Geum.ru

Бушков Александр – нквд: Война с неведомым Анонс

Вид материалаДокументы
Настырный мадьяр
Охотничий трофей
Нагадала цыганка...
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13

Настырный мадьяр


Сержант застрелил венгра. Всадил в него длинную очередь из ППШ шагов с десяти.

Событие было не бог весть какое, не вызвавшее, если честно, ровным счетом никаких эмоций. Сержант воевал давненько, с сорок второго, то есть два с лишним года, и на счету у него было немало вражья - немцы, румыны, уже здесь - парочка венгров, еще до этого, нынешнего.

Не безоружного шлепнул, в конце-то концов, и уж безусловно не мирного жителя - венгр был военный, в полной форме, в каске, с автоматом, не цветочки робирать вышел, не прохлаждаться...

Наши брали небольшой городок на самой границе с Австрией. Немцы отступали, Венгрию они уже потеряли, и ловить им тут было нечего. Венгры тоже уже выдохлись - но вот местные партийцы еще кое-где пытались сопротивляться.

Выскочивший на сержанта мадьяр был как раз партийным, судя по повязке со скрещенными стрелами на рукаве - салашисты долбанные, ничего удивительного, уже законы, бивали... Упрямый, как все фашисты. Вылетел из-за угла, вскинул автомат здешнего производства, судя по перекосившемуся лицу, собирался рубануть по сержанту очередь решительно и всерьез.

Ну, а сержант опередил. Для него это был далеко не первый уличный бой. Мадьяр завалился на кучу кирпича возле угла полуразрушенного дома, чуть-чуть подергался и кончился. Убедившись в этом быстрым опытным взглядом, сержант махнул своим, и они бросились дальше, к окраине.

Но этот "стрелочник" оказался последним.

Больше сопротивления они нигде не встретили, городок был взят окончательно, и войска принялись в нем осваиваться.

А с темнотой - началось...

На ночлег взвод расположился в каком-то складе, капитальном строении с крохотными окнами в решетках. Венгерского никто не знал, но, судя по большим аляповатым вывескам и тому, что склад примыкал к домику, который определенно был магазином, принадлежала эта хоромина какому-то торговцу не из мелких. Грустно только, что и в магазине, и на складе было хоть шаром покати - не нашлось ничего, подходившего бы под категорию полезных в хозяйстве военных трофеев. И бесполезных тоже не было - лабаз, такое впечатление, вымели под метелку. Быть может, отступавшие немцы постарались, движимые тем же хозяйственным рефлексом. На складе все еще стоял слабый, но стойкий запах колбасы, копченостей и еще чего-то съестного - а мимо таких вещей ни один расторопный солдат любой армии ни за что не пройдет...

Ночью сержант проснулся оттого, что в ноздри настойчиво лез другой запах, гораздо более неприятный, насквозь знакомый - душный, сладковатый запашок разложения.

Он открыл глаза. Непонятно было, как это получается, что он видит окружающее, что твоя кошка - внутри огромной коробки с парой крохотных окошечек под самым потолком должно быть темно, как в погребе. И все же он отчетливо видел, что рядом вместо Васьки Кондакова лежит давешний мадьяр, и не просто лежит, а поглядывает. Лицо у него было определенно неживое - этакой восковой белизны, стянутое гримасой, рот приоткрыт, да так и застыл - но глаза смотрели, как живые. Воняя знакомым запашком начинавшегося разложения, венгр явственно издал звук, что-то вроде: "Хыр-хыр-хыр".

Это был никакой не кошмар. Слишком реально бил в нос запах, и покрытый шинелью дощатый пол был жестким, пыльным, и все прочее, абсолютно все, свидетельствовало, что это не сон...

Сержант заорал - чисто машинально. Поднялись две-три головы и тут же упали, никто не проснулся, привыкли, каждую ночь кто-нибудь вот так да орал во сне...

Однако сам сержант не просыпался - а значит, и не спал вовсе, и покойничек в том самом мундире, с фашистскими стрелами на рукаве, со знакомой рожей, ухоженными усиками лежал рядом, все так же издавая свое "хыр-хыр-хыр"...

