Geum.ru

Позднее июньское утро яркими сезановскими мазками расцветило землю

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11
ГЛАВА 20

Увидев приближающуюся к дому процессию, Родион Викторович вышел на улицу. Он не впустил Костю с тачкой за калитку, словно даже прикосновение колес к садовой дорожке могло осквернить двор, а подхватил Никандру с тележки и, не удостоив Костю с Мишкой взгляда, на руках понес дочь в дом.

– Я хотел объяснить... – начал было Костя, но Родион Викторович, едва сдерживая гнев, перебил его:

– Нам с вами говорить не о чем. Мы, кажется, к вам неплохо отнеслись, Константин, а вы...

– Каждый день его тут поили, кормили. Я слова не сказала, – угодливо заквохтала домработница Полина, семеня следом, словно жирная курица.

– Папа, Костя не виноват, – вступилась Никандра.

Самый счастливый день в ее жизни кончился. Лесная прогулка канула в Лету. Казалось, она была очень давно, в другой жизни. Карточный домик счастья рухнул, оставив на руинах злые, каменные лица, упреки и холод.

Костю больно резанули слова «кормили, поили». Знал бы он – в жизни не прикоснулся бы к их дорогим конфетам и заграничным печеньям. Как будто он за этим ходил! Он направился вслед за отцом Ники, чтобы объясниться, но Полина преградила дорогу и неторопливым, основательным жестом закрыла дверь у него перед носом. Костя рванул на себя вычурную медную ручку, но дверь уже защелкнули на замок. Кипя от ярости, Костя повернулся и пошел прочь. Дождался! Мало того, что его выставили из дома, так еще и при Мишке. Подойдя к тачке, Костя с силой пнул ее ногой по колесу, словно она в чем-то провинилась.

– Да ладно тебе психовать. И чего тебя дернуло Нику на тачке в лес тащить? Ты что, в нее влюбился? – проворчал Мишка, беря тележку за ручки.

Колеса протяжно зашуршали по гравию в тон резкому хрусту шагов. Костя зыркнул на друга и сердито огрызнулся:

– Дурак ты, Миха. По-твоему, раз девчонка, то обязательно любовь?

– Нет, ну интересно, конечно. Дочка такого человека. Дом, как музей, и все такое, – неопределенно сказал Мишка.

– И ты туда же! Думаешь, я за этим туда ходил? Кормили, поили, – передразнил он Полину. – За этим, да?

– Да ничего я не думаю. Может, если бы по мне дочка знаменитого художника сохла, я бы там вообще дневал и ночевал.

Костя остановился и, повернувшись к Мишке, медленно постучал костяшками себе по лбу.

– Ты, по-моему, на этих делах уже свихнулся. То Аньку мне сватал, теперь... Ника мне просто друг, сечешь? Нет между нами ничего и быть не может, – отрезал он.

– Ладно, нет так нет, – лениво согласился Мишка.

Иногда Костик был для него загадкой. Неужели он и правда не видит, что Ника в него влюбилась по уши? А может, девчонки по нему с ума сходят оттого, что он на них внимания не обращает? Мало Ники и Аньки, теперь еще и Верка хвост распустила. Мишка представил аппетитную Верку в туго обтягивающих джинсах, кофточке, едва прикрывающей пышную грудь, и с завистью подумал, что из всей троицы он бы знал, кого выбрать, нет базара.

Атмосфера в доме Ивановых была так накалена, что, казалось, вот-вот пройдет разряд. Усадив дочь в инвалидное кресло, Родион Викторович размашисто ходил по гостиной.

– Это же черт знает что такое! В лес! На тачке! И главное, тайком! А если бы что случилось? Ты не хочешь объяснить своей выходки?

Ника, насупившись, молча уставилась на сцепленные пальцы. Что может с ней случиться хуже того, что есть? И где найти слова, чтобы рассказать про тайную вражду с Полиной, про ее вечное стремление сделать больно? Разве он поймет и поверит? Полина всегда найдет способ подольститься.

– Я тебя еще раз спрашиваю, почему ты ничего не сказала Полине?

– Она выкинула мою собаку, – не поднимая глаз, проговорила Ника.

– Какую еще собаку?

– Колобка. Мне его Костя подарил.

