Психология размножения и эволюция

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5


Танцы у пауков представляют собою разряд возбужденной половым чувством энергии, нашедший свое выражение в движениях, получивших значение предупреждающих самку хищника о том, что перед ней находится не обычная добыча, а самец. У пауков, ведущих такой образ жизни, при котором эти предупреждения получили характер своеобразных движений. У пауков, живущих в тенетах паутины, как Epeiridae, «предупреждающие движения» получили совершенно иной, не имеющий никакого отношения к танцам характер; у третьих — там, где взаимоотношения полов не угрожают опасностями друг другу, — ни «танцев», ни иных предупреждающих приспособлений не наблюдается вовсе.


«Танцы» у насекомых описываются многими авторами, как «ток» у птиц. Сходство между этими явлениями, однако, чисто внешнее.


Ток описан у комариков, комаров, толкачиков (сем. Chironomidae, Culicidae, Simuliidae), мух и других насекомых. Число принимающих в этом участие особей может быть иногда очень значительным. Мне приходится наблюдать эти полеты у такого числа особей, которое в своей совокупности образовало целое облачко. Обыкновенно с вечерней зарей, где-нибудь над межой в поле, носится это облачко, постоянно меняя свою форму, все время, однако, сохраняя свое единство, свою целостность, хотя в нем самом происходит постоянное движение составляющих его особей. У других насекомых ток не являет собою такой цельности; у него есть ядро более или менее компактное, от которого во все стороны с чрезвычайной быстротой носятся входящие в состав особи; у третьих не наблюдалось ни целостности, ни какой-либо организации; насекомые толкутся над каким-нибудь предметом, который как будто является точкой отправления их движений, и т. д.


У рыб движения самцов во время нереста носят особый характер, который некоторыми авторами, однако, тоже приравнивается к «танцам». Так, у сазанов и подустов (Chondrostoma nasus) описываются более или менее длительные «любовные игры». Когда около самки находится один самец, он действительно производит ряд необычных и странных движений, иногда напоминающих прыжки. Содействуют ли такие движения самца половому возбуждению самки — сказать трудно, принимая во внимание, что спаривания у них не бывает и кладка яиц определяется физиологическими процессами, которые произойдут в свое время, независимо от ухаживания самцов. Правда, рыбы, держащиеся стаями, в период нереста производят особого рода движения. Мне приходилось наблюдать «хороводы» карасей. Стайка этих рыб от середины пруда плыла к берегу, делая круговые движения. Стая делала эти движения как одно организованное целое, а в нем, этом целом, отдельные особи совершали свои движения «игр». По мере приближения к берегу круговые движения стаи делались все менее правильными, и «хоровод» в конце концов распался.


Эти и другие им подобные движения у рыб имеют своим объяснением потребность самцов держаться возле самок вследствие веления полового инстинкта оплодотворять икру при выделении ее самками.


У земноводных животных наблюдаются аналогичные явления. Самцы тритонов, приобретая в период спаривания «брачный наряд», производят вокруг самки движения, которые потому лишь не называются танцами, что производятся медленно и неуклюже, — обстоятельство, разумеется, не изменяющее биологического смысла явления.


У пресмыкающихся пластические движения ухаживания за самками описываются у аллигаторов. Дарвин, со слов Бортрама, сообщает, как самец в период размножения «раздувался до того, что, кажется, был готов ежеминутно лопнуть, поднял хвост кверху, вертелся и носился по поверхности воды».


У птиц в качестве приемов овладевания самками тоже описывают (кроме голосовых звуков) «танцы». В описании последних, к сожалению, много неточностей и обычного антропоморфизма. Так, танцы самцов каменного петушка (Rupicola) в тропической Америке описываются так, как будто они производятся людьми; тут и зрители по краям площадки, на которой танцуется менуэт, и «чередование самцов, исполнителей менуэта; иногда описывается бал под музыку»: одна птичка поет, другие танцуют. Дарвин цитирует описание «танцев» Одюбоном, по словам которого самец чепуры (Ardea herodias) «с большим достоинством прогуливался перед самками, как бы выжидая соперников», и т. п. Даже тогда, когда даются рисунки танцующих птиц и, вероятно, правильно передающие то, что видел наблюдатель, они вследствие подхода к оценке описываемых явлений «от человека» вводят нас в заблуждение. Hudson, например, описывая танцы шпорцевых пиголиц, говорит даже, что «птицы эти во время танцев маршировали, издавая звуки в такт маршу».


