Реформа юридического образования и Болонский процесс

Вид материалаДокументы
Подобный материал:


Реформа юридического образования

и Болонский процесс


Г.В. Мальцев, член-корреспондент РАН, доктор юридических наук, профессор


(авторская редакция)


Необходимость изменения действующих и создания новых институтов, относящихся к системе юридического образования в России, вызвана, прежде всего, процессами внутреннего развития страны, подвергавшейся за последние два десятка лет массированному, не всегда удачному реформированию. Нынешнее состояние указанной системы, также как ее проблемы и трудности – порождение современной ситуации в России и это обстоятельство, естественно, определяет задачи всей деятельности по переустройству образовательной сферы в контексте экономических, политических и культурных реалий. В России должны быть выработаны модели высшего профессионального, в том числе юридического, образования, которые в наибольшей мере отвечали бы ее нуждам, учитывали особенности общероссийской ситуации, и что особенно важно, были бы способными отражать региональную специфику развития отдельных республик, краев, областей, автономных образований, крупных городов и мегаполисов. На чисто практическом уровне высшим критерием эффективности любой образовательной системы можно считать ее вклад в решение национальных и региональных проблем в области экономики, политики и культуры. Чем глубже система образования войдет в структуры гражданского общества и государства, тем больше оснований ожидать, что такая система будет продуктивной с точки зрения именно этого общества и этого государства.

Но разве может быть другая точка зрения на этот счет? Ответ на указанный вопрос, казалось бы, очевиден. Однако в практике российских реформ национальные и региональные цели нередко уступают свое место ценностям глобализации, международного сотрудничества и европейской солидарности. В России появился влиятельный тип реформатора, который видит свою главную задачу в том, чтобы привести российские политические и правовые институты в соответствие с международными и европейскими стандартами, присоединиться к какому-либо международному соглашению или вступить в очередную всемирную организацию.

Желание России стать активным участником глобальных мировых и европейских процессов, безусловно, отвечает ее стратегическим и тактическим интересам, но плохо, если насаждение «международного стандарта» становится самоцелью, если реформы сводятся иногда к перенесению на российскую почву институтов, выработанных на чужом опыте. Имеется немало примеров того, что эти «трансплантанты» не приживаются или плохо приживаются в наших условиях, порождают массу проблем, которых при более осмотрительном поведении реформаторов могло бы и не быть.

В ходе проведения реформ необходимо выделить и четко проводить линию задач и целей, отражающую потребности реформируемой системы в инновациях, совершенствовании и прогрессе. Она и должна быть главной, определяющей. Все остальные направления реформационной деятельности, включая использование международных стандартов, заимствование опыта зарубежных стран, являются по своему значению резервом, к которому реформаторы могут прибегать избирательно и творчески после тщательных взвешиваний и ответственного выбора. Этот, казалось бы, естественный порядок проведения реформ нарушается, когда предлагаемые меры и законы предпринимаются, главным образом, для того, чтобы «угодить международному сообществу», выполнить неизвестно кем сформулированные требования международных организаций, непонятно как ставшие для нашей страны обязательными. Можно привести множество примеров, подтверждающих это печальное обстоятельство, но мы остановимся на текущей реформе высшего профессионального образования в связи с проблемами, которые она порождает в сфере юридического образования.

Исходя из многочисленных официальных заявлений и материалов, разработанных в связи с данной реформой федеральными государственными органами, можно сказать, что перспективы высшего образования в России связываются с ее незамедлительным включением в «болонский процесс». Это потребует активных действий по осуществлению программы образовательной реформы, намеченной в Болонской декларации 1999 года, приведения российской системы высшего образования в соответствие с общеевропейскими стандартами и множества других шагов, сокращающих дистанцию между Россией и Европой. Предстоит, таким образом, вхождение России в общеевропейское пространство высшего образования, которое, как утверждают, начинает активно формироваться. Но на каких условиях может состояться это вхождение? Не лишним будет поставить сегодня вопрос: во что нашей стране обойдется «входной билет» в европейское образовательное пространство? Какие преимущества мы получим в результате реформ по болонским образцам? Поскольку болонская система может утвердиться лишь на месте, которое освободится после демонтирования наших собственных порядков и институтов, то, естественно, возникают и другие вопросы: чем мы должны поступиться, каковы масштабы неизбежных потерь при отказе от своего опыта?