Полина подобострастно поспешила вставить свое слово:

– Да разве я выкидывала? Что правда, то правда. Притащил этот парень сюда грязную дворнягу, всю блохастую. Ну как же можно ее в доме держать? Может, она еще и заразная! Вот я и не пустила пса дальше веранды, пока вы не приедете и не рассудите, как быть. А если он убежал, так ведь он уличный, к месту не приучен.

– Она все врет! Он не убежал. Она сама увезла его подальше, чтобы он не нашел назад дорогу. Она всем старается насолить! – не сдержалась девочка.

– Ника, что за тон! Не груби! Я тебя просто не узнаю! – оборвал ее отец.

Чувствуя поддержку, Полина обиженно поджала губы и с показным смирением опустила голову.

– А зачем она выбросила его? Он ведь погибнет!

– Знаешь, какая-то дворняга – это не причина, чтобы устраивать переполох, измываться над женщиной, которая за тобой ухаживает, и заставлять меня, срывая все планы, нестись сюда!

Порой Родиону Викторовичу казалось, что жена права: девочка слишком избалована и с возрастом становится все более несносной. Но, с другой стороны, его преследовало глупое, необъяснимое чувство вины перед дочерью за то, что она калека и что он уделяет ей не слишком много времени. Но кто из родителей уделяет больше? Он работает с утра до ночи, чтобы обеспечить ей нормальную жизнь.

– Это не какая-то дворняга. Он мой. У меня больше никого нет! – вырвалось у Ники.

Отец по-своему истолковал слова дочери.

– Могла бы сказать, что ты хочешь собаку, и мы купили бы тебе хорошего породистого щенка, – сказал он, привычно стараясь откупиться от проблем отцовства очередным подарком.

– Мне не нужна никакая собака, кроме Колобка. И он не виноват, что у него нет породистых родителей. Зачем она прогнала его? И ребят прогнала.

– Я никого не прогоняла. Думаю, после того, что они сделали, им стыдно показываться на глаза, – сказала Полина.

– И что же они натворили? – поинтересовался отец Ники.

– Я не говорила вам, потому что не хотела расстраивать. И потом, Нике это было бы неприятно, – фальшиво проговорила женщина и, выдержав паузу, как будто ей с трудом давалось это признание, закончила: – Они пытались украсть бинокль.

– Неправда! Я сама им дала посмотреть. А она обвинила их в воровстве.

– Вот как оборачивается! Значит, во всем я виновата! За все мои труды... – Полина подняла передник, вытирая несуществующие слезы.

Родион Викторович подошел к женщине и примирительно положил руку ей на плечо:

– Ну что вы, Полина. Успокойтесь.

Почувствовав, что сила на ее стороне, Полина нарочито громко всхлипнула:

– Ведь как стараюсь и все не угожу. Может, мне вообще уйти?

– Зачем же так сразу, Полина, дорогая. Что мы будем без вас делать?

– Уйду я, уйду, – настойчиво повторила Полина, видя, что ее не отпускают.

Она даже себе не признавалась, что давно была влюблена в хозяина безнадежной любовью старой девы к знаменитости. Всегда элегантный, подтянутый, Родион Викторович был для нее идеалом мужчины. Запах его дорогого одеколона, его мягкий упрашивающий тон кружили голову стареющей женщине. Было приятно ощущать себя центром его внимания. И тут настал ее звездный час – как в радужном сне, она услышала слова своего идола:

– Ведь вы для нас как член семьи.

«Член семьи» – неужели он и правда сказал так? Полина уже представляла, как будет пересказывать эту сцену каждой из своих приятельниц, заканчивая ее апофеозным: «Вы для нас как член семьи!»

Ника с гадливостью наблюдала эту сцену, сплошь пронизанную фальшью.

– Почему ты веришь ей и не веришь мне?! – воскликнула она.

– Потому что я всегда был с тобой слишком мягок. А вседозволенность тоже должна иметь границы. Ты стремилась, чтобы мы тебя отсюда забрали? Изволь, в ближайшее время заберем. А пока будешь во всем слушаться Полину. И хватит капризов. Достаточно того, что ты сегодня всех на ноги подняла, – ледяным тоном сказал отец и, смягчившись, обратился к женщине: – А вы с ней построже, не бойтесь проявить характер.