Мои наблюдения дают мне основание утверждать, что чувства ритма в связи с пением птиц у них не существует. Некоторые из них при пении совершают размеренные движения своим телом, но песня с этими движениями ни в какой связи не стоит: она идет сама по себе, а движения сами по себе.


Оставив в стороне антропоморфизм в описании танцев птиц, мы имеем в своем распоряжении многочисленный ряд конкретно существующих явлений, смысл которых заключается в том, что возбужденная половым чувством энергия у птиц-самцов находит одним из путей для своего разряда различного рода движения, первоначально не имеющие иного значения, как полезный физиологический процесс, но позднее получившие новое и очень важное в биологическом отношении приспособление, вызывающее в самках соответствующие половые реакции. Вызывают потому, что самцы производят их под давлением именно полового чувства, которое у самок по законам циклического процесса должно возбуждать те же чувства. Этим и объясняется, почему «танцы» (как и «любовные песни») вызывают реакции у самок только того вида, к которому принадлежит самец.


У млекопитающих задача эта разрешается иными средствами, более простыми и требующими гораздо меньшей затраты энергии.


Интересно отметить, что у низших млекопитающих приемы ухаживания близки к тому, что наблюдается у птиц. Так, ухаживание кенгуру, например, требует от него огромного расходования энергии на «бестолковое блеяние» и прыганье, — тут мы имеем и по существу и по значению своего рода «музыку» и «танцы», как и у птиц.


Аналогичные явления наблюдаются и у низших этапов эволюции других зверей. Водяные крысы во время «ухаживания за самкой» иногда так быстро кружатся на воде, что может показаться, «будто сильный водоворот вращает его». Хотя самка, по-видимо-му, довольно равнодушно взирает на эти аллюры, но все же искусные упражнения самца, — говорит автор описания, — оказывают на нее соответствующее влияние, потому что, по окончании кружения, самец и самка приближаются, оба дружно плывут рядом, и затем почти всегда следует спаривание. Ясно, что мы имеем здесь дело с явлениями, по своему происхождению и своей биологической задаче совершенно тожественными тому, что описывается у птиц под термином «танцев»: переживания, испытываемые особью и проявляемые у самцов в форме разрядов возбужденной энергии телесными движениями, вызывают у воспринимающих эти движения самок аналогичные чувствования.


Танцы в человеческом обществе


Танцы у человека, как и у животных, являются одним из средств, возбуждая половое чувство самок, помогать мужчинам овладевать женщинами.


У дикарей танцы вызываются, впрочем, не одними этими мотивами; они танцуют и по случаю удачной охоты, и по случаю религиозных торжеств, и по разным другим поводам. С развитием культуры, однако, за танцами оставалась роль главным образом половых возбуждений. Такой она является у птиц на токах и у млекопитающих в период возбуждения перед самками, такой она оставалась и у дикарей, собирающихся на танцы, такою же пребывает и на современных балах, с тою разницей между ними, что животные проделывают свои нецелепонимательные и наследственно установленные действия, которые решают полезные биологические задачи; дикари проделывают эти действия целепонимательно и не скрывая своих целей; народа Востока воспитывают баядерок, открыто и напоказ выставляющих «прелести разврата», а на балах культурных народов происходит то же, с тою разницей, что здесь танцуют лицемерно, делают вид, будто бы герои и героини ищут не того, чего ищут на самом деле, а чего-то, о чем лгут выражением лица, лгут «пластическими движениями» в танцах и всего более лгут разговорами, которые ведут во время танцев. И знают все, кроме желторотых юнцов, что лгут, и находят интерес в искусстве лгать и в наблюдениях над обманывающими и обманываемыми.


Все это в конце концов если не привело еще, то приводит к тому, что в кругах интеллигентных танцы постепенно теряют свой кредит; они мало-помалу «выходят из моды». Имеются, однако, авторы, вроде английского «психолога» Стенли Холла, которые, указывая на этот последний факт, выражают «горячее сожаление» по его поводу и, указывая на дикарей, танцующих с самым искренним увлечением, рекомендуют последовать их примеру. В стране доллара эти призывы могут иметь успех.


Призывая культурные народы к этому прошлому, авторы не видят, что призывают их к культуре готтентотов и кафров, проделывающих в танцах курбеты козлов и «гордо» выступающих павлинов. Прекрасно понял это художник Франц Штук и удивительно интерпретировал свою мысль в целом ряде превосходных и в художественном и в идейном смысле картин. На его картине мы видим изображение танцев мужчин и женщин, причем первые из них украшены хвостами; художник прав: действиями этих людей гораздо больше руководит животное, чем человеческое чувство, и хвост поэтому является украшением не только уместным, но и выявляющим истинный смысл действий этих танцоров.


Резюмируя сказанное о танцах как об одном из приемов овладевания самками, мы будем иметь следующие заключения по этому предмету:


1) Действия животных, описываемые под этим термином, представляют собою действия не психологического и физиологического порядка, ничего общего, кроме внешних признаков не имеющие с танцами высших позвоночных, с которыми многими авторами сравниваются.


2) Танцы высших позвоночных являются действиями инстинктивными и нецелепонимательными; своей биологической задачей они имеют возбуждение полового чувства самок путем воздействия на них движениями, которые у самцов (того же вида) вызываются возбужденным половым инстинктом.


3) Танцы у человека представляют собою унаследованные от животных действия, возбуждающие половое чувство, сделавшиеся у него целепонимательными. Человеческого в этом времяпровождении нет ничего и ничего быть не может: эстетика здесь — только фиговый листочек.


Определенное материнство


Материнская семья, в которой самцы не принимают участия, хотя продолжают жить после оплодотворения самок не меньшее время, чем эти последние, давая начало целому ряду поколений. Заботы матери о потомстве носят определенный и более или менее сложный психологический характер.


<...>Обратимся к позвоночным, животным.


У рыб, если в процессе оплодотворения икры участвует одна самка и один самец, как у щук, например, то боев между самцами не наблюдается. А там, где при оплодотворении в одном месте собирается большое количество самок и самцов, там последние стараются занять место возле самки и оттеснить друг друга. Борьба между ними в прямом смысле слова тоже не наблюдается. Но есть виды рыб, у которых борьба самцов описывается авторами такой интенсивной, что она как будто напоминает борьбу у высших животных. Такой, например, она описывается у дерущихся лососей-самцов и у некоторых других рыб. Очень возможно, однако, что эти описания не вполне соответствуют истине и что в них много преувеличения. Мне лично никогда этих боев у рыб наблюдать не приходилось. То, что я видел, представляет картину задора, объясняющуюся физиологическим состоянием этих животных в период размножения, задора, который ни к каким последствиям не ведет. Что описания авторов грешат и преувеличением и антропоморфизмом, об этом можно судить, например, по соображениям Лоудена, изложенным в книге Дарвина «Происхождение человека», о том; что побежденный самец колюшки теряет свою удалую осанку; яркая окраска блекнет, и он спешит скрыть свой позор между мирными товарищами.


Отношения самцов друг к другу у амфибий, хотя по описанию авторов и представляют «ожесточенные сражения», у жаб-повитух, например, серьезного значения не имеют.


У пресмыкающихся они уже являются очень упорными. Так, по описанию одного из авторов, самцы ящериц (Analis cristatellus, напр.) во время драки хватают друг друга зубами, кувыркаются по земле и наносят друг другу побои до тех пор, пока слабейший не обращается в бегство.


У птиц драчливость самцов в период спаривания представляет явление очень широко распространенное. Они пускают при этом в ход крылья, ноги и клювы. На низах человеческой культуры самцы птиц держатся для боев между собою в качестве зрелища, доставляющего удовольствие зрителям. Петушиные бои собирают целые толпы зрителей столь же невежественных и диких, как еще более дикие толпы культурных дикарей в Испании на бое быков.


Из таких бойцовых птиц особенною известностью пользуются тетерева, рябчики, куропатки и другие. Многие из них при этом обладают для боев особыми приспособлениями как для нападения (шпоры), так и для защиты (обильные и длинные перья на шее). Есть, однако, виды птиц, самцы которых, по-видимому, не дерутся. Так, по свидетельству Одюбона, самцы одного из видов североамериканских дятлов (Picas auratus), без боев между собою, следуют за самкой по полудюжине. Здесь необходимо указать, что у птиц наблюдаются бои, значение которых, как драка самцов между собою, совершенно ничтожны и которые имеют смысл «битвы напоказ», битвы, созерцание которой вызывает у самок возбуждение, необходимое для половых сношений. Этот род боев для нас представляет особенный интерес.


