Оппозиция жизнь/смерть в творчестве А. А. Фета

Вид материала

Автореферат диссертации

Содержание Объектом исследования Актуальность исследования Методологической основой Практическая значимость. На защиту выносятся следующие положения Структура работы Основное содержание работы. Во второй главе «Философия жизни и смерти в творчестве А.А. Фета» В третьей главе «Жизнь и смерть в образно-поэтической системе А.А. Фета» В заключении Отдельные положения диссертации отражены в следующих публикациях

Подобный материал:

• Введение С. Глава Жизнь и смерть в различных бытийных регистрах, 669.14kb.
• 1. Введение, 287.04kb.
• Жизнь и смерть в литературе романтизма. Оппозиция или единство, 882kb.
• Природы и человека в стихотворении А. А. Фета «Заря прощается с землёю…», 26.13kb.
• Тема: «Волшебство звуков в творчестве А. А. Фета» (на основе стихотворения «Сияла ночь, 62.13kb.
• Московская Городская Педагогическая Гимназия Лаборатория №1505. Смерть и бессмертие, 171.98kb.
• Афанасия Афанасьевича Фета (Шеншина). (1820 1892.) Запишите годы жизни поэта. Ребята,, 108.03kb.
• Кузнецов Б. Г. Эйнштейн. Жизнь. Смерть. Бессмертие. 5-е изд, 8676.94kb.
• Цели: расширить знания учащихся о творчестве А. А. Фета, 35.7kb.
• Попова Елена Павловна Тема занятия: «Два мира, два единства». Жизнь и творчество, 32.73kb.

На правах рукописи


Сафонова Татьяна Вадимовна


Оппозиция жизнь/смерть в творчестве А.А. Фета


Специальность 10.01.01 – русская литература


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Орел – 2008


Работа выполнена в ГОУ ВПО

Курского государственного университета


Научный руководитель доктор филологических наук, профессор

Криволапов Владимир Николаевич


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Ковалева Татьяна Витальевна

кандидат филологических наук, доцент

Васильева Светлана Анатольевна


Ведущая организация ГОУ ВПО «Новгородский

государственный университет

имени Ярослава Мудрого»


Защита состоится 30 сентября 2008 года в 12 час. 00 мин. на заседании диссертационного совета Д. 212.183.02 при Орловском государственном университете по адресу: 302026, г. Орел, ул. Комсомольская, 95.


С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Орловского государственного университета.


Автореферат разослан « » августа 2008 г.


Ученый секретарь диссертационного совета А.А. Бельская


В отечественной культуре достаточно пристальное внимание уделяется вопросам жизни и смерти, осмысление которых происходит в рамках философских, религиозных и нравственных размышлений. «Изучение установок в отношении к смерти может пролить свет на установки людей в отношении к жизни и основным её ценностям. Поэтому восприятие смерти, загробного мира, связи между живыми и мёртвыми – темы, обсуждение которых могло бы существенно углубить понимание социально-культурной реальности минувших эпох»¹. В литературе проблема человеческого существования решается неоднозначно, а изображение жизни и смерти в произведениях многих писателей отличается таким же многообразием, как и трактовка других «вечных» тем – любви, дружбы, природы или религиозной веры. Рассмотрение отношения того или иного писателя к проблемам жизни и смерти позволяет проследить эволюцию его творчества, религиозно-философских воззрений и степень близости к духовным источникам искусства. При этом одним из ключевых моментов является то, в какое время и в связи с какими событиями, осознанно или бессознательно, происходит обращение к теме смерти. Так, А.С. Пушкин создаёт онтологические стихотворения ещё в Царскосельском Лицее («Безверие»). В них уже чувствуется особая авторская манера, но нет правдивости и глубины, которая отличает более поздние пушкинские опыты рассмотрения вопросов о человеческом существовании. Будучи начинающим поэтом и студентом Петербургского университета, А. Добролюбов внушает знакомым мысль о самоубийстве, а в книге «Natura naturans. Natura naturata» воспевает свое одиночество и смерть. Во многих случаях художественное обращение к теме смерти происходит под воздействием усиливающихся жизненных переживаний. Произведения А. Белого из сборников «Пепел» и «Урна», в которых звучит трагедия самосожжения и смерти, были продиктованы поэту временем серьезных драматических событий. Эпоха революций совпала для него с периодом неразделенной любви к Л.Д. Блок, поэтому пессимистические настроения и горькие выводы автора в этих книгах кажутся совершенно оправданными.

Оппозиция жизнь/смерть определяет многие стихотворения Ф.Н. Глинки, В.К. Кюхельбекера, философскую лирику Д.В. Веневитинова, переводы английской «кладбищенской» поэзии Томаса Грея В.А. Жуковским. Особо показательны искания А.С. Пушкина, Е.А. Баратынского, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого, Н.А. Некрасова, Ф.М. Достоевского, Ф.И. Тютчева. В начале XX века пристальное внимание вопросам человеческого существования уделяют И.А. Бунин, В.С. Соловьёв, достаточно широкий круг поэтов Серебряного века. Гордое отречение декадентов от мира приводит их к общефилософскому и социальному пессимизму. Проповедуется культ смерти, которая мыслится как окончательное освобождение романтического «я» от действительности. Среди наиболее частотных метафор в поэзии начала ХХ века и по распространённости, и по значимости стоят вариации на тему жизнь – смерть, смерть – рождение, смерть – бессмертие.

В ряду поэтов ХIХ века, демонстрирующих собственные методы передачи жизненных впечатлений и имеющих особую систему взглядов по поводу вопроса о человеческом существовании, можно выделить А.А. Фета. Большинство исследователей отмечают противоречивость фетовской натуры, которая не могла не сказаться на его творчестве. Своё существование поэт рассматривает лишь как тоскливое пребывание на этой земле, где всё бессмысленно, низменно и скучно. Зачастую в поздних произведениях А. Фет не просто «примеряет» смерть на лирического героя, а рисует её с перспективой на себя («На пятидесятилетие музы»). В жизни поэта нет такого периода, о котором он вспоминает с восторгом или упоением, но зато его духовная жизнь интенсивна и богата множественностью радужных оттенков восприятия мира.

В недавнее время появилось довольно много работ, обращающихся к некоторым частным аспектам осмысления вопросов человеческого существования в творчестве А.А. Фета. Например, в ряде исследований анализируются вопросы философского осмысления жизни и смерти под углом влияние шопенгауэровских, платоновских и христианских онтологических тенденций (в работах Г.Б. Курляндской, М.А. Монина). В книге В.А. Шеншиной «Фет-Шеншин. Поэтическое миросозерцание», освещающей вопросы жизненного пути и творчества Фета, проблемы жизни и смерти частично анализируются в связи с рассмотрением религиозных воззрений поэта и концепцией вечности. Существуют работы, направленные на изучение семантики и трансформации отдельных значительных для творчества поэта образов, передающих отношение к жизни и смерти. Так, в одном из наиболее обстоятельных исследований Козубовской Г.П. «Фет и проблема мифологизма в русской поэзии ХIХ – начала ХХ веков» внимание обращается на следующие фетовские мифологемы, связанные с онтологическими категориями: день/ночь, утро/вечер, ворон, нить (как судьба) и некоторые другие.