Он взглянул на часы. Пока доедет до города, будет уже слишком поздно. Весь вечер псу под хвост! Впрочем, можно зайти в «Артистическое кафе». Рюмка коньяку и легкая болтовня ни о чем помогут привести нервы в порядок.

Приехав за хлебом, Костя увидел возле сельского магазина Колобка. Пес бегал вокруг картонной коробки, служившей урной, выискивая пропитание. Увидев Костю, он завилял хвостом и подбежал.

– Вот ты где, дуралей, – Костя потрепал пса по загривку.

По правде говоря, он не слишком обрадовался встрече. Возникали только новые проблемы. Ника никогда не поняла бы его и не простила, брось он Колобка здесь. Но, с другой стороны, сейчас не хватало только собаку к Ивановым притащить. Правда, можно его пока устроить у себя.

– Мать меня убьет, если я тебя в дом притащу, – вздохнул Костя.

Колобок слушал, подняв одно ухо и преданно глядя Косте в глаза. Его хвост понуро обвис и только изредка нерешительно покачивался, как будто пес понимал, что радоваться особенно нечему.

– Ладно, пойдем. Что-нибудь придумаем.

Хвост-пропеллер тотчас отчаянно закрутился.

Костя не стал брать собаку к Нике. Ему и без того предстоял нелегкий разговор с ее родителями. Надо было объяснить все про Полину и почему он, никого не предупредив, увез Нику в лес. Правда, он обещал ей, что никому не расскажет, как она пыталась покончить с собой. Хотя, может быть, ее отцу и следовало бы задуматься.

Костя привычно зашел в калитку и направился к дому, где Полина подметала крыльцо. Женщина оторвалась от своего занятия и, смерив гостя неприветливым взглядом, покачала головой.

– Явился. И не совестно.

– Я к Родиону Викторовичу, – буркнул Костя.

– Больше у него дел нет, как тебя дожидаться. Уехал он.

– А Ника?

– И ее нет. Все уехали, – отрезала Полина.

Костя сник. Он не думал, что они с Никой расстанутся вот так, не попрощавшись. Он даже не успел сказать ей про Колобка.

– А она больше не приедет? – обескураженно спросил он.

– Я докладывать не уполномочена. К тому же после вчерашнего тебе лучше забыть дорожку к нашему дому, – произнесла Полина, с удовольствием ощутив на губах вкус слов «наш дом».

Полина вновь принялась мести ступеньки, будто хотела вместе с пылью вымести и Костю, и все воспоминания о прошедшем лете прочь за порог этого дома.

Больше здесь делать было нечего. Костя повернулся и побрел домой. Как же так, Ника уехала, и он даже не успел поговорить с ней, взять ее номер телефона. Вдруг в нем шевельнулось сомнение: а может, она еще здесь? Иначе почему бы осталась Полина? Она ведь при Нике сиделкой, чего ей тут одной делать?

Парень замедлил шаги, а потом резко повернул назад. Дойдя до особняка Ивановых, он решительно нажал на кнопку звонка. Никто не отозвался. Чем дольше за дверью по комнатам эхом разносилась трель, тем больше в Косте росла уверенность, что Ника в доме и ее держат взаперти.

«Вот сволочи! Они ее доконают», – со злостью подумал он.

Нужно во что бы то ни стало повидать ее. Но как? Может, ночью, когда все лягут спать? Мысль не показалась Косте ни странной, ни абсурдной. Главное, чтобы Ника не падала духом и знала, что она не одна.


ГЛАВА 21

После полуночи фонари на улицах гасили, и поселок освещался лишь одинокой лампой луны. Холодный свет стекал на жестяные крыши, путался в кронах деревьев. Костя вышел к особняку Ивановых. По другой стороне улицы сплошной черной стеной стоял лес. Ночью деревья были неразличимы, и только вверху зубчатые контуры елей очерчивались на фоне подсвеченного юпитером луны неба. Звезды казались близкими, будто близорукое небо клонилось к земле.

Калитка была заперта. Костя перемахнул через забор, крадучись подошел к спящему дому и тихонько постучал в окно Ники. Тишина. Он стукнул опять. Прошла минута, а может, пять. Дом был глух и слеп. Здесь не ждали гостей, тем более в столь поздний час. А что если он ошибся и Ника в самом деле уехала? Костя ощущал себя полным идиотом: и чего он полез ночью в чужой дом? Не хватало, чтобы его Полина застукала. Он на цыпочках пошел прочь, как вдруг окно комнаты окрасилось оранжевым светом, отбросив яркий желтый квадрат на землю перед домом. Значит, Ника здесь!

