Гимнография праздника покрова пресвятой богородицы как источник изучения истории русского литературного языка

Вид материалаДиссертация

Содержание


Камчатнов А.М.
Желтов М.С., Правдолюбов С., прот
Мурьянов М.Ф.
Момина М.А.
Верещагин Е.М.
Подобный материал:

На правах рукописи


Юсов Иван Евгеньевич


ГИМНОГРАФИЯ ПРАЗДНИКА ПОКРОВА ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ КАК ИСТОЧНИК ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА


Специальность 10.02.01 – русский язык


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Москва – 2009

Диссертация выполнена на кафедре общего языкознания филологического факультета Московского педагогического государственного университета.


Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

КАМЧАТНОВ Александр Михайлович.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

ВЕРЕЩАГИН Евгений Михайлович;

кандидат филологических наук

КАРАВАШКИНА Марина Викторовна.


Ведущая организация – Государственный институт русского языка им. А.С.Пушкина.

Защита состоится «_____»______________2009 г. в 14.00 на заседании диссертационного совета Д 212.154.07 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119992, г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1, ауд. № ______ .


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119992, г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.


Автореферат разослан «____» ___________ 2009 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета М.В.Сарапас

Диссертация посвящена комплексному лингвотекстологическому изучению богослужебного чинопоследования Покрову Пресвятой Богородицы на материале рукописей и печатных изданий XIV–XIX вв.

Актуальность исследования. До последнего времени славянская гимнография не привлекалась в качестве материала по изучению истории русского литературного языка (далее РЛЯ), несмотря на абсолютный количественный перевес памятников соответствующего содержания по отношению ко всему остальному книжному наследию Древней Руси. Причиной тому явились как идеологические запреты, так и объективные трудности анализа подобных текстов, связанные с необходимостью (для исследователя) овладения целым рядом специальных навыков: знания греческого языка и византийской церковной поэзии, литургической терминологии и общей структуры богослужения, знакомства (хотя бы краткого) с музыковедческой стороной анализируемых рукописей.

Труды дореволюционных учёных (еп. Порфирия (Успенского), А.И.Соболевского, И.В.Ягича, Д.И.Абрамовича) положили начало исследованиям в указанной области, однако после 1917 г. дальнейшая разработка данных проблем была по сути прекращена. Лишь пионерские работы М.Ф.Мурьянова продолжили эту традицию. В значительной мере статьи и книги именно этого учёного привлекли внимание отечественных медиевистов к многоаспектному исследованию древних церковных песнопений, так оживившемуся в наши дни.

Огромный интерес представляет собственное литургическое творчество славянских народов. Сравнительно с блестящими успехами (прежде всего следует назвать работы Г.Попова, К.Станчева, М.Йовчевой, Е.М.Верещагина, А.А.Турилова, Л.В.Мошковой, О.А.Крашенинниковой), достигнутыми историко-филологической наукой в разысканиях произведений древнеболгарских авторов, учеников св. Кирилла и Мефодия – Климента и Наума Охридских, Константина Преславского, – результаты изучения древнерусских богослужебных текстов более скромны. Традиционно считают, что наиболее ранние памятники русской гимнографии датируются первой половиной XI в.; некоторые из них (например, служба св. блгв. князьям страстотерпцам Борису и Глебу) имеют давнюю традицию изучения. Имеются монографические исследования, посвящённые творчеству свт. Кирилла Туровского (И.Лундэ, Е.Б.Рогачевская). В целом, однако, ещё весьма немногие памятники изучены на должном уровне.

Неотложную необходимость представляет введение в научный оборот текста богослужебного последования одного из наиболее почитаемых на Руси праздников – Покрова Пресвятой Богородицы. По утверждению всех занимавшихся данной проблемой (архиеп. Сергия (Спасского), А.Александрова, М.Б.Плюхановой и др.), само празднование события было установлено в нашей стране, однако относительно деталей этого процесса мнения исследователей расходятся. Причина неясности указанных вопросов, как можно полагать, кроется в отсутствии работы, специально посвящённой Покровской службе в её текстологическом и лингвистическом аспектах. Возможно, предпринятое исследование позволит несколько иначе взглянуть на ряд событий древнерусской истории, используя филологические данные.

Предмет исследования. Объектом исследования является текст Покровской службы, представленный 22 рукописями XIV–XVI вв., двумя старопечатными изданиями XVII в. и современным богослужебным чинопоследованием. Предметом изучения стали разночтения всех языковых уровней, содержащиеся в списках памятника, и ряд обособленных лингвистических фактов, интерпретация которых позволила судить об истории текста как отражении истории РЛЯ. Задачи типологического и текстологического анализа рассматривались в качестве второстепенных.

Цель и задачи исследования. Цель исследования – изучение лингвистического содержания памятника в аспекте истории РЛЯ. Эта цель потребовала решения следующих конкретных задач:
  1. выявить состав источников, достаточно репрезентативный для суждения об истории памятника в древнерусской письменности, начиная с древнейшего известного науке списка сер. XIV в. до современного церковно-славянского текста;
  2. произвести типологический анализ текстов Покровской службы, используя критерий структуры богослужебного последования, для выявления специфических типов;
  3. произвести текстологический анализ источников для отделения фактов истории языка от фактов, относящихся только к истории текста;

4) рассмотреть содержащийся в списках памятника лингвистический материал и охарактеризовать основные тенденции развития РЛЯ, нашедшие в нём отражение.

Методы исследования. Под методом принято понимать способ достижения какой-либо цели, свойственный определённой науке. Каждый метод как направление исследования включает в себя совокупность частных методик (специальных научных приёмов).

На первом этапе исследования для более чёткого и правильного понимания культурного значения изучаемого памятника неизбежным стало обращение к тому историческому фону, на котором он возник (анализ исторической, искусствоведческой и фольклористической литературы в главе 1). Далее, при выявлении состава источников, потребовались разыскания археографического и палеографического характера, причём, в силу специфики материала, нужно было решить целый ряд дополнительных задач – определить отражённый в рукописях тип устава, редакцию перевода, провести анализ месяцеслова (глава 2). После того как количество списков было установлено и общая характеристика рукописей завершена, естественным явилось обращение к инструментарию лингвотекстологического анализа памятников традиционного содержания в его классическом понимании (глава 3).

