В. С. Войтинский 1917-й. Год побед и поражений под редакцией доктора исторических наук Ю. Г. Фельштинского москва терра-книжный клуб 1999 удк 947 ббк 63. 3(2) В65 Вступительная статья

Вид материала

Статья

Подобный материал:

• Н. И. Матузова и доктора юридических наук,' профессора А. В. Малько москва юристъ 2002, 13289.33kb.
• Учебное пособие Под общей редакцией доктора технических наук, профессора Н. А. Селезневой, 1419.51kb.
• Альбер Камю "Бунтующий человек" / Пер с фр.; Общ ред., сост предисл и примеч. А. Руткевича, 4089.3kb.
• Учебно-методическое пособие Москва, 2009 ббк-63. 3 /2/я 73 удк-930. 24 Степнова, 154.54kb.
• Учебное пособие Москва, 2009 ббк-63. 3 /2/я 73 удк-930. 24 Степнова Л. В. Россия, 242.42kb.
• Альбер Камю. Бунтующий человек, 4089.34kb.
• Альбер Камю. Бунтующий человек, 4090.9kb.
• Москва 2011 ббк 63. 3 (2)я 7 к 90 удк 947 (075) История России, 110.08kb.
• Учебник под редакцией, 9200.03kb.
• Методические указания Воронеж 2009 удк 616. 329-002-08(072), 569.91kb.

приказ о наступле­нии. Приказ, не выполненный войсками, или даже начавшееся наступление, окончившееся поражением, не могли, согласно их взглядам, "усилить контрреволюцию" в России. Опасно было ус­пешное наступление, сплачивающее солдат вокруг командного со­става, увеличивающее популярность правительства, создающее ореол вокруг тех, кто стоял за данную операцию.

Раз не удалось помешать началу наступления, необходимо было сделать все, чтобы помешать его успеху. Логика вещей заставля­ла, таким образом, большевиков занять по отношению к начав­шимся на фронте операциям активно пораженческую позицию. "Меньшевики-интернационалисты" не могли пойти за ними на этом пути. Но "изолированность" в данном случае не только не вредила большевикам, а скорее была выгодна им, создавая вок­руг них ореол единственных защитников посылаемых на смерть солдат. И вот со стороны большевиков началась энергичная кам­пания, задачей которой был срыв наступления.

Как шла эта кампания на фронте, описывать я не буду. Рас­скажу лишь, как велось дело в Петрограде. Здесь исключительно благоприятную почву для большевистской агитации представляли запасные воинские части. Каждый солдат понимал, что пока на фронте длится фактическое перемирие, ему ничто не грозит, а с оживлением операций фронту потребуются пополнения, и благо­получному житью тыловых гарнизонов придет конец.

— Вот коли бы немцы всыпали хорошенько "нашим", чтоб сидели, дураки, в окопах, не лезли б на проволоку!

Мне самому много раз приходилось слышать подобные речи из уст темных солдат, считавших себя большевиками. На этой точке зрения стояли и целые воинские части. А 21 июня запасной бата­льон Егерского полка вынес резолюцию порицания 7-й и 11-й ар­миям за их наступление против "братьев-немцев". Впрочем, это было "слишком" — резолюция вызвала целую бурю, и большеви­стская партия не решилась открыто солидаризироваться с нею.

На почве тех же пораженческих настроений солдатской массы произошло побоище в Петергофе. Когда ученики местного юн­керского училища вздумали устроить манифестацию по поводу наступления, солдаты напали на них, стреляли в них, кололи штыками, сбрасывали с моста в реку. Съезд поручил расследо­вание этого происшествия особой комиссии, в которую вошли представитель 1-й армии Виленкин¹⁶⁸, я и один из провинциаль­ных делегатов-рабочих. Картина побоища, которую мы восста-

новили путем опроса свидетелей, была удручающая. Но постра­давшие просили не искать виновников, чтобы не увеличивать раздражения солдатской массы против юнкеров.

