Geum.ru

Литературная гостиная

Вид материалаДокументы

Содержание


Он спит, пока закат румян
Люблю тебя, Петра творенье
Желтый пар петербургской зимы
Еще монарха в утре мирном
И если лик свободы явлен
Ветер душный и суровый
Ведь где-то есть простая жизнь и свет
Постучись кулачком – я открою
В пустом и холодном тумане –
Подарите мне Питер
Подобный материал:





Литературная гостиная
«Непостижимый город»
Библиотека гимназии №426



Санкт-Петербург
2000
Санкт-Петербург занимает особое место в истории мировой цивилизации и играет уникальную роль в истории, судьбе и развитии России. Санкт-Петербург достаточно молод по меркам всемирной истории. В 2003 году ему исполнится всего 300 лет. Днем рождения города считается 16 (27) мая 1703 года – день закладки первого камня в основание крепости на маленьком острове в дельте Невы. Но за время своего существования город четырежды менял свое название: Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, Санкт-Петербург, обретя в конце концов имя, данное основателем Петром I. Город стал центром российских перемен и потрясений, в том числе и трех революций. Великое испытание выпало на долю Ленинграда и в годы В.О.В. – 900 – блокада, голод, разруха. Более миллиона жителей пожертвовали свои жизни, но не сдали город врагу. Город выстоял и победил. Как высокую награду он носил звание «города-героя».

Расположенный на островах, и прорезанный многочисленными реками и каналами, Петербург часто сравнивают с Венецией, а за уникальный архитектурный ансамбль называют «Северной Пальмирой». Над возведением его зданий и памятников трудились лучшие зодчие и художники России и Европы, искусные мастера. Город – памятник, город – музей, раскинувшийся под открытым небом, покоряет всех своей красой. Петербург – исторический город. А исторические города населяют не только те, кто в них сейчас живет; их населяют великие люди прошлого, память о которых не может умереть.

Петербург занимает особое место в русской литературе. Мы знаем Петербург Гоголевский и Некрасовский, Петербург Блока и Белого, Ахматовой, Мандельштама, Набокова. В каналах Петербурга отразились Пушкин и Достоевский. Из нашего сознания не уходит и Ленинград Ольги Берггольц, незабываем, как ее стихи, звучавшие по блокадному радио, оставшиеся на скорбных плитах Пискаревки.

Но Санкт-Петербург это не только здания, улицы. Реки, каналы, сады – это все мы, петербуржцы, наши помыслы, манеры, обычаи, привычки, речь. Всегда были широко известны петербургская вежливость, петербургская доброжелательность, петербургское произношение. Живо ли это? Или утрачено? На время? Или навсегда? Сегодня наш город во многом нуждается. Но может быть, больше всего в самосознании и чувстве собственного достоинства его жителей.

Городу очень важно, что в него верили. И тут неоценима помощь русской литературы, потому, что она изображает город живым в его вечной изменчивости, всегда в его вечной изменчивости, всегда в чем-то новом и неизведанном, каким бы они ни казался исхоженным и изученным.

Петр


Он спит, пока закат румян

И сонно розовеют латы,

И с тихим свистом сквозь туман

Глядится змей, копытом сжатый.

Сойдут глухие времена,

Змей расклубится над домами

В руке протянутой Петра

Запляшет отраженье пламя.

Зажгутся нити фонарей,

Блеснут витрины и тротуары.

В мерцаньи тусклых площадей

Потянутся рядами пары.

Там, на скале, веселый царь

Взмахнул зловонное кадило,

И ризой городская гарь

Фонарь манящий облачила.

Он будет город свой беречь,

И, заалев. перед денницей,

В руке простертой вспыхнет меч

Над затихающей столицей.

Блок А.

Петербург не только прошлое, он живет с нами своей современной жизнью, он будет жить и после нас. Душа его может легко раскрыться нам. Чтобы понять душу города и понять его язык, надо раскрыть ему навстречу свою душу. Нужно почувствовать его природу, которая словно входит в город, а он бросает свой отблеск на окружающий пейзаж: появляется чувство зарождения города.

Седая старина знает о человеческих жертвах при закладке города. Поистине Город на костях человеческих, туман и болота, из которых как бы возникает город, свидетельствующий о той тяжелой работе, которую надо было сделать, чтобы создать здесь, на зыбкой почве словно сотканный из туманов, этот «Парадиз». Здесь все говорят о Великой Борьбе с природой, здесь все «наперекор стихии». Город создан как вызов ей.