Основные теоретические положения работы. В диссертации доказывается возможность привлечения славянских гимнографических памятников как источников по истории РЛЯ. Причина разногласий учёных по этому вопросу видится в анахронистическом смешении понятий церковно-славянского1 языка, используемого доныне в православном богослужении, и того языка, который у древних творцов книжной культуры носил имя славянского (славенского). С полным правом славянским мог называться и древнерусский литературный язык киевского периода (XI–XIV вв.), существовавший в трех стилистических разновидностях – сакральной (к которой относится и гимнография), славяно-русской и деловой. С началом южнославянского влияния XV в. можно говорить о возникновении ситуации двуязычия, когда, собственно, и зарождается письменный церковно-славянский, противопоставляемый разговорному. Наконец, в эпоху Нового времени (со 2-й пол. XVII в.) происходит разрушение двуязычия, постепенное складывание современных норм литературного употребления, окончательное вытеснение церковно-славянского языка в сферу культа2.

Вместе с тем неразрывная преемственная связь и взаимозависимость двух «стихий» РЛЯ ощущалась и в более позднее время. Свидетельством тому являются рассуждения авторов «Словаря Академии Российской» и «Словаря церковно-славянского и русского языка» 1847 г.3, высказывания А.С.Пушкина4, работы патриарха сравнительного языкознания в России А.Х.Востокова5.

Возобладавший впоследствии термин «церковно-славянский язык», автором которого стал крупный словенский филолог Б.Е.Копитар (1780–1844)6, применительно к описанию языковой ситуации Древней Руси выглядит явно неудачным. Однако понимание «сложной», т.е. славяно-русской природы русского литературного языка по-прежнему оставалось устойчивой научной традицией: Г.О.Винокур, В.В.Виноградов, Б.А.Ларин7 – многие крупнейшие лингвисты советской эпохи не противопоставляли два языка в своих работах, но настаивали на их изначальном единстве.

Сходные идеи развивает современный исследователь А.М.Камчатнов8, к позиции которого присоединяется и автор диссертации. Сторонники иной концепции – противопоставления «церковно-славянского языка» домонгольского периода древнерусскому и признания именно первого сферой существования высокой, «не-профанной» культуры – составляют явное меньшинство (в настоящее время её самым убеждённым апологетом продолжает оставаться Б.А.Успенский).

Таким образом, гимнографические тексты заслуживают внимания историка РЛЯ ничуть не менее, чем другие. Их специфический характер, определяемый сферой употребления, не может заставить отказаться от рассмотрения подобного материала. Вопрос заключается лишь в конкретных исследованиях того, какие именно лексико-семантические, грамматико-синтаксические и стилистические средства стали достоянием РЛЯ. Источники, приведённые в диссертационном исследовании, позволяют рассмотреть текст анализируемого памятника на протяжении трёх основных периодов истории РЛЯ (киевского, московского и периода Нового времени).

Научная новизна. Научная новизна работы определяется тем, что служба Покрову Пресвятой Богородицы – памятник ранней русской гимнографии, исследованный достаточно слабо, – впервые вводится в научный оборот во всей полноте своего содержания. Привлечённые к изучению источники подвергнуты комплексному анализу, включающему в себя историко-литургический, археографический, текстологический и лингвистический аспекты.

Практическая значимость. Выводы, сделанные при анализе собранного в диссертации материала, могут помочь при разрешении ряда важнейших историко-литургических вопросов (эволюция богослужебного Устава в Древней Руси, происхождение месяцеслова). Некоторые из наблюдений найдут отражение в материалах издаваемого Институтом славяноведения «Сводного каталога славяно-русских рукописных книг» (уточнение датировок, дополнительные характеристики рукописи и т.д.). Полученные результаты имеют непосредственное отношение к лексикографической работе (анализ отдельных лексем и семем), могут быть использованы при подготовке семантических и синонимических словарей древнерусского и церковно-славянского языков, а также найдут применение при составлении программ академических курсов по исторической грамматике и истории РЛЯ.

Положения, выносимые на защиту, обусловлены научной новизной и сводятся к следующим моментам:
  1. Интерпретация лексем покров ‘верхний слой, покрывающий что-либо’ и Покров ‘церковный праздник’ как абсолютных омонимов, содержащаяся в словарях современного РЛЯ, поставлена под сомнение в результате этимологического и семантического анализа названия праздника.
  2. В северо-западном регионе Древней Руси с давних пор существовала тесная связь традиций празднования памятей блж. Андрея Юродивого (почитавшегося как «новгородца») и Покрова, что доказывается не только на культурологическом, но и на текстологическом уровнях.
  3. В структуре службы на Покров, входящей в состав изученных богослужебных сборников, присутствует – с историко-литургической точки зрения – постепенное усиление «иерусалимских» черт, с точки зрения эволюции графико-орфографической системы – нарастание процессов её архаизации и грецизации к. XV в., более известных как «второе южнославянское влияние».
  4. Нормализация языка памятника выражалась в устранении вариативности и постепенной стандартизации, которая складывалась, в свою очередь, из двух противоположных тенденций: русификации (поновлении архаичных форм и конструкций) и грецизации лексики и синтаксиса.
  5. Гипотеза о переводном характере протографа Покровской службы находит лингвистическое обоснование.

Апробация работы. Апробация результатов исследования проводилась на IV Международной научной конференции «Комплексный подход в изучении Древней Руси» (2007 г., Институт славяноведения), на III юбилейных Свято-Филаретовских чтениях (2007 г., Исследовательский Фонд «Межвузовская ассоциация молодых историков-филологов»). Содержание диссертации отражено в 3 публикациях.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 243 наименования, словаря литургических терминов, списка источников и сокращений.

Во введении обосновывается актуальность выбранной темы, определяются цели и задачи исследования, дается описание источников и методов изучения материала.

В главе 1 «Историографические аспекты гимнографии праздника Покрова» рассматривается весь круг проблем, связанных с историей и перспективами изучения древнейшей славянской гимнографии.

В параграфе 1 главы 1 «Истоки, сущность и основные этапы развития византийской гимнографии» кратко описано развитие византийской гимнографии от её истоков – эллинских языческих гимнов и синагогальной псалмической поэзии иудеев – до эпохи повсеместного утверждения Иерусалимского устава; отмечена неясность происхождения термина «гимнография», названы основные жанровые разновидности литургической поэзии, освещены основные проблемы изучения, существующие в данном разделе византинистики.

Параграф 2 главы 1 «Древнейшая гимнография в славянском ареале» ставит своей задачей резюмировать итоги, достигнутые славистикой в изучении древнейших образцов гимнографического творчества, в первую очередь текстов Преславско-Охридской школы. Особое внимание уделено проблемам изучения гимнографии Киевской Руси, знания о которой весьма фрагментарны.