Таким образом, проанализировав ряд предшествующих работ, мы пришли к выводу, что вопрос о необходимости создания специального исследования, посвященного осмыслению жизни и смерти в фетовском творчестве, является достаточно актуальным.

Объектом исследования является весь корпус оригинальных произведений Фета (за исключением переводов) и фрагменты его переписки.

Предметом исследования являются элементы картины мира, воспринимаемые сквозь призму творческих, философских и религиозных исканий А.А. Фета.

Актуальность исследования определяется тем, что к настоящему времени нет работы, где проблемы жизни и смерти (применительно к фетовскому творчеству) рассматриваются не только с религиозно-философских позиций. Поэтому цель исследования состоит в развернутом, преимущественно художественном и лингвопоэтическом, анализе вопроса о человеческом существовании в фетовском творчестве.

Для достижения данной цели были выдвинуты следующие задачи исследования:

а) выделить и рассмотреть основные антиномии фетовского творчества;

б) раскрыть особенности темы жизни и смерти в любовной лирике, посланиях и посвящениях поэта;

в) рассмотреть временные пласты фетовской лирики в их функциональном взаимодействии с темой жизни и смерти;

г) проследить эволюцию взглядов поэта в осмыслении категорий жизнь и смерть в философской лирике Фета и частично в его переписке;

д) рассмотреть особенности восприятия жизни и смерти автором и его героями в художественной и автобиографической прозе;

е) выделить основные образы/образные средства, передающие отношение поэта к жизни и смерти.

Характер поставленных в данном исследовании задач определил ряд подходов, использованных в нашей работе: историко-культурный, сравнительный, биографический, творчески-генетический.

Методологической основой диссертации послужили труды Д.Д. Благого, Б.Я. Бухштаба, Г.Б. Курляндской, В.А. Кошелева, В.А. Шеншиной, Г.П. Козубовской и ряда других исследователей истории русской литературы XIX века.

Практическая значимость. Результаты диссертации могут быть использованы в дальнейших исследованиях, касающихся рассмотрения темы жизни и смерти в русской литературе, а также при разработке проблемы репрезентации образов, связанных с вопросом о человеческом существовании.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Фетовское творчество на многих уровнях пронизано антиномиями, которые в большинстве случаев отражают противоречия его жизненных и творческих исканий. Особую художественную нагрузку несут поэтические образы, противопоставление которых способствует внутреннему динамическому развёртыванию содержания, таким образом, контраст является одной из главных стилеобразующих черт его лирики. Среди противопоставлений выделяется антиномия жизнь/смерть, не проявляющаяся открыто, но прямо или косвенно раскрывающаяся в произведениях, где происходит обращение к другим онтологическим категориям, бытовым или социальным темам.

2. Наиболее полно вопросы человеческого существования раскрываются в любовной лирике, посланиях и посвящениях А.А. Фета. Здесь можно выделить следующие уровни восприятия жизни и смерти: с одной стороны, жизнь – бесполезное пребывание человека на земле, тюрьма, место страданий, смерть антиномично – место соединения любящих сердец, блаженная бесконечность, с другой стороны, любовь как раздвигающее границы времени и пространства чувство, которое равняет жизнь и смерть. Прямое столкновение жизни и смерти в поэтических посланиях расширяется антиномией смерть и жизнь как деятельность, творчество.

3. Среди художественных приёмов, использующихся в фетовской лирике, можно выделить особое восприятие категории времени. Относительная поэтическая свобода от временных границ в ранних произведениях сменяется острым ощущением дыхания времени, когда, вслед за Шопенгауэром, А. Фет обозначает время как одну из главных человеческих мук. В метафорах живого макромира лирики А.А. Фета длительные периоды времени (времена года, месяцы, периоды суток и др.) служат постоянным активным деятелем, влияющим на состояние человека. На основании этого выделяются различные аспекты функционального взаимодействия антиномии жизнь/смерти с временными пластами фетовской лирики.

4. Философское осмысление жизни и смерти в произведениях Фета нельзя ограничить рамками идей А. Шопенгауэра. Фетовская философская лирика – это синтез шопенгауэровских, платоновских и христианских онтологических тенденций, которые не заслоняют непосредственности лирического созерцания. Достаточно наглядно отношение поэта к «конечным» вопросам человеческого бытия обнаруживается в фетовской переписке и связано с его религиозно-эстетическими исканиями. В более поздних философских произведениях лиризм и трагизм значительно усилили обличительный пафос Фета. Именно они и составили структурную основу образа смерти.

5. Художественная и автобиографическая проза А.А. Фета отражают особую философию авторского понимания вопросов человеческого бытия, которая во многих случаях перекликается с лирической трактовкой темы. Физическая смерть в художественной прозе Фета – явление достаточно редкое. Чаще автор обращается к теме морального умирания своих героев, вокруг которых как будто образуются временные мёртвые дыры. В автобиографических произведениях, согласно фетовской поэтике, в каждый данный момент лирический герой видит всю свою жизнь от самого давнего – рождения, до вдали предстоящего – смерти. Автор не показывает своего непосредственного отношения к смерти близких людей, не даёт комментариев, нарочито обрубает повествование и старается перейти к последующим событиям. При этом очевидно, что именно эти моменты наиболее остро переживаются автором.

6. Фет употребляет достаточно большое количество устойчивых образов-символов, олицетворяющих собой жизнь и имеющих особый эстетический смысл. Однако отдельно взятая категория «жизнь» зачастую воспроизводится с помощью метафор, гиперболизированных и перифрастических оборотов, имеющих отрицательную окраску. Таким образом, образная система Фета помогает в создании антиномии внутри одного понятия: социальная жизнь, жизнь человека на земле и жизнь, наполненная красками природы, где есть место творцу, способному создавать красоту.

7. В лирике Фета практически нет откровенно пессимистических произведений о смерти. Слова и сочетания, относящиеся к угасанию или умиранию, составляют менее значительную группу, чем те, с помощью которых выражается отношение поэта к жизни (большая часть – это традиционные образы или непосредственно связанная со смертью атрибутика). Категория «смерть» воспроизводится с помощью метафор и сравнений, не несущих яркой негативной коннотации. Однако атрибуты смерти, встречающиеся в ранних произведениях Фета лишь в виде части целостной картины, автор как будто примеряет на себя в поздний период творчества.

8. Противоречия в восприятии природной красоты, социальной действительности и собственной жизни обнаруживаются в создании образов, контекстуально воплощающих то идею жизни, то смерти. Лексемы, связанные с онтологическими категориями, являются компонентами более широких или компаративных образов, а реализованные в контексте прямые значения слов переосмысливаются в образно-символические. Наиболее показательными являются символ огня (особенно в метафорическом значении), образы водной стихии, деревьев и звёзд.

Структура работы. Исследование включает в себя введение, три главы, заключение и список использованной литературы, который насчитывает 190 наименований.


Основное содержание работы.

Во введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, обзорно излагается история вопроса, определяются предмет, цель, задачи, научная новизна, практическая значимость и структура работы.