Собрали солдат на митинг. Толпа была огромная — не по­мню, было ли это собрание того полка, который избивал юнке­ров, или всего петергофского гарнизона. Пока мы говорили о побоище, толпа соглашалась с нами, что буянить не следовало. Но когда мы перешли к вопросу о наступлении и принялись разъяс­нять позицию съезда, поднялся шум, свист, крики: "Долой!".

Мне запомнилось выступление на этом митинге Виленкина. Он был в походной гусарской форме, с георгиевскими крестами на груди, и с его боевым облачением странно расходился его медлительный говор — в нос, с "пшютоватыми" нотками. Но говорил он блестяще — ярко, остроумно, смело, — и его мане­ры, видимо, импонировали солдатам.

После одного особенно бурного взрыва протестов, когда после пятиминутного рева толпа, наконец, утихла, Виленкин сказал:

— У вас, товарищи, свободу иначе понимают, чем у нас на фронте. Раз вы представителей Всероссийского съезда Советов не желаете выслушать, когда они вас против шерстки гладят, понятно, что вы на юнкеров с ружьями напали. Только на ру­жья свои вы больно не полагайтесь. Какие вы воины — с перво­го взгляда видно. Если бы я с моими товарищами-гусарами был здесь, когда вы на училище напали, мы бы вам так всыпали, что в другой раз вы бы не полезли!

Толпа затихла. Но никто не думал тогда, что две недели спу­стя Виленкин действительно приведет своих гусар в Петроград!

В эти дни много говорили о пораженческих резолюциях раз­личных тыловых полков. Были здесь пожелания наступающим частям "сложить в бою пустые головы", "понести равные с про­тивником потери", были приветствия "немецким крестьянам и рабочим, борющимся с русским империализмом". Насколько были правдивы сообщения об этих резолюциях, судить я не могу. Скажу лишь, что они представлялись мне правдоподобными.

Борьба в рядах революционной демократии вспыхнула с не­бывалой силой. Большевистская партия отбросила оружие кри­тики и открыто готовилась к критике силой оружия: с 20 июня она приступила к открытой подготовке вооруженных сил для свер­жения Временного правительства. Силы были налицо: запасные воинские части, боявшиеся отправки на фронт. Нужно было раскачать, объединить их и внушить им сознание, что "все мо­гут". В этом направлении закипела работа. Уже 20 июня деле­гаты 1-го пулеметного полка открыто обратились к гренадерам с

предложением выступить с оружием в руках против Временного правительства и буржуазии, ссылаясь при этом на обещанную поддержку Московского и Павловского полков и 40000 пути-ловцев. В последовавшие дни хождение депутаций из полка в полк сделалось обычным делом. Выступили вновь и кронштадт­цы. 22 июня митинг на Якорной площади вынес постановление отправиться в Петроград с оружием для освобождения анархис­тов, арестованных 20-го при "ликвидации" дачи Дурново.

* * *

24 июня закрылся Всероссийский съезд Советов. Результаты его трехнедельных занятий оказались близки к нулю. Правда, съезд вынес резолюции, утверждавшие политику революцион­ного оборончества, принял резолюцию доверия коалиционно­му правительству, выпустил ряд воззваний и пр., и пр. Но все это была словесность: она не намечала новых линий политики, не меняла политических группировок, не создавала новых сил на стороне той политики, которую стремилась укрепить. Имен­но этой бесплодностью съезда объясняется то, что итоги его дея­тельности правым представлялись в виде капитуляции перед "ули­цей", тогда как левая оппозиция считала, что съезд сдал все позиции буржуазной контрреволюции.