Здесь был даже не страх, а что-то другое - быть может, ощущение острой не правильности момента. Сержант в жизни с таким не сталкивался, не верил ни в какую загробную жизнь и бродящих ночами мертвецов. Однако дохлый мадьяр был здесь, совсем рядом, лежал, таращился и хыркал...

Сержант осторожненько приподнялся, переступая меж лежащими, отступил бочком-бочком, отошел в угол. Старательно пытался себе внушить, что все это ему только мерещится, бывает такое из-за расстроенных нервов. Закрыл глаза, прилег на свободное местечко, прижался к стене и попытался задремать.

Очень быстро ноздри вновь ощутили противный запашок, и рядом послышалось: "Хыр-хыр-хыр"... Покойный опять был тут. Лежал, таращился в лицо и издавал прежние звуки, то ли хрюкал, то ли фыркал. Сержант крепко зажмурился, надеясь, что как-нибудь само собой обойдется. Время шло. Мертвец так его и не коснулся, и на том спасибо - но его присутствие чувствовалось совсем рядом: окоченевшее, распространявшее холодок тело - или только казалось, что веет этот холодок? - запах, хорканье...

Сержант вскочил и решительно вышел во двор, под звезды. Видно было неподалеку бдительно прохаживавшегося часового. Достав кисет, сержант проворно, на ощупь свернул себе цигарку.

Высек огонь, припалил, затянулся.

Рядом послышалось хорканье, потянуло тлением. Чертов мадьяр торчал рядом, у самого плеча, фыркая и таращась. Часовой смотрел прямо на них, но никак не реагировал - и сержант понял, что тот не видит странного гостя...

Так и прошло несколько часов до рассвета - когда сержант уходил внутрь, ложился и пытался задремать, мадьяр возникал рядом, укладывался - непонятно, как он оказывался меж сержантом и его соседом - и снова начиналось фырканье.

Когда сержант выходил на свежий воздух, покойник очень быстро появлялся рядом...

К утру он как-то незаметно улетучился. Выспаться сержант, как легко догадаться, не смог совершенно. День прошел кое-как, в обычных заботах командира отделения в только что взятом неприятельском городе.

Ночью сержант добровольно напросился в караул, сославшись на бессонницу и на то, что выспался днем.

С темнотой мадьяр опять возник неведомо откуда. Повернувшись, сержант обнаружил его прямо перед собой. На бледной роже появились темные пятна, как и следовало ожидать, кожу еще больше свело, так что рот кривился в застывшем оскале - одним словом, мертвец прошел следующую стадию разложения.

И, пока сержант прохаживался вправо-влево - шагов двадцать в одну сторону, шагов двадцать в другую - венгр таскался за ним, как приклеенный. Все так же тянул свое дурацкое "Хыр-хыр-хыр", придвигаясь почти вплотную, но не касаясь.

Он вовсе не был полупрозрачным видением, он выглядел вполне реальным, разлагающимся помаленьку мертвецом - только этот мертвец вместо того, чтобы лежать смирнехонько, вторую ночь таскался за тем, кто его застрелил, чуть ли не наступал на пятки...

Сержант уже не боялся. Он попросту был злой, как черт. Раздражало его как раз то, что покойник ничего не предпринимал - не пытался сгрести за горло окостеневшей рукой, не проявлял никакой агрессии, вообще не прикасался. Торчал рядом, таращился неотрывно и тянул свое "хыр-хыр-хыр".

Под утро он опять как-то незаметно пропал.

На третью ночь снова заявился, пристроился к лежащему, еще более обезображенный, еще сильнее воняющий... В эту ночь смертельно уставший сержант смог все же уснуть. Спал урывками, видел короткие, какие-то дерганые сны. Просыпался то и дело, вдыхал трупную вонь, слышал хорканье... Проснулся с рассветом совершенно разбитый.

Поделиться своим несчастьем он ни с кем не решался. Кто бы ему поверил? Никто ведь, кроме него самого, ночного гостя не видел. Деваться было некуда - они так и обитали в том складе.

Краем уха сержант слышал, конечно, что подобных гостей испокон веков отгоняли молитвой либо наговорами - но, человек сугубо атеистический, он не знал молитв. И уж тем более наговоров.