В первой главе «Жизнь и смерть в различных бытийных регистрах» мы определяем место оппозиции «жизнь/смерть» в ряду других антиномий фетовского творчества, выявляем наиболее показательные авторские противопоставления. При этом определяются самые частотные, на наш взгляд, области репрезентации образов жизни и смерти – любовная лирика, дружеские послания и посвящения (живущим и умершим людям), а также категория времени, в непосредственной связи с которой поэт достаточно наглядно освещает вопросы человеческого бытия.

§ 1.1. «Двойственность» в жизни и поэтические оппозиции творчестве А.А. Фета. Большинство современников и исследователей творчества А. Фета отмечают противоречивость фетовской натуры, подчеркивая, что поэзия помогала ему в преодолении жизненного трагизма. Неоднозначность различных жизненных явлений оформляется А.А. Фетом в виде постоянно встречающихся лирических противопоставлений, часть из которых достигает уровня философских обобщений. Антиномии художественно-поэтического мира (речевые, понятийные и др.) способствуют внутреннему динамическому развёртыванию содержания, увеличивая пластичность и объёмность текста. Традиционно отмечается, что развитие основных ассоциаций в творчестве Фета происходит вокруг динамически контрастных антитез. «Наибольшей устойчивостью отличаются четыре пространственно дистанцированные формы воспринимаемых объектов: 1) север – юг, 2) ночь – день, 3) луна – солнце, 4) смерть и жизнь»².

Помимо указанных устойчивых контрастных антитез, мы выделяем следующие антитезы, характерные для фетовского творчества:

- временные антиномии (вечность – миг, ночь – день, молодость – старость, противостояние настоящего и прошлого и т.д.);

- звуковые антиномии: звук – тишина («…Тоскливый сон прервать единым звуком…», «…Мне нужно одному с душой своей остаться, / Молчанье нужно мне кругом и тишина. / Тут сердца говорит мне каждое биенье / Про всё, чем радостной обязан я судьбе…» и др.);

- цветовые антиномии (например, золотой, олицетворяющий жизнь, и серый цвет рождает антитезу золото – железо);

- скука земного бытия – радости внутреннего, интимного мира («Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный / К тебе просился беззакатный день»);

- космос (небо) – земля («Так, для безбрежного покинув скудный дол, / Летит за облака Юпитера орёл…»);

- противопоставление он – она («Она ему – образ мгновенный, / Чарующий ликом своим, / Он – помысл её сокровенный…»);

- душа/сердце – мысль/разум (рождает противопоставление науки искусству или науки и природы);

- просвещение – природное чутьё человека («…вследствие образования он уже считал для себя неприличным отвечать на вопросы о погоде, а я подозреваю, что он совершенно утратил своё второе зрение и вошёл в чреду обыкновенных людей…»);

- радость – страдание («Я вами осуждён, свидетели немые / Весны души моей и сумрачной зимы…», «Страдать! – Страдают все – страдает тёмный зверь…»);

- свет – мрак («…И тем ужасней сумрак ночи, / Чем ярче светоч мой горит»);

- добро – зло («…Не бойся горького сравненья / И различай добро и зло», «И вот всю жизнь с тех пор ошибка за ошибкой, / Я всё ищу добра – и нахожу лишь зло»);

- боль от красоты («И в эту красоту невольно взор тянуло…»);

- верх – низ;

- антитезы на стилистическом уровне: высокие и сниженные, русские и заимствованные слова, народно-поэтическая и книжная лексика (глаза – очи – вежды, лоб – чело, благоухание – аромат – запах, волос извивы – локон – косы – прядь, поцелуй – лобзание, лазурный – голубой и т. п.).

Антиномии жизни и творчества Фета находятся в тесном взаимодействии, связываясь в его произведениях. Жизненные противоречия раскрываются путём создания поэтических антитез, которые напрямую или косвенно выражают авторскую позицию. Противопоставление одних категорий создаёт новые оппозиции, которые в фетовской поэтике оказываются синонимами исходных. Так, антитеза ночь/день провоцирует возникновение контраста света и тени, звука и тишины, блеска и отражения. Антиномия душа/сердце – мысль/разум рождает противопоставление научных открытий и естественно созданного природой. Прибегая к толкованию противопоставлений в фетовском творчестве, можно обнаружить ряд дополнительных (порой очень тонких) символических значений, повышающих образный потенциал русской поэзии в целом.

Одной из самых устойчивых антиномий поэзии Фета является антиномия жизнь/смерть, обращение к которой не вырастает в чёткую концепцию по вопросам человеческого существования, но оказывается весьма показательным для фетовского творчества. Это противопоставление наиболее выразительно проявляется в поздних произведениях, которые вбирают в себя подчас рефлекторные мотивы, отзвуки песен о красоте и ушедшей молодости, и мысли старца, всё острее ощущающего дыхание смерти и желающего свести счёты с жизнью.

§ 1.2. Жизнь и смерть в любовной лирике, посланиях и посвящениях А.А. Фета. В русской литературе мотив смерти, связанный с любовной темой, получает довольно широкое распространение: любящие герои встречаются по смерти в загробной жизни, описываются переживания о смерти одного из возлюбленных, а в некоторых случаях повествование ведётся от лица умершего человека (М.Ю. Лермонтов «Сон», «Любовь мертвеца»). Для А. Фета тема испытания любви смертью – это не просто следование поэтической традиции. Она была продиктована поэту самой жизнью и нашла отклик в произведениях «Старые письма», «Ты отстрадала, я ещё страдаю», «Долго снились мне вопли рыданий твоих», «Alter ego». Большая часть трагических переживаний Фета о взаимоотношениях с возлюбленной и её нелепой гибели отразилась в переписке с друзьями. Показывая ретроспекцию любовного чувства сквозь призму пережитых мучений, поэт проповедует некую философию самоотрицания, хотя бы в стихах показывая свое равнодушие к жизни.

В творчестве Фета тема жизни и смерти достаточно часто звучит не только в любовной лирике, но и в различного рода посланиях, посвящениях и обращениях. Фет пишет произведения об умерших (отклики на смерть Дружинина, Боткина, Данилевского и др.), послания к живущим близким людям (жене М.П. Боткиной, А.Л. Бржеской и т.д.), стихотворения с образными обращениями (многочисленные произведения-обращения к Музе), поучения будущему поколению (внукам, молодым). Поэт обращается к молодому поколению от собственного имени, а также вводит мотив поучающего мертвеца, который постоянно варьируется в его лирике. В фетовских посвящениях неоднократно встречаются отнюдь не радужные определения, характеризующие его собственную жизнь. Так, в посланиях к графине С.А. Толстой, он говорит лишь о миге счастья в жизненной дали («Я не у вас, я обделён!»), о меркнущей тернистой «жизни прозе» («Когда так нежно расточала…»). В то же время поэт обращается к людям, не ценящим жизни, с призывами воскресить ещё живущий в сердце любовный «жар» и «жажду идеала».