Такую именно роль играет драка самцов на току у тетеревов. Предполагать это дает основание давно отмеченный факт, в силу которого выразительные движения у высших животных вызывают соответствующие чувства у тех особей того же вида, которые эти движения наблюдают. Гипотеза эмоций Джемса Ланга и циклический процесс Серджи находят в этих явлениях хорошую иллюстрацию: улыбка вызывает улыбку, смех вызывает смех, проявление эмоции полового чувства в движениях вызывает аналогичные эмоциональные состояния у тех, кто их воспринимает. У птиц на току, где самцы состязаются между собою, они движениями, служащими выражением их полового возбуждения, вызывают у самок такое же возбуждение, вследствие которого последние, первоначально скрываясь поблизости тока, появляются на нем и спариваются с первым попавшимся самцом.


Совершенно такой же смысл имеют, как мы это видели, и «танцы» самцов и другие так называемые выразительные движения в эту пору жизни, до «песен любви» включительно.


Заключение это можно формулировать так: у птиц и вообще у позвоночных животных циклический процесс нервной деятельности уже получил совершенно определенное биологическое приложение и фактически прекрасно использован ими в различных формах без малейшего, разумеется, представления о том, что такой процесс существует.


В классе млекопитающих половой инстинкт достигает своего высшего напряжения и силы. Борьба за самку не знает пощады сопернику. Борьба самцов-оленей представляет классическую иллюстрацию к сказанному. Борьба самцов у кабанов привела даже к образованию специальных анатомических приспособлений самозащиты. Есть, однако, звери, у которых она очень слаба, а есть и такие, у которых борьба между самцами и вовсе не наблюдается, как у сумчатых, например, или броненосцев. Но это ничтожное исключение представлено видами, занимающими низшие ступени классификации, и указывают на то, между прочим, что борьба за самок у млекопитающих животных представляет явление прогрессирующее.


Имеют ли бои самцов у млекопитающих животных значение возбуждающего средства для самок? Некоторые факты свидетельствуют о том, что имеют. Заслышав голос самца, львица отзывается на него, если бы при ней уже и был «ухаживающий» за нею лев. Во время боя самцов львица принимает в нем участие внимательной зрительницы.


Мне пришлось наблюдать, как кошка-мать бросила котенка и галопом помчалась на голоса дерущихся между собою, на некотором расстоянии, котов.


Таким образом, борьба у млекопитающих животных, кроме своей прямой задачи — устранить конкурента, может служить средством возбуждения полового инстинкта. Первая ведется и в отсутствии самок, вторая — большею частью в их присутствии.


Борьба у людей за женщин


Борьба у людей за женщин двояка: одна из них ведется хоть и по-новому, но по старым трафаретам; другая — новая и в том и в другом отношении, у животных вовсе неизвестная.


Что касается первой из них, то на низших ступенях культуры в ней много общего с тем, что мы видели у высших животных.


Дарвин, ссылаясь на свидетельство путешественников, указывает, что у австралийцев женщины служат предметом борьбы мужчин между собою. У североамериканских индейцев драка мужчин за женщин, которые им нравятся, — явление обычное, причем женщина достается более сильному или более добычливому охотнику, и т. д.


У культурных народов мы наблюдаем аналогичные явления с тою разницей, что борьба конкурентов в отсутствии самок ведется специально придуманным для этого оружием; а борьба в присутствии самок и напоказ — бесчисленными приемами, в зависимости от той ступени культурного развития, на которой конкуренты находятся.


Первая из них — у тех, кто победнее — производится ножами; у тех, кто побогаче — особыми «дуэльными пистолетами», причем стреляют они друг в друга «по команде» или по имеющимся на этот предмет статутам.


Результатом такой борьбы, из которой победителем выходит не более сильный, не лучший; а часто неизмеримо худший, как это было в дуэлях и Пушкина и Лермонтова, — человеческая общественность, разумеется, не выигрывает, а проигрывает.