В параграфе 3 главы 1 «Основные аспекты изучения гимнографии» подробно описывается история изучения древнейшего богослужебного творчества славян в различных аспектах. Вполне очевидно, что полноценное понимание древнеславянской гимнографии невозможно без привлечения данных исторической литургики. Несмотря на колоссальный материал, накопленный литургистами за последнее столетие (работы И.Д.Мансветова, А.А.Дмитриевского, прот. К.С.Кекелидзе, М.Н.Скабаллановича, архиеп. Сергия (Спасского)), здесь ещё немало белых пятен. Сказывается инерция того времени, когда эта богословская дисциплина носила чисто прикладной характер, а богослужебный обряд, по словам Н.Н.Глубоковского, «принимался и рассматривался... в законченной форме некоторой неподвижной окаменелости...»9. Вспомним также достаточно показательную историю публикации А.Х.Востоковым текста Остромирова евангелия, которая десятки лет не могла увидеть свет, поскольку цензура считала её «еретической». Отрадно, что в последние десятилетия повысился научный интерес к проблемам древнейшей истории славянского богослужения в источниковедческом аспекте (работы М.Арранца, свящ. Б.О.Даниленко, М.А.Моминой, А.М.Пентковского, М.Йовчевой, Е.В.Ухановой, Е.Э.Сливы, А.Г.Кравецкого, Ю.И.Рубана10).

Музыкальный аспект древних славянских певческих памятников, оставаясь специальной областью исследования, имеет значение и для филологии, поскольку используется как инструмент историко-акцентологических и историко-текстологических исследований. Свидетельством актуальности разысканий в области музыкальной медиевистики могут служить выпуски сборников статей ежегодной международной конференции по гимнологии, в течение последних лет проводящейся в стенах Московской консерватории11.

Первой монографией на русском языке, полностью сосредоточенной на описании и анализе проблем южнославянской и древнерусской церковно-богослужебной поэзии, стала подготовленная в 1985 г. в виде докторской диссертации и изданная посмертно работа М.Ф.Мурьянова12, ставшая поистине настольной книгой целого поколения исследователей. Блестящая эрудиция и незаурядный полемический темперамент наложили отпечаток на все писания этого учёного. Несмотря на то, что ряд положений, заявленных Мурьяновым, носит дискуссионный характер, основной принцип – применение комплексного подхода – не утратил своей ценности до сего дня.

Текстологическое изучение и издание славяно-русских гимнографических памятников началось с разысканий И.И.Срезневского13, но более всего с известной публикации И.В.Ягича14, до сих пор остающейся во многих отношениях непревзойдённой. Со времён Ягича принцип издания оставался неизменным: наборный славянский текст сопровождается аппаратом разночтений, к которым, также как и к основному тексту, подводятся греческие параллели (что составляет одну из самых трудоёмких процедур). Последовавший длительный перерыв был нарушен изданием новгородского Ирмология, затем публикациями текстов неподвижного (Минея Дубровского, Путятина минея, Ильина книга) и подвижного (Триодь, Октоих) кругов, а также ряда отдельных богослужебных сборников – Кондакаря, Стихираря (частично). На сегодняшний день образцовой является эдиционная практика германских учёных, представленная серией Patristica Slavica под общей редакцией проф. Г.Ротэ15.

Успехи собственно лингвистического изучения памятников богослужебного назначения пока невелики. Через некоторое время после публикации И.В.Ягичем «типографских» миней 1095–1097 гг. появился ряд исследований, основанных на материале опубликованных им текстов. Это работы М.Г.Попруженко, М.И.Карнеевой, С.П.Обнорского, В.А.Комаровича16. В них с разной степенью полноты изложены наблюдения учёных над текстом источников, даётся попытка типологизировать орфографические явления, сопоставлены написания церковно-славянские и древнерусские. После перерыва в несколько десятилетий изучение гимнографических памятников было продолжено в работах Л.Н.Карягиной, В.М.Маркова, Б.А.Успенского, Л.В.Зубовой, В.В.Колесова17. В славяно-греческом и обратном словоуказателях упомянутой выше публикации (осуществлённой усилиями В.Б.Крысько) одной из наиболее архаичных праздничных Миней, тщательно прокомментированы грамматически все единицы18.

Одной из первых связать состав месяцеслова, структуру (композицию) службы и лингвистические особенности текста гимнографических сборников попыталась Н.А.Нечунаева19. Лексикографический и лексикологический аспекты изучения славянской гимнографии представлен работами Ц.Досевой, Л.И.Щёголевой и Е.М.Верещагина20.

Вопросами стиховой и ритмической организации древнейших славянских песнопений, нередко в связи с историей ударения и просодии славянских языков и диалектов, интересовались очень давно. Первой в этом ряду следует назвать известную статью А.И.Соболевского21. В дальнейшем славянское стихосложение так или иначе находилось в поле внимания Р.О.Якобсона, Н.С.Трубецкого, Ф.Мареша, Д.Костича, В.Н.Топорова и множества других, не менее авторитетных исследователей22.

Таким образом, в диссертации показано, что исследователю, занимающемуся данной темой, следует постоянно обращаться к сведениям смежных дисциплин: церковной истории, исторической литургики, палеографии, музыковедения, текстологии, лингвистики, литературоведения. При анализе конкретного источника важно поставить перед собой следующие задачи:

1) понять, какой тип устава реализован в рукописи (а также элементы каких литургических традиций нашли отражение);

2) указать, отмечены ли славянские и/или русские памяти и последования, некоторые из которых, возможно, являются редкими или уникальными;

3) найти греческие соответствия к текстам, оригиналы которых на данный момент не известны;

4) установить, не содержат ли тексты служб акростихов и иных структурно-поэтических особенностей, характерных для стиля определённых авторов;

5) выявить в языке наличие лексем и грамматических форм-маркеров, характеризующих ту или иную редакцию перевода (Студийскую или Иерусалимскую);

6) в том случае, если рукопись нотирована, определить тип нотации.

В параграфе 4 главы 1 «История изучения гимнографии праздника Покрова» проанализированы существующие в научной литературе гипотезы о возникновении праздника Покрова. Условно их можно назвать «владимирской», утвердившейся в качестве основной (А.А.Голубинский, М.А.Остроумов, Е.С.Медведева, Ф.Г.Спасский, Н.Н.Воронин23, на работы которых, как правило, ссылаются популярные пособия), «киевской» (архиеп. Сергий (Спасский), А. Александров, М.Б.Плюханова, И.А.Шалина24) и «новгородской» (её высказывает автор, опираясь на мнение Э.А.Гордиенко25 и собственные разыскания26). Несмотря на разногласия, касающиеся конкретного времени, места появления и «авторства» праздника27, все исследователи единодушны в том, что греческого протографа Покрова никогда не существовало, но сам праздник установлен на Руси по аналогии с византийскими церковными торжествами и почитанием богородичных влахернских реликвий ризы и пояса.