Вырос он в небольшом уральском городке, в рабочей семье, не имевшей никаких родственников в деревне, а ведь давно известно, что в городах знатоки заговоров, наговоров и прочей чернокнижной премудрости попадаются крайне редко, если они и есть, шифруются надежно. В деревне таких, ходили слухи, вроде бы побольше, даже несмотря на двадцать с лишним лет Советской власти - но не поедешь же в деревню их искать, даже если возникла такая житейская необходимость...

Одним словом, сержант превосходно понимал, что совета, помощи и поддержки ему отыскать негде. Не к политруку же идти, не жаловаться, что убитый им фашистюга вопреки твердым установкам марксистско-ленинского мировоззрения три ночи подряд не дает покоя некрещеному советскому воину, кандидату в члены ВКП/б/... Вряд ли политрук мог бы чем-то помочь.

Хорошо еще, на четвертый день их подняли по тревоге и передислоцировали в другой городок, километрах в десяти западнее. Вот там чертов мадьяр уже не появлялся. Никогда.

Сержант клялся и божился, что все с ним произошло на самом деле. Больше всего, даже спустя многие годы, его бесило то, что он не мог понять: почему вдруг? Ему и до того венгра приходилось убивать врагов, да и после на его счету появилось еще с десяток - но ни один из них, ни до, ни после, не тревожил по ночам.

А вот этот усатый фашистюга, чтоб ему ни дна, ни покрышки, отчего-то повадился беспокоить по ночам, и объяснения этому решительно не имелось. Ни материалистического, ни какого-либо иного. Случилось так однажды, вот и все...


Охотничий трофей


Весной сорок пятого наш артиллерийский полк действовал в Восточной Пруссии.

Однажды мы разместили пушки в саду какого-то поместья. Все обитатели дома давно сбежали, там не было ни души. И мы, несколько офицеров, пользуясь свободной минуткой, пошли посмотреть дворец. Не из одного только любопытства - неизвестно еще было точно, пойдем мы дальше или остановился там на какое-то время. Следовательно, нужно было посмотреть, как и где разместить личный состав в случае второго варианта.

Дворец был трехэтажный... Впрочем, следует оговориться: это тогда нам, молодым - кто из деревни, кто из коммуналки - дом казался самым настоящим дворцом. Впоследствии я просматривал книги, смотрел фильмы... Теперь-то можно с уверенностью сказать, что никакой это был не дворец, просто-напросто средней руки особняк.

Возможно, хозяин был даже не титулованным, не генералом. Помещик, и не самый зажиточный.

Но тогда мы впервые оказались за границей, ничего толком не видели, и дом нам казался дворцом. Кто-то припомнил слова Остапа Бендера: предводитель команчей жил в пошлой роскоши...

Быть может, и не было там особенной роскоши, но, в любом случае, трехэтажный домина был обставлен с размахом и на совесть: старинная мебель, картины, всякие безделушки... Комнаты мы осматривали бегло, а вот в зале на втором этаже надолго задержались.

Нашлось на что посмотреть. Сразу становилось ясно при всей нашей тогдашней неотесанности, что это был зал охотничьих трофеев, причем накопленных еще хозяйскими предками. Стояли там и чучела, на стенах висели головы - олени, серны, еще какая-то животина - было много охотничьего оружия, в том числе и очень старого.

Вплоть до кремневых ружей и пик.

А вдоль двух стен тянулись аккуратные, красивые стеклянные витрины в железной отделке. Там уже лежали не чучела и головы, а черепа: как всевозможных оленей и быков, судя по рогам, так и хищников - уж их-то по клыкам с травоядными не перепутаешь...

Кому-то пришло в голову, что объяснение тут простое. Чучела со временем портятся, мех с шерстью рано или поздно придут в негодность, вот хозяин в своем домашнем музее и оставил от трофеев его дедов-прадедов одни черепа. Уж черепа-то - надолго.

Так и оказалось. Над каждым экспонатом была приспособлена аккуратная бронзовая табличка, фасонная, затейливая, и на ней было что-то подробно изложено по-немецки, причем, естественно, готикой. Прочитать мы ничего не смогли. Немецкий все знали с грехом пополам на разговорном уровне - сотня самых необходимых слов, а то и поменьше. Профессионального знатока, переводчика среди нас не оказалось. А готический шрифт - штука весьма заковыристая. Если тебя не учили его понимать, ни за что не догадаешься, какая это обозначена буква. Иногда дело было в самых мелких отличиях.

