М. А. Фельдман, д и. н., проф. Урал акад гос

Вид материала

Документы

Содержание Только газета «Известия» Но какова была прямая, зафиксированная в прессе, реакция Сталина на работу Совета? О чем же действительно говорилