Литературный вечер трагическая судьба человека в тоталитарном государстве
Вид материала | Документы |
- Александр Исаевич Солженицын, посмел сказать правду о страшном сталинском времени,, 66.39kb.
- А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» 1959,1962 Цель: Вызвать интерес к личности, 26.74kb.
- Судьба человека в тоталитарном государстве. Случай Мандельштама, 100.58kb.
- Урок 1, Тема: Тоталитарные режимы: происхождение, сущность, типология. Судьба человека, 86.93kb.
- Урок №1 Тема. М. А. Шолохов «Судьба человека», 59.09kb.
- Абсолютная концентрация власти и отсутствие разделения властей в тоталитарном государстве, 316.07kb.
- Задачи: Образовательные: показать необычный жизненный опыт В. Шаламова, положенный, 140.96kb.
- Литература 11 кл. №1 Тема любви в прозе И. А. Бунина, 46.17kb.
- Тоталитаризм и экономика, 155.95kb.
- Из самых известных русских поэтесс, трагическая полная взлетов и падений судьба которой, 246.39kb.
ЛИТЕРАТУРНЫЙ
ВЕЧЕР
Трагическая судьба человека в тоталитарном государстве
(Судьба и творчество А.А.Ахматовой, А.И.Солженицына, В.Т.Шаламова)
2009г.
Оформление вечера: портреты писателей на стендах, плакаты с цитатами
«Гадать можно только о будущем. Прошлое есть данность. В которой уже нет места возможному». А.Блок |
«Неуимчивое чувство на отгадку исторической лжи, рано зародясь, развивалось в мальчике остро…И неисторжимо укоренялось в нём решение: узнать и понять, откопать и напомнить А.Солженицын |
«Я делаю выводы не из прочитанных философий, а из людских биографий, которые рассматривал в тюрьмах» А.Солженицын |
Действующие лица: учитель, 1-й ведущий; 2-й ведущий; 3-й ведущий;
1-я девушка; 2-я девушка; трое учащихся, изображающие заключённых;
чтецы.
Учитель: 1930-е гг. для нашей страны были крайне сложными и противоречивыми. Это время неуклонного роста военной мощи СССР, время бурных темпов индустриализации, время спортивных праздников и воздушных парадов. И в то же время именно 1930гг.- самые кровавые и страшные из всех лет истории советской России.
Появление художественных произведений о трагической судьбе человека в тоталитарном государстве развенчало миф о якобы счастливом коммунистическом будущем. Невозможно быть человеку счастливым в обществе, которое построено на насилии, репрессиях, расправе с инакомыслящими. Произведения А.Солженицына, В.Шаламова и некоторых других авторов представляют огромную ценность из-за того, что их авторы-участники, очевидцы событий, жертвы государственного ГУЛАГа. Писатели приподняли завесу над тёмным периодом нашей истории - сталинизмом.
(На сцену выходят ведущие).
1-й ведущий: Поэт Анна Ахматова прожила трудную жизнь. Время обошлось с ней чудовищно жестоко. В 1921 г. по несправедливому обвинению в принадлежности к контрреволюционному заговору был расстрелян Николай Гумилёв. Их жизненные пути к тому времени уже разошлись, но никогда Ахматова не вычёркивала Гумилёва из своего сердца. Их связывало многое, и в первую очередь сын – Лев Гумилёв, который в 1935 г. был арестован по ложному обвинению. Льву Николаевичу был вынесен смертный приговор, заменённый потом лагерями, в которых он провёл двадцать лет.
2-й ведущий: А.Ахматова переживала трагедию вместе со своими согражданами в буквальном смысле: долгие часы проводила она в страшной очереди, которая выстраивалась вдоль стен мрачной петербургской тюрьмы «Кресты». Одна из женщин, стоявших вместе с поэтом, чуть слышно спросила: «А это вы можете описать?»
Анна Ахматова ответила: «Могу!»
3-й ведущий: Так один за другим появлялись стихотворения, вместе составившие «Реквием» - поэму, посвящённую памяти всех безвинно загубленных в годы сталинских репрессий.
Поэма «Реквием» - выражение беспредельного народного горя. Жестокие репрессии коснулись практически каждой семьи, а тюрьма стала символом того времени. Голос Ахматовой – это голос измученного, «стомильонного народа», а поэма выстрадана ею самой, потому и звучит «Реквием» так проникновенно.
(Ведущие уходят. На сцену выходят две девушки, читающие отрывки из поэмы А.Ахматовой «Реквием».)
1-я девушка (Посвящение):
Перед этим горем гнутся горы,
Не течёт великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»,
И смертельная тоска.
2-я девушка: Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат –
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжёлые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мёртвых бездыханней,
Солнце ниже и Нева туманней,
А надежда всё поёт внутри.
1-я девушка: Приговор… И сразу слёзы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идёт…Шатается…Одна.
2-я девушка: Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный мой привет.
1-я девушка: (Вступление):
Это было, когда улыбался
Только мёртвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осуждённых полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звёзды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами чёрных «Марусь».
2-я девушка: Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В тёмной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе…Не забыть!
Буду я, как стрелецкие жёнки,
Под кремлёвскими башнями выть.
1-я девушка: Тихо льётся тихий Дон,
Жёлтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень
Видит жёлтый месяц тень
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
2-я девушка: Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
1-я девушка: Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской весёлой грешнице,
Что случится в жизни твоей –
Как трёхсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезой горячею
Новогодний лёд прожигать.
2-я девушка (Приговор):
И упало каменное слово
На мою ещё живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела
Надо снова научиться жить.
1-й ведущий (Эпилог)
Узнала я, как опадают лица.
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жёсткие страницы
Страдание выводят на щеках.
Как локоны из пепельных и чёрных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною.
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною, ослепшею стеною.
2-й ведущий: Опять поминальный приблизился час
Я вижу, я слышу, я чувствую вас.
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой».
Хотелось бы всех поимённо назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В конце моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем – не ставить его
Ни около моря, где я родилась;
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание чёрных «Марусь»,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
1-й ведущий: «Реквием» передаёт боль личную и общенародную, переживания людей за судьбы своих близких. Однако для заключённых тюрьма – лишь начало ужасающего пути, дальше их ожидают приговоры, казни, ссылки, лагеря. О кошмарной жизни в сталинских лагерях мы, читатели, узнаём из так называемой лагерной прозы и в первую очередь благодаря творчеству А.И.Солженицына.
2-й ведущий: Имя А.И.Солженицына появилось в художественной литературе в 1960-е гг., годы «хрущёвской оттепели». Его повесть «Один день Ивана Денисовича» потрясла читателей откровением о лагерной жизни при Сталине.
Александр Исаевич Солженицын родился в 1918 г. в обеспеченной и образованной крестьянской семье. Детские воспоминания будущего писателя включали и посещения с матерью церкви, и длинные очереди женщин к тюрьмам НКВД в Ростове –на –Дону, где жила семья Солженицыных.
В 1942 г. после окончания офицерского училища он отправляется на фронт. Он имеет боевые награды: орден Отечественной войны 2-й степени и орден
Красной Звезды. А в феврале 1945 г. Солженицын в звании капитана был арестован из-за прослеженной в переписке критики Сталина и осуждён на 8 лет, из которых 4 самых трудных провёл на общих работах в политическом Особлагере. Судьбе было угодно, чтобы он увидел все круги тюремного ада, а также стал свидетелем восстания заключённых в Экибастузе в 1952 г.
Солженицын был сослан на вечное поселение в Казахстан, где вскоре узнал о том, что болен раком и жить ему осталось недолго. Но происходит чудо – болезнь отступает. А в 1957 г. он был реабилитирован. После появления в 1962 г. повести «Один день Ивана Денисовича» писатель был принят в Союз писателей. Но уже следующие работы Солженицын был вынужден отдавать в «Самиздат» или печатать в зарубежье.
Затем последовало исключение из Союза писателей в 1969г., а в 1970 г. Солженицын удостаивается Нобелевской премии по литературе. В 1974 г. в связи с выходом первого тома «Архипелага ГУЛАГа» насильственно был изгнан на Запад. Окончательно писатель обосновался в американском штате Вермонт, природою напоминающем среднерусскую полосу.
Солженицын стал изгоем, пробив брешь в «железном занавесе». Его книги были изъяты из библиотек. Ко времени насильственного выдворения из страны им были написаны «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ», «В круге первом». Сейчас современники по заслугам оценили творчество писателя. А его повесть «Один день Ивана Денисовича» мы изучаем в курсе школьной программы.
3-й ведущий: Предлагаем вам участие в литературной ВИКТОРИНЕ по повести А.И.Солженицына «Один день Ивана Денисовича».
Вопросы викторины:
1. Как первоначально называлась повесть «Один день Ивана Денисовича»?
2. О каком герое повести идёт речь?
«Рядом с Шуховым…смотрит на солнце и радуется, улыбка на губы сошла. Щёки вваленные, на пайке сиди, нигде не подрабатывает – чему рад? По воскресеньям всё с другими баптистами шепчется. С них лагеря как с гуся вода. По двадцать пять лет вкатили им за баптистскую веру – неуж думают тем от веры отвадить?»
3. О ком рассказывает Солженицын?
«…Эти были оба белые, оба длинные, оба худощавые, оба с долгими носами, с большими глазами. Они так друг за друга держались, как будто одному без другого воздуха синего не хватало. Бригадир никогда их не разлучал. И ели они всё пополам, и спали на вагонке сверху на одной. И когда стояли в колонне, или на разводе ждали, или на ночь ложились – всё промеж себя толковали, всегда негромко и неторопливо. А были они вовсе не братья и познакомились уже тут, в 104-й. Один, объясняли, был рыбак с побережья, другого же, когда Советы уставились, ребёнком малым родители в Швецию увезли. А он вырос и самодумкой, назад, дурандай, на родину, институт кончать. Тут его и взяли сразу».
4. Чья жизненная история описана в этом отрывке?
«А было вот как: в феврале сорок второго года на Северо-Западном окружили их армию всю, и с самолётов им ничего жрать не бросали, а и самолётов тех не было. Дошли до того, строгали копыта с лошадей околевших, размачивали ту роговицу в воде и ели. И стрелять было нечем. И так их помалу немцы по лесам ловили и брали. И убежали они впятером. И ещё по лесам, по болотам прокрались, чудом к своим попали. Только двоих автоматчик свой на месте уложил, третий от ран умер, - двое их и дошло. Были б умней – сказали б, что по лесам бродили, и ничего б им. А они открылись: мол, из плена немецкого. Из плена? Мать вашу! Фашистские агенты! И за решётку. Было б их пять, может, сличили показания, проверили б, а двоим никак:
сговорились, мол, гады, насчёт побега».
5. О судьбе какого героя повествует этот отрывок?
«…Я и перед командиром батальона дрожал, а тут комполка! «Какая ж у тебя совесть, - орёт, четыре шпалы трясутся, - обманывать рабоче-крестьянскую власть?» Я думал, будет бить. Нет, не стал. Подписал приказ - шесть часов – и за ворота выгнать. И лютую справочку на руки: «Уволен из рядов…как сын кулака. Только на работу с той справкой…. М ежду прочим, в тридцать восьмом на Котласской пересылке встретил я своего бывшего комвзвода, тоже ему десятку сунули. Так узнал от него: и тот комполка и комиссар – оба расстреляны в тридцать седьмом. Тамм уже были они пролетарии или кулаки. Имели совесть или не имели: Перекрестился я и говорю: «Всё ж Ты есть, Создатель, на небе. Долго терпишь,да больно бьёшь».
6. Что строят зеки? Как Шухов относится к своей работе? В каких условиях работают заключённые?
«Мастерком захватывает Шухов дымящийся раствор – и на то место бросает и запоминает, где прошёл нижний шов (на тот шов серединой верхнего шлакоблока потом угодить),
Раствора бросает он ровно столько, сколько под один шлакоблок. И хватает из кучи шлакоблок (но осторожно хватает – не подрать бы рукавицу, шлакоблоки дерут больно).И ещё раствор мастерком разровняв – шлёп туда шлакоблок! И сейчас же, сейчас его подровняет, боком мастерка подбить, если не так: чтобы наружная стена шла по отвесу, и чтобы вдлинь кирпич плашмя лежал. И чтобы поперёк тоже плашмя. И уж он схвачен, примёрз».
7.Что Шухов прятал в одной из рукавиц? Для чего эта вещь была нужна ему? Какими ещё запрещёнными вещами обладал герой?
«Из-за того, что их было трое, а надзирателей стояло против них пять, можно было словчить – выбрать, к которому из двух правых подойти. Шухов выбрал не молодого румяного, а седоусого, старого. Старый был, конечно. Опытен и легко бы нашёл. Если б захотел. Но потому что он был старый. Ему должна была служба его надоесть хуже серы горючей.
А тем временем Шухов обе рукавицы, с… и пустую. Снял с рук, захватил их в одну руку ( рукавицу пустую вперёд оттопыря), в ту же руку схватил и верёвочку – опояску, телогрейку расстегнул дочиста, полы бушлата и телогрейки угодливо подхватил вверх (никогда он так услужлив не был на шмоне, а сейчас хотел показать, что открыт он весь – на, бери меня!) – и по команде пошёл к седоусому».
8. Какие именно «удачи»выдались герою на протяжении всего дня?
«Засыпал Шухов вполне удовлетворённый. На дню у него выдалось сегодня много удач…»
1-й чтец (стихотворение А.Жигулина «Вина»):
Я не забыл:
В бригаде БУРа
В одном строю со мной шагал
Тот, кто ещё из царских тюрем
По этим сопкам убегал.
Я с ним табак делил, как равный,
Мы рядом шли в метельный свист:
Совсем юнец, студент недавний,
И знавший Ленина чекист…
О люди,
Люди с номерами!
Вы были люди, не рабы,
Вы были выше и упрямей
Своей трагической судьбы.
3-й ведущий: Ему шёл восьмой десяток, и он уже почти не видел и не слышал, тяжело болел. За его плечами 17 лет лагерей, из которых 14 на Колыме. Удивительно, что он вообще выжил.
Он умирал так же, как и жил – трудно и неприкаянно в подмосковном приюте для больных одиноких стариков. Там, в приюте, немногие знали о том. Что в своё время он был поэтом. И конечно, никто не предполагал, что время сделает его имя известным всей читающей стране.
Речь идёт о писателе Варламе Шаламове.
1-й ведущий: Варлам Шаламов всегда жил трудно. Он родился в 1907 г. в Вологде в семье священника, и после революции поповскому сыну приходилось несладко. После окончания школы юный Шаламов уезжает в Москву. Активный участник студенческих кружков, он был схвачен с копией письма Ленина XII съезду партии, утаённого от делегатов. Он был осуждён на 3 года лагерей за распространение фальшивки, известной под названием «Завещание Ленина».
Отбыв свой срок в лагере на Северном Урале, Шаламов возвращается в Москву и начинает работать журналистом, занимается литературой, печатая рассказы в журналах.
… Но грянул роковой 1937 г. Начались повальные разоблачения «врагов народа». Людей арестовывали ни за что, а Шаламов со своим «студенческим делом» пострадал, конечно, одним из первых. За свою «контрреволюционную троцкистскую деятельность» он получает 5 лет лагерей на Колыме. Потом, как тогда было принято, Шаламову добавили ещё 10 лет за «антисоветскую агитацию».
Лишь спустя ещё 2 года, обращаясь в различные инстанции, Шаламов добивается разрешения уехать с Колымы. Шаламов уехал жить и работать в Калининградскую область. Был мастером на торфоразработках, агентом по снабжению. В то же время он по ночам в комнате общежития писал свои «Колымские рассказы».
После реабилитации в 1956 г. Варлам Шаламов возвращается в Москву и начинает работать корреспондентом журнала «Москва». Полученные в лагерях болезни будут мучить его до конца дней.
Умер Варлам Шаламов в 1982 г. зимой. А в 1987 г. впервые официально были опубликованы несколько его лагерных рассказов.
Бесспорно, что о писателе лучше всего рассказывают его книги. «Колымские рассказы» - главная книга Варлама Шаламова. Каждый из рассказов доводит до читателя мысль автора о том, что «лагерь – отрицательный опыт, отрицательная школа, растление для всех – для начальников и заключённых, конвоиров и зрителей, прохожих и читателей беллетристики» и что «даже часу не надо человеку быть в лагере».
Как и «Один день Ивана Денисовича», «Колымские рассказы» повествуют о лагерной жизни. Но Варлам Шаламов изображает жизнь заключённого гораздо ужаснее, чем Солженицын. У Шаламова горек любой эпизод, страшна любая из сцен. В «Колымских рассказах» мы постоянно натыкаемся на внезапные смерти героев, большинство из которых дистрофики в полусознательном состоянии, на деяния «блатарей», на выстрелы охраны. Шаламов доказывает, что человек, оказавшись в лагере, голодный и несчастный, просто лишается человеческих чувств.
(На сцене появляются 3 участника, изображающие заключённых.)
1-й участник: «Всем нам надоела барачная еда, где всякий раз мы готовы были плакать при виде внесённых в барак на палках больших цинковых бачков с супом. Мы готовы были плакать оттого, что суп будет жидким. И когда случалось чудо, и суп был густой, мы не верили и, радуясь, ели его медленно-медленно. Но и после густого супа в потеплевшем желудке оставалась сосущая боль – мы голодали давно. Все человеческие чувства – любовь, дружба, зависть, человеколюбие, милосердие, жажда славы, честность – ушли от нас с тем мясом, которого мы лишились за время своего продолжительного голодания».
2-й участник: «Мы знали, что такое научно обоснованные нормы питания, что такое таблица замены продуктов, по которым выходило, что ведро воды заменяет по калорийности сто граммов масла. Мы научились смирению, мы разучились удивляться. У нас не было гордости, себялюбия, самолюбия, а ревность и страсть казались нам марсианскими понятиями и притом пустяками. Гораздо важнее было наловчиться на морозе застёгивать штаны – взрослые мужчины плакали, не умея подчас это сделать.
Мы понимали, что смерть нисколько не хуже, чем жизнь, и не боялись ни той, ни другой. Великое равнодушие владело нами. Мы знали, что в нашей воле прекратить эту жизнь хоть завтра же, и иногда решались сделать это, и всякий раз нам мешали какие-нибудь мелочи, из которых состоит жизнь. То сегодня будут выдавать «ларёк» - премиальный килограмм хлеба, просто глупо было кончать самоубийством в такой день. То дневальный из соседнего барака обещал дать закурить вечером – отдать давнишний долг».
3-й участник: «Мы поняли также удивительную вещь: в глазах государства и его представителей человек физически сильный лучше, именно лучше, нравственнее, ценнее человека слабого, того, что не может выбросить из траншеи двадцать кубометров грунта за смену».
3-й ведущий: «Работать заключённым приходилось в любую погоду – будь то холод, мороз или дождь. Погодные условия на Колыме не из приятных, мягко говоря. Градусника рабочим не показывали, да это было и не нужно – выходить на работу приходилось в любые градусы. К тому же старожилы почти точно определяли мороз: если стоит морозный туман, значит на улице 40 градусов ниже нуля; если воздух при дыхании выходит с шумом, но дышать еще не трудно – значит, 45 градусов; если дыхание шумно и заметна одышка – 50 градусов. Свыше 55 градусов плевок замерзает на лету».
1-й участник: «Мы бурили на новом полигоне третий день. У каждого был свой шурф, и за три дня каждый углубился на полметра, не больше…Дождь лил третьи сутки, не переставая… Мы давно были мокры, не могу сказать, до белья, потому что белья у нас не было. Примитивный тайный расчёт начальства был таков, что
дождь и холод заставят нас работать. Но ненависть к работе была ещё сильнее, и каждый вечер десятник с проклятием опускал в шурф свою деревянную мерку с зарубками.
Мы не могли выходить из шурфов, мы могли быть застрелены.
Ходить между шурфами мог только наш бригадир. Мы не могли кричать друг другу – мы были бы застреляны.
За ночь мы не успевали высушить наши бушлаты, а гимнастёрки и брюки мы ночью сушили своим телом и почти успевали высушить».
2-й участник: «Голодный и злой, я знал, что ничто в мире не заставит меня покончить с собой. Именно в это время я стал понимать суть великого инстинкта жизни того самого качества, которым наделён в высшей степени человек. Я видел, как изнемогали и умирали наши лошади, я не могу выразиться иначе, воспользоваться другими глаголами. Лошади ничем не отличались от людей. Они умирали от Севера, от непосильной работы, плохой пищи, побоев, и хоть всего этого было дано им в тысячу раз меньше, чем людям, они умирали раньше людей. И я понял самое главное, что человек стал человеком не потому, что он божье создание, а потому, что он был физически крепче, выносливее других животных».
3-й ведущий: «Да, некоторые выживали в невыносимых условиях, но здоровье их оставалось подорванным на всю жизнь. В лагере для того, чтобы здоровый молодой человек, начав свою карьеру в лагерном забое на чистом зимнем воздухе, превратился в доходягу, нужен срок по меньшей мере от двадцати до тридцати дней при шестнадцатичасовом рабочем дне, без выходных, при систематическом голоде, рваной одежде и ночёвке в шестидесятиградусный мороз в дырявой брезентовой палатке, при побоях десятников, старост из блатарей, конвоя. Эти сроки многократно проверены. Но иногда случалась заключённым удача».
3-й участник: «В Бамлаге, на «вторых путях», мы возили песок на тачках. Откатка дальняя, норма двадцать пять кубометров. Меньше полнормы сделаешь – штрафной паёк, триста граммов, и баланда один раз в день. А тот, кто сделает норму, получает килограмм хлеба, кроме приварка, да ещё в магазине имеет право за наличные купить килограмм хлеба.
Работали попарно. А нормы немыслимые. Так мы словчили: сегодня катаем на тебя вдвоём из твоего забоя. Выкатываем норму. Получаем два килограмма хлеба, да триста граммов штрафных моих – каждому достанется кило сто пятьдесят. Завтра работаем на меня… Целый месяц так катали. Чем не жизнь?.. Потом кто-то из начальства разоблачил нашу штуку, и кончилось наше счастье».
3-й ведущий: Ловчили заключённые ради лишних граммов хлеба как могли: некоторое время скрывали умершего, чтобы при раздаче хлеба получать его пайку, ночью раскапывали похороненных мертвецов, снимали с них одежду, чтобы выменять её на табак и опять же хлеб. Легко в лагерях жилось лишь блатарям, тем, которые сидели за разбои, воровство, убийства. Для них ничего не было удивительного в том, что обычная игра в карты может закончиться убийством фраера и дележом его окровавленного свитера.
Шаламов рассказывает, как, абсолютно не понимая лагерной жизни, родственники прислали ему на Колыму посылку, а в ней – фетровые бурки, которые у него наверняка в первую же ночь украли или просто отняли бы уголовники.
Поэтому Шаламов тут же за бесценок продаёт бурки охраннику, чтобы купить хлеба и масла, которого он не видел несколько лет. Свой неожиданный пир он приглашает разделить своего друга Семёна Шейнина. Тот радостно убежал за кипятком.
«И тотчас, - пишет Шаламов, - я упал на землю от страшного удара по голове. Когда я вскочил, сумки с маслом и хлебом не было. Метровое лиственничное полено, которым меня били, валялось около койки. И все кругом смеялись…»
(Участники, изображающие заключённых, уходят).
1-й ведущий: Озверелость колымских лагерей, трагедия, ставшая бытом – вот основной предмет изображения в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова. Лагеря уродуют людей и физически, и морально.
Лагеря – детище тоталитарного государства. Тоталитарный режим – это отсутствие свободы. Слежки, раздутая военщина, подавление живой мысли, процессы, лагеря, ложь цифр, аресты, расстрелы.
2-й ведущий: Покончено с этим, но из памяти народной разве можно такое вынуть? Разве можно забыть армии заключённых, лай овчарок, удары прикладов? Массовые аресты, повальный голод, расстрелы? Этого нельзя забыть, вычеркнуть из памяти.
Поэт Александр Твардовский в поэме «По праву памяти»:
1-й чтец: («О памяти»):
Забыть, забыть велят безмолвно
Хотят в забвенье утопить
Живую боль. И чтобы волны
Над ней сомкнулись. Быль – забыть!
Забыть родных и близких лица
И стольких судеб крестный путь –
Всё то, что сном давнишним будь,
Дурною, дикой небылицей,
Так и её – поди забудь.
2-й чтец:
Но это было явной былью
Для тех, чей был оборван век,
Для ставших лагерною пылью,
Как некто некогда изрёк.
Забыть – о, нет, мы с теми вместе.
Забыть, что не пришли с войны,
Одних, что даже этой чести
Суровой были лишены.
3-й чтец:
Забыть велят и просят лаской
Не помнить – память под печать,
Чтоб ненароком той оглаской
Непосвящённых не смущать.
Нет, все былые недомолвки
Домолвить нынче долг велит
Пытливой дочке-комсомолке
Поди сошлись на свой Главлит.
4-й чтец:
Втолкуй, зачем и чья опека
К статье закрытой отнесла
Неназываемого века
Недоброй памяти дела;
Какой, в порядок не внесённый,
Решил за нас
Особый съезд
На этой памяти бессонной,
На ней как раз
Поставить крест.
5-й чтец:
И кто сказал, что взрослым людям
Страниц иных нельзя прочесть?
Иль нашей доблести убудет
И на миру померкнет честь?
Иль о минувших вслух победах
Мы лишь порадуем врага,
Что за свои платить победы
Случалось нам втридорога?
6-й чтец:
В новинку ль нам его злословье?
Иль всё, чем в мире мы сильны,
О матерях забыть и жёнах,
Своей не ведавших вины,
О детях, с ними разлучённых
И до войны,
И без войны.
А к слову – о непосвящённых:
Где взять их? Все посвящены.
Все знают всё; беда с народом! –
Не с тем, так этим знают родом,
Не по отметкам и рубцам,
Так мимоездом, мимоходом,
Не сам,
Так через тех, кто сам…
7-й чтец:
И даром думают, что память
Не дорожит сама собой.
Что ряской времени затянет
Любую боль,
Любую боль;
Что так и так лежит планета,
Годам и дням веди отсчёт,
И что не взыщется с поэта,
Когда за призраком запрета
Смолчит про то, что душу жжёт…
8-й чтец:
Со всей взращённой нами новью,
И потом политой и кровью,
Уже не стоит той цены?
И дело наше – только грёза,
И слава – шум пустой молвы?
Тогда молчальники правы,
Тогда всё прах – стихи и проза.
Всё только так – из головы.
Тогда совсем уже – ни диво,
Что голос памяти правдивой
Вещал бы нам и впредь беду;
Кто прячет прошлое ревниво,
Тот вряд ли с будущем в ладу…
9-й чтец:
Что нынче счесть большим, что малым –
Как знать, но люди не трава:
Не обратить их всех навалом
В одних не помнящих родства.
Пусть очевидцев поколенья
Сойдут по–тихому на дно,
Благополучного забвенья
Природе нашей не дано.