В своих произведениях А.А. Фет не раз обращается к Музе, выступающей то в роли девы-любовницы, то небесной гостьи. Его поэтическая спутница индивидуализирует образ автора на разных жизненных этапах: она изготовляет «потешные огни» в беспечные годы молодости («В.С. Соловьёву»), символизирует творческий надлом в самоопределении поэта (в «Музе» (1854) речь музы «полна печали» и «невысказанных мук»), является у гробового входа в год поэтического юбилея Фета («На пятидесятилетие музы»).

В некоторых фетовских посланиях, адресованных близким поэту людям, обнаруживается свойство символически и одновременно открыто рассуждать об интересующих его категориях. Многие весенние произведения Фета, где главенствующей является идея «обновительных чудес», рождения новой жизни, – это своеобразные пасхальные приветы, в которых делаются ссылки на православную культуру. В пасхальном посвящении П.П. Боткину звучит одна из самых показательных метафор, определяющих фетовское отношение к жизни. Воскресение распятого Христа, знаменующее пасхальный праздник, рождает достаточно распространённую метафору «жизненный крест», которая в произведении Фета накладывается на искомое значение и тем самым несколько разрушает светлую тональность произведения.

В стихотворениях Фета, написанных на смерть близких ему людей, прямое столкновение жизни и смерти зачастую оформляется в виде антиномии смерть и жизнь как деятельность, творчество: «…И, лиру уронив, поникла молча муза / В слезах над урной гробовой» («Памяти Д.Л. Крюкова»), «…Лампаду честного труда / Дыханье смерти погасило» («На смерть А.В. Дружинина 19 января 1864 года»), «Нет! Покидая жизнь земную, / Ты вспять стопы не обращал / И тихо лепту трудовую / Трём старшим музам завещал» («Памяти В.П. Боткина 16 октября 1869 года»), «Но, безмолвный красавец в гробу / Ты дрожащую слышишь трубу…» («На смерть Бражникова»). Поэт обращается к молодому поколению от собственного имени, а также вводит мотив поучающего мертвеца, который постоянно варьируется в его лирике. Переживая своё одиночество и непонимание со стороны окружающих, он обращается к юношам с призывами «вкушать и труд и наслажденье» и надеется на собственное литературное возрожденье светлой весенней порой.

§ 1.3. Категория времени в функциональном взаимодействии с темой жизни и смерти. Чувства в лирике А.А. Фета, подобно природному календарю, совершают своеобразный круговорот, они повторяемы и живут в борении жизни и смерти, конечного с бесконечным. Персонифицируются не только определённые явления природы, но и времена года, проявления которых заменяются многочисленными символическими атрибутами. Так, осень ищет «знойных прихотей любви», весна выступает на земле «невестою-царицей», земля ходит «весенней дрожью» и т. д. В метафорах живого макромира лирики А.А. Фета длительные периоды времени (времена года, месяцы, периоды суток и другие) служат постоянным активным деятелем.

Рассматривая категорию времени в её функциональном взаимодействии с темой жизни и смерти, мы выделяем следующие временные пласты фетовской лирики:

- культ момента, как принципиальная творческая установка Фета; представления о миге, выступающем как завершённый цикл человеческого бытия, с которым идентифицирует себя поэт;

- время счастья, заключающееся во всеобъемлющем миге («И всю жизнь в этот миг я солью, / Этим мигом измерю…»);

- представление о миге, соединяющемся с категорией «бессмертие» («Хотя на миг бессмертие твоё…»);

- статическое движение времени, когда время жизни уподобляется пространству («путь», «дорога»);

- синхронное движение времени («и хоть жизнь без тебя суждено мне влачить», «из-за чего весь век жилось…»);

- иллюзия пребывания в описываемом жизненном процессе в реальном времени («Непогода – осень – куришь…»);

- остановившееся/потерявшееся время (в произведении «Никогда», где человек восстаёт из гроба, «в пространстве затерялось время»);

- будущее время, выполняющее второстепенную функцию и скрывающееся за настоящим и прошлым («Скорей, скорей в твоё небытиё…»);

- прошедшее время, активно подчиняющее себе настоящее, «воскрешение прошлого через ситуативное и эмоциональное его воспроизведение»³ («я несусь в моё былое…»);

- преодоление границ реального времени («Вневременной повеем жизнью оба…»);

- представление «метафизического времени – вечности» («Вечность – мы, ты – миг»).

Тема жизни и смерти в творчестве А.А. Фета с особой выразительностью раскрывается в произведениях, где говорится о циклическом времени. Особое предпочтение среди периодов годичного цикла поэт отдаёт весне, среди периодов суточного цикла – ночи. Весна у А.А. Фета – это пора обновления и счастья жизни, одновременно олицетворяющая женское начало, образ «её». Поэт сокращает событийный аспект восприятия ночи, рисует её праздником жизни в настоящем. Усиливающиеся жизненные впечатления проявляются в фетовских произведениях, объединяющих ночной и весенний план. Однако в зрелом возрасте, всё больше задумываясь над вопросом о конечности земного существования, поэт представляет траурную интерпретацию мотива ночи. Если раньше он лишь смотрел на стоящую «мертвецом» луну, то теперь он рассуждает о смерти, предстающей «безрассветной ночью», и (хотя значительно реже) связывает картины весеннего возрождения с темой смерти. Таким образом, один человек, объединяя в себе все чувства певца красоты, видящего жизнь в каждой росинке и цветке, и старца, всё острее ощущающего дыхание смерти, создаёт произведения с взаимоисключающими друг друга картинами, где проходит тонкая грань между жизнью и смертью.

Во второй главе «Философия жизни и смерти в творчестве А.А. Фета» мы рассматриваем вопрос о человеческом существовании не просто с позиций обнаружения параллелей с шопенгауэровской философией. (Тема жизни и смерти в лирике Фета под углом влияния шопенгауэровской философии к настоящему времени достаточно полно освещается в различных исследованиях, поэтому наша работа, касающаяся обсуждения данной проблемы, будет носить обзорный характер). При обращении к вопросу о человеческом существовании, который по-разному решается Фетом с течением времени, во многих случаях необходимо рассматривать его в соотношении с постоянно меняющимися религиозно-эстетическими воззрениями поэта, что наиболее наглядно отражается в его переписке.

§ 2.1. Вопрос о смысле человеческого существования в философской лирике А.А. Фета.

Бесспорно, поздняя лирика А. Фета во многом формировалась под влиянием идей его любимого философа. Но, тем не менее, мы не можем считать основные положения работ Шопенгауэра определяющими для фетовской поэтики позднего периода, поскольку «…философская идея не может отразиться в лирике, тем более тот или иной образ, даже если он бесспорно заимствован из работы того или иного философа, не может свидетельствовать об усвоении поэтом той или иной философской системы»⁴. К тому же, стихотворения, созвучные шопенгауэровским идеям, наполнены достаточной долей противоречивости, что обнаруживает зачастую параллельное, т.е. существующее в пределах одного произведения, отрицание высказанных мыслей.