Но даты там были обозначены нормальными, арабскими цифрами. На каждой табличке. Тут уж никаких загадок. Число, месяц и год. Иногда, впрочем - только месяц и год, а иногда - только год. Видимо, деды-прадеды не всегда вели подробные записи, ограничивались годом.

Так вот, там попадались даты из девятнадцатого века и даже из восемнадцатого. Мы догадались правильно. За двести лет любое чучело придет в неприглядный вид, гораздо рациональнее вот так вот положить в витрину череп...

Очень старые черепа, пожелтевшие, посеревшие... Практически все они были довольно искусно покрыты каким-то лаком. Очень тщательно обработаны. Один из наших на гражданке работал реставратором в музее, он в этом понимал толк.

Сказал, очень аккуратная и качественная работа, старался специалист. Ну, это и понятно - такой помещик не стал бы нанимать кого попало...

На иных черепах были дыры от пуль, а на других - нет. Должно быть, стреляли или рогатиной тыкали в туловище...

Мы уже собирались уходить, когда наткнулись на это...

В одной витрине, в отдельной лежал самый натуральный человеческий череп. Старый, пожелтевший. Мы так и оторопели. Первое, что пришло в голову - какие-то нацистские зверства. Мы уже К тому времени знали достаточно, это в сорок первом, поначалу, далеко не всему верили, что рассказывалось о немецких зверствах, втихомолку пропагандой считали...

И тут же кто-то пошутил: дескать, это когда-то в старые времена хозяин застукал хозяйку с любовником. И черепушка эта - то ли ее самой, то ли любовника. Дворянский позор, стало быть, смывал кровью этот старорежимный фон-барон...

А другой из нас вдруг обратил внимание на зубы... Мы, честно сказать, оторопели...

Понимаете, сам череп был определенно человеческий, все соответствовало: и размеры, и пропорции. Повидали, разбирались...

Но зубы у него были уж точно не человеческие. Большей своей частью. Скорее уж звериные.

На верхней челюсти красовалось четыре натуральнейших звериных клыка - два впереди, два на месте коренных. И на нижней - четыре таких же.

Из остальных зубов примерно половина, передние главным образом, более-менее походила на человеческие. А вот остальные были хоть и не клыки, но от человеческих опять-таки отличались резко - острые такие...

Как мы ни присматривались, но осталось впечатление, что это не какая-то искусственная подделка. Что зубы на этом месте были еще в те времена, когда хозяин черепа был живой...

Вот с повреждениями черепа загадок не было никаких. Это мы сразу определили, как люди обстрелянные, с немалым опытом. Когда-то ему влепили пулю в левую височную область, причем пуля была приличного калибра - левого виска практически не было, дыра приличных размеров, с той же тщательностью обработанная лаком. И прошла пуля почти навылет: правая сторона черепа была очень характерно надтреснута.

Да, и дата, конечно. Не помню, было там число, или нет, но остальное в память впечаталось крепко: октябрь одна тысяча семьсот шестьдесят восьмого. 10.1768. Никаких сомнений. Таблички были ухоженные, видно было, что их частенько начищали. Все цифры читались очень четко. Октябрь семьсот шестьдесят восьмого. Чем угодно могу поручиться, что это именно год. Там не было каких-нибудь непонятных чисел. Только даты. Восемнадцатый век, девятнадцатый...

Долго мы смотрели на эту диковинку. Остальное, неосмотренное, уже как-то не интересовало...

Ну, а потом ушли. Мы все были кто командирами батарей, кто штабными офицерами, обстановка сложная, где противник, неизвестно. Не стоило надолго уходить от подчиненных и вверенной боевой техники.

Нас, конечно, этот странный череп весьма даже заинтересовал. Если бы мы простояли там подольше, дней несколько, обязательно бы привели туда переводчика, чтобы перетолмачил готику Или попросту оторвали бы табличку и отнесли в штаб, где знатоки готики имелись по определению.

Вот только уже часа через три пришла команда трогаться. Тут уж было не до охотничьих загадок. Прицепили орудия к "студерам" - и вперед, в совершеннейшую неизвестность...

