Начинается вторая часть сочинения о Граде Божием, в которой говорится о начале, распространении и предназначенном конце двух градов, небесного и земного
Вид материала | Документы |
- Источник: о граде Божием. Мн.: Харвест, М.: Аст, 2000. 1296, 13169.11kb.
- Словарь для Ники, 6147.81kb.
- Новая зеландия экономика, внутренняя и внешняя политика в конце XX- начале XXI века, 523.42kb.
- Экскурсионная программа из региона Халкидики: Экскурсионная программа, 184.95kb.
- Методическое пособие по курсу истории «Россия в мировой цивилизации», 514.96kb.
- Блаженный Августин, 3322.68kb.
- Блаженный Августин, 3341.75kb.
- Темы рефератов особенности экономической модернизации России в конце хiх-начале, 19.92kb.
- Вариант №2 Часть 1, 111.75kb.
- Актуальные проблемы работы по созданию текста сочинения при выполнении заданий части, 63.68kb.
О жизни плотской, под которою нужно разуметь жизнь, слагающуюся из пороков не только телесных, но и душевных Но прежде всего нужно определить, что значит жить п о п л о т и, и что -- п о д у х у. Кто забывает образ выражения священного Писания, или мало обращает на него внимания, тот, услышав сказанное нами, может с первого разу подумать, что п о п л о т и живут прежде всего философы эпикурейцы, потому что поставили высшее благо для человека в наслаждении телесном; затем и другие философы, которые так или иначе высшее благо для человека полагали в благе телесном, а далее и вся масса людей, которые не в силу какй-либо теории или философии этого рода, а просто по склонности к сладострастию находят удовольствие единственно в наслаждениях, получаемых от чувств телесных. А Стоики де, которые высшее благо для человека полагают в душе, живут п о д у х у; ибо что-де и есть душа человеческая, как не дух? Но по смыслу, соединяемому с этими выражениями божественным Писанием, и те, и другие живут п о п л о т и. Ибо Писание называет плотию не одно только тело земного и смертного одушевленного существа, как называет его, например, когда говорит: Н е в с я к а п л о т ь т а ж е п л о т ь; н о и н а у б о п л о т ь ч е л о в е к о м, и н а ж е п л о т ь с к о т о м, и н а ж е р ы б а м, и н а ж е п т и ц а м (1 Кор. XV, 39); но употребляет это слово и во многих других значениях. При этом различном употреблении слова, оно часто называет плотию у самого человека, т. е. природу человека, в переносном смысле от части к целому, каково, например, выражение: О т д е л з а к о н а н е о п р а в и т с я в с я к а п л о т ь (Римл. III, 20). Кого, как не всего человека, дает в этом случае разуметь Писание? Несколько далее оно высказывает это яснее: В з а к о н е н и ч т о ж е о п р а в д а е т с я (Гал. III, 11). И к Галатам: У в и д е в ш е, я к о н е о п р а в д и т с я ч е л о в е к о т д е л з а к о н а (Гал. II, 16). Тот же смысл имеет и выражение: И с л о в о п л о т ь б ы с т ь (Иоан. I, 14), т. е. бысть человек. Понимая последнее выражение неправильно, некоторые думали, что у Христа не было человеческой души. Но как под целым разумеется часть, когда приводятся в Евангелии слова Марии Магдалины, которая говорит: В з я ш а Г о с п о д а м о е г о, и н е в е м, г д е п о л о ж и ш а Е г о (Иоанн. ХХ, 13), хотя говорила только о плоти Христовой, которую сочла унесенною по погребении из гроба; так и под частию, когда называется плоть, разумеется целое, человек, как в вышеприведенных словах. Итак, если божественное Писание употребляет слово плоть в разных местах в различном смысле, и пересматривать эти места и сводить их было бы слишком долго: то, чтобы доискаться, что значит жить по плоти (что несомненно есть зло, хотя сама природа плоти не есть зло), рассмотрим внимательно известное место послания апостола Павла к Галатам, в котором он говорит: Я в л е н а ж е с у т ь д е л а п л о т с к а я, я ж е с у т ь: п р е л ю б о д е я н и е, б л у д, н е ч и с т о т а, с т у д о д е я н и е, и д о л о с л у ж е н и е, ч а р о д е я н и я, в р а ж д ы, р в е н и я, з а в и д ы, я р о с т и, р а с п р и, е р е с и, з а в и с т и, п ь я н с т в а, б е с ч и н н ы к л и ч и, и п о д