В первых произведениях Фета, где автор прямо обращается к вопросам о человеческом существовании, он рисует романтическую философию смерти, связывая ее с умиранием во сне (мотив «идеальной жизни» в стихотворении А. Фета «Учись у них – у дуба, у березы…» перекликается с мотивом осинки у Толстого). В произведении «Смерти» обнаруживаются элементы поэтики самоотрицания, которые носят более гиперболизированный характер, нежели в любовной лирике А. Фета. Но в данном случае поэт не просто демонстрирует свое равнодушие к бренности человеческого существования, пересекающееся с чувством готовности принятия смерти в любое время. Он парадоксально заявляет, что уже знаком с ней. Стихотворение-посвящение смерти олицетворяет собой противоречивость и сложность фетовских исканий. Повествуя о своём умирании и даже призывая новый приход «безрассветной ночи», автор вызывает смерть на свой собственный суд, где оказывается равным, а после даже противостоящим этой могущественной силе.

Проблема жизни и смерти, обозначенная поэтом в некоторых произведениях, поднимает вопрос о его отношении к религии. В стихотворении «Чем доле я живу…» поэт перелагает слова молитвы «Отче наш», которые произносит с особым, даже не поэтическим, а душевным чувством. Сроки написания фетовского произведения не определены (между 1874 и 1886), но с очевидностью оно относится к позднему периоду его творчества. В связи с этим, достаточно показательными являются слова о ходе времени, меняющего человека. Слова молитвы, сказанные поэтом, имеющим столь противоречивое отношение к религиозным вопросам, становятся истинным откровением.

Активно выражая своё мнение и полемизируя с Толстым в письмах, Фет более искренне, нежели в творчестве, раскрывается здесь в вопросах, касающихся жизни и смерти. По Фету, отрицание жизни может носить лишь теоретический, отвлечённый характер. Примером такого жизненного отрицания для поэта является Евангелие. Он признаёт право на существование этой книги, но полностью опровергает её содержание законами и требованиями, реально существующими в жизни: «…Я охрип повторять, что Вы, во-первых, осуществляете мою исконную мысль, что Евангелие есть проповедь полнейшего аскетизма и отрицание жизни, совершенно вопреки церковному учению о противном, а во-вторых, что я наперёд уверен, что Ваш труд будет блистательным этого подтверждением… Но как бы гениально ни было уяснение смысла известной книги, книга остаётся книгой, а жизнь с миллионами своих неизбежных требований остаётся жизнью и семя семенем, требующим расцвета и семени…»⁵. (По мнению Фета, семя – это основа всякой религии, находящая отражение в форме культа семьи и предшествующих поколений).

Однако в произведениях Фета обнаруживается его способность не просто говорить о религии с позиций ярого атеиста или абсолютно равнодушного человека, но и признавать свои изменения в бесспорно имеющемся к ней отношении поэта в стихотворениях. Непосредственно молитвенная лирика Фета – явление достаточно редкое, однако, описывая различные проявления жизни, автор говорит о Божьих созданиях, склоняясь к христианской этике возрождения мира (чаще он употребляет словосочетания с положительной коннотацией, в единичных – с отрицательной): «Я – ничего я не могу; / Один лишь может, Кто, могучий, / Воздвиг прозрачную дугу / И живоносные шлет тучи», «…Не я, мой друг, а Божий мир богат, В пылинке он лелеет жизнь и множит…», «…жизнь – базар крикливый Бога…».

Вера для него была поистине индивидуальным и интимным делом. Поэтому, полюбив жизнь прежде логики, он был склонен признавать идею обреченности человека на страдание, но не принял шопенгауэровской трактовки идеального, представляющего собой преодоление жадной воли к жизни в перспективе растворения в Нирване – мировом океане окончательного успокоения и блаженства. В основе его философской поэзии лежит идея выявления жизненной гармонии: здесь чувствуется перекличка с платоновскими представлениями о любви и красоте.

§ 2.2. Философское осмысление жизни и смерти в художественной и автобиографической прозе А.А. Фета. В прозе А.А. Фета антиномия «жизнь-смерть» звучит не менее выразительно, чем в лирических произведениях. Несмотря на небольшое количество атрибутивных характеристик типа «живой», «мёртвый», «безжизненный» и т. п., происходит достаточно частое обращение к данным категориям. В основе фетовских произведений лежат универсальные сюжеты: его характеры реальны и реалистичны, поэтому, не претендуя на серьёзные философские умозаключения, они всё же вызывают у читателя глубокие размышления о судьбе и жизни вообще. Он пишет о различных способах человеческого существования, показывает, насколько важным в судьбе его героев оказывается сочетание природного, естественного начала и искусственно созданных убеждений и ценностей. Многие произведения Фета – это внесюжетная проза, напоминающая фрагментарные рассказы и повести И.А. Бунина. Отражение событий в повестях и рассказах Фета во многом перекликается с его «Воспоминаниями», поэтому их рассмотрение важно не только с точки зрения художественного вымысла, но и как особого биографического источника.

Физическая смерть в художественной прозе Фета – явление достаточно редкое. Чаще автор обращается к теме морального умирания своих героев, вокруг которых как будто образуются временные мёртвые дыры. Раскрывая, насколько применимо понятие «жизнь» к тому или иному персонажу, он может не описывать их непосредственных действий, не рассказывать о нравственных убеждениях и взглядах на происходящее. В одних случаях, Фет просто даёт небольшую (в пределах одного или двух предложений) внешнюю характеристику своего героя, которая соответствует его внутреннему состоянию, в других, показывает окружающую обстановку или возможность влияния на их жизнь определённых событий извне.

Так, в повести «Дядюшка и двоюродный братец» (1855) вопрос о человеческом существовании (обозначение шире, чем просто антиномия жизнь/смерть) – это своеобразное кольцо, полностью замыкающее в себе достаточно динамичное для А. Фета развитие событий. Вступление к произведению заканчивается латинской пословицей «De mortuis nil nihil bene!» («О мёртвых – ничего, кроме хорошего»), которую во многом отрицает дальнейшее повествование. Композиционно произведение выстроено так, что каждая последующая глава подхватывает основную идею предыдущей. С одной стороны, выстраивается цепочка сменяющихся мест, лиц и событий, с другой стороны, рассказчику важно донести, что испытание жизнью с годами становится всё сложнее и сложнее. Ключевые слова повести урок и экзамен – самая показательная метафора: в начале герои только получают жизненные уроки, а позже уже обязаны сдать экзамен на их усвоение.

В «Семействе Гольц» (1870) писатель говорит о разных вариациях смерти. Реальная смерть госпожи Зальман, слёгшей в горячке, моральная деградация её дочери, закончившаяся насильственной смертью Луизы, предположение о смерти самого Гольца, сделанное в конце повествования. Фет вновь подчеркивает соответствие внешнего облика героев их собственному внутреннему ощущению, моральному душевному состоянию.

Произведение «Кактус» концентрирует в себе важнейшие философско-эстетические убеждения А. Фета, о которых он говорит не прямо, а с помощью коротких ремарок, органично вплетённых в ткань повествования. Автор проводит своеобразную параллель, сравнивая недолгую жизнь распустившегося кактуса со временем человеческой молодости и порой расцвета самых лучших эмоций. Молодая девушка любит и испытывает чувства в настоящем. Её жизненная философия далека от той, которую проповедуют уже узнавшие жизнь герои. Она не живет воспоминаниями, тогда как её собеседники сквозь комически-плясовую форму цыганской венгерки слышат «тоскливый разгул погибшего счастья», а в музыке уносятся в «свою юность, во дни поэзии и любви». Смерть кактуса так же неизбежна, как и время человеческого старения, а наслаждение его ароматом подобно наслаждению молодостью. Момент старения можно ненадолго отсрочить, но он все равно настанет.