Болонская декларация 1999 года и болонский процесс считаются крупнейшими гуманитарными событиями рубежа XX и XXI веков, но чем глубже в них вникаешь, тем очевиднее становится, что это экономические процессы по преимуществу. Они спроектированы на гребне идей, выдвинутых экономикой образования, они порождены экономическим мышлением с его весьма своеобразным отношением к гуманитарным парадигмам. Говорят, что смысл усилий, направленных на создание общеевропейского образовательного пространства, заключается в повышении роста занятости европейских граждан и международной конкурентоспособности европейского высшего образования. Хотя эти задачи можно при желании представить в контексте культуры, ясно, что они, прежде всего, экономические. Едва ли можно разделить пафос отечественных пропагандистов болонского процесса, увидевших в нем программу повышения качества высшего профессионального образования. Хотя высокий уровень образования предполагается, суть болонской программы все-таки не в нем. Проблема качества образования здесь сугубо периферийная, ее надо будет решать за рамками болонского процесса. Основные задачи последнего состоят в достижении конвергенции образовательных систем европейских стран, придании черт схожести и унификации этих систем с тем, чтобы создать общеевропейский рынок труда профессионально подготовленных работников.

Организаторы болонского процесса, как видно, разработали стратегию, проникнутую заботой о росте европейской экономики, развитии бизнеса, об интересах работодателя. В перспективе на основе данного процесса спрос европейского работодателя на квалифицированных работников будет обеспечен более широким и разнообразным выбором специалистов – выпускников высших учебных заведений, входящих в расширенное образовательное пространство. Что касается работодателя, то он всегда заинтересован в найме специалиста с наилучшей подготовкой и с наименьшими претензиями на заработок. Схема найма по этому принципу отработана на опыте США, Великобритании и других стран, где хороший профессионал, окончивший американский или английский университет, может быть вытеснен высококвалифицированным специалистом – иностранцем, готовым работать за меньшую плату. Не случайно внедрение болонских институтов сопровождается разговорами о конкурентоспособности на рынке труда университетских выпускников, также как и о конкуренции университетских дипломов. Специалист – тот же товар, который должен свободно передвигаться в определенном экономическом пространстве. Отсюда проистекает важность его качества и цены. То и другое закладывается в специалиста системой его подготовки в университетах, поэтому они рассматриваются в последнее время как важнейший полигон для решения рыночных проблем. Университет ныне приобретает вид завершенного рыночного явления, а в Болонье, можно сказать, произошел акт обручения рынка с университетом, который кто-то приветствует, а кто-то осуждает.

Итак, болонский процесс – это, прежде всего, унификация, стандартизация, господство стереотипов и общих схем. Стандарт, вообще говоря, есть явление, имеющее светлую и теневую сторону. Если в качестве стандартного уровня образования принять самый высокий в мире уровень, скажем, оксфордский, то все отклонения от него, даже в лучшую сторону, признаются недостатком и могут быть отброшены именно вследствие их нестандартности. Стандарт усредняет результаты; в его «прокрустово ложе» не укладываются выдающиеся достижения, прорывы в качестве работы, созидательные поиски и оригинальные находки. Со временем он превращается в консервативный фактор, что часто случается в общественных движениях, в которых участвует множество стран, специалистов и экспертов. Именно здесь заменить устаревший стандарт новым, более совершенным, особенно трудно, поскольку у привычной формы всегда найдется достаточное количество защитников. Люди, которые сегодня горячо ратуют за присоединение России к болонскому процессу, говорят, что наша страна способна внести в него свой творческий вклад, исходя из собственного опыта и ценностей российской культуры. Креативную роль в международных делах обычно играют те страны, которые выступают учредителями международных движений и организаций, инициаторами и первыми участниками международных соглашений. Участь стран, присоединяющихся к существующим движениям, организациям и соглашениям, совсем иная; они вступают в «игру» на чужих условиях, которым обязаны подчиниться. Большая часть их усилий уходит на адаптацию, приспособление к требованиям, которые не ими выработаны и изначально на них, скорее всего, не рассчитаны. Достойно глубокого сожаления, что наша страна, которая в прошлом, начиная с учреждения Организации Объединенных Наций, выступала активным организатором международных процессов, показывала образцы высокого творчества в данной сфере, сегодня, то есть в течение последних двух десятилетий, «добивается чести» вступления в различные международные организации, присоединяется к конвенциям и договорам, соглашаясь на всякого рода предварительные условия, дополнительные обязательства и т.п.