о б н а я с и м, я ж е п р е д л а г а ю в а м, я к о ж е и п р е д р е к о х, я к о т а к о в а я т в о р я щ и и ц а р с т в и я Б о ж и я н е н а с л е д я т (Гал. V, 19-21). Это место апостольского послания, рассмотренное в целом его виде, насколько это в данном случае покажется достаточным, может разрешить вопрос о том, что значит жить по плоти. Между делами плоти, которые Апостол назвал явлеными, и которые, перечислив, осудил, мы находим не только такие, которые отноятся к удовольствиям плоти, каковы: блуд, нечистота, студодеяние, пьянство, бесчинные кличи, но и такие, которые высказывают пороки души, чуждые плотского удовольствия. Кто не признает, что служение, совершаемое идолом, чародеяния, вражды, рвения, завиды, ярости, распри, ереси, зависти, скорее составляют пороки души, чем плоти? Может случиться, что ради идолопоклоноста или какого-либо еретического заблуждения будут воздерживаться от удовольствий плоти: тем не менее по смыслу апостольских слов человек и тогда будет жить по плоти, хотя по-видимому и воздерживает и подавляет в себе похоти плоти; и тем самым, что воздерживается от удовольствий плоти, доказывает, что совершает достойные осуждения дела плоти. Кто питает вражду не в душе? Или кто употребит такой оборот речи, что скажет своему действительному или воображаемому врагу: ты имеешь в отношении ко мне злую плоть, а не злую душу? Да, наконец, скажу так: как никто, услышав выражение -- телесность, не усомнился бы отнести его к телу; так никто не сомневается, что я р о с т и (a n i n i o s i t a t e s) относятся к душе (a d a n i m u m). Итак, почему учитель языков в вере и истине относит все это и подобное этому к делам плоти, как не потому, что под именем плоти дает разуметь самого человека, употребляя известный оборот замены речи целою частию? Глава III. Побуждение к греху возникло из души, а не из плоти, и повреждение, образовавшееся от греха, не грех, а наказание Скажет кто-нибудь, что причиной всякого рода пороков, отличающих безнравственную жизнь, служит плоть: потому что душа живет так под влиянием плоти. Но говорящий так не обращает достаточного внимания на природу человека во всей ее совокупности. Правда, т е л о т л е н н о е о т я г о щ а е т д у ш у (Прем. IX, 15). Поэтому и Апостол, ведя речь о том же тленном теле, о котором незадолго перед тем сказал: А щ е и в н е ш н и й н а ш ч е л о в е к т л е е т (2 Кор. IV, 16), говорит: В е м ы, я к о а щ е з е м н а я н а ш а х р а м и н а т е л а р а з о р и т с я, с о з д а н и е о т Б о г а и м а м ы, х р а м и н у н е р у к о т в о р е н у, в е ч н у н а н е б е с а х. И б о о с е м в о з д ы х а е м, в ж и л и щ е н а ш е н е б е с н о е о б л е щ и с я ж ел а ю щ е; а щ е т о ч и ю и о бл е к ш е с я н е н а з и о б р я щ е м с я. И б о с у щ и и в сей храмине в о з д ы х а е м о т я г ч а е м и: п о н е ж е н е х о щ е м с о в л е щ и с я, н о п о о б л е щ и с я, д а п о ж е р т о б у д е т м е р т в е н н о е ж и в о т о м (2 Кор. V, 1-4). Итак, хотя мы и отягощаемся тленным телом, но поелику знаем, что причиною отягощения служит не природа или сущность тела, а повреждение его: то желаем не совлечься тела, а облечься его бессмертием. Ибо оно и тогда будет, но поелику не будет тленным, не будет отягощать. О т я г о щ а е т следовательно ныне д у ш у т е л о т л е н н о е, и о б р е м е н я е т у м м н о г о п о п е ч и т е л е н з е м н о е ж и л и щ е (Прем. IX, 15). Тем не менее думающие, что всякое душевное зло происходит от тела, заблуждаются. Виргилий в своих прекрасных стихах излагает, по-видимому, мнение Платона, когда говорит: Источник их жизни огонь, и начало их племени небо, Не препятствуй им только преступные их тела, И не отупляй их земные суставы и смертные члены. Затем, как бы давая понять, что известнейшие четыре душевные страсти, служащие началом всех грехов, и пороков, как то: желание, страх, радость, скорбь, происходят от тела, Вергилий прибавляет: Отсюда у них и страх, и желанье, -- страданье и радость; И звук не доходит до них, заключенных в глухой и мрачной темнице*.