Далее рассмотрены семантические связи названия праздника с кругом представлений, занимаемым данной темой в народном сознании. Этимологический анализ лексемы покров даёт нам право предположить, что создание навеса или любого иного заграждения считалось славянами достаточным препятствием для проникновения злых сил. Этим обусловлено развитие комплекса значений ‘тайное, укромное место’ > ‘укрытие’ (ср. покров ночи, от-кровение, со-кровище; сюда же можно отнести и крышу воровского жаргона). Значения ‘ткань, покрывало’, а также ‘верхний слой чего-либо’ стали возможны благодаря конкретизации первоначального указания на средство, предохраняющее от внешних воздействий. В фольклорной трактовке названия, с одной стороны, мы имеем дело с типичным случаем «народной этимологии»: Покров покрывает землю «где листом, где снежком». Не будет преувеличением утверждать, что популярности этого церковного праздника способствовало его «ключевое место в аграрном календаре как срока завершения сельскохозяйственных работ»28. Но не менее значительна и (несомненно, связанная с ней) брачно-эротическая символика свадебного обряда, в котором фата (покрывало) невесты играет далеко не последнюю роль. Для традиционного сознания в прямой связи находятся явления природы и переход из безбрачного в замужнее состояние, причём праздник приобретает весьма определённую персонификацию: «Батюшка Покров, покрой землю снежком, а меня, молоду, женишком!»29. Можно предположить, что на употреблении слова покров в значении ‘защита’ сказалась книжно-славянская традиция, противопоставленная фольклорным контекстам. В самом культе Покрова тесно переплелись традиции церковно-религиозная и народно-бытовая, объединённые идеей милосердного заступничества и помощи.

Выводами к главе 1 является констатация следующих фактов:

1) почитание Покрова Божией Матери, возникнув на Руси как рецепция византийских градозащитных культов, вскоре после своего появления получило необычайно широкое распространение, поскольку опиралось на прочную архетипическую базу в народном сознании;

2) сказать что-либо точное о месте возникновения праздника на данном этапе развития науки не представляется возможным, так как свидетельства источников слишком противоречивы;

3) нижняя граница текстов покровского цикла представляет собой сер. – вторую пол. XIII в. (здесь следует опираться в первую очередь на показания месяцесловов), в то время как старшие списки богослужебного последования Покрову датируются столетием позже;

4) несмотря на давнюю традицию изучения проблематики праздника Покрова, ни один из вопросов, ответы на которые должен быть найден всяким исследователем, занимающимся проблемами гимнографии (см. выводы к параграфу 3.1), применительно к тексту Покровской службы не был поставлен.

Глава 2 «Археографический обзор источников» представляет собой подробную литургическую, палеографическую и (отчасти) лингвистическую характеристику 19 рукописей XIV–XV вв., содержащих службу на Покров (начиная с самого раннего списка сер. XIV в. РНБ, F. п. I. 73), 3 списков XVI в., два из которых содержат фрагменты службы, старопечатных изданий Минеи московской (1609, 1690 г.) и юго-западной (1619 г.) редакций, а также текста, употребляющегося в современной богослужебной практике. Большой интерес для историко-литургического анализа представляют некоторые богослужебные сборники, принадлежащие, по ряду признаков, Студийской традиции, – т. н. Обиходники (в диссертации рассматриваются рукописи РНБ, F. п. I. 73; ГИМ, Син. 325, Син. 707; РГАДА, Тип. 46, 69; ИРЛИ, Кар. 476). Поскольку, по мнению Е.Э.Сливы, для этих памятников характерна единая редакция гимнографических текстов30, в диссертации принимается гипотеза об их текстологической тождественности и принадлежности кругу древнерусских памятников древнейшего периода. Приводятся примеры лексем и семем, встречающихся главным образом в гимнографических контекстах: пиритель ‘хозяин, устроитель пира’, калька с греч. ˜sti£twr; в данном случае – метафорическое обозначение Христа; крипида ‘основа, фундамент [веры, благочестия]’, первоначально – ‘сапог’.

Особое внимание уделено характеристике рукописи Минеи избранной (РНБ, Соф. 387), ошибочно датированной в существующем ныне описании к. XV – н. XVI вв.31. Под 16 октября находится последование блж. Андрею Юродивому – самое раннее из известных в настоящее время, что показывают результаты исследования новонайденного списка службы святому. Становится очевидной не только теснейшая культурологическую связь традиций почитания этих памятей, представляющих, по сути, единый праздник, но и текстологическое родство богослужебных последований Андрея Юродивого и Покрова Богородицы.

Орфография и язык более поздних памятников отмечены начавшимся в XVII в. стремлением к нормализации.

Итоги аналитического обзора источников в главе 2:

1) в структуре службы на Покров, входящей в состав изученных богослужебных сборников, обнаруживается (с историко-литургической точки зрения) постепенное усиление «иерусалимских» черт – указание на чтение паримий, увеличение количества стихир, появление малой вечерни;

2) графико-орфографическая система архаичных рукописей отражает влияние живой речи (главным образом, новгородско-псковского диалекта, напр.: в билахъ ризахъ" сидяща; wнцифора" и перхΉ˜я˜" †и матрепны; § жития˜ златоΉ˜става (ГИМ, Син. 707)); в списках более поздних – претерпевает изменения, связанные с процессом её архаизации и грецизации к. XV в., более известным как «второе южнославянское влияние»: дръ‘жавы; иˆ сп‚сен¶а д‚шамь нашимъ (БАН, 16.14.14);

3) издания после 1690 г., практически идентичные по составу старопечатным сборникам дониконовского времени, с лингвистической точки зрения носят отчётливые следы «справы» сер. XVII в.: лексема амъфо‘ръ последовательно заменяется на †wмофо‘ръ, устранено двойственное число (рука‘ми вм. рука‘ма).

В главе 3 «Лингвотекстологическое исследование службы Покрову» произведён типологический, текстологический и лингвистический анализ привлечённых к исследованию списков памятника.

Параграф 1 главы 3 «Типологическое исследование списков» содержит таблицу, в наглядном виде раскрывающую структуру изученных списков, состав и жанр элементов последования Покрову. В результате анализа материала выявлено 3 типа, условно названных как «архаичный», «иерусалимский» и «современный». Однако данная классификация весьма условна и, лишь намечая основные тенденции развития текста Покровской службы, не даёт возможности объяснить ни появление новых песнопений, ни опущение важнейших частей богослужения – седальна, икоса, светильна.