Предположим, что все задачи болонского процесса успешно решены. Во всех европейских странах сложилась двухуровневая система высшего образования, утвердились единые образовательные стандарты и общеевропейские требования к качеству образования, достигнута высокая мобильность студентов и специалистов, сняты все преграды на путях их миграции. Кроме того, созданы единые интегрированные учебные программы, сложились регулярные связи между европейскими университетами и научными сообществами. Представим себе, что молодой юрист, окончивший Сорбонну, будет с распростертыми объятьями принят как специалист в Германии, а немец с дипломом Гейдельбергского университета получит должность юриста в предпринимательских структурах Бельгии или Венгрии. Словом, вся Европа пришла к полному согласию и, по крайней мере, в области высшего образования «марширует в ногу». Но здесь на пути европейского объединительного движения и появятся настоящие трудности и проблемы! Не нужно обладать даром предвидения, чтобы предсказать, что общеевропейское единое образовательное пространство рано или поздно войдет в противоречие с национальным и региональным факторами.

Выделим в этой связи феномены правового менталитета и правовой культуры в национальном и региональном масштабе. Они формируются на протяжении столетий и тысячелетий, не меняются в соответствии с конвенциями и волей политических лидеров, не поддаются унификации. Достижение широких масштабов свободной миграции юристов – специалистов потянет за собой вереницу проблем, связанных с их «приживаемостью» в регионах, в которых они получили работу, но раньше никогда не имели о них никакого представления. Общеевропейское пространство в последние годы расширилось, на севере оно охватывает арктические территории, населенные малочисленными народами, а на юге, если в Европейский союз будет принята Турция, выходит на границы с Ираком и Сирией. Столь огромное этническое и культурное разнообразие едва ли может быть «приглажено» посредством единых образовательных процессов. Культурное своеобразие народов в целом, их правовой менталитет и правовая культура в частности, поддерживаемые национальными и региональными традициями, усиливаемые факторами, которые противодействуют курсу «общеевропейского смешения», - все это своего рода стена, покрепче стены берлинской, на которую рано или поздно натолкнется болонский процесс, также как и другие объединительные усилия европейских стран. Первые признаки приближения к этой «стене» уже появились; мы имеем в виду голосование некоторых европейцев против общеевропейской конституции.

Какую роль в судьбе болонского процесса может сыграть правовая культура, особенно та ее часть, которая формируется национальными и региональными традициями? Как известно, правовая культура – емкое понятие, имеющее сложную внутреннюю структуру. В нее входит правосознание, различные пласты правовых идей – от юридических абстракций и идеалов до прикладных знаний и технологий, обыкновенная юридическая практика, стереотипы правового поведения и способы образования новых поведенческих форм, образцы эмоционального восприятия права и многое другое. Американский юрист Лоуренс Фридмэн (см. Legal Culture and the Legal Profession. Ed. by L. Friedman and H. Scheiber, 1999) предложил различать два типа правовой культуры – внутренний и внешний. Первый тип создается и поддерживается усилиями самих юристов и юридических сообществ, исходит от них и ими «внедряется» в общество. Он относится к ценностям, идеологии и принципам деятельности самих юристов (судей, адвокатов, нотариусов и т.д.), включенных в «магический круг» правовой системы. Второй тип выражает ценности, принятые обществом в отношении права и юристов, содержит оценки, ожидания и требования, которые общество направляет юристам, суду, правоохранительным органам. Не будем сейчас вдаваться в обсуждение этой концепции, но все же отметим плодотворность мысли о том, что правовую культуру можно понимать как комплекс, формирующийся с двух сторон – общества и юристов-профессионалов. Этим объясняется динамизм, напряженность и противоречия внутри правовой культуры, а также во взаимоотношениях между ней и социальной средой.