Костя вернулся к окну, но в плотно задернутой шторе не было ни щелочки. Он снова поскребся в стекло. В ответ электрический свет погас и вспыхнул вновь, как сигнал бедствия. Все, что Ника могла, – это зажечь лампу. Даже подойти к окну и отдернуть штору было для нее непосильной задачей. Костя представил себе, как она, беспомощная и одинокая, сидит запертая в своей комнате, и перед глазами вновь всплыла страшная картина: липкая алая струйка на белом запястье. Ника обещала, что это никогда не повторится, но... он должен быть рядом! Он должен поговорить с ней любой ценой.

Костя сжал кулаки. Что ж, если родители Ники думают, что из нее можно сделать пленницу, то он им покажет, как издеваться над человеком. Он дробно отбил по стеклу расхожий ритм и поспешил домой. Решение пришло само собой, и Костя ни на миг не усомнился в его правильности.

Отперев сарай, который одновременно служил мастерской отца, Костя лучом карманного фонарика обшарил опрятные полки. Отец часто говорил: «Порядок время экономит». Каждая вещь лежала на своем месте. Сейчас это было как нельзя кстати. Костя лихорадочно порылся в коробке с инструментами и вытащил алмазный резец.


Ника без сна лежала в постели. Вчера, когда Полина не разрешила ей повидаться с Костей, она впала в отчаяние. Лето было на исходе, и она боялась, что им даже не удастся попрощаться. И вот неожиданный подарок – ночной визит! Значит, Костя знает, что она не уехала. Он был здесь. Жаль, что она не может дотянуться до окна и распахнуть его! Но теперь Ника знала, что делать. Она была уверена, что завтра утром Костя придет опять. Если его и на этот раз не впустят, она объявит голодовку.

Вдруг Ника услышала слабый скрежет по стеклу. Что это? Неужели Костя вернулся?

Лунный свет отражался в окне, покрывая его серебристой амальгамой. Алмазный резец скребся по стеклу, оставляя на зеркальной поверхности четкий след. Дрожали руки. В ночной тишине скрежещущий звук казался неимоверно громким. К тому же у Кости не было навыка в резке стекла, и он боялся, что оно вылетит и, разбившись на осколки, перебудит всю округу. Но отступать было поздно.

Свет зажегся вновь. Зеркальность окна испарилась, обнажив оранжевые гардины.

Когда наконец Костя отодвинул занавеску, рубашка у него на спине взмокла от пота.

– Гаси свет, а то мегера проснется, – шепотом сказал он, спрыгивая с подоконника.

Девочка поспешно щелкнула выключателем, и комната погрузилась во мрак. Радость, замешанная на восторге, так переполняла Нику, что она была не в силах сдержать ее. Онемев от навалившегося счастья, Ника глядела на Костю с выражением неверия и благоговения, как человек, ставший свидетелем чуда. По ее щекам медленно поползли струйки слез.

Костя отдернул штору, впустив в комнату бледный серебристый свет, от которого все казалось нереальным, и присел на краешек тахты.

– А я днем приходил.

– Я знаю, – едва слышно отозвалась Ника.

– Они тебя что, заперли?

– Отец уехал, а Полина теперь устанавливает свои порядки. Но это неважно. Я не хочу думать об этом. Давай их всех забудем.

Какое ей дело до того, что Полина побежит названивать отцу и он опять примчится со своими упреками. Это будет завтра, через вечность. Завтра она готова была умереть, потому что сегодня случилось самое волшебное, что могло с ней случиться. Нет, она никогда-никогда не сможет признаться Косте в любви. Особенно теперь. Она не имеет права вешать на него бремя своего признания и связывать его чувством жалости. Достаточно того, что он рядом. Она слишком хорошо знала, что не может рассчитывать на взаимность. Столько нормальных, здоровых девчонок были бы рады, обрати на них Костя внимание! У нее нет шансов. Инвалидное кресло всегда будет стоять между ними. И все-таки, если Костя здесь, значит, она ему небезразлична.

Лицо Ники белело тусклым пятном с огромными темными провалами глаз.