Пожалуй, единственным осязательным результатом работ съез­да явилось создание Всероссийского центрального исполнитель­ного комитета Советов рабочих и солдатских депутатов¹⁶⁹, к ко­торому должны были перейти общеполитические функции, до сих пор — согласно решению апрельского совещания — лежав­шие на Петроградском исполнительном комитете. Новый орган состоял из 300 человек. Из них половина была избрана съездом на началах пропорционального представительства фракций; 100 человек были избраны из числа провинциальных делегатов по принципу местного, территориального представительства; 50 человек должен был делегировать Исполнительный комитет Пет­роградского совета. Особенностью организации было то, что треть ее членов (провинциалы) должна была сразу после избра­ния рассеяться по России и вести работу на местах, в готовнос­ти в любой момент выехать в Петроград для участия в пленарном заседании ЦИК. Присутствие этой трети делегатов признава­лось обязательным для решения принципиальных вопросов об­щегосударственного значения, тогда как текущую работу коми­тет мог вести в составе членов, остающихся в Петрограде.

Вместе с тем были установлены взаимоотношения между на-

шим ЦИК и крестьянским центром¹⁷⁰. Руководители крестьянс­кой организации предлагали слить оба комитета и создать, та­ким образом, единый представительный орган всей революци­онной демократии. Но авксентьевские "мужички"¹⁷¹ не внушали нам доверия: слишком часто сквозь их эсерство пробивались ис­тинно русские нотки. Решено было поэтому с крестьянским центром не сливаться, но работать в контакте с ним, устраивая в случае надобности совместные заседания обоих комитетов.

Заседание ЦИК разрешало тот вопрос, с которым мы столкну­лись в связи с большевистской кампанией в пользу перевыборов Петроградского совета: под руководящий центр общероссийской демократии подводился фундамент, делавший его независимым от колебаний в настроениях солдат и рабочих столицы. Другими словами, политика, психологической опорой которой были настро­ения большинства страны, получала теперь и формальную опору в виде представительства провинциальных Советов.

Наряду с несомненными преимуществами это перестроение советского центра имело и теневую сторону: входило в норму, что центральный орган демократии опирался на территориально отдаленные от него силы, в то время как непосредственно окру­жающие его демократические элементы не только не поддержи­вают его, но и открыто идут против его политики.

Делегаты разъезжались со съезда в мрачном настроении. Про­винциалы, прощаясь с петроградцами, старались выразить нам свое сочувствие: они считали, что мы остаемся во рву звери­ном, обреченные на всевозможные испытания. Особенно тяго­стное впечатление о положении в Петрограде увозили с собой фронтовики. Представители армейских комитетов Северного фронта, с которыми я познакомился, объезжая вместе с ними казармы, говорили, что если дела в петроградском гарнизоне и впредь будут идти так, как они идут теперь, фронту придется активно вмешаться.

* * *

Из решений съезда по частным, конкретным вопросам два заслуживают внимания: 1) требование прекращения отпуска средств Государственной думе и Государственному совету и 2) требование скорейшего созыва Учредительного собрания. Пер­вое из этих решений явилось уступкой настойчивым требовани­ям, шедшим из низов.

Вспоминая теперь борьбу, которая разгорелась на съезде вок­руг вопроса о Государственной думе, я не могу не признать, что

правы были в этом споре представители оппозиции, требовав­шие ликвидации Думы как пережитка царизма, а не руководи­тели советского большинства, пытавшиеся удержать съезд от резкого, по их мнению, решения. Явившаяся в результате этой борьбы резолюция оказалась половинчатой, слабой и никого не удовлетворила.

Существеннее было решение об ускорении созыва Учреди­тельного собрания. Напомню, что уже в платформе, вырабо­танной в Исполнительном комитете в ночь с 1 на 2 мая, был пункт о "скорейшем созыве Учредительного собрания в Петрогра­де". Но когда принимался этот пункт, логическое ударение в советских кругах ставилось не на времени, а на месте, где собе­рется Учредительное собрание. Признавалось существенным, чтоб оно было созвано именно в Петрограде, где всего напря­женнее бился пульс революции, а не в Москве; вопрос же о том, соберется ли Учредительное собрание на месяц раньше или на месяц позже, считался сравнительно второстепенным.

