Воскресение
Вид материала | Документы |
- Идея бессмертия в культуре древней греции: становление, эволюция, трансформация в христианское, 786.47kb.
- Планы мирового правительства по закабалению России Русская независимая газета "воскресение",, 167.2kb.
- -, 879.33kb.
- М. И. Глинки большой зал (Советская, 31) Воскресение 25 сентября 2011г. Концерт органной, 8.99kb.
- Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов л. Н. Толстого, 2304.53kb.
- Сегодня: Воскресение, 13 Июля 2008 года, 1189.16kb.
- Роман «Воскресение» в контексте творчества позднего Л. Н. Толстого: модель мира, 258.97kb.
- «славьте воскресение наше спасение», 135.69kb.
- “Воскресение” Санкт-Петербург 1996, 2682.28kb.
- Светлое Христово Воскресение на Святой Земле Сроки поездки 21 апреля по 28 апреля 2011, 43.14kb.
L
Проснувшись на другой день утром, Нехлюдов вспомнил все то, что было накануне, и ему стало страшно.
Но, несмотря на этот страх, он, больше чем когда-нибудь прежде, решил, что будет продолжать начатое.
С этим чувством сознания своего долга он выехал из дома и поехал к Масленникову – просить его разрешить ему посещения в остроге, кроме Масловой, еще и той старушки Меньшовой с сыном, о которой Маслова просила его. Кроме того, он хотел просить о свидании с Богодуховской, которая могла быть полезна Масловой.
Нехлюдов знал Масленникова еще давно по полку. Масленников был тогда казначеем полка. Это был добродушнейший, исполнительнейший офицер, ничего не знавший и не хотевший знать в мире, кроме полка и царской фамилии. Теперь Нехлюдов застал его администратором, заменившим полк губернией и губернским правлением. Он был женат на богатой и бойкой женщине, которая и заставила его перейти из военной в статскую службу.
Она смеялась над ним и ласкала его, как свое прирученное животное.
Нехлюдов в прошлую зиму был один раз у них, но ему так неинтересна показалась эта чета, что ни разу после он не был.
Масленников весь рассиял, увидав Нехлюдова. Такое же было жирное и красное лицо, и та же корпуленция, и такая же, как в военной службе, прекрасная одежда. Там это был всегда чистый, по последней моде облегавший его плечи и грудь мундир или тужурка; теперь это было по последней моде статское платье, так же облегавшее его сытое тело и выставлявшее широкую грудь. Он был в вицмундире. Несмотря на разницу лет (Масленникову было под сорок), они были на «ты».
– Ну вот, спасибо, что приехал. Пойдем к жене. А у меня как раз десять минут свободных перед заседанием. Принципал ведь уехал. Я правлю губернией, – сказал он с удовольствием, которого не мог скрыть.
– Як тебе по делу.
– Что такое? – вдруг, как будто насторожившись, испуганным и несколько строгим тоном сказал Масленников.
– В остроге есть одно лицо, которым я очень интересуюсь (при слове острог лицо Масленникова сделалось еще более строго), и мне хотелось бы иметь свидание не в общей, а в конторе, и не только в определенные дни, но и чаще. Мне сказали, что это от тебя зависит.
– Разумеется, mon cher15, я все готов для тебя сделать, – дотрагиваясь обеими руками до его колен, сказал Масленников, как бы желая смягчить Свое величие, – это можно, но, видишь ли, я калиф на час.
– Так ты можешь дать мне бумагу, чтобы я мог видеться с нею?
– Это женщина?
– Да.
– Так за что ж она?
– За отравление. Но она не правильно осуждена.
– Да, вот тебе и правый суд, ils n'en font point d'autres16, – сказал он для чего-то по-французски. – Я знаю, ты не согласен со мною, но что же делать, c'est mon opinion bien arretee17, – прибавил он, высказывая мнение, которое он в разных видах в продолжение года читал в ретроградной, консервативной газете.