– Ты плачешь? – Костя провел ладонью по ее влажной щеке.

Ника замотала головой.

– Нет, просто все было очень плохо и вдруг стало очень хорошо.

– А знаешь, Колобок нашелся, – вспомнил Костя еще одну хорошую новость.

Теплая летняя ночь дышала в раскрытое окно. Время остановилось. Они говорили о пустяках, вспоминали общие шутки. Жаркий шепот вплетался в мерный стрекот цикад, пока и те не смолкли, оставив ночь для двоих. Мир сузился до пространства маленькой комнаты. А комната расширилась до размеров вселенной. Никто не обратил внимания, как утро высветлило небо на востоке, окрасив его в бледно-сиреневый цвет. И лишь когда солнце сбрызнуло верхушки берез золотом, отчего синие тени на земле стали еще контрастнее и с улицы потянуло свежестью, пронизанной пряным запахом трав, Костя и Ника заметили течение времени. Через окно просочился блеклый свет раннего утра, и от этого пространство комнаты тотчас съежилось.

– Надо идти. Уже поздно, – сказал Костя.

– Или слишком рано, – печально улыбнулась Ника.

Они смущенно замолчали. Костя почувствовал, что не может уйти просто так. Может быть, это их последняя встреча в этом году. Надо бы поцеловать ее на прощание. Костя ощущал, что и Ника ждет этого. И вдруг совсем некстати на ум пришли слова Мишки. А что, если Ника и правда влюбилась? Тогда целовать ее будет нечестно, непорядочно, ведь он относится к ней просто как к другу. Но, с другой стороны, все это чушь, Мишкины выдумки. Он же сам притащился к Нике, да еще среди ночи. По-Мишкиному, так это уже прямо любовная страсть.

– Ну пока, я завтра обязательно приду. То есть сегодня, – усмехнулся он и, склонившись, неловко коснулся губами щеки Никандры.

Через минуту Ника осталась одна. Она приложила руку к щеке, будто пыталась удержать мимолетный поцелуй Кости, словно он мог вдруг упорхнуть.

«Как прикосновение крыльев бабочки, – подумала Ника. – Как дуновение...»


ГЛАВА 22

После звонка Полины Родион Викторович кипел бешенством.

– Смывай свою физиономию и немедленно едем на дачу! Достаточно! Нику надо забирать! – крикнул он жене.

– Объясни толком, что случилось? – спросила Анастасия, выйдя из ванной с наполовину наложенной маской.

– Нам высадили окно, вот что случилось. Причем, по всей вероятности, это дело рук так называемого друга Никандры.

– Между прочим, я тебя предупреждала, что хорошим это не кончится. А ты вечно со своим либерализмом, – не преминула напомнить Анастасия.

– Только не надо меня воспитывать! И вообще, можешь хотя бы сегодня убрать эту гадость с лица! – раздраженно сказал он.

Анастасия покорно скрылась в ванной.

Уже на подъезде к даче она решилась возобновить разговор:

– Ты предлагаешь забрать Нику прямо сейчас?

– Немедленно!

– А по-моему, прежде надо поговорить с его родителями.

– Уволь. Мне еще не хватало выяснения отношений.

– Тогда я сама пойду.


Зоя Петровна копалась на огороде, когда возле калитки появилась нарядно одетая молодая женщина.

– Вы мама Кости? – спросила она.

– Да. Проходите. Я только руки помою, – засуетилась Зоя Петровна.

Такие гости в доме были нечасты. Она сразу догадалась, что это не кто иной, как жена художника. Правда, больно молодая. А какая красавица и модница – сразу видно, не из простых. Ну, Костик! Ишь куда пролез! Когда бы это к ним в дом эдакая дама пришла!

– Я вас не задержу, – холодно начала посетительница. – Я просто хочу узнать, до каких пор мы будем терпеть хулиганские выходки вашего сына? Нам милицию вызывать, что ли?

На мать Кости точно вылили ушат холодной воды, сбросив ее с заоблачных высей на землю.

– Что же он натворил, чтоб милицию вызывать? Бывает, что пошутит, так ведь в этом возрасте они только ростом большие, а сами еще сущие дети.

– Понятно, почему этому ребеночку все сходит с рук. В семье растет малолетний преступник, а родителям это шуточки.