Вообще, сознание того, что с созывом Учредительного со­брания необходимо спешить, довольно поздно появилось в со­ветских кругах. Этот вопрос — один из кардинальнейших воп­росов российской революции — имел своеобразную историю. В декларации первого Временного правительства, опубликован­ной 6 марта, в перечне задач правительства на первом месте сто­яло: "Созвать в возможно кратчайший срок Учредительное со­брание". Но этому обещанию придавалось так мало значения, что только 25 марта правительство приняло решение образовать "Особое совещание" для выработки избирательного закона. Да­лее, когда Исполнительный комитет получил приглашение де­легировать в "совещание" своих представителей, этот вопрос дол­гое время переходил из порядка дня одного заседания в повестку следующего собрания в числе неспешных, "вермишельных" воп­росов. "Совещание" собралось лишь 25 мая. И работало оно на­столько медленно, что "Положение о выборах" было опублико­вано лишь 26 июля, то есть только на исходе пятого месяца рево­люции была исполнена та предварительная работа, которая дол­жна была и могла быть закончена в течение 2—3 недель!

Такая медлительность объяснялась тремя причинами:

1) Временное правительство, имея в своих руках всю полно­ту исполнительной и законодательной власти, в первое время не считало, что для России будет лучше, если эта власть будет ог­раничена и если, в частности, право законодательствования пе­рейдет из рук кабинета в руки громоздкого собрания неопреде­ленного состава.

2. В правых кругах была с самого начала тенденция оттянуть
   созыв Учредительного собрания до конца войны и во всяком слу­
   чае до того момента, когда рассеется "революционный угар".
   
3. В советских кругах в первое время преобладало безучаст­
   ное отношение к вопросу об Учредительном собрании, и налич­
   ный статус-кво представлялся более благоприятным для завоева­
   ний революции.
   

Это не значит, что советские деятели готовы были отказаться от Учредительного собрания. Нет, в Учредительном собрании для них с самого начала воплощалась идея суверенитета свобод­ного народа, и отказ от этой точки зрения был бы в их глазах изменой идеалам демократии, изменой революции. Но была тен­денция не спешить с выборами, дать народу время освоиться с новыми условиями, сжиться с новыми понятиями, познакомить­ся с программами различных партий. Отсрочка выборов пред­ставлялась предпосылкой того, чтобы выборы прошли сознательно и, действительно, отразили желания страны. К тому же и поли­тическим партиям необходимо было время, чтобы наладить ап­парат для предстоящей избирательной кампании.

В силу этих соображений в Таврическом дворце в первое вре­мя не было заметно стремления "форсировать" подготовку выбо­ров. Сознание необходимости спешить явилось лишь тогда, когда выяснилось, что дела идут скверно и что нет возможности налич­ными средствами создать авторитетное и сильное правительство. Тогда — в середине мая — руководящая группа Совета сделала попытку ускорить работы Особого совещания. Но из этой попыт­ки ничего не вышло: дело уже было поставлено на рельсы, все нити его были в руках противников скорого созыва Учредитель­ного собрания, а в массах вопрос не вызывал большого интереса.

В конце мая у партии народной свободы окрепло убеждение, что "революционный угар" в стране пройдет не скоро — из этого вытекала необходимость оттянуть выборы в Учредительное со­брание как можно дальше. С этого времени в вопросе о сроке созыва Учредительного собрания наступила некоторая ясность: правые открыто оттягивают выборы, демократия отстаивает ус­корение их, и настойчивость ее в этом требовании возрастает по мере того, как растет разруха и анархия в стране.

Эпизодом этой борьбы и явилась резолюция съезда. Казалось, что эта резолюция имеет непосредственные практические резуль­таты: в исполнение воли съезда Временное правительство опуб­ликовало 15 июня постановление, назначавшее на 17 сентября выборы народных представителей и на 30 сентября созыв Учре­дительного собрания. Но цензовики не считали себя побежден-

ными. Одновременно с правительственным постановлением было опубликовано сообщение Особого совещания, заявлявшее, что выборы в Учредительное собрание не могут быть произведены раньше двух месяцев после повсеместного введения волостных и городских органов самоуправления на демократических началах. А так как эти органы могли быть введены повсеместно лишь к 1 октября, то выборы отодвигались таким образом до 1 декабря, а созыв Учредительного собрания — до конца года.