Параграф 2 главы 3 «Текстологическая классификация списков» даёт общее представление о всех разночтениях, обнаруженных в изучаемых списках. Предложена оригинальная авторская методика отграничения лингвистических фактов от фактов, относящихся прежде всего к истории текста, с использованием количественного критерия. Предметом текстологического анализа здесь являются элементы, не относящиеся к сфере закономерного языкового варьирования, а минимальной текстологической единицей – вставка, свидетельствующая о желании переписчика сознательно исправить текст, добавив что-то «от себя». В некоторых случаях именно такие «аномальные» чтения (например, многократная замена лексемы покровъ (официальное название праздника) на знамени¬ в новгородской рукописи РГАДА, Тип. 83) позволяют высказать предположение о современных эпохе создания списка историко-культурных и политических процессах32.

В параграфе 3 главы 3 «Проблемы лингвистического анализа разночтений» дан обзор основных точек зрения на данную проблему, накопленных палеославистикой. Ряд учёных (И.В.Ягич, А.И.Соболевский, Г.А.Воскресенский, Л.П.Жуковская, А.С.Львов33) связывают вариативность главным образом с бытованием текста в различных диалектных условиях. Другие исследователи (Е.М.Верещагин, М.И.Чернышёва34) причину вариативности древнейших переводных памятников видят в неустойчивом характере ещё только формирующегося, складывающегося литературного языка славян. В диссертации сделан выбор в пользу комплексного подхода, учитывающего все возможные объяснения замен в контексте (Н.А.Мещерский, А.М.Камчатнов35).

В параграфе 4 главы 3 «Языковое варьирование в тексте службы Покрову» всесторонне изучаются разночтения списков на морфологическом, синтаксическом, словообразовательном уровнях. Заслуживает внимания варьирование залоговых форм глагола (o¨бистyпа¬¨ма / о¨бьстyпающе), наиболее часто встречающееся в переводных текстах при передаче греческих медио-пассивных причастий. Нестандартный случай замены Вин. беспредложного на Тв. с предлогом может быть объяснён метрическим разночтением предполагаемого автором греческого оригинала: къ немyже дерзновени¬¨/с дерзновени¬мь и¨мyще...црTˇце помолис­ versus *œcousa pa¸∙hs…an/bo»saj pa¸∙hs…v. Таким образом, ряд наблюдений приводит к выводу о том, что, хотя переводной характер Покровской службы не доказан, такая гипотеза имеет право на существование. Кроме того, наряду с выраженной кодифицирующей тенденцией превращения сакральной разновидности древнерусского литературного языка в специальный церковно-богослужебный язык (после преодоления ситуации двуязычия в XVII–XVIII вв.), в некоторых случаях издания синодального периода сохраняют архаичные словообразовательные варианты (зачинати (рати) – фразеологически связанная лексема летописного стиля, пронаписати – глагол специфически «минейного» употребления, посэтъ – отглагольное приставочное бессуфиксальное существительное, восходящее к западноболгарской (македонской) переводческой традиции).

Отдельно рассмотрены лексические разночтения. В соответствии с поставленными задачами традиционная историко-грамматическая (напр. частеречная) классификация не представляется целесообразной. Единственно приемлемой, на наш взгляд, является историко-стилистическая, в которой представлены:

1) наиболее многочисленные лексические «дублеты»36: д‚ва – влчDца, видэти – зьрэти, молити – пэти; в количественном отношении в пределах ряда разночтений они обычно распределяются равномерно, мало дифференцированы по значению, употребляются в сходных контекстах;

2) тип разночтений, близких к синонимам, а не дублетам (помиловати – съхранити, с‚тыи – чт¡Tьныи). Единичность употребления пары вариантов весели¬ – ąдобрени¬, вероятно, свидетельствует о том, что традиционное определение Богородицы и святых – Ήдобрени¬, греч. 6gkall9pisma ‘украшение, предмет гордости’ – могло выстраиваться в единый ряд со словом весели¬ лишь по принципу тематического родства, но не прямого тождества;

3) варианты, отражающие взаимодействие грецизмов и славянских лексем (врагъ – варваръ, и¬рэи – с‚щеньникъ, кивотъ – покровъ). Нужно сказать, что критерий заимствования (в качестве характерной черты той или иной редакции) нерелевантен для определения характера правки: грецизмы встречаются как в ранних, так и в поздних списках;

4) родо-видовые замены (градъ – родъ, крт¡Tьяне – миръ, пэвьци – раби). В последней паре гиперонимичность слова миръ (по отношению к гипониму побэда, переводящему чаще всего греческие военные термины tr3paion ‘памятник победы, трофей’, nikht/rion ‘награда победителю’ практически не вызывает сомнений, поскольку широкозначность и символичность его употребления неоднократно засвидетельствована множеством контекстов;

5) варианты, свидетельствующие о вытеснении редких и малоупотребительных слов: ¹множи люди/гобины. Слово гобина (-о) ‘богатство, изобилие (обычно земных плодов); имущество’, ‘урожай’37, заимствованное, по всей видимости, из готского языка, не относится к числу часто употребляющихся в памятниках, хотя встречается уже в Супральской рукописи38; не слишком распространено и в диалектах (словари приводят в качестве примера лишь яросл. губина ‘огородный овощ’). А.С.Львов, изучив язык «Повести временных лет», предположил, что, в отличие от лексемы обиль¬, гобино – «книжное слово»39. Окказиональность его употребления в гимнографии доказывается тем, что все другие списки отказываются от этого варианта, предпочитая более нейтральный (семантически ясный, стандартный или актуальный – точно сказать нельзя) люди;

6) варианты, отражающие то или иное переосмысление текста, т.е. замены герменевтического характера (подвизатис­ – проповэдати, прославляти – проявл­ти, стражь – застyпьница). Вызывают особый интерес варианты, связанные с центральным для нашей работы словом-символом покровъ, в частности, покровъ им­. Для ответа следует остановиться на некоторых основополагающих принципах древнерусской ментальности. В качестве исходной методологической аксиомы при лингвистической интерпретации фактов средневековой письменной культуры, по нашему мнению, следует исходить из онтологической теории смысла, уходящей своими истоками в философию христианского реализма. Последняя же говорит нам, что «имя как сущность онтологично, оно – есть»40, а Имя Божие, призывание Его имени, заклинание, мольба, просьба и т.д. имеют реальную, причём огромную силу, энергию. Тогда становится понятным, что средневековое онтологическое восприятие имени могло отождествлять его с покровом благодаря присутствию у них общего – энергийного компонента смысла: покров, плат, омофор обладает божественной мощью постольку, поскольку освящён прикосновением Богоматери.

Некоторые из вариантов видится возможным объяснить только путём привлечения греческих коррелятов гипотетического протографа.