На этот раз Зоя Петровна не стерпела. Хорош ли, плох ли, но Костик – ее сын, и она никому не позволит обзывать его.

– Да какой же он преступник? Что яблоки нарвал в чужом саду – так я за то его уж отругала. Он не для себя, для вашей же дочки старался, как лучше хотел.

– Может, он и окно нам выставил из лучших побуждений? Я уж не говорю о том, что он учит Нику дерзить, говорить нехорошие слова. Вы посмотрите, как она стала разговаривать! Это влияние вашего сына!

– Ну уж неправда. Мой Костик слова грязного не скажет. У него и отец, чтоб заругаться – это никогда, даже выпивши, – твердо заявила Зоя Петровна.

– Вот уж спасибо, что он хоть матом не ругается. Хватит нам и того, что окно вставлять придется, – язвительно сказала Анастасия.

– Так бы сразу и сказали, что он вам окно разбил. Муж приедет – вставит. Чего шуметь-то? С кем не случается? Не нарочно же он.

– Ну если можно стекло случайно вырезать, – с сарказмом заметила Анастасия.

– Как вырезать?! – брови Зои Петровны взметнулись, и она обескураженно взглянула на гостью.

– Вот уж не знаю как. Думаю, каким-то специальным инструментом. Во всяком случае, со знанием дела. И вот что я вам скажу. Если еще раз ваш сын приблизится к нашему дому, мы больше терпеть не будем, а передадим это дело в милицию.

Анастасия, хлопнув калиткой, удалилась. Зоя Петровна с трудом добралась до скамейки и грузно опустилась. Ноги не слушались, и ей пришлось некоторое время собираться с силами, прежде чем она полезла к Косте на чердак. Она не стала вызывать его «шваброфоном», а сама вскарабкалась по лестнице.

Костик спал, раскинувшись на диване. Зоя Петровна вспомнила, как укладывала его маленьким, подтыкала одеяло, пела колыбельную. Он всегда был таким ласковым, послушным. Подбородок у матери задрожал, и на глаза накатили слезы, но, отмахнувшись от нахлынувших чувств, она грубо растормошила сына.

– А? Чего такое? – не понял спросонья Костя.

– Ты что же, паразит, делаешь? Ты зачем же к людям в дома лазаешь? Для этого мы тебя растим? Отец работящий, все его уважают, а сына в милицию сдавать хотят. Спасибо тебе. Уважил родителей.

Костя постепенно возвращался к реальности. Значит, мать уже знает о его ночном визите к Ивановым. Мысли путались в голове, и было трудно объясняться, пока он еще не совсем проснулся.

– Ма, дай я встану и потом все тебе объясню, – промямлил он.

– Нет уж, потом будет суп с котом. Сразу отвечай. Как ты им окно выставил?

– Резцом алмазным, – нехотя буркнул Костя.

– Батюшки! Вот порадовал так порадовал. Как в голову-то такое пришло! Ирод окаянный! – не сдержавшись, мать отвесила ему смачную затрещину.

– Ой, ты чего, ма, – Костя ухватился за ухо. – Так надо было. Они Нику заперли, понимаешь? А сказали, что она уехала.

– А ты куда лезешь? Родителям виднее. Эк у него просто получается. В дом не пускают, так он окно высадил! Хватит мать позорить! От людей стыдно, – она заплакала, утирая передником слезы.

– Ну чего ты тоже. Я ведь должен был ей помочь.

– Так не помогают. И вообще не твоего ума это дело. У них своя жизнь – у нас своя. Ее мать приходила, милицией грозилась. Ваш сын, говорит, преступник. Каково мне это слушать?

Костю вдруг словно подстегнули: значит, родители Ники здесь. «Представляю, какую бучу подняли!» – пронеслось у него в голове. Уж если после несчастной прогулки в лес Нику посадили под домашний арест, то сейчас, небось, вообще озверели. На этот раз он не оставит ее одну. Пусть только попробуют его выгнать! Прежде он выскажет им все, что думает!

Путаясь в штанинах, Костя поспешно натянул джинсы и футболку и, крикнув на ходу: «Ма, я скоро!» – ринулся вниз.

– Ты куда, малохольный? – крикнула вслед мать, но его шаги уже прогрохотали по ступенькам, хлопнула калитка, и Зоя Петровна осталась одна.