В пользу отсрочки выборов, которая могла оказаться — и оказалась — роковой для самого существования государства, при­водились доводы, которые теперь, на расстоянии прошедших лет, звучат издевательством над здравым смыслом: в России нет необходимого количества конвертов для избирательных бюлле­теней; нужно произвести капитальный ремонт Таврического двор­ца; пока не выбраны органы самоуправления, некому поручить составление списков для общегосударственных выборов...

Как будто нельзя было выборы в Учредительное собрание про­извести одновременно с муниципальными и земскими выбора­ми, с соблюдением той же процедуры, под контролем тех же межпартийных комиссий!

Но демократия не отдавала себе отчета в серьезности постав­ленного вопроса. Советские круги удовольствовались словесной победой, постановлением правительства о сроке выборов, а дело осталось в руках Особого совещания, которое настойчиво про­водило политику конституционно-демократической партии, по­литику затягивания выборов. Из всех ошибок, совершенных де­мократией в ходе революции 1917 года, это была, быть может, самая тяжелая.

Глава седьмая ИЮЛЬСКИЙ КРИЗИС

К концу июня в Петрограде пахло порохом и кровью. На Вы­боргской стороне бурлили страсти вокруг дачи Дурново. За На-рвской заставой назревала забастовка путиловцев. Клокотала сти­хия бунта в Кронштадте. Волновались полки. Сильнее всего было возбуждение в воинских частях, которым в наибольшей мере угрожала отправка на позиции. А всего острее этот вопрос стоял для пулеметчиков, так как с фронта неслись настойчивые требования о присылке команд с пулеметами. Естественно по­этому, что именно пулеметные полки первые заговорили о во­оруженных действиях против Исполнительного комитета.

21 июня 1-й пулеметный полк, обсудив требование об от­правке на фронт 30 пулеметных команд, единогласно постано­вил:

"1) Оставляя в силе постановление о посылке 10 команд в крат­чайший срок — уведомить ИК, что в дальнейшем мы будем посы­лать команды на фронт только тогда, когда война будет носить ре­волюционный характер, который возможен только при устранении от власти капиталистов и переходе ее в руки демократии в лице Все­российского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

2. Если СР и СД будет угрожать нашему и другим революцион­
   ным полкам раскассированном, т.е. расформированием, даже пу­
   тем применения вооруженной силы, то в ответ на это мы не оста­
   новимся также перед раскассированном военной силой Временного
   правительства и других организаций, его поддерживающих.
   
3. Поручить тт. делегатам с фронта заявить от нашего имени
   тт. солдатам следующее:
   

Пусть они, солдаты на фронте, требуют вместе с нами перехода власти в руки народа, и когда мы этого добьемся, то тогда поддержки и пополнения на фронте просить не придется, тогда она явится сама".

Итак, на фронт не идти, а Исполнительный комитет и всех, кто попробует нас выгнать на позицию, — штыком! Это была фор­мула тылового "большевизма".

Но еще характернее, пожалуй, для состояния умов петрог­радского гарнизона резолюция 2-го пулеметного полка:

"Мы, солдаты, собравшиеся на полковой митинг, выслушав ряд докладчиков разных партий, заявляем, что наступление рус­ской армии, с одной стороны, нанесет удар начавшемуся рево­люционному движению в других странах (в Штеттине, митинг протеста солдат в Лондоне и др. гор[одах]), с другой стороны, дает огромные барыши русской и англо-американо-французской буржуазии, наживающейся на самом процессе войны, ведущей­ся исключительно в интересах мирового капитала. Мы стоим за мир, но не за мир царей и правительств, а за честный мир всех народов, через головы всех правительств. Мы протестуем про­тив приказа Керенского о 40-летних и об отпусках¹⁷². Мы видим только один выход из создавшегося положения: только тогда, когда власть перейдет к народу, перейдет к СР и СД, когда не Терещенко, не Милюков, а сам народ встанет у власти — тогда мы приблизимся к миру! Немедленно переизбрать делегатов Со­вета р[абочих] и с[олдатских] депутатов и членов полкового ко­митета в нашем полку, тех членов, которые не выражают мне­ние массы и не исполняют нашу волю, волю народа! Протесту­ем против расформирования революционных полков, как-то: 703-го Сурамского, Гвардии гренадерского* и др.

