Булгаков приводил собственную версию данного события. Согласно ей, император не благоволил к Ростопчину, ему не нравилась резкость его характера и смелость в обсуждении приказов, поэтому назначение графа на должность московского генерал-губернатора было сделано только благодаря настойчивости великой княгини Екатерины Павловны, близким другом которой он являлся. Тем не менее, Александр I постоянно находил поводы для отказов. Так он считал, что Ростопчин не может быть назначен на военную должность, имея гражданский чин действительного статского советника.1 Все эти преграды, конечно же, были искусственны и поэтому быстро устранились. «Ведь он даже и не военный», - возражал император сестре, - «А московскому главнокомандующему присвоен военный мундир!». «Это дело портного» - отвечала великая княгиня.2
24 мая 1812 г. был обнародован императорский указ Сенату о назначении Ростопчина московским генерал-губернатором и главнокомандующим Москвы. Данное решение не было объявлено ранее, чтобы дать возможность предшественнику графа фельдмаршалу И.И. Гудовичу подготовиться к отставке в спокойной обстановке. Также был решен и вопрос о его воинском звании: действительный тайный советник Ростопчин стал генералом от инфантерии, причем старшинство в новом звании предписывалось считать с 1798 г., а с 6 июля московский военный губернатор получил право участвовать в заседаниях Правительствующего Сената.
Вряд ли Ростопчин получил какие-либо инструкции от императора. По крайней мере, сам он об этом не упоминает. Нет соответствующих свидетельств и в официальных документах и воспоминаниях современников. Но сохранилось мнение А.Я. Булгакова: «Руки его были связаны. Он должен был многое брать на свою ответственность и действовать по собственным своим убеждениям и догадкам. Он не получал никаких инструкций, предположения правительства были ему неизвестны и часто изменялись от неожиданных и непредвиденных случаев. У Государя, конечно же, могла быть, как одна и постоянная цель, но меры и средства им избираемые для достижения цели этой были тайной для Ростопчина».1
Сам граф уже давно имел собственную точку зрения на способы управления Москвой. Еще в 1810 г. он охарактеризовал город как «пристанище разврата», причиной чему являлось правление страдающего старческим слабоумием фельдмаршала И.И. Гудовича, к тому же попавшего под влияние французского врача Сальваторе, которого Ростопчин подозревал, и как выяснилось позднее, не без оснований, в сотрудничестве с французским правительством.2 Новый градоначальник выдвинул ряд предложений. Среди них главные: назначение на должности обер-полицмейстера и полицмейстера верных людей – генерал-майора Алексеева и коллежского советника Брокера; определение очень большого жалования, для того, чтобы немедленно публично от него отказаться. Последним он преследовал несколько целей: «Сим я исполню долг признательности к Государям, наградившим предков моих и меня значительным состоянием, и подам пример, полезный в нынешних обстоятельствах».3 Ростопчин не стяжатель и совсем не был озабочен преумножением своего и так огромного состояния, но он понимал, какой эффект будет произведен среди москвичей, и в этом поступке, кроме характерного для графа желания оказаться в центре общественного внимания, виден и бескорыстный жест на благо государства. Назначение Ростопчина совпало с радостным для России событием – заключением мира с Турцией. В Первопрестольной начались народные гулянья.
Как отмечал известный знаток Москвы П.А. Сытин, на начало 1812 г. Москва была самым большим городом России, превосходившим даже Петербург по населению, промышленности, торговле, культурному и политическому значению.1 Ее население, согласно отчету обер-полицмейстера П.А. Ивашкина, на 20 января 1812 г. составляло 270 184 человека, из них 157 152 мужчин и 113 032 женщин. Город был застроен 6584 деревянным и 2567 каменным домом (всего 9151). Также имелось 329 церквей, 24 монастыря, 464 фабрик и заводов, 192 торговых ряда с 6324 каменными и 2197 деревянными лавками, 17 каменных и 21 деревянных мостов, 8 казарм, 7 конюшен для кавалерии, 1 университет, 3 академии, 1 гимназия, 24 пансиона, 22 школы, 1 театр, 14 типографий.2
Согласно другим данным, численность городского населения составляла 275281 человек, в числе которых было 17432 дворян, 19079 нижних чинов, военнослужащих и отставных, 34 513 купцов, 18138 мещан, 8000 цеховых, 4275 фабричных, 10771 разночинцев, 375 приказнослужителей, 1553 ямщиков, 5104 церковнослужителей и монахов, 3214 иностранцев, наконец, самые многочисленные группы составляли крестьяне – 78676, и дворовые – 89540 человек.3 Таким образом, около 39% населения города составляли дворяне и обслуживавшие их дворовые. Вместе с тем, именно они составляли его основу. Москва в то время считалась дворянской столицей. Бывшие крупные царские вельможи, заработав состояния и выйдя в отставку, стремились обосноваться в ней, строя дворцы, поражавшие своим великолепием. Да и сам Ростопчин, отставленный от государственной службы, поселился недалеко от Москвы, приобретя подмосковную усадьбу Вороново, а позже и бывшую дачу графа Брюса в Сокольниках. Не меньшей популярностью Москва пользовалась и среди среднего и бедного дворянства. Каждое благородное семейство стремилось иметь в городской черте свой дом, хотя бы и деревянный. Впрочем, весной большинство дворян покидало город, устремившись в собственные деревни для ведения хозяйства, что уменьшало население на треть.
n