Больше меня в те края не заносило. Представления не имею, что дальше было с домом и где сейчас может быть этот череп. Я впоследствии воевал в Маньчжурии, демобилизовался в сорок восьмом, женился, устроился работать в Новосибирске. Не ехать же специально в Восточную Пруссию? Точнее, Калининградскую область. Хватало более насущных забот. Я ведь и не помню толком, где примерно было расположено это поместье. Свои продвижения мы сплошь и рядом с картами не сверяли, ехали, куда приказывали.

Километров сто вглубь этой самой Восточной Пруссии, то ли на запад, то ли на северо-восток...

Поблизости был лес. Какая-то речушка. Вот и все ориентиры. Где-то в военных архивах наверняка есть карты, на которых наш путь отмечен точно, но кто в старые времена меня бы к ним допустил?

А теперь... На старости лет прикажете срываться, искать то, не знаю что? А может, того особняка и нет уже...

Но череп этот загадочный я иногда вспоминал, так и стоит перед глазами со всеми своими клычищами. Кто бы оно ни было, на него однажды охотились и ухлопали из ружья. Вот это - единственное, что можно сказать с уверенностью. Значит, существо это - насквозь реальное.

Собственных версий у меня нет. Без самого черепа все они будут бездоказательными умствованиями. Знаете что? Давайте думать, что владелец поместья был этаким Мюнхгаузеном, склонным к изощренным розыгрышам. Предположим, он однажды решил устроить хорошую шутку - и старательно сфабриковал эту диковину из человеческого черепа и звериных клыков...

Так оно спокойнее. Потому что лично мне, признаться, не особенно и хочется гадать, что же это за существо было такое, если оно - не подделка, а существовало когда-то на самом деле.

Могу заранее предположить, что в общении с окружающим миром оно было довольно неприятное и наверняка ничего хорошего от него ждать не приходилось, кроме плохого.

Очень уж у него многозначительно клыки торчали. Для мясца приспособленные, не для травушки-муравушки..

И очень мне хочется верить, что такие жили давным-давно, а теперь их не водится...


Нагадала цыганка...


Летчики - народ суеверный, надо вам признаться. Всевозможные амулетики, талисманчики, свои личные приметы. Знавал я одного майора.

Никогда, в какой бы спешке ни приходилось выруливать на взлет, он в самолет не садился, не обойдя его справа и не пнув трижды правое колесо... И это не единственный пример. Можно бы написать целую книгу, и не тоненькую. Между прочим, у нас было поскромнее - а вот немцы, штукари, что только ни вешали в кабине... Собак брали на истребители, бывало. Сбили мы одного в сорок четвертом, он выбросился над нашими позициями - так вот, когда к нему подбежала пехота, этот Нибелунг сидел на травке и ревел.

У него, понимаете ли, была морская свинка, которая с ним летала полтора года - и, приземляясь, он плюхнулся на бок, на тот карман, где сидела свинка, и задавил ее, понятно. Ну, пехота - народ приземленный, она ржала, а вот мы, честно скажу, ржать бы не стали: у каждого - свои игрушки... Враг, конечно, но побуждения его насквозь понятны, мы и сами не без греха...

Собак и морских свинок у нас не припомню, но вот черепашку один ухарь с собой возил... Сбили его, правда, в сорок третьем вместе с черепашкой, выпрыгнуть, было точно известно, не успел.

Ладно, что-то я ушел в сторону... Я вам собирался рассказать о цыганском предсказании.

Был у нас в эскадрилье старший Лейтенант.

Виктор. Хороший летчик, начинал еще в финскую. Его по нормам сбитых самолетов уже собирались представлять к Герою.

Так вот, был у него один-единственный пунктик - лошади. Ему, изволите ли видеть, еще в раннем детстве цыганка нагадала, что убьется он однажды на коне. И осложнялось дело тем, что цыганка была не какая-то там приблудная шарлатанка, из тех, что мелькнула один раз и пропала напрочь, а вместе с ней, как потом оказалось - и все, что плохо лежало. Цыганка эта, Витька подробно рассказывал, жила оседло у них в городке, один их цыганский Аллах ведает, почему. Долго жила, он ее помнил с тех самых пор, как помнил себя. И, что характерно, уточнял он - все, что она людям предсказывала, рано или поздно сбывалось.