Требуем прекратить аресты и травлю большевиков. Да здрав­ствует Гренадерский, Павловский полки** и примыкающие к ним другие части!

Да здравствуют путиловцы и кронштадтцы! Требуем опублико­вания тайных договоров! Долой женские батальоны!¹⁷³ ...Протестуем против разгрузки петроградского гарнизона!***

Требуем немедленно отправить на фронт капиталистов, жандар­мов и казаков, буржуазию из запасных батальонов! Тех вольноопре­деляющихся, которые не приносят пользы в части!.. Немедленно требуем выдать паек солдаткам в таком же размере, как и офицер­ским женам"****.

Здесь лозунги, шедшие из темных "низов", сплелись с идеями, вносимыми в солдатскую массу извне — и налицо взрывчатая смесь исключительной силы. Пожар недовольства и злобы разгорался в Петрограде день ото дня все сильнее, все шире. Поводов для недо-

* Революционность 703-го Сурамского полка выразилась в избиении Н.Д. Соколова, а революционность Гренадерского полка — в бегстве с позиций.

** Это были полки, прочно "завоеванные" большевистской военной ор­ганизацией и уже выразившие готовность к "выступлению" против правительства. *** О разгрузке гарнизона вообще не было речи. **** Правда, 1917, 4 июля.

вольства было много. Положение было тяжелое, впереди не видно было просвета, революция "обманула" темных людей, которые от победы ее ждали избавления от всех бед и лишений. Были основа­ния и для злобы, ибо правые круги — удельный весь которых дол­жны были измерить последующие события — вели по отношению к революции и рабочему классу политику грубой провокации. До­статочно перечесть правую либеральную печать того времени, что­бы понять, как трудно было революционно настроенным рабочим Петрограда понять нашу политику "коалиции" с буржуазией, обли­вавшей презрением и ненавистью все то, что было им дорого и свято, с кругами, которые на пятом месяце революции все еще не расстались с мечтой о восстановлении монархии!

Некоторое время волнения в Петербурге сдерживались вестя­ми об успешно развивающемся наступлении на фронте. Затем на фронте наступила заминка. Последняя преграда, сдерживав­шая массы, была снята!..

♦ * *

Взрыв был ускорен правительственным кризисом: 2 июня чле­ны конституционно-демократической партии вышли из состава Вре­менного правительства и этим поставили перед страной вопрос не только о составе кабинета, но и о способе создания центральной государственной власти.

Непосредственным поводом выхода кадетов из кабинета яви­лось, как известно, их нежелание признать соглашение, заключен­ное с Украинской Радой в Киеве от имени Временного правитель­ства Терещенко и Церетели и узаконивавшее автономию Украины¹⁷⁴. Не буду останавливаться здесь на разборе этого соглашения. Отме­чу лишь, что в составе правительства кроме 4 кадетов было еще 5 буржуазных министров, и из них ни один не счел возможным под­держать протест представителей партии народной свободы. Таким образом, выход последних из правительства остался в полной мере партийным шагом.

О роли, которую сыграл в этом деле украинский вопрос, П.Н. Милюков пишет:

"Конечно, кризис разыгрался не из-за одного украинского воп­роса. Но решение украинского вопроса "триумвиратом"* в Киеве, с нарушением основных положений коалиции, представляло осо­бенно яркое и типичное доказательство невозможности дальней­шего существования коалиции"**.

*