Но наша вера учит иначе. Ибо повреждение тела, которое отягощает душу, было не причиной первого греха, а наказанием. Не плоть тленная сделала душу грешницею, а грешница душа сделала плоть тленною. Хотя от этого повреждения плоти и зависят некоторые порочные возбуждения и самые желания порочные; однако не все пороки дурной жизни следует приписывать плоти: иначе мы должны будем представлять дьявола, который плоти не имеет, чистым от всех них. Хотя мы и не можем назвать дьявола блудодеем или пьяницею, или приписать ему другой того же рода порок, относящийся к плотскому удовольствию, -- хотя втайне он советник и подстрекатель и к таким грехам: тем не менее он в высшей степени горд и завистлив. Порочность последнего свойства до такой степени овладела им, что за нее он предназначен в темницах этого мрачного воздуха к вечному наказанию (Иуд. I, 6). Эти пороки, имеющие в дьяволе господствующее значение, апостол приписал однако же плоти, которой дьявол, несомненно, не имеет. Он говорит, что в р а ж д ы, р в е н и я, з а в и д ы, я р о с т и, р а с п р и, с у т ь д е л а п л о т с к а я (Гал. V, 20). Глава же и начало всех этих зол есть гордость, которая царит в дьяволе без плоти. В самом деле, кто враждебнее его к святым? Кого можно представить себе в отношении к ним более сварливым, более беспощадным, более ревнивым и завистливым? Если все это он имеет без плоти, то каким образом это будет делом плоти, как не в смысле дел человека, которого апостол, как сказал я, разумеет под именем плоти? Не тем человек сделался похожим на дьявола, что имеет плоть, которой дьявол не имеет; а тем, что живет сам по себе, т. е. по человеку. Ибо и дьявол захотел жить сам по себе, когда не устоял во истине; так что стал говорить ложь о т с в о и х, а не от Божиих, -- стал не только лживым, но и отцем лжи (Иоан., VIII, 44). Он первый солгал. От него начался грех; от него же началась и ложь. <...> Глава IV. Что значит жить по человеку, и что -- по Богу Итак, когда человек живет по человеку, а не по Богу, он подобен дьяволу. Ибо и ангелу надлежало жить не по ангелу, а по Богу, чтобы устоять в истине и говорить истину от Божиих, а не ложь о т с в о и х. И о человеке апостол говорит в другом месте: А щ е б о и с т и н а Б о ж и я в м о е й л ж и и з б ы т о ч е с т в о в а (Римл. III, 7). Ложь назвал он своею, истину Божиею. Итак, когда человек живет по истине, он живет не сам по себе, а по Богу. Это Бог, который говорит: А з е с м ь и с т и н а (Иоан. XIV. 6). Когда же живет он по себе самом, т. е. по человеку, а не по Богу, он несомненно живет во лжи. Это не потому, чтобы сам человек был ложь: виновник и Творец его есть Бог, который ни в каком случае не есть виновник и творец лжи; а потому, что человек сотворен правым под тем условием, чтобы жил не по себе самому, а по Тому, Кем сотворен, т. е. исполнял более Его волю, чем свою собственную. Жить же не так, как жить он сотворен, и есть ложь. Ибо он хочет быть блаженным, не живи так, чтобы быть блаженным. Что может быть лживее подобного желания? Поэтому необинуясь можно сказать, что всякий грех есть ложь. Ибо грех бывает по той воле, по которой мы желаем, чтобы нам было хорошо, или не желаем, чтобы нам было худо. И вот является ложь, когда из того, что делается для того, чтобы нам было лучше, происходит худшее для нас. От чего это, как не от того, что человеку может быть хорошо только от Бога, которого, греша он оставляет, а не от самого себя, живя по которому, он грешит? Итак, сказанное нами, что образовалось два различные и противоположные между