Без образа Петра Великого не почувствовать лица Петербурга. «Почти у подножия Исаакия, на площади, с двух сторон замкнутой строениями Адмиралтейства, Синода и Сената, а с третьей стороны омывается Невой, стоит памятник Петру I. Если кому-нибудь случится быть возле него в ненастный осенний вечер, когда небо надвигается на землю, река, стесненная гранитом стонет и мечется, внезапные порывы ветра качают фонари и колеблющийся свет заставляет шевелиться окружающие здания. Пусть всмотрится он в такую минуту в Медного Всадника, в этот огонь, превратившийся в медь с резко очерченными формами. Какую силу почувствовал он, какой великий размах вызывает вопрос: что же дальше, что впереди? Победа или гибель? Медный Всадник – это душа Петербурга.

Петербург город великой борьбы. Велика сила народа создавшего его, но и непомерны задачи, лежащие перед ним, чувствуется борьба с надрывом. Великая катастрофа веет над ним, как дух неумолимого рока.

Все странно призрачно в Санкт-Петербурге. Грани между явью и сном, жизнью и смертью стерты в этом городе мистерий, легенд и мифов. Много их хранит он в своей памяти. Они будут вечно жить в его истории.

"Быть Петербургу пусту!" Пророчество это приписывают Евдокии Лопухиной-первой жене Петра, постриженной им в монахи и заточенной в монастырь. Будто бы она то ли пророча, то ли нет, обронила эту фразу, тут же подхваченную противниками петровских преобразований. Слово было найдено и им широко пользовались различные "пророки", которых всегда в России было много.

В своих пророчествах они называли город Петра "гор антихриста", который всегда погубит. Особая роль в их пророчествах отводилась наводнениям. Слепая стихия, бороться с которой было невозможно, лето воспринимается обывателем как божья кара и странное предупреждение о скором конце Петербурга. Этому верили, потому что уже первые жители на себе почувствовали весь ужас взбесившейся Невы на третьей месяц существования города. Это пророчество не забыто. И в наши дни оно вдруг, да и появилось на страницах газет в статьях, которые так характерны в наше смутное время.

Архитектура Петербурга требует широких пространств, далеких перспектив, плавных линий Невы и каналов, небесных просторов, туч, туманов и инея. И ясное небо, четкие очертания далей одинаково помогают нам понять архитектурную красоту города, как и туманы в хмурые ненастные дни. Здесь не просто архитектурный ансамбль, здесь целые архитектурные пейзажи.

Город живет своей жизнью, образ, душа, облик Великого Петра имеет свои особенности. Нигде нет таких белых ночей, которые наполняют его своими чарами, делают Петербург самым фантастическим из всех городов мира!

Каждый город имеет свои названия. Особым стилем названия обладает и Петербург. Его название либо топографические типа Невский, Каменно Островский, либо ремесленного происхождения — Литейный, Ружейная, Барочная, либо в честь дружеств наций: итальянская, английская, французская, либо наиболее характерные для Петербурга — Большие, малые, средние проспекты и бесчисленные линии. Названия Петербурга неяркие и это особенно к лицу строгому и сдержанному городу.

Город Петра обладает душой сложной и тонкой, живущей своей таинственной жизнью, полной трагизма и открывает он ее только тому, кто хоть ненадолго, но бывал его гражданином, приобщился к его жизни — сделался частицей этого великого целого. Но для понимания души Петербурга мало своих личных впечатлений. Нужно воспользоваться опытом других людей, живших до нас и знавших Петербург в прошлом.

Гоголю, Достоевскому, Одоевскому были близки осенние петербургские ночи и душа Петербурга открывалась им в осеннее ненастье. А Пушкин любил столицу в сверкающие зимние дни. Петербург преломляется в его стихах в разное время года, в будни и праздники. Пушкин знал трагические стороны Петербурга, предчувствовал его роковую судьбу. Но у него человек побеждает рок и побежденная стихия, в конце концов, покоряется и признает торжество города и его духа — покровителя медного всадника, назвонко скачущем коне. Поэт создал из Петербурга целый мир. Это, прежде всего создание Петрово; чудесен его сказочно быстрый рост, он символ новой России, грозной, богатой, просвещенной империи. Великие силы вызвали ее к жизни, страшные препятствия стоят на ее пути, но с ясной верой можно смотреть на ее будущее.

Люблю тебя, Петра творенье

Красуйся, град Петров и стой

Неколебимо, как Россия

Да умирится же с тобой

И побежденная стихия;

Вражду и плен старинный свой

Пусть волны финские забудут

И тщетной злобою не будут

Тревожить вечный сон Петра

Пушкин последовательно отразил в стихах светлый образ Петербурга. С каждым годом все мрачнее становится облик северной столицы. Ее строгая красота словно исчезает в туманах. Настали «сумерки Петербурга». Все в нем носит печать обреченности. Образ Петербурга в своих произведениях создали Гоголь, Достоевский, А. Григорьев, А. Белый, Блок. Каждый из них видел свой город.

Желтый пар петербургской зимы,

Желтый снег, облипающий плиты…

Я не знаю, где вы и где мы,

Только знаю, что крепко мы слиты.