Рассмотрена стихира на Положение пояса «Яко вэньць прэсвэтьлъ», входящая в состав одного из древнейших славянских Стихирарей. В последование Покрову она вошла в парафразированном виде, смысл которого представляется следующим: при сохранении общей метафорической направленности и тождественности структуры текста достаточно тонко совершается «перекодирование» из одной семиосферы в другую; праздник византийского, даже конкретно константинопольского масштаба переходит в разряд событий общерусской значимости.

Делается вывод о том, что лексические разночтения представляют собой богатый и в некотором смысле уникальный материал. Особый интерес среди выделенных шести групп вызывают замены герменевтического характера, свидетельствующие о тех творческих возможностях, которые заключала в себе древнерусская мысль. Анализ ряда разночтений даёт основание предположить переводной характер текста службы.

В заключении подводятся общие итоги работы. В результате комплексного историко-филологического исследования 25 рукописных и печатных источников XIV–XIX вв., содержащих текст службы Покрову Пресвятой Богородицы, был получен разнообразный языковой материал, интерпретированный в свете истории РЛЯ.

Совокупность обнаруженных языковых фактов отражает все основные этапы развития РЛЯ: время существования живого славяно-русского единства (XI–XIV вв.), период искусственной архаизации и грецизации (XV в.), эпоху окончательного вытеснения церковно-славянской языковой системы в сферу культа (XVII–XIX вв.). Нужно отметить, что литургическая эволюция описанных богослужебных сборников по своей полноте подобна языковой: от кодексов древнего типа, сохраняющих реликтовые особенности византийского ритуала, до современных Миней, полностью соответствующих Иерусалимскому уставу. Вместе с тем жанровая специфика изучаемого памятника, препятствуя проникновению диалектных элементов, в значительной степени обусловила однородный (в языковом отношении) характер текста на всех этапах его бытования. Разнообразие вариантов, представленное в рукописях, практически не выходит за рамки складывающейся нормы книжно-письменной разновидности РЛЯ.

В результате исследования словообразовательных и лексических разночтений удалось установить, что значительная часть рассмотренных вариантов, особенности их формообразования и семантики имеют непосредственное отношение к той традиции контекстуального употребления, которая сложилась в славянской переводной гимнографии. Множество фактов объяснены путём сопоставления со сходными греческими контекстами, что позволило выдвинуть гипотезу о неоригинальном (переведённом с греческого) протографе текста. Последнее не умаляет достоинств памятника, а, напротив, свидетельствует о включённости его истории в общее поле византийско-русских культурных связей. История языковых и текстовых изменений службы Покрову – достойная страница истории РЛЯ в его славянской разновидности.

Ряд сделанных наблюдений (анализ происхождения названия праздника, разночтений герменевтического характера типа покровъ им­, доказательство текстологического родства гимнографии Покрову и блж. Андрею Юродивому, позволяющее более чётко проследить истоки и связь обеих традиций) приобретает культурологическое звучание, подтверждая тем самым важность места, занимаемого всем обозначенным кругом текстов в русском языковом сознании.

При дальнейшем исследовании темы объединёнными усилиями филологов, историков, литургистов и искусствоведов указанные факты, как представляется, прольют свет на загадку установления праздника Покрова на Руси.


По теме диссертации опубликованы следующие работы:
  1. Юсов И.Е. К семантике лексемы «Покров» // Вестник РУДН. Серия «Вопросы образования: языки и специальность». – 2008. – № 1. – С. 50–53. – 0,4 п.л.
  2. Юсов И.Е. Службы Андрею Юродивому и Покрову Пресвятой Богородицы: историко-культурные и межтекстовые связи // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. – 2008. – № 2 (32). – С. 85–90. – 0,6 п.л.
  3. Юсов И.Е. Проблемы изучения славянской гимнографии // Церковь и общество в России: пути содружества и вызовы эпох. Сборник статей / Составители: к.ф.н. А.С.Мельков, В.Ю.Венедиктов. – М.-Ярославль: Ремдер, 2008. – С. 214–222. – 0,6 п.л.




1 Здесь и далее принят семантический принцип дефисного написания прилагательного церковно-славянский, определяемый равноправием слов в исходном сочетании.

2 Подробнее о периодизации истории русского литературного языка, принятой в настоящей диссертации, см.: Камчатнов А.М. История русского литературного языка: XI – первая половина XIX века: Учебное пособие. – М.: Издательский центр «Академия», 2005. – С. 14–17.

3 Ср.: «Славенороссийский язык большею частию состоит из славенского, или, яснее сказать, основу свою на нем имеет» (Словарь Академии Российской, 1789–1794: В 6 т. – М.: МГИ им. Е.Р.Дашковой, 2001. – Т. I: А–В. – С. VI); «Преждевременно было бы решительное разделение русского языка с церковно-славянским, потому что стихии того и другого еще тесно связаны между собою» (Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный Вторым Отделением Императорской АН. – В 4 т. – СПб.: Типография ИАН, 1847. – Т. I. – С. XI). Исследователями отмечается также, что в самом названии Словаря 1847 г. («Словарь церковно-славянского и русского языка») заложено понимание двух различных, но родственных лексических пластов как двух сторон одного и того же явления, см.: Добродомов И.Г. Верность традиции. О литургическом и гомилетическом языке Русской Православной Церкви. – Режим доступа: es.ru/bratstvo/slav.htm.

4 «Как материал словесности, язык славяно-русской (курсив наш. – И.Ю.) имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими: судьба его была чрезвычайно счастлива» (Пушкин А.С. О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И.А.Крылова // ПСС. – Т. 11. Критика и публицистика. 1819–1834. – Л.: Изд-во АН СССР, 1949. – С. 31).

5 В своём знаменитом «Рассуждении о славянском языке» Востоков недвусмысленно относит период, когда «Русский язык начинает приметнее отделяться от Церковно-Славянского», ко второй половине XIV в., см.: [Востоков А.Х.] Филологические наблюдения А.Х.Востокова. Издал, по поручению 2-го Отделения АН, И.Срезневский. – СПб.: Типография ИАН, 1865. – С. 7.

6 Термин «Kirchenslavischen» употребляется в одном из примечаний к работе «Грамматика славянских языков» (1808), см. подробнее: Keipert Н. Церковнославянский: eine Sprachbezeichung als Problem der Wortbildungslehre // Лики языка. К 45-летию научной деятельности Е.А.Земской. – М.: Наследие, 1998. – С. 152.

7 См.: Винокур Г.О. Русский язык. Исторический очерк. – М.: Гослитиздат, 1945. – 190 с.; Виноградов В.В. Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка. – М.: Изд-во АН СССР, 1958. – 138 с.; Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (X – середина XVIII вв.). – М.: Высшая школа, 1975. – 327 с.