собою града потому, что одни стали жить по плоти, а другие по духу, может быть выражено и так, что образовалось два града потому, что одни живут по человеку, а другие по Богу. Ибо апостол в послании к Коринфянам весьма ясно говорит: И д е ж е б о в в а с з а в и с т и и р в е н и я и р а с п р и, н е п л о т с т и и л и е с т е, и п о ч е л о в е к у х о д и т е (1 Кор. III, 3). Ходить по человеку, значит быть плотским, под плотию, т. е. частию человека, разумеется человек. Выше он называет тех же самых душевными, кого потом называет плотскими. Он говорит: К т о б о в е с т ь о т ч е л о в е к, я ж е в ч е л о в е ц е, т о ч и ю д у х ч е л о в е к а, ж и в у щ и й в н е м? Т а к о ж д е и Б о ж и я н и к т о ж е в е с т ь, т о ч и ю Д у х Б о ж и й. М ы ж е н е д у х а м и р а с е г о п р и я х о м, н о Д у х а и ж е о т Б о г а, д а в е м ы, я ж е о т Б о г а д а р о в а н н а я н а м: я ж е и г л а г о л е м н е в н а у ч е н ы х ч е л о в е ч е с к и е п р е м у д р о с т и с л о в е с е х, н о в н а у ч е н ы х Д у х а С в я т о г о, д у х о в н а я д у х о в н ы м и с р а с с у ж д а ю щ е. Д у ш е в е н ж е ч е л о в е к н е п р и е м л е т я ж е Д у х а Б о ж и я: ю р о д с т в о б о е м у е с т ь (1 Кор. II, 11, 14). Таким, т. е. душевным, он и говорит потом: И а з, б р а т и е, н е м о г о х в а м г л а г о л а т и, я к о д у х о в н ы м, н о я к о п л о т я н ы м (1 Кор. III, 1). И это выражение имеет тот же смысл, переносный от части к целому. Ибо и именем души, как и именем плоти, которые суть части человека, может обозначаться целое, т. е. человек. Таким образом, не иное человек душевный, и не иное -- плотский; но и тот и другой один и тот же, т. е. человек, живущий по человеку. Это также точно, как разумеются люди и в том случае, когда говорится: о т д е л а з а к о н а н е о п р а в д и т с я в с я к а п л о т ь (Римл. III, 20); и в том, когда читается: с е м ь д е с я т п я т ь д у ш изыдоша с о И а к о в о м в Е г и п е т (Быт. XLVI, 27). Как там под всякою плотию разумеется всякий человек, так здесь под семидесятью пятью душами раззумеются семьдесят пять человек. Равно и выражение: н е в н а у ч е н ы х ч е л о в е ч е с к и е м у д р о с т и с л о в е с я х, могло быть заменено выражением: "Не в наученых плотские мудрости"; точно также, как выражение, п о ч е л о в е к у х о д и т е, могло бытьзаменено выражением: "По плоти ходите". С особенною ясностью открывается это из его последующих слов: е г д а б о г л а г о л е т к т о: А з у б о е с м ь П а в л о в; д р у г и й ж е: А з А п о л л о с о в, -- не человеки ли е с т е (1 Кор. III, 4)? То, что обозначал он словами: Д у ш е в н ы е е с т е, и П л о т с т и и е с т е, то выразил яснее словами: ч е л о в е к и е с т е: т. е. живете по человеку, а не по Богу, живя по которому, вы были бы боги. <...> Глава XIII. О том, что в преступлении Адамовом злому делу предшествовала злая воля Но начали они быть злыми втайне, чтобы впасть потом в неповиновение открытое. Не дошли бы они до злого дела, если бы не предшествовала тому злая воля. Началом же злой воли что иное могло быть, как не гордость? Я к о н а ч а л о всякого г р е х а г о р д ы н я (Сирах. Х, 15). А что такое гордость, как не стремление к превратному возвышению? Превратное же возвышение состоит в том, что душа, оставив начало, к которому должна прилепляться, некоторым образом делается и бывает таким началом сама для себя. Это бывает, когда нравится она самой себе чрезмерно. А чрезмерно она себе нравится тогда, когда уклоняется от того