырился, уперся, одной рукой загородил Вепря и изо всех

сил надавил на тормоз.

В раздирающем вое и визге тормозов желтый капот со скрежетом и

хрустом вломился ему в багажник, и сминаясь гармошкой, встал дыбом.

Посыпались стекла. Максим ногой вышиб дверь и вывалился наружу. Больно

было ужасно, боль была в пятке, в разбитом колене, в ободранной руке, но

он забыл о ней через мгновение, потому что Странник уже стоял перед ним.

Это было невозможно, но это было. Дьявол, дьявол - длинный, сухой,

грозный, с отведенной для удара рукой...

Максим бросился на него, вложив в этот бросок все, что у него еще

оставалось. Мимо! И страшный удар в затылок... Мир накренился, чуть не

упал, но не упал все-таки, а Странник снова перед глазами, снова голый

череп, пристальные зеленые глаза и рука, отведенная для удара... Стоп,

остановись, он промахнется... Ага!.. Куда это он смотрит?.. Ну, нас на это

не купишь... Странник с застывшим лицом уставился поверх головы Максима, и

Максим бросился снова и на этот раз попал. Длинный черный человек согнулся

пополам и медленно повалился на асфальт. Тогда Максим обернулся.

Серый куб Центра был прекрасно виден отсюда, и он больше не был

кубом. Он плющился на глазах, отекал и проваливался внутрь себя, над ним

поднимался дрожащий знойный воздух, и пар, и дым, и что-то ослепительно

белое, жаркое даже здесь, страшно и весело выглядывало сквозь длинные

вертикальные трещины и оконные дыры... Ладно, там все в порядке... Максим

с торжеством повернулся к Страннику. Дьявол лежал на боку, обхватив живот

длинными руками, глаза его были закрыты. Максим осторожно придвинулся. Из

покореженной малолитражки высунулся Вепрь. Он возился и ерзал, пытаясь

выбраться наружу. Максим остановился рядом со Странником и наклонился,

примериваясь, как ударить, чтобы покончить сразу. Массаракш, проклятая

рука не поднималась на лежачего... И тогда Странник приоткрыл глаза и

сипло произнес:

- Dumkopf! Rotznase!

Максим не сразу его понял, а когда понял, у него подкосились ноги.

Дурак...

Сопляк...

Дурак...

Сопляк...

Потом из серой гулкой пустоты донесся голос Вепря:

- Отойдите-ка, Мак, у меня пистолет.

Максим, не глядя, поймал его за руку.

Странник с трудом сел, все еще держась за живот.

- С-сопляк... - прошипел он с трудом. - Не стойте столбом... ищите

машину, живо, живо... Да не стойте же, поворачивайтесь!

Максим тупо огляделся. Шоссе оживало. Центра больше не было, он

превратился в лужу расплавленного металла, в пар, в смрад, башни больше не

работали, куклы перестали быть куклами. Ошеломленные люди, приходя в себя,

хмуро озирались, топтались возле своих машин, пытаясь сообразить, что с

ними произошло, как они сюда попали, что делать дальше.

- Кто вы такой? - спросил Вепрь.

- Не ваше дело, - сказал Странник по-немецки. Ему было больно, он

кряхтел и задыхался.

- Не понимаю, - сказал Вепрь, приподнимая ствол пистолета.

- Каммерер... - позвал Странник. - Заткните глотку своему

террористу... и ищите машину...

- Какую машину... - сказал Максим тупо и беспомощно.

- Массаракш... - прокряхтел Странник. Он кое-как поднялся, все еще

сутулясь, прижимая ладонь к животу, неверными шагами подошел к Максимову

автомобильчику и пролез внутрь. - Садитесь... быстро! - сказал он уже

из-за руля. Потом он оглянулся через плечо на окрашенный пламенем столб

дыма. - Что вы туда подбросили? - спросил он безнадежно.

- Термическую бомбу.

- В подвал или в вестибюль?

- В подвал, - сказал Максим.

Странник застонал, посидел немного, откинув голову, потом включил

двигатель. Машина затряслась и задребезжала.

- Да садитесь же вы, наконец! - заорал он.

- Кто это такой? - спросил Вепрь. - Хонтиец?