Полина открыла дверь и, увидев Костю, точно повинуясь рефлексу, стала захлопывать створку, но парень протиснул в щель ногу.

– Чего хулиганишь? Ники нет и не будет. Убери ногу! – сердито прикрикнула на него женщина.

– Я не к Нике. Я к ее отцу.

Костя нажал на дверь. Не ожидая напора, Полина отпрянула, и незваный гость, воспользовавшись ее замешательством, стремительно влетел в гостиную.

– Постой, ты куда? – женщина кинулась следом.

Столкнувшись нос к носу с художником, Костя в первый момент опешил. Перемена, произошедшая с Родионом Викторовичем, была слишком разительной. В нем не осталось и следа «доброго дядюшки», каким он представал перед Костей прежде. В холодном взгляде сквозили неприкрытая враждебность и властность. Костя вдруг оробел. Он готов был отступить перед волей этого человека, но вспомнил о Нике и, не оставляя времени для колебаний, выпалил:

– Я пришел сказать вам, что вы не имеете права так поступать с Никой!

Родион Викторович не мог не удивиться наглости этого парня: мало того, что он как ни в чем не бывало явился в дом, так еще и права качает!

– Прежде чем вы станете диктовать, что я могу, а чего нет, потрудитесь меня выслушать, – голос мужчины звучал тихо, но в жестком, напряженном тоне таилась угроза. – Мы вас довольно терпели, молодой человек, но всему есть предел. Я закрывал глаза на то, что после общения с вами у Ники в речи сплошной мусор, что вы заставляете ее делать с утра до вечера дурацкие упражнения с гантелями, даже на то, что вы учите ее дерзить и огрызаться. Все это мне казалось достаточно безобидным. Однако вам этого мало. Вы увезли Нику в лес на садовой тачке, ни на минуту не задумавшись, что можете тем самым ей навредить. А выходка с окном – это уж, извините, не шалость и не мальчишество. Может, вы вообще дом подожжете? Запомните раз и навсегда. С сегодняшнего дня в этом доме вашей ноги не будет. Нику давно уже нужно было оградить от вашего влияния.

Костя увидел в дверном проеме Нику. В инвалидной коляске на фоне металлических рычагов она казалась маленькой и хрупкой. После бессонной ночи вокруг глаз очертились темные круги, и от этого выражение лица было пронзительно печальным. Костя почувствовал, что должен ее защитить. Внезапно его робость прошла, и он с удивлением осознал, что не испытывает перед отцом Ники прежнего трепета.

– Это от вас Нику надо оградить! Вы же не любите ее, – распаляясь, сказал Костя. – Что вы о ней знаете? Посмотрите, какие она рисует картины. А вы хоть раз подумали зачем? Чтобы вы на нее внимание обратили. Только вам это по фигу. Может, она в сто раз талантливее вас! А вы даже не замечаете. Вам наплевать, лишь бы все было спокойненько и без проблем.

Родион Викторович резко перебил его тираду:

– Ну, достаточно. Я вас выслушал. И не вам судить о наших взаимоотношениях.

– Нет, мне! Потому что мне не все равно. Вы Колобка выкинули, а знаете, каково Нике одной с этой ведьмой? – Костя кивнул в сторону Полины. Теперь ему терять было нечего, и он решил высказаться до конца. Больше не в силах терпеть хамство этого невоспитанного парня, отец Ники сорвался на крик:

– Вон отсюда!

Он довольно терпел этого малолетнего негодяя, чтобы позволять ему оскорблять людей вдвое старше его. В душе Родиона Викторовича клокотала ярость. Его тяжелый взгляд буквально прожигал насквозь, и Косте пришлось собрать всю свою волю, чтобы не отвести глаз. И все-таки он выдержал.

– Хорошо, я уйду. Но даже если вы поставите тысячу запоров, я все равно не отступлюсь от Ники! Я не дам вам ее убить! – сказал он, резко развернулся и зашагал прочь.

– Костя! – отчаянно крикнула Ника, вскакивая с кресла.

Мгновение она стояла, а потом снова упала на сиденье. В комнате воцарилась тишина. Все глядели на Нику, не в силах осознать произошедшего чуда. Девочка растерянно оглядела присутствующих, она и сама не верила в то, что случилось, и ждала от них подтверждения. Взгляд ее остановился на Косте. Несколько секунд они ошарашенно смотрели друг на друга, а потом вдруг он сорвался с места и стремительно подбежал к ней.