В рассказе «Вне моды»(1889), последнем художественном прозаическом произведении А. Фета, писатель изображает события, которые не находят отклик в его «Воспоминаниях», но тем не менее выступают чистым случаем фетовского автобиографизма. Здесь наиболее показательным для нашего исследования является описания состояния главного героя («перелистывание избитой книги жизни, несмотря на свою неизбежность, казалось ему нестерпимым рабством» или «ему просто надоело и претило перевёртывать и перечитывать затрёпанную книгу жизни»), которое с наибольшей полнотой передаёт ощущения зрелого Фета, неоднократно говорившего об «избитой книге» собственной жизни. Данная метафора является достаточно распространённой в ХIХ веке, а в поэзии начала ХХ в. развивается традиционный мотив мир – книга: «Мне жизнь как старый календарь, / Как сто раз читанная книга» (Н. Языков), «Они все в Книге Жизни, знай, / Пойдут не дальше переплёта» (А. Майков), «Отмечен в книге жизни новый лист / Ещё одной печальною ошибкой» (А. Григорьев), «Снова славную страницу / В книгу бытия вписать» (Ф. Сологуб), «журнал жизни» (Н. Клюев) и т. п.

Художественная проза Фета при всей своей автобиографичности не может дать нам того, о чём рассказывается в произведениях «Ранние годы моей жизни» и «Мои воспоминания». Сам автор указывает на особую способность воспоминаний останавливать внимание на преходящем, незаметном в повседневной жизни, сравнивая их с фотографией. Его мемуары наполнены будничной обыденностью и житейскими мелочами, в которых автор стремится фотографически точно запечатлеть ушедший «жизненный поток». Во многом фетовские воспоминания можно обозначить как весьма неоднозначное произведение, ведь зачастую их автор говорит о своей жизни не просто как об «избитой книге», но и как о «грязной луже», в которую лучше не влезать. Читатель получает книгу, дающую последовательную картину всей жизни её создателя. Это жизнь ребенка и студента, жизнь военного, литератора и помещика. Мемуары А. Фета раскрывают практическую сторону фетовской личности, где более чем эмоции, действуют интуиция и рассудок. Мемуарист пишет о мотивах, побудивших его к написанию воспоминаний, обращаясь к Марциалу («В воспоминаньях его неприятного, тяжкого дня нет…») и Лермонтову («И как-то весело и больно / Тревожить язвы старых ран»). Эта апелляция к двум поэтам, демонстрирующая несколько противоречивое отношение к собственному существованию, подводит, прежде всего, к ответу на закономерный вопрос, которым задаётся автор: «что же значит эта долголетняя жизнь?»

Во многом фрагментарность воспроизведения автором собственных эмоций по поводу важных событий в его жизни кажется парадоксальной. Фет говорит, что не может обходить молчанием важные моменты из своей биографии, многие из них он описывает достаточно детально и подробно. При этом в большинстве случаев на первый план выступает случайные и временные частности, а не действительно важные для Фета события. Автор не показывает своего непосредственного отношения к смерти близких людей, не даёт комментариев, нарочито обрубает повествование и быстрее старается перейти к последующим событиям.

В третьей главе «Жизнь и смерть в образно-поэтической системе А.А. Фета» вопрос о человеческом существовании рассматривается преимущественно в лингвопоэтическом ракурсе. Нами выделяется система образов и образных средств, которые наиболее полно воплощают идею жизни или соотносятся с вопросом о смерти. В последнем параграфе главы мы обращаем внимание на пограничные образы, которые в зависимости от контекста приобретают различные смысловые оттенки: от светлого праздничного чувства до ощущения невыразимой скорби и тоски. Исследуя образные средства фетовской поэзии, за основу мы берём непосредственно образы в его произведениях, слова-символы, признаковые словосочетания и описательно-метафорические выражения, которые с наибольшей полнотой отражают синхронность жизненных процессов и процессов угасания.

Литература создаёт целый комплекс значимых символов, имеющих отношение к вопросу о человеческом существовании. Сближение жизнь – смерть лежит в основе многих оксюморонов: «живой мертвец» (П. Вяземский), «живая могила» (В. Иванов), «толпа живых могил» (К. Бальмонт) и т.п. Широкое распространение в различных поэтических системах получили метафоры о жизни и смерти, которые с течением времени сделались весьма ходовыми и даже перешли в разряд бытовых. Среди них такие как «жизнь – это путешествие (плавание)», «дорога жизни», «телега (барка, поезд) жизни», «жизнь – горение», «жизнь – пир», «чаша жизни», «ночь – смерть», «покрывало смерти», «коса смерти». Описывая смерть, русские поэты рассматривают эту категорию, обращаясь к умершему, рассказывая об умирании одного человека, целого народа и даже цивилизации. Во многих случаях постановка вопроса о человеческом существовании в творчестве некоторых поэтов превращает сами категории жизнь/смерть в устойчивые образы-символы.

В поэзии А.А. Фета исследователи неоднократно отмечали ряд устойчивых символов, имеющих различную объёмность, пластичность, зримую и содержательную сторону. Смысл его образов, как правило, не выводится лишь из языкового значения слов и не всегда подчиняется традициям. Здесь важно проследить разносторонность, многомерность и контекстуальность, которые разнообразят смысл слова: несмотря на широкие культурные связи фетовский образ всегда скрывает за собой индивидуальное авторское чутьё и чувство.

§ 3.1. Жизнь в образно-поэтической системе А.А. Фета. В фетовском творчестве происходит постоянное обращение к основным жизненным составляющим (природа и искусство, складывающиеся в особый мир красоты). Фет употребляет достаточно большое количество устойчивых образов-символов, олицетворяющих собой жизнь и имеющих особый эстетический смысл. Жизненный фундамент его произведений закладывается с помощью основных составляющих, вокруг которых происходит формирование светлого образа: свет («ещё светло перед окном», «жаждою света горя»); звук («песнь ночная», «внемлю живительному звуку», «а жизни нет конца, и цели нет иной, как только веровать в рыдающие звуки»); запах («с благовоньем войду апельсинных цветов», «манит куст душистой веткой»); движение («пришла весна, её дыханье над снежным пронеслось ковром», «в глазах движенье и цветы») и т. п.

С понятием жизнь в произведениях Фета могут связываться как отдельно взятые слова, так и целые цепочки однокоренных слов (особенно это касается цветовой палитры его произведений): пёстро – пёстрый – пестреть (пестрел бор, пёстрые косогоры и т. д.); зелень – зелёный – зеленеть – зеленоватый (зелёный бархат степи, зеленеет тополь и т. д.); румяна – румянец – румяный (румянец уст (зари, ланит), румяная зорька, румяное сердце); златой – золотить – золотистый – золочённый – золотолиственный (златые гроздья, золочённый крест, золотой огонь, золотой круг, ночь – «для певца золотая пора» и т. д.) и т. п.