Так что родители его к такому предсказанию отнеслись очень даже серьезно. И наставляли его держаться от лошадей как можно дальше. Он и сам понемногу втянулся в эти неписаные регламенты. Настолько, что десятой дорогой обходил нашу клячу из БАО <Батальон аэродромного обслуживания.> - на ней возили бочку с водой. Кляча была старая, плелась едва-едва, и, если кого-то куснула или лягнула, то задолго до исторического материализма. Но Витька ее все равно обходил. Мало того, он даже однажды не стал спать в комнате, в немецком доме, потому что там на стене висела огромная картина со скаковым жеребцом.

Это у него был не заскок - скорее уж жизненная последовательность. Сам для себя установил жизненные правила. Мы ему говорили по поводу той картины: нельзя же доводить все до абсурда. Мол, если боишься, что картина тебе ночью свалится на голову и пришибет к чертовой матери, исполнив таким обходным путем цыганкино пророчество, то ложись ты попросту у другой стены...

Он нам на это ответил, в общем, резонно. Он был парень начитанный, пересказал кое-что...

Истории из старых времен.

Понимаете, такие пророчества, предсказания черные иногда сбываются не буквально. А с хитрыми оговорками, именно тем самым обходным путем. Витька сам где-то читал про одного парнишку, юного королевского пажа, которому в старые времена предсказали, что умрет он, окруженный королевской роскошью. Ну, его родители сразу успокоились: по всему выходило, что проживет он жизнь долгую, состояние себе сколотит, карьеру сделает - иначе почему помирать ему посреди королевской роскоши? А вышло совершенно по-другому: буквально через пару недель после предсказания поехал куда-то король торжественным шествием, и с ним, естественно, паж - по долгу службы. Лошадь его сбросила и ненароком заехала копытом в висок. Так он и умер в одночасье - в юном возрасте, на земле, в пыли, под копытами. Но, все правильно, окруженный королевской роскошью, посреди блестящего кортежа...

Улавливаете? Вот эту тонкость Витька знал и прекрасно учитывал во всех жизненных обстоятельствах.

А вот ведь не уйдешь от судьбы!

Получили мы однажды небольшую партию истребителей - американских, но поставленных из союзной Англии. Они там у себя перевооружались, и, как говорится - на тебе, боже, что самому негоже... Нет, машины были, в принципе, очень даже неплохие. Только вооружение подкачало - всего-навсего три пулемета. Калибр, правда, не винтовочный - двенадцать и семь.

Но против "мессера" это не пляшет - учитывая, что у "мессера" две двадцатимиллиметровые пушки.

Ну, облетали. Отправились на выполнение боевого задания.

Витька был ведущим в своей паре. "Мессера" на нас вывалились из облаков, четыре пары. Ну, нас было хотя и поменьше, всего шесть, но народ летел опытный, умевший крутить финты...

До сих пор это перед глазами... Витька лопухнулся так, как способен исключительно зеленый новичок. Для летчика-истребителя с его стажем и опытом все это было предельно странно. Сделал самое худшее, то, чего делать категорически не следовало...

Ему нужно было уйти в сторону с потерей высоты, крутануть пилотаж - а он, как сопляк, начал круто набирать высоту, подставил немцу брюхо... Как сопляк, понимаете! Словно умом тронулся на миг. Ну, "мессер", не будь дурак, ему в брюхо и врезал из всего бортового... Витькин истребитель даже не рассыпался - разбрызгался в воздухе. Тут уже не выпрыгнешь, потому что прыгать некому...

Каждый может думать, что ему хочется, но мы потом, на земле, когда подвели кое-какие итоги, были уверены, что - сбылось. Цыганки - они, знаете ли...

В чем тут штука? Истребитель этот, на каких мы тогда летели, сначала назывался в Соединенных Штатах "Норт америкэн" Пэ-пятьдесят один. Но англичане, коим его поставляли в массовом порядке, назвали самолет "Мустангом".

Именно эту модель. Название попало во все официальные бумаги. Вам объяснять, кто такой мустанг? Не нужно? Вот то-то. Такие дела...

Ведь, если подходить строго формально - на коне Витька убился. На мустанге... А что на железном, а не на живом - так насчет того, что конь должен быть непременно живым, цыганка ведь не уточняла...

Одним словом, лучше уж жить без всяких гаданий и предсказаний. Так оно спокойнее...