Первый, внутренний тип правовой культуры можно с известной долей условности назвать профессиональной. Она вырабатывается в недрах юридических корпораций, союзов юристов, адвокатских структур и т.п., но университеты являются истинными рассадниками и распространителями профессиональной культуры юристов. Здесь она начинается, когда молодые люди усваивают ее основы на образцах не только отвлеченной правовой философии, но и воспитательного примера преподавателей, теоретиков, опытных юристов-практиков. Дидактика, наставления и четко направленный тренаж играют при этом значительно большую роль, чем обычно это себе представляют. То, что специалисту не успели привить, внушить или воспитать в нем, когда он был студентом с гибкой психикой и восприимчивым интеллектом, потом уже вряд ли можно наверстать. Иначе говоря, профессиональная правовая культура есть по преимуществу результат воспитания, которому хорошо поддаются молодые люди, плохо и очень плохо – представители старших возрастов.

В этом пункте мы вновь должны высказать упрек в адрес болонской системы, ибо из ее образовательного цикла, по существу, выпадает воспитательный момент. Об этом свидетельствуют увлеченность «менеджеров от образования» дистанционными методами обучения, замена связки «преподаватель – студент» связкой «компьютер – студент», предпочтение письменных форм обучения и экзаменов устным, отношение к лекции как инерционной, нетворческой форме и многое другое. Но лекции есть не только передача информации, но и интеллектуальное, духовное воздействие преподавателя на студентов, а сам преподаватель – воплощение и персонификация авторитета знания. Воспитательный эффект возможен лишь при живом общении основных участников процесса обучения – учителя и ученика. Образовательная система, которая отказывается от воспитательных задач, ущербна.

Воспитание правовой культуры молодого юриста-профессионала, которое начинается в университетах, должно быть продолжено в процессе практической работы и участия в различного рода юридических корпорациях, объединяющих юристов определенного профиля. Постоянно поддерживаемый корпоративный дух юридических профессий определяется почти всецело национальными и региональными факторами. Юрист, хорошо подготовленный германским университетом, получивший работу, например, во Франции или Англии, попадает в условия, о существовании которых он раньше и не подозревал. Неизвестно, как он будет воспринят местным юридическим сообществом, формальной организацией юристов, закрытой или полузакрытой корпорацией, куда, как известно, войти новым или чужим людям без протекции и предварительных испытаний трудно либо почти невозможно. Новичку, если он плохо знаком с национальными и региональными традициями, и, тем более, не считает нужным вникать в основы быта и культуры региона, не смогут помочь ни престижный университетский диплом, ни высокий уровень знаний, ни готовность к напряженной работе и сотрудничеству с коллегами на базе профессиональной солидарности. Скорее всего, такой специалист все равно станет аутсайдером, он будет отторгнут, причем не только и не столько людьми, сколько обстоятельствами, культурной средой, в которой он оказывается по воле судьбы. Трудности включения и адаптации специалиста в среду по месту получения работы за границей, естественно, возрастут перед приглашенными на работу в Европу специалистами-выпускниками российских вузов.

Вследствие воздействия национальных и региональных факторов профессиональная правовая культура может принимать явно несбалансированный характер. Если взять в качестве критерия юридическую профессию, то дисбаланс проявляется в том, что какой-то вид профессиональной юридической деятельности выходит на первый план, признается в обществе ведущим, самым главным и престижным профессиональным занятием. В Англии высокое положение традиционно занимает судья и вся англосаксонская правовая культура функционирует в соответствии с этим обстоятельством. В Германии считают, что если молодой юрист способен справиться с обязанностями судьи, он может выполнять любую профессиональную юридическую работу. В США издавна заглавной юридической фигурой является адвокат; плох тот студент, который не мечтает стать адвокатом. Конечно, профессионализм юристов и «конкуренция» профессий не могут быть в научном плане решающим определением правовой культуры общества, но этот момент, как свидетельствует опыт, практически очень важен. Когда профессиональная культура юристов выстраивается вокруг судьи и его деятельности, говорят, что – это правовая культура судей. Замещение судейской должности – пик профессиональной карьеры юриста. Если же в центре стоит адвокат и его деятельность – это адвокатская правовая культура. Подход к правовой культуре с точки зрения юридических профессий выявляет ее особенности, а не сущность, тем не менее, данный подход может привести исследователя к весьма интересным выводам, касающимся того, как относиться к несбалансированности культурной среды юристов, следует ли принимать меры и какие именно для восстановления равновесия. Несбалансированная адвокатская культура существовала, например, в Древнем Риме периода его упадка. Современным образцом является правовая культура США. «Адвокатский» крен приводит к коммерциализации правовой жизни и удорожанию юридических услуг населению, сверхусложнению правовой системы до степени, при которой средне образованный гражданин не в состоянии самостоятельно разобраться в праве, ему постоянно нужен адвокат в качестве поводыря в дебрях законов и правосудия.