Вариантом такой борьбы конкурентов между собою являются случаи, когда она ведется на глазах женщин, ведется напоказ, как борьба турухтанов в период ухаживания за самками или курбеты, проделываемые зверями в тех же условиях. Приемы этой борьбы у человека, разумеется, иные, чем у животных: они разнообразны и, как сказано уже, стоят в зависимости от уровня культуры действующих лиц, от общественного положения, от профессиональных занятий данного круга лиц и т. д. Смысл их, однако, везде остается одним и тем же. Конкуренты стараются проявить свои достоинства и преимущества перед женщинами, за которыми ухаживают. Борцы проделывают свои курбеты перед группою самок-женщин во всеоружии своих прелестей. У каждого из нас в памяти картины таких курбетов, которые проделываются на людской лад, но по животному трафарету, и нередко ведут к трагическому концу.


Прекрасно передает эту идею Штук на своей картине: два центавра расправляются друг с другом перед очами не то недоумевающей, не то чего-то опасающейся самки, лежащей возле побоища. У людей дело иногда ведется хуже: женщина спокойно выжидает конца побоища и улыбается даже тогда, когда конкуренты хватаются за нож. Само собой разумеется, что на вершине культурных народов действия эти совершаются не так обнаженно и не так грубо: конкуренты не хватают друг друга за горло или за волосы, — отнюдь, однако, не потому, что бывают лысыми в 30 лет и носят парики в 40, а потому, что такой способ сводить счеты в известных «культурных» кругах признается не «comme il faut».


Что касается другого рода борьбы конкурентов, а с этим вместе и способов овладевать женщиной, приемами, подобных которым мы не встречаем у высших животных, то он заключается в борьбе экономического порядка. Орудием такой борьбы являются деньги и ценности.


Само собой разумеется, что для того чтобы прием этот имел надлежащий успех, нужно было веками воспитывать вкус женщины к этим приемам, а чтобы сделать ее существом физически, экономически и социально бессильным, нужно было подчинить ее себе; надо было поставить ее в полную материальную зависимость от мужчины, нужно было поработить ее психику и сделать интересы этой психики подходящими для вожделений мужчины, который искал в женщине не товарища в семейной и общественной жизни, а самку, способную удовлетворять капризы его распущенности и похоти.


Тысячелетнее воспитание женщины привело к желательным результатам: по сведениям Дюшатле, из 5 000 проституток 1 440 занимались этим ремеслом из-за нужды; 2 080 были любовницами, брошенными своими любовниками и соблазнителями. Но наряду с этим выяснилось, что проституцией занимаются девушки и женщины даже «почтенных бюргеров, высокопоставленных чиновников» и других представителей зажиточного класса. Это проституция не из-за нужды, а из-за погони за роскошью, нарядами и удовольствиями известного качества, пленяющей их вследствие векового их «воспитания» мужчинами в определенном направлении.


Самцы и самки буржуазного общества оказались, таким образом, связанным между собою общностью преступления: одни жаждут иметь красивые тряпки, блестящие камешки и ненужную роскошь и совершают преступление над своим телом и душою; другие, чтобы купить это тело и душу, совершают преступления, добывая золото, и получают взамен продажные ласки, которые, с точки зрения здоровой психологии, имеют не большую ценность, чем тряпки и цветные бусы дикарей.


Резюмируя сказанное о борьбе самцов за самок, мы получим следующие заключения:


1) Борьба самцов за самок у животных имеет своей биологической задачей или устранить конкурента, или возбудить половые инстинкты самки. И в том и в другом случае она полезна: в первом — потому что борьба конкурентов приводит к победе более сильного, который и овладевает самкою; борьба, таким образом, является фактором, поддерживающим на должной высоте уровень видовых признаков естественного отбора. Во втором случае, когда борьба между самцами имеет своей задачей возбуждение у самок половых инстинктов, она приносит задачам размножения другую услугу, не менее важную и полезную.


2) Борьба самцов-мужчин за женщин в капиталистических условиях имеет те же задачи, что и у животных, с той, однако, разницей, что ведется двумя путями: один из них — борьба орудиями, другой — борьба экономическая. В обоих случаях победителями выходят не всегда лучшие, а часто худшие, так как орудиями в целях устранения возможных в будущем конкурентов пользуются люди досужие: они с этою целью упражняются на рапирах и эспадронах или стрельбою в цель из пистолетов; а экономическую борьбу могут вести также не всегда лучшие люди. И в первом случае, и во втором — ни люди, ни их культура, ни их общественная жизнь не только ничего не выигрывают, а только проигрывают.