неизменного блага, которое должно ей нравиться более, чем она самой себе. Уклонение же это -- уклонение добровольное. Оставайся воля твердою в любви к высочайшему неизменному благу, от которого получила просвещение, чтобы видеть, и которым согревалась, чтобы любить, -- она не отвратилась бы от него, чтобы любоваться собою, омрачиться и охладеть от этого: жена не поверила бы тогда, что змей говорил правду, а Адам не поставил бы предложения жены своей выше воли Божией и не пришел бы к мысли, что он совершит извинительное нарушение заповеди, если не оставит подруги своей жизни в сообществе греха. Итак злое дело, т. е. упомянутое преступление, состоявшее в употреблении запрещенной пищи, совершено такими, которые уже были злыми. Не был бы этот плод злым, если бы не был он от злого дерева. А что дерево стало злым, это совершилось вопреки природе: потому что это могло сделаться единственно вследствие порока воли, который противен природе. Но быть поврежденною пороком могла только такая природа, которая создана из ничего. То, что делает ее природою, получила она от того, что сотворена Богом; а то, что она уклоняется от того, чем есть, вытекает из того, что она создана из ничего. Человек, впрочем, не уклоняется до такой степени, чтобы совершенно обратиться в ничто; но уклонившись к самому себе, становится менее, чем был, когда прилеплялся к Тому, кто обладает бытием высочайшим. Итак оставить Бога и быть в самом себе, т. е. быть довольным собою, не значит обратиться уже в ничто, но -- приближаться к ничтожеству. Поэтому гордые в Священном Писании называются иначе с е б е у г о д н и ц ы (2 Петр. II, 10). Хорошо иметь сердце горе, но -- не к самому себе, что служит признаком повиновения, могущего быть принадлежностью только смиренных. Есть нечто в смирении, что удивительным образом возвышает сердце; и есть нечто в превозношении, что унижает сердце. Есть как будто противоречие в том, что превозношение идет вниз, а смирение вверх. Но смирение делает покорным высшему; выше же Бога нет ничего: смирение потому и возвышает, что делает покорным Богу. А превозношение, будучи пороком, тем самым, что отвергает покорность, отпадает от Того, выше которого ничего нет, и становится чрез это ниже; а таким образом исполнятся написанное: Н и з л о ж и л е с и я, когда превозносились (Пс. LXXII, 18). Не говорит: "Когда превознеслись", чтобы превозношение имело место прежде, а низложение после; но говорит, что, когда превозносились, тогда были уже низложены. Ибо самое превозношение есть уже низложение. Поэтому в настоящее время во Граде Божием и Граду Божию, странствувющему в этом мире, по преимуществу рекомендуется и в лице его Царя, который есть Христос, особенно прославляется смирение; а противоположный этой добродетели порок превозношения, по учению Священного Писания, господствует по преимуществу в противнике его, который есть дьявол. В этом и заключается великое различие одного от другого двух Градов, о которых мы говорим. Один из них представляет собою общество людей благочестивых, другой -- нечестивых; то и другое с ангелами к нему принадлежащими; но в одном стоит впереди любовь к Богу, в другом -- любовь к самому себе. Итак, грехом явным и открытым, состоявшим в совершении того, что Бог запретил делать, дьявол не обольстил бы человека, если бы человек не стал уже быть довольным собою. От того ему и понравилось, когда ему сказали: Б у д е т е я к о б о з и (Быт. III, 5). Гораздо вернее они могли бы быть этим, если бы прилеплялись к высочайшему и истинному началу чрез покорность, чем