8 См.: Камчатнов А.М. История русского литературного языка. – С. 3–56.

9 Глубоковский Н.Н. Русская богословская наука в её историческом развитии и новейшем состоянии. – М.: Изд-во Свято-Владимирского братства, 2002. – С. 106.

10 Достаточно подробный перечень этих работ см.: Желтов М.С., Правдолюбов С., прот. Богослужение Русской Церкви. X–XX вв. // Православная энциклопедия: Русская Православная Церковь / Под общей ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. – М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. – С. 516–517.

11 См.: Гимнология. Материалы международной научной конференции «Памяти протоиерея Димитрия Разумовского» (к 130-летию Московской консерватории) 3–8 сентября 1996. Книга первая [Учёные записки научного центра русской церковной музыки имени протоиерея Димитрия Разумовского. Выпуск 1]. – М.: Московская государственная консерватория им. П.И.Чайковского; ИД «КОМПОЗИТОР», 2000. – 376 с.

12 См.: Мурьянов М.Ф. Гимнография Киевской Руси / М.Ф.Мурьянов; Отв. ред. М.Н.Громов, Т.А.Исаченко. – 2-е изд. – М.: Наука, 2004. – 451 с.

13 Им было издано (полностью или в отрывках) 29 рукописей, в том числе ныне утраченных, см.: Момина М.А. Проблемы изучения гимнографических книг // История русского литературного языка старшей поры: основные проблемы и перспективы исследования. Тезисы докладов на научно-координационной конференции, посвящённой Тысячелетию введения христианства на Руси, 988–1988 (31 января – 2 февраля 1989 г.). – М.: АН СССР, Отделение литературы и языка, Институт русского языка, 1989. – С. 74.

14 См.: Ягич И.В. Служебные Минеи за сентябрь, октябрь и ноябрь: В церковно-славянском переводе по русским рукописям 1095–1097 гг. С шестью таблицами снимков. – СПб.: Изд-во ОРЯС ИАН, 1886. – CXXXVI + 242 + 608 с. – (Памятники древнерусского языка. – Т. I).

15 См., напр.: Gottesdienmenäum für den Monat Dezember nach den Slavischen Handschriften des 12. und 13. Jahrhunderts, Teil 1: bis 8. Dezember, Besorgt und Kommentiert von D.Christians, A.G.Kraveckij, L.P.Medvedeva, H.Rothe, N.Trunte, E.M.Vereščagin, Hrsg. von H.Rothe, E.M.Vereščagin. – Opladen, 1996.

16 См.: Попруженко М.Г. Заметки об языке Новгородской служебной минеи 1095 г. // Филологические записки. Журнал, посвященный исследованиям и разработке разных вопросов по языку, литературе и вообще по сравнительному языкознанию и славянским наречиям. Изд. А.Хованским в тип. И.А.Исаева. Вып. III–IV. – Воронеж, 1889. – С. 1–34; Карнеева М.И. Язык Служебной Минеи 1095 г. (редакция Н.Н.Дурново) // Русский филологический вестник. Учебно-педагогический журнал, изд. под ред. Е.Ф.Карского. – 1916. – № 1–12 (т. LXXV). – С. 158–168; Обнорский С.П. Исследования о языке Минеи за ноябрь 1097 года // Известия Отдела русского языка и словесности РАН 1924 года. – Т. XXIX. – Л., 1925. – С. 167–226; Комарович В.А. Язык служебной Октябрьской Минеи 1096 года // Известия Отдела русского языка и словесности АН СССР 1925 года. – Т. XXX. – Л., 1926. – С. 23–44.

17 См.: Карягина Л.Н. Редуцированные гласные в языке июльской служебной минеи конца XI – начала XII вв. // Материалы и исследования по истории русского языка. – М.: Изд-во АН СССР, 1960. – С. 5–58; Марков В.М. К истории редуцированных гласных в русском языке. – Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1964. – 280 с.; Он же. Особенности письма и языка Путятиной Минеи // Вопросы теории и методики изучения русского языка. – Казань: Изд-во КГПИ, 1960. – С. 213–237; Успенский Б.А. Древнерусские кондакари как фонетический источник // Славянское языкознание. VII Международный съезд славистов. Варшава, август 1973 г. Доклады советской делегации. – М.: Наука, 1973. – С. 314–346; Зубова Л.В. Напряжённые редуцированные в июньской минее XII века (Соф. 206) // Вестник ЛГУ. Серия «История. Язык. Литература». – Вып. 2. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1974. – С. 118–124; Колесов В.В. Фонологические изменения согласных в эпоху распадения силлабем (о диахроническом взаимодействии синтагматической и парадигматической системы фонем) // Восточнославянское и общее языкознание. – М.: Наука, 1978. – С. 22–30.

18 См.: Ильина книга. Рукопись РГАДА, Тип. 131. Лингвистическое издание, подготовка греческого текста, комментарии, словоуказатели В.Б.Крысько. – М.: Индрик, 2005. – С. 661–903.

19 См.: Нечунаева Н.А. Минея как тип славяно-греческого средневекового текста. – Tallinn: TPÜ Kirjastus, 2000. – С. 64, 105–108.

20 См.: Досева Ц. Из лексиката на славянския Миней от XI–XIII вв. (имена за лица, свързани с венчалния обред) // Пэти достоитъ. Сборник в памет на Стефан Кожухаров. – София: Издателски център «Боян Пенев», 2003. – С. 332–345; Щёголева Л.И. Путятина минея (XI век) в круге текстов и истолкования. 1–10 мая. – М.: Территория, 2001. – С. 268–411; Верещагин Е.М. Церковнославянская книжность на Руси: Лингвотекстологические разыскания. – М.: Индрик, 2001. – С. 126–146, 232–239, 270–293, 346–368, 399–406].

21 См.: Соболевский А.И. Древние церковнославянские стихотворения IX и X веков // Сборник ОРЯС ИАН. Т. LXXXVIII. – № 3. – Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии А.И.Соболевского, заслуженного профессора ИАН. С двумя фототипическими снимками. – СПб.: Типография ИАН, 1910. – С. 1–35.

22 Достижения классической палеославистики в этом направлении были обобщены в кратких, но содержательных монографиях, см.: Матхаузерова С. Древнерусские теории искусства слова. – Praha: Univerzita Karlova, 1976. – 147 с. – (Acta Universitatis Carolinae philologica monographia LXIII – 1976); Станчев К. Поетика на старобългарската литература. Основни принципы и проблеми. – София: Наука и изкуство, 1982. – 200 с.