Сейчас рано говорить, какую правовую культуру принесет юридическое образование, организованное в рамках болонского процесса. Судя по тому, какое значение имеет экономический фактор в его осуществлении, это будет несбалансированная правовая культура. В ее центре, скорее всего, окажется юрист для бизнеса, оказывающий услуги предпринимателю. Возможно, что это будет некий профессиональный «кентавр» – юрист-менеджер, менеджер-юрист. Куда будет стремиться европейский студент после завершения учебы на юридическом факультете – в фирму, адвокатскую контору, в суд – покажет время.

Расчеты, положенные в основу объединительного образовательного процесса, а также стимулы, согласно которым лучшие выпускники лучших университетов займут лучшие рабочие места, в какой бы точке общеевропейского образовательного пространства они не находились, сохранят значение до тех пор, пока есть существенная разница в уровне оплаты труда в отдельных государствах, пока ведущим мотивом получения работы за рубежом является желание специалистов из стран с невысокими показателями экономического развития получить за свой труд больше, чем это возможно на родине. Но уже сегодня многие из таких стран находят возможности удержать у себя многих специалистов, со временем, очевидно, эта тенденция продолжится. С ослаблением указанного мотива роль культурного, гуманитарного фактора при выборе места работы будет возрастать, по крайней мере, применительно к специалистам высшей квалификации, в которых одинаково нуждаются все страны. В предвидении этой перспективы, высшее образование Европы должно развернуться в сторону национальных и региональных компонентов обучения студентов. Вузы обязаны учить молодых людей умениям осваивать культурные среды, как близкие, так и далекие специалисту.

Молодой юрист, кроме того, сталкивается с теневой стороной общественной жизни, часто убеждается в том, насколько сложны простые на первый взгляд вещи. Отсутствие должной культурной, гуманитарной подготовки прямо сказывается на процессах его адаптации к среде, осложняет включение специалиста в профессиональную среду. Редко кому из начинающих юристов не приходилось слышать из уст более опытных коллег слова, вроде следующих: забудьте, чему Вас учили в университете, выбросьте из головы весь этот «ученый хлам» и постигайте науку жизни, учитесь заново! Жизнь, мол, не имеет ничего общего с университетскими знаниями, надуманными казусами и виртуальными играми, компьютерными программами и т.д. Стародавние представления о том, что в университетах учат не тому, что нужно для юридической практики, есть обычный показатель трудностей вживания специалиста в культурную юридическую среду. Эти трудности в принципе преодолимы, но на путях, которые нужно всегда открывать заново. Знание юридической жизни никогда еще не давалось вместе с юридическим дипломом. Если люди, вдохновленные болонскими принципами, говорят, что университетское образование даст обществу полностью сформировавшегося профессионала, то это не более, чем самонадеянные утверждения.

Предметом особого разговора может стать вопрос о том, позволительно ли нам, преследуя цели болонского процесса, оставить на пути к ним отечественный опыт и традиции российского высшего образования. Наша система юридического образования насчитывает почти триста лет, она тесно связана с историей русских университетов. Многое из того, что преподносится сегодня как новинка, например, двухуровневая система юридического образования, уже было проверено на отечественном историческом опыте. Международный престиж России зависит не столько от того, с какой активностью она будет участвовать в международных движениях и организациях, как далеко она пойдет по пути интеграции, унификации и стандартизации, сколько от ее собственных экономических, политических и культурных успехов, достигнутых за счет способности общества самостоятельно решать свои проблемы, полагаясь на собственные ресурсы и идеи.