– Я знаю, ты либерал, – Не знаю, либерал ли я, или что другое, – улыбаясь, сказал Нехлюдов, всегда удивлявшийся на то, что все его причисляли к какой-то партии и называли либералом только потому, что он, судя человека, говорил, что надо прежде выслушать его, что перед судом все люди равны, что не надо мучать и бить людей вообще, а в особенности таких, которые не осуждены. – Не знаю, либерал ли я, или нет, но только знаю, что теперешние суды, как они ни дурны, все-таки лучше прежних.
– А кого ты взял в адвокаты?
– Я обратился к Фанарину.
– Ах, Фанарин! – морщась, сказал Масленников, вспоминая, как в прошлом году этот Фанарин на суде допрашивал его как свидетеля и с величайшей учтивостью в продолжение получаса поднимал на смех. – Я бы не посоветовал тебе иметь с ним дело. Фанарин – est un homme tare18.
– И еще к тебе просьба, – не отвечая ему, сказал Нехлюдов. – Давно очень я знал одну девушку – учительницу. Она очень жалкое существо и теперь тоже в тюрьме, а желает повидаться со мной. Можешь ты мне дать и к ней пропуск?
Масленников немного набок склонил голову и задумался.
– Это политическая?
– Да, мне сказали так.
– Вот видишь, свидания с политическими даются только родственникам, но тебе я дам общий пропуск. Je sais que vous n'abuserez pas…19Как ее зовут, твою protegee?.. Богодуховской?
Elle est jolie?20– Hideuse21.
Масленников неодобрительно покачал головой, подошел к столу и на бумаге с печатным заголовком бойко написал: «Подателю сего, князю Дмитрию Ивановичу Нехлюдову, разрешаю свидание в тюремной конторе с содержащейся в замке мещанкой Масловой, равно и с фельдшерицей Богодуховской», – дописал он и сделал размашистый росчерк.
– Вот ты увидишь, какой порядок там. А соблюсти там порядок очень трудно, потому что переполнено, особенно пересыльными: но я все-таки строго смотрю и люблю это дело. Ты увидишь – им там очень хорошо, и они довольны.
Только надо уметь обращаться с ними.
Вот на днях была неприятность – неповиновение. Другой бы признал это бунтом и сделал бы много несчастных. А у нас все прошло очень хорошо. Нужна, с одной стороны, заботливость, с другой – твердая власть, – сказал он, сжимая выдающийся из-за белого крепкого рукава рубашки с золотой запонкой белый пухлый кулак с бирюзовым кольцом, – заботливость и твердая власть.
– Ну, этого я не знаю, – сказал Нехлюдов, – я был там два раза, и мне было ужасно тяжело.
– Знаешь что? Тебе надо сойтись с графиней Пассек, – продолжал разговорившийся Масленников, – она вся отдалась этому делу. Elle fait beaucoup de bien22. Благодаря ей, может быть, и мне, без ложной скромности скажу, удалось все изменить, и изменить так, что нет уже тех ужасов, которые были прежде, а им прямо там очень хорошо. Вот ты увидишь. Вот Фанарин, я не знаю его лично, да и по моему общественному положению наши пути не сходятся, но он положительно дурной человек, вместе с тем позволяет себе говорить на суде такие вещи, такие вещи…
– Ну, благодарствуй, – сказал Нехлюдов, взяв бумагу, и, не дослушав, простился с своим бывшим товарищем.
– А к жене ты не пойдешь?
– Нет, извини меня, теперь мне некогда.
– Ну, как же, она не простит мне, – говорил Масленников, провожая бывшего товарища до первой площадки лестницы, как он провожал людей не первой важности, но второй важности, к которым он причислял Нехлюдова. – Нет, пожалуйста, зайди хоть на минуту.
Но Нехлюдов остался тверд, и, в то время как лакей и швейцар подскакивали к Нехлюдову, подавая ему пальто и палку, и отворяли дверь, у которой снаружи стоял городовой, он сказал, что никак не может теперь.
– Ну, так в четверг, пожалуйста. Это ее приемный день. Я ей скажу! – прокричал ему Масленников с лестницы.