когда обратили сами себя в свое начало по гордости. Ибо боги сотворенные суть боги не собственною своею действительностью, а вследствие общения с Богом истинным. Желать же большего, значит, быть меньше: тот умаляется, кто предпочитая довольствоваться самим собою, уклоняется от Того, Кто действительно мог бы его удовольствовать. Итак, это зло, которое, -- когда человек стал быть довольным собою так, как бы и сам был светом, -- отвратило его от того света, который, если бы привлекал его, сделал бы его самого светом, -- это, говорю, зло предшествовало втайне, чтобы за ним последовало зло другое, которое совершено открыто. Ибо истинно то, что написано: П р е ж д е с о к р у ш е н и я возносится сердце, и прежде славы смиряется (Прем. XVI, 18). Несомненно, что крушение, совершающееся втайне, предшествует крушению, совершающемуся явно; хотя не считается за крушение. Кто в самом деле сочтет превозношение за крушение, хотя там уже падение, где превозносящийся оставлен? Но всякий видит действительное крушение там, где совершается осевидное и несомненное нарушение заповеди. Поэтому Бог запретил такое, что, будучи совершено, не могло быть оправдано никаким придуманным основанием. И смею сказать, что гордым полезно падать в какой-нибудь открытый и очевидный грех, чтобы через это стали недовольными собою те, которые уже пали в довольство самими собою. Для Петра было спасительнее недовольство самим собою, когда он плакал, чем довольство, когда он много о себе воображал. (Мат. XXVI, 33 и 75). Тоже говорит и священный Псалом: И с п о л н и л и ц а и х б е с ч е с т и я и в з ы щ у т и м е н и т в о е г о, Г о с п о д и (Пс. LXXXII, 17), т. е. чтобы, ища имя Твое, нашли удовольствие в Тебе те, которые, ища свое имя, находили удовольствие в себе самих.
Глава XXV.
Об истинном блаженстве, которым не владеет настоящая жизнь Ведь если вникнуть внимательнее, то, кроме блаженного, никто не живет, как хочет; а блаженного нет никого, кроме праведного. Но и сам праведный не живет, как хочет; разве достигнет такого состояния, что ему уже будет решительно невозможно ни умереть, ни впасть в заблуждение, ни подвергнуться опасности; и при том наверное будет знать, что так будет всегда. К этому стремится природа; и не будет вполне и совершенно блаженною, если не достигнет того, к чему стремится. А в настоящее время кто из людей может жить, как хочет, когда и самая жизнь не в его власти? Он хочет жить, но вынужден умирать. Разве живет, как хочет тот, кто не живет так долго, как хочет? А если бы смерть была его желанием; то как может жить, как хочет, тот, который не хочет жить? А если он желает умереть не потому, что не хочет жить, но для того, чтобы по смерти жить лучше: то он не живет еще, как хочет, но будет жить так тогда, когда через смерть достигнет того, чего хочет. Но пусть он живет как хочет: потому что вымучил себя и приказал себе не хотеть того, чего не может, а хотеть лишь то, что может, в таком роде, как говрит Теренций: "Если невозможно того, чего хочешь, желай того, что возможно"*. Разве он блажен от того, что терпеливо несчастен? То не блаженная жизнь, если ее не любят. А если ее любят, и она есть на деле, то она должна быть любима преимущественнее всего остального: ради нее должно быть любимо все другое, что составляет предмет любви. Если же ее любят настолько, насколько она достойна любви (ибо тот не блажен, кто не любит по достоинству самой блаженной жизни): то не возможо, чтобы любящий ее так не желал, чтобы она была вечною. Итак, она будет блаженною тогда, когда будет вечною.