Сочинил ли нас царский указ?

Потопить ли нас шведы забыли?

Вместо сказки в прошедшем у нас

Только камни да страшные были.

А что было у нас на земле,

Чем вознесся орел наш двуглавый,

В темных лаврах гигант на скале, —

Завтра станет ребячьей забавой.

Уж на что был он грозен и смел,

Да скакун его бешеный выдал,

Царь змей раздавить не сумел

И прижатая, стала нам идол.

Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,

Ни миражей, ни слез, ни улыбки…

Только камни из мерзлых пустынь

Да сознанье проклятой ошибки.

А.Блок создает из Петербурга целый мир, в котором находится отраженная вселенная. За столицей стоит Россия с бесконечными просторами, в которых заключена не5понятная и страшная тайна русской земли. У Блока нет стихов, целиком посвященных самому городу. И вместе с тем ни у одного из поэтов наших дней Петербурга не занимает такого заметного места как у Блока. Он незримо присутствовать без конкретных названий, лишь иногда промелькнет чуть намеченный общими чертами сжатые, мимолетные городские образы. Рассеянные по мнению старого поэта то здесь, то там появляются городские мотивы и пусть остается он безымянным, но не узнать в нем Петербурга нельзя.

Еще монарха в утре мирном


Самодержавный клонит сон.

И предок царственно – чугунный

Все так же бредит на змее,

И голос черни многострунный

Еще не властен на Неве.

Уже на домах веют флаги,

Готовы новые птенцы,

Но тихи струи невысокой влаги,

И слепы пышные дворцы.

И если лик свободы явлен


То прежде явлен лик змеи,

И ни один сустав не сдавлен

Сверкнувших колец чешуи.

У А.Ахматовой Пушкин выступал чаще всего как проникновенный свидетель любви, как фон, на котором скользят тени любящих, личные переживания сочетаются с определенными местами гор. В его домах и садах осталось прошлое, ценное для отдельного человечества. Отдельные уголки Петербурга постоянно упоминаются в ее стихах. Петербург стал неотъемлемой частью ее души. Она глубоко срослась со своим городом, ввела его в свой мир, наполнилось его образами и нашла для него такие слово, лучше которых трудно найти во всей литературе о нем.

Вновь Исакий в облаченьи

Из литого серебра,

Стынет в грозном нетерпеньи

Конь Великого Петра.
Ветер душный и суровый

С черных труб сметает гарь…

Ау! Своей Столицей новой

Недоволен государь.

Сердце бьется равно, мерно

Что мне долгие года.

Ведь под аркой на Галерной

Наши тени навсегда.

От того, что стали рядом

Мы в блаженный миг чудес,

В миг, когда над летним садом

Месяц розовый воскрес.

Ты свободен, я свободна,

Завтра лучше, чем вчера, —

Над Невою непокорной,

Под улыбкою холодной

Императора Петра.

Строгая ахматовская поэзия срадни архитектурному облику города его мраморным и гранитным дворцам, бесчисленным львам, коллонадам, соборам и блестящим шпилям.

Прославленые Белые ночи превращают Петербург в “каменные громады” в полупрозрачном, словно намеченные на холсте странные декорации. В такие часы городe, кажется снится самому себе.

Ведь где-то есть простая жизнь и свет,

Прозрачный, теплыйи веселый…

Там с девушкой через забор сосед

Под вечер говорит и слышат только пчелы

Нежнейший из всех бесед.

А мы живем торжественно и трудно

И чтим обряды наших горьких встреч,

Когда с налету ветер безрассудный

Чуть начатую обрывает речь, –

Но ни на что не променяем пышный

Гранитный город славы и беды,

Широких рек сиящие льды,

Бессолнечные,мрачные соды

И голос музы, еле слышный.

***

Как люблю, как любила глядеть я

На закованные берега

На балконы, куда столетья

Не ступала ничья нога.

И воистину ты – столица

Для безумных и светлых нас;

Но когда над Невою злится

Тот особенный чистый час

И проносится ветер майский

Мимо всех надводных колонн

Ты – как грешник, видящий райский

Перед смертью сладчайший сон.

Ахматовская лирика, возникшая 80 лет назад, кажется всегда существовавшей, как блеск луны на невской волне, как белая ночь, похожая на прозрачный сон нашего города. Городом славы и беды называется поэтесса Петербург, а затем и Ленинград. Великие испытания выпали на долю великого города. Петербург никогда не был под властью завоевателя. Этим нужно гордится. Сегодня на месте Петербурга в случае мог бы стоять совершенно другой гор. Восстановить, отстроить его было бы невозможно.

К счастью до того не дошло. Сам символ ленинградской Блокады – это символ беспредельного нашествия смерти. Жизнь в конечном итоге победила, но цена этой победы была поистине ценой смерти. В блокадном ужасе подтвердился образ смертной жизни, характерный для истории судьбы Петербурга.