– Получилось! Я ведь говорил. Ну, попробуй еще. Давай, вставай! – приговаривал он, обхватив Нику и помогая ей подняться.

Никандра лихорадочно цеплялась за его руки, как утопающий за своего спасителя. Ее парализовал страх, что ноги подведут и она не сможет встать в другой раз.

– Я боюсь, – проговорила она.

– Ну чего ты, дурочка. Самое трудное позади. Ты ведь можешь. Попытайся, давай, – уговаривал он.

Ника сделала отчаянное усилие и встала. Костя заботливо поддержал ее, пока не почувствовал, что она держит равновесие, и только тогда отпустил. Она стояла несколько секунд. Несколько долгих секунд ноги служили ей! Когда Костя подхватил девочку, вновь усаживая на кресло, она тяжело дышала и все еще не верила в чудо.

На Костю накатила смертельная усталость, как будто он вместе с Никой впервые за много лет встал на ноги, а теперь силы покинули его. Он опустился на подлокотник дивана подле Никандры. Они смотрели друг на друга, забыв про то, что они не одни, и про недавний скандал. А потом Косте вдруг стало легко и весело, точно у него с плеч свалился груз. Парень тихонько рассмеялся. Ника эхом вторила ему.

У Родиона Викторовича подкатил к горлу ком и сжало виски, словно их стиснул стальной венец ответственности за допущенные ошибки и грехи. Он хотел подойти к дочери, но смешался, почувствовав себя не вправе. Он был здесь лишним. Каким образом этот чужой паренек сумел сделать невозможное? Как там он сказал: «Вам на нее наплевать. Лишь бы не было проблем». Родион Викторович пытался припомнить, когда он в последний раз разговаривал с Никой, но, кроме незначащих дежурных фраз, в памяти ничего не всплывало. Вот так за суетой не замечаешь, как теряешь что-то главное.

Внезапно ребята осознали, что за ними наблюдают, и смех оборвался. Взглянув на отца, Ника посерьезнела. Родион Викторович впервые почувствовал себя неуверенно, точно провинившийся школьник. Дочь молчала, и он тоже не знал, что сказать. Наконец он кашлянул, будто пробуя свой голос, и проговорил:

– Тебе повезло, что у тебя есть такой друг. Повезло, – основательно, точно вбивая молотком каждый слог, повторил он.

«Боже мой, даже не нашелся что сказать! Все пошлость и банальность», – подумал он и размашистой походкой пошел из комнаты, но неожиданно передумал и, вернувшись, положил руку на плечо дочери.

– Кажется, я тебя совсем потерял.

Фраза прозвучала полувопросом, полуутверждением. Ника ответила не сразу. Наконец она отозвалась:

– Не знаю.

– Да, конечно, – покорно кивнул Родион Викторович и, обратившись к Косте, почему-то добавил: – Вот так.

Косте стало жалко отца Ники. Он вобщем-то неплохой человек, просто чего-то в жизни не понимает. Лучше бы он оставался таким, как раньше: уверенным в себе, блестящим, веселым. Сейчас, когда отец и дочь были рядом, их сходство особенно бросалось в глаза.

– Ничего вы ее не потеряли. Вы ей очень нужны, даже сами не знаете как, – сказал Костя.

Родион Викторович пытливо взглянул на паренька. Все-таки в жизни происходят удивительные вещи: полчаса назад он готов был спустить этого мальчишку с лестницы, а теперь ищет в нем союзника. Метаморфоза. Впрочем, в этом парне есть нечто настоящее. Нике и в самом деле повезло.

– Ну, я пойду. А то там мать ждет, – проговорил Костя, поняв, что сейчас Ивановым надо побыть одним.

– Ты ведь еще придешь? – забеспокоилась Ника.

– Я надеюсь, все, что мы здесь наговорили, забыто, – как бы извиняясь, вставил Родион Викторович.

Костя молча кивнул. На пороге он замялся.

– А с Колобком как быть?

– С каким Колобком? – не понял Родион Викторович.

– Ну, с Никиной собакой.

– Ну, уж если она Никина, то должна жить у нас.