Глава XXVIII.
О свойствах двух градов, земного и небесного Итак, два града созданы двумя родами любви, -- земной любовью к себе, доведенной до презрения к Богу, а небесный любовью к Богу, доведенною до презрения к самому себе. Первый, затем, полагает славу свою в самом себе, последний в Господе. Ибо тот ищет славы от людей, а для этого величайшая слава Бог, свидетель совести. Тот в своей славе возносит главу свою, а этот говорит своему Богу: С л а в а м о я, и в о з н о с я й г л а в у м о ю (Пс. III, 4). Над тем господствует похоть господствования, управляющая и правителями его, и подчиненными ему народами: в этом по любви служат взаимно друг другу и предстоятели, руководя, и подчиненные, повинуясь. Тот в своих великих людях любит собственную силу; а этот говорит своему Богу: В о з л ю б л ю т я, Г о с п о д и, к р е п о с т е м о я (Пс. XVII, 2). Поэтому в том граде мудрые его, живя по человеку, добивались благ тела или души своей, или того и другой вместе; а которые могли познать Бога, те Его н е я к о Б о г а п р о с л а в и ш а и л и б л а г о д а р и ш а, но о с у е т и ш а с я п о м ы ш л е н и я м и с в о и м и, и о м р а ч и с я н е р а з у м н о е и х с е р д ц е: г л а г о л ю щ е с я б ы т и м у д р и, т. е. превозносясь под влиянием гордости своею мудростию, о б ъ ю р о д е ш а, и и з м е н и ш а с л а в у н е т л е н н о г о Б о г а в п о д о б и е о б р а з а т л е н н а ч е л о в е к а, и п т и ц, и ч е т в е р о н о г, и г а д: ибо в почитании идолов этого были или вождями народов, или последователями; и п о ч т и ш а и п о с л у ж и ш а т в а р и п а ч е Т в о р ц а, и ж е е с т ь б л а г о с л о в е н в о в е к и (Рим. I, 21 - 25). В Граде же этом нет человеческой мудрости,кроме благочестия, которое правильно почитает истинного Бога, ожидая в обществе святых, не людей только, но и ангелов, той награды, д а б у д е т Б о г в с я ч е с к а я в о в с е х (1 Кор., XV,, 28). <...>
О ГРАДЕ БОЖИЕМ, Книга девятнадцатая
В этой книге идет рассуждение о концах того и другого града, земного и небесного. Приводятся относительно конца благ и зол мнения философов, которые напрасно усиливались создать для себя блаженство в этой жизни. По мере тщательного опровержения этих мнений разъясняется блаженство и мир града небесного или народа христианского, в каком виде они возможны здесь или чаятельны в жизни будущей <...>
Глава IV
Что христиане думают о высочайшем благе и о величайшем зле в противоположность философам, утверждавшим, что высочайшее благо находится в них самих Если бы спросили нас, что на каждый из рассматриваемых вопросов ответит Град Божий, и прежде всего -- что думает он о конце благ и зол: то он ответит, что высочайшее благо есть вечная жизнь, а величайшее зло -- вечная смерть; поэтому для приобретения первой и избежания последней нам следует жить праведно. От того написано: П р а в е д н и к о т в е р ы ж и в б у д е т (Аввак. II, 4; Римл., I, 17; Галат., III, 12; Евр. Х, 38). Так как блага своего мы ещ