Ахматова не хотела уезжать из Блокадного Ленинграда и, будучи эвакуированной, не переставала думать и писать о покинутом городе, чувствуя себя обязанной оплакивать великие жертвы любимого города. Блокадные стихи. Ахматовой выражали чувства сострадания, любви и скорби, шедшие тогда к Ленинграду со всей страны. Это простые и строгие строчки, а эти стихи поэтесса посвещает соседскому мальчику, погибшему при артобстреле:

Постучись кулачком – я открою,

Я тебе открывала всегда.

Я теперь за высокой горою,

За пустыней, ветром и зноем,

Но тебя не продам никогда…

Твоего я не слышала стона

Хлеба ты у меня не просил.

Принеси же мне ветку клена

Или просто травинок зеленых,

Как – ты прошлой весной приносил.

Принеси же мне горсточку чистой,

Нашей невской студеной воды,

И с головки твоей золотистой

Я кровавые смою следы.

***

Птицы смерти в зените стоят.

Кто идет выручать Ленинград?

Не шумите вокруг – он дышит

Он живой еще, он все слышит?

Как на влажном Балтийском дне

Сыновья его стонут во сне,

Как из недр его вопли: «Хлеба!» –

До седьмого его доходят неба…

Но безжалостна эта твердь.

И глядит из всех окон – смерть.

Один из мальчиков, переживших ленинградскую блокаду, Юрий Воронов, позднее написал о ней честно, сдержанно и точно. В его стихах сказано самое заветное: тягчайшая беда стала проверкой: одни теряли в себе человеческое в стремлении выжить во что бы то ни стало, другие оставались людьми, из души излучали свет добра и милосердия – и это спасало город.
В пустом и холодном тумане –

Проспекты,

Каналы,

Сады


Пурга леденит и арканит.

Поземка заносит следы.

Как мрачные тени навстречу –

Деревья,

Ограды,

Дома…

Но скрипнут шаги человечьи,

И сразу становится легче,

И снежная тропка –

Пряма.

***

И 30 лет и 40 лет пройдет,

А нам от той зимы не отогреться.

Нас от нее ничто не оторвет.

Мы с нею слиты памятью и сердцем.

Чуть – что

Она вздымается опять

Во всей своей жестокости нетленной.

«Будь проклята!» – мне хочется кричать.

Но я шепчу ей:

«Будь благословенна!».

И эту память,

Как бы, нас не жгло,

Не троньте

Даже добрыми руками.

Когда на сердце камень –

Тяжело.

Но разве легче,

Если сердце – камень?

Мне кажется:

***

Когда гремит салют,

Погибшие блокадники

Встают.

Они к Неве

По улицам идут

Как все живые

Только не поют:

Не потому

Что сами не хотят,

А потому, что мертвые

Молчат.

Мы их не слышим,

Мы не видим их,

Но мертвые всегда среди живых.

Идут и смотрят,

Будто ждут ответ:

Ты этой жизни стоишь или нет?

Город прошел сквозь долгие годы революций, войн, разрухи и голода и репрессий и выстоял Петербург и в самых погибельных обстоятельствах, кажется совершенно обескровленный, каким-то чудом сохранял внутреннюю сопротивляемость, смелость мысли и отвагу души.

И сейчас рождаются люди, понимающие душу великого Петербурга.

А город говорит с ними своими рассветами и закатами, туманами и метелями. Каждый современный поэт в стихах описывает свой город, непостижимый город непостижимой страны.

Подарите мне Питер-


Он ждет, он готов.

На Литейном купите

Самых первых цветов.

Подарите Фонтанку-

Вы поймите меня!

Сырость ночи недужной,

Первой травки парчу…

Все, что, в общем, не нужно, Подарите, прошу.

Чахлый мартовский вечер,

Чад угасших свечей…

Все, что - вечность, не вещи-

Не дарите вещей.

Возле Летнего сада,

Где воздух - как мед,

Так прекрасно и сладко

Что - то сердце сожмет:

Я немножко упряма

Чтоб меня вам понять,

Подарите мне право

Ваш подарок принять.

***

Весь город в плавных разворотах,

И лишь подчёркивает даль

В проспектах, арках и воротах

Классическая вертикаль.

И все дворцы, ограды, зданья,

И эти львы, и этот конь

Видны как бы для любованья

Поставленные на ладонь.

И плавно прилегают воды

К седым гранитам городским –

Большие замыслы природы

К великим замыслам людским.

***

Петербурженке и северянке,

Люб мне ветер с гривой седой,

Тот, что узкое горло Фонтанки

Заливает невской водой.

Знаю, будут любить мои дети

Невский седобородый вал,

Оттого, что был западный ветер,

Когда ты меня целовал.