23 См.: Голубинский Е.Е. История русской церкви. – Т. 1. Период первый, Киевский, или домонгольский. Вторая пол. тома. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Университетская тип., 1904. – С. 403–404; Остроумов М.[А.] Праздник Покрова Пресвятой Богородицы // Приходское чтение. – 1911. – № 19. – С. 401–412; Медведева Е.С. Древнерусская иконография Покрова: Дис. ...канд. искусствоведения: 17.00.02. – М., 1947 // Архив Института археологии АН СССР. Р–2. № 1728; Спасский Ф.Г. К происхождению иконы и праздника Покрова // Православная мысль. Труды Православного богословского института в Париже. – Вып. 9. – Париж: Ymca-Press, 1953. – С. 138–147; Воронин Н.Н. Из истории русско-византийской церковной борьбы XIX в. // Византийский временник. – Т. 26. – М.: Наука, 1965. – С. 190–218.

24 См.: [Сергий (Спасский), архиеп.] Святый Андрей, Христа ради юродивый, и праздник Покрова Пресвятой Богородицы / Сергия, архиепископа Владимирского. – СПб.: Тип. А.П.Лопухина, 1898. – 135 с.; Александров А. Об установлении праздника Покрова Пресвятой Богородицы в Русской Церкви // Журнал Московской Патриархии. – 1983. – № 10. – С. 74–78; Он же. Об установлении праздника Покрова Пресвятой Богородицы в Русской Церкви // Журнал Московской Патриархии. – 1984. – № 11. – С. 69–72; Плюханова М.Б. Сюжеты и символы московского царства. – СПб.: Акрополь, 1995. – 336 с.; Шалина И.А. Реликвии в восточнохристианской иконографии. – М.: Индрик, 2005. – 536 с.

25 Ср. её рассуждения об архаичности культа Покрова, который явился «дальнейшим развитием идеи независимого избранного города» («Покров» в новгородском изобразительном искусстве (источники образования типа) // Древний Новгород: История. Искусство. Археология. Новые исследования. Сб. статей / Сост. С.В.Ямщиков. – М.: Изобразительное искусство, 1983. – С. 314).

26 В диссертации сопоставляются ряд известных науке памятников новгородского происхождения (Софийский пролог, «Слово о Знамении») с текстом Покровской службы (РГАДА, Тип. 83) и последования блж. Андрею Юродивому (РНБ, Соф. 387).

27 При этом следует учитывать, что никогда не возникало сомнений относительно того, какое именно событие послужило основой для возникновения праздника. Эпизод видения Богородицы в славянском тексте жития Андрея Юродивого и его греческом протографе см.: Молдован А.М. Житие Андрея Юродивого в славянской письменности. – М.: Азбуковник (Институт русского языка им. В.В.Виноградова РАН), 2000. – С. 398–400, 595–596.

28 Лосева О.В. Русские месяцесловы XI–XIV вв. / Под ред. акад. Л.В.Милова. – М.: Памятники исторической мысли, 2001. – С. 108.

29 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. – М.: Русский язык, 1978–1980. – Т. III. – С. 247.

30 См.: Слива Е.Э. Часословы студийской традиции в славянских списках XIII–XV веков (классификация по особенностям состава) // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН. – T. LI. – СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. – С. 96.

31 См.: Предварительный список славяно-русских рукописных книг XV в., хранящихся в СССР (Для «Сводного каталога рукописных книг, хранящихся в СССР»). – М.: ИНИОН, 1986. – С. 255, № 2732. На самом деле рукопись должна быть отнесена к 20–40 гг. XV в.

32 Здесь, как и в уже изучавшейся другими исследователями рукописи РНБ, Соф. 396, донесшей до нас повесть о победе новгородцев над суздальцами, нашла своё отражение древняя новгородская традиция (не лишённая, вероятно, антимосковской окраски) почитания иконы Пресвятой Богородицы «Знамение». Насколько можно судить, иконография подобного переосмысления покровских сюжетов не знает.

33 Ягич И.В. Четыре критико-палеографические статьи. – СПб.: Типография Императорской АН, 1884. – 191 с. – (Оттиск из сборника II Отделения АН, 1884. Т. 33); Львов А.С. Очерки по лексике памятников старославянской письменности. – М.: Наука, 1966. – 320 с.; Жуковская Л.П. Текстология и язык древнейших славянских памятников. – М.: Наука, 1976. – 368 с.; Воскресенский Г.А. Характеристические черты четырёх редакций славянского перевода Евангелия от Марка по сто двенадцати рукописям Евангелия XI–XVI вв. – М.: Университетская тип., 1896. – 305 с.

34 См.: Верещагин Е.М. История возникновения древнего общеславянского литературного языка. – М.: Мартис, 1997. – 314 с.; Чернышёва М.И. К вопросу об истоках лексической вариативности в ранних славянских переводах с греческого языка: переводческий приём «двуязычные дублеты» // Вопросы языкознания. – 1994. – № 2. – С. 97–107.

35 См.: Мещерский Н.А. Источники и состав древней славяно-русской переводной письменности IX–XV вв. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. – 112 с.; Камчатнов А.М. Лексическая вариативность и лексические значения // Вопросы языкознания. – 1983. – № 4. – С. 121–129.

36 Термин условен. С одной стороны, доля истины присутствует в позиции Р.М.Цейтлин, разграничивавшей понятия текстологического и лексического дублета, см.: Цейтлин Р.М. Лексика старославянского языка. Опыт анализа мотивированных слов по данным древнеболгарских рукописей X–XIII вв. – М.: Наука, 1977. – С. 45–46. С другой стороны, мы полностью солидарны с мнением Л.П.Жуковской, писавшей: «Далеко не во всех случаях есть полная уверенность в том, что какая-то пара слов древних рукописей… вполне однозначна. Судить об этом мешает и удаленность нашего языкового сознания от эпох, о которых берёмся судить мы сами и наши современники, и, в частности, сложные контекстуальные условия функционирования того или иного слова в памятнике письменности» (Жуковская Л.П. Текстология и язык древнейших славянских памятников. – С. 89).

37 Словарь русского языка XI–XVII вв. – М.: Наука, 1975. – Т. 4. – С. 50.

38 См.: а они въ гобинэ вэры" гладомь невэрьствия мьрэх© (Словарь старославянского языка. В 4 т. / Репринтное издание 1996 г. – СПб.: Изд-во СпбГУ, 2006. – Т. I. – С. 411).

39 Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». – М.: Наука, 1975. – С. 151.

40 Камчатнов А.М. История и герменевтика славянской Библии. – М.: Наука, 1998. – С. 130.