В творчестве Фета весьма показательными в отношении темы жизни является следующие образы: цветы (роза, фиалка, георгины, ночные цветы), птицы (соловей, ласточки, касатки), пчелы и др.

Жизнь воспроизводится с помощью словосочетания «жизненный цветок», социальная жизнь – это «мертвая суша», где правит непреодолимая «земная злоба». Жить в поэтическом лексиконе А.А. Фета – «пить чашу жизни», проходить по жизни – быть «странником» или «путником» («И всё, что видимо для ока, / Земного путника манит…»). В произведениях Фета встречаются случаи достаточно традиционного обозначения жизни как пути-дороги или цепи. При этом, фетовские метафоры контекстуально имеют отрицательную окраску, более наталкивая на распространенное у славян сближение дороги со смертью. Интересны перекликающиеся образы лазурной стези, метафоры воздушного пространства и образ стези как пути («трудный путь», «тоскливой жизни цепь»). Также поэт воспроизводит понятие «жизнь» путём создания ряд ярких окказиональных метафор и перифрастических сочетаний («базар крикливый бога»), сравнительно устойчивых в русской литературе оборотов или их синонимичных вариантов («роковое бремя», «житейская гроза», «степь мирская», «урна жизненная») и т. п.

Некоторые гиперболизированные обороты («список бытия»), использующиеся Фетом для обозначения жизни, не имеют прямой расшифровки и угадываются с помощью традиционных обозначений, которые и определяют их смысл (жизнь – книга). В ряде фетовских метафор конкретные слова, материализующие идею жизни, отсылают к традиционным представлениям («плеск житейских волн» у Фета передаёт традиционную метафору жизнь – плавание).

§ 3.2. Смерть в образно-поэтической системе А.А. Фета.

В фетовских стихотворениях практически не встречается случаев описания поэтапного человеческого угасания, ведущего к смерти, смертельно больных людей и непосредственно акта смерти. Чаще поэт либо обращается к умершим людям и самой смерти, либо воспроизводит уже знакомые сюжеты (произведения художественной литературы, мифы, фольклор), косвенно или прямо связанные с темой смерти.

Атрибуты смерти в лирике А.А. Фета выступают символами спокойствия и безмолвия: «тихие гробы», «безмолвная могила», «на лице спокойствие могилы…» и т. п. Поэт персонифицирует могилу, уподобляя её живому существу («как речь безмолвная могилы»), которое допускает к себе человеческие секреты и хранит самые сокровенные тайны («Всё, что уносится в могилу / От всех тайком»). Во многих случаях данный атрибут смерти предстаёт как единственное связующее («Приветами, встающими из гроба…», «Из каменных гробов их голос вечно слышен…») или разделяющее («Хоть память и твердит, что между нас могила») звено между земной и небесной жизнью. Слово «гроб» в лирике А. Фета зачастую выступает прямым лексическим поэтизмом: гроб говорится о могиле. Очень часто поэт использует обороты со словом гроб: он говорит о гробовом входе («На пятидесятилетие музы»), двери гроба («Светил нам день, будя огонь в крови…») и т. п. Более того, данный топос (нагляднее, чем остальные) полностью олицетворяет собой смерть; «не страшны гробы» равно не страшна смерть. (Ср. у А.С. Пушкина: «Не пугай нас, милый друг, / Гроба близким новосельем (т. е. приближением смерти): / Право, нам таким бездельем / Заниматься недосуг»). Среди традиционных обозначений темы смерти в лирике А.А. Фета практически не встречается главный христианский символ – крест. Это не центральный, а промежуточный образ, олицетворяющий светлое начало или человеческую судьбу (хотя единожды сочетание «жизненный крест» дополняется у Фета характеристикой «тяжкий»).

Атрибуты смерти, встречающиеся в ранних произведениях Фета лишь в виде части целостной картины, автор как будто примеряет на себя в поздний период творчества. Так, к своему творческому юбилею А. Фет пишет стихотворение «На пятидесятилетие музы», в котором представляет «немую тень» поэта «у гробового входа», а собственную годовщину описывает как отпевание. Тревожное ощущение автора чувствуется в стихотворении «Над озером лебедь в тростник протянул», появившемся намного раньше фетовского юбилея. Здесь Фет не пишет о птицах, поющих лебединую песню в традиционном понимании этого фразеологизма. Лебедь – это больше чем образ или метафора, это предупреждение о наступающем кризисе, когда само существование поэта в мире приравнивается к смерти.

Смерть в творчестве А.А. Фета предстаёт как «бездонный океан», «небытие», «сиротливый сон одинокой гробницы», «безрассветная» ночь или «закат дня», когда «суровый ангел Бога» «тушит факел жизни». О потустороннем бытии автор говорит как о «рубеже могилы» или «входе»: «И там, за рубежом могилы, / Навек обнять тебя придём» («Памяти С. С. Боткиной»), «Только минем / Сумрак свода, – Тени станем мы прозрачные / И покинем / там у входа / Покрывала наши мрачные» («Сны и тени»). Предчувствие смерти обозначается поэтом прямыми характеристиками («смертная истома», «и счастью, и песни конец») и раскрывающимися в контексте мотивами («устало всё кругом», «роковая игра»). Обращаясь к смерти, в некоторых случаях Фет характеризует ее более позитивно, чем жизнь. Смерть выступает в качестве абсолюта, представляется как «бессмертный храм» («Смерть») или блаженная бесконечность, которая позволяет соединиться любящим сердцам: «Вневременной повеем жизнью оба, / И ты и я – мы встретимся – теперь» («Теперь»). Смерть в данном случае рассматривается в романтической традиции и предстаёт как способ избавления от мелочных забот земного бытия.

§ 3.3. Пограничные образы, передающие отношение к жизни и смерти. В поэзии А.А. Фета достаточно большое количество образных средств, одновременно олицетворяющих жизнь и имеющих отношение к угасанию, умиранию, смерти. Это происходит из-за того, что, с одной стороны, автор выражает смирение человека перед лицом неизведанного, воспринимает смерть как предначертание судьбы, но в то же время не склонен раньше времени признавать её могущества. Многие из образов восходят к мифам и фольклору, являясь достаточно традиционными в русской образной системе, хотя и получают новое звучание.

«Огненные» лексемы в творчестве поэта представляют собой неисчерпаемый источник для передачи в поэзии практически неограниченного круга смыслов во всех сферах материальной и духовной жизни человека. Пронизывая весь текст, образы огненной стихии нередко становятся конструктивной основой развертывания лирической мысли. В фетовском творчестве слова «огонь», «огненные слёзы», «гореть», «разгораться», «пламя/пламень» – яркие метафоры, несущие большую смысловую нагрузку и обозначающие различные жизненные реалии. Лирический герой Фета, испытывающий бурю эмоций, сравнивает себя с фейерверком («Ракета»), огонь в его произведениях символизирует трагедию, произошедшую с Марией Лазич: «Ужель ничто тебе в то время не шепнуло: / «Там человек сгорел!» («Когда читала ты мучительные строки…»). В большинстве случаев этот знаковый образ определяет пламенное духовное стремленье поэта («еще душа пылает») и выражает драму неизбежно прерываемой жизни: «…А жаль того огня, / Что просиял над целым мирозданьем…» («А.Л. Бржеской»). (Ср. у А. Блока: «Не жаль мне дней ни радостных, ни знойных...»). При определении многих фетовских произведений, можно говорить о пульсирующем ритме огня, который возносит фетовского человека над целым мирозданьем, а после возвращает назад, в реальность, где царят законы пространства, времени и необходимости.

Большое значение в поэтической системе А.А. Фета имеет символика воды (как источника жизни), культ которой имеет место во всех мифологиях и поэтических традициях. В русской литературе весьма распространенными являются метафоры, связанные с водной стихией: жизнь – море, жизнь – плавание, река жизни. Фет говорит о «живой» волне, «живом» плеске, «воскресшей» воде, «волне жизни», он поднимается в «жизнь волною» и т.д. Образы, связанные с водной стихией, являются компонентами более широкого или компаративного образа, а реализованные в контексте прямые значения «водных» лексем переосмысливаются в образно-символические. «Алмазная роса» в его стихотворении рассыпается «живым огнём», о «незримой» жизни лепечет фонтан. С мифологемой «дождь» в поэтическом творчестве А.А. Фета связан мотив весеннего обновления природы. Даже особая концепция поэтического творчества воспроизводится вслед за собирающимся дождём метафорой «жизни влага». Тем не менее, не всё, что связано с водой и водным пространством в лирике А.А. Фета, является олицетворением жизни.

Цветы у А.А. Фета, как правило, символизируют жизнь (роза, ландыш, обобщённый образ ночных цветов), а практически все деревья (ива, сосна, ель, дуб, берёза) косвенно или прямо соотносятся с темой смерти. Птицы в большинстве произведений ассоциируются с жизнью (хотя не редко упоминание маленькой и беззащитной птички, укрывающейся от жизненных бурь в уютном гнёздышке), тогда как птицы, предвещающие смерть, – настоящая редкость.

В поэзии Фета очень много слов, обозначающих отвлеченные понятия, в семантике которых заложена идея неясного, непостижимого, лежащего за пределами обыденного сознания: тайна, грёза, призрак, видение и др. Среди них особо важна категория «сна», который зачастую связан с темой смерти. Мотив сна, во время которого приходит осознание собственной смерти или появляются неведомые силы, предупреждающие героя о его скорой кончине, является достаточно традиционным. Сон для Фета – это особая реальность, место, которое существует независимо от земного пространства, образуя новый мир человеческой жизни. Во многих случаях в фетовских произведениях происходит неразличение реальной обстановки и сна, слово «сон» утрачивает свою смысловую определённость и обладает достаточно подвижной семантикой. Однако царство, в которое погружает Морфей, всегда отличается от окружающей действительности отсутствием человеческих страданий. При этом, оттолкнувшись от романтической традиции, поэт все же отходит от нее, представляя весь чувственный мир в состоянии грезы-сна.

Огромную роль в создании образа и важную эстетическую функцию в стихотворениях Фета выполняют атрибутивные и предикативные признаки. Так, глаза/очи и взоры в его произведениях зачастую наделяются такими характеристиками, которые полностью дают представление о состоянии человека или персонифицированном предмете («глаза смертных», очи «фосфорные», «недвижные», глаза «страстные», «любопытные», «свинцовые» и т. д.). Определяя человеческое состояние, автор, прежде всего, описывает главный жизненный орган – сердце, характеристики которого полярно различаются в зависимости от ощущений в определённое время года, суток, в сложившихся обстоятельствах, в молодости и старости. Эмоциональное состояние передаётся автором не в качественно-определённой завершённости, а в довольно широкой нюансированной гамме. Сердце живёт («живое», «пылкое», «пыл сердца», сердце «пышет») или угасает/умирает (сердце может «остыть», «перестать биться», «утихнуть», «стыть») и т. п.

В заключении подводятся итоги исследования и формулируются основные выводы. Восприятие А.А. Фетом жизни и смерти происходит через обращение к различным мифам, нравственным тенденциям и философско-религиозным традициям, столкновение которых может происходить даже в пределах одного произведения. Создаются взаимоисключающие друг друга образы, рассматривая которые в отдельно взятых стихотворениях поэта, достаточно сложно говорить о его жизненной позиции, мировоззрении и философских взглядах. Фет размышляет о человеческом существовании то с позиции атеиста, то мистика, то истинно верующего христианина.

В результате проведенного исследования мы пришли к выводу о том, что в фетовском творчестве нет определённой строгой концепции, касающейся обсуждения вопросов о человеческом существовании. В отличие от романтиков поэт не делает противопоставление жизни и смерти излюбленной темой, но проводит данную антиномию через все свое творчество. Лишь в зрелом возрасте под влиянием философских идей, накопившихся знаний и мыслях о бренности собственного существования с позиций прожитых лет Фет осмысленно обращается к теме смерти, являющейся центральной в его поэтике внешнего самоотрицания.

На наш взгляд, дальнейшее исследование, касающееся изучения онтологических категорий жизнь и смерть в русской литературе ХIХ-ХХ вв., кажется достаточно перспективным. Данная проблематика, хотя и носит частный характер, наиболее наглядно отражает авторское мироощущение, базируется на личном опыте и преодолении прожитого самим автором. Несмотря на отнюдь не однозначное отношение писателей к вопросу о бренности человеческого существования, контекстуальные связи обнаруживаются не только на уровне отдельно взятого образа или мотива, как, скажем, сон-смерть, жизнь-море, но и на уровне трактовки темы вообще. Так, столь важный у Л.Н. Толстого мотив страха смерти, практически отсутствующий в творчестве А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, А.А. Фета, в творчестве символистов зачастую получает бытовую трактовку. Во многих случаях вопросы жизни и смерти связываются не с отдельной личностью, а с общественно-политической обстановкой в стране, настроениями целого поколения: персонифицированное восприятие жизни и смерти всегда уступает место гражданской лирике во время войн и революций.


Отдельные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Мотив ночи в лирике К. Бальмонта и А. Фета // «Поэтика» литературных гнёзд: филология, история, краеведение: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. – Тула: Гриф и К, 2005. – С. 163–169.

Поэтический мир Фета в пародиях и эпиграммах современников // Афанасий Фет и русская литература: ХIХ Фетовские чтения: (Курск, 7 – 9 октября 2004 г.) / Под ред. Н.З. Коковиной, М.В. Строганова. – Курск: Курск. гос. ун-т, 2005. – С. 171–177.

О смерти в лирике А.А. Фета // Афанасий Фет и русская литература: ХХ Фетовские чтения: (Курск, 15– 18 сентября 2005 г.) / Под ред. Н.З. Коковиной, М.В. Строганова. – Курск: Курск. гос. ун-т, 2006. – С. 48–54.

Тоскливый сон прервать единым звуком. Антитеза в лирике А.А. Фета // Русская речь. – 2007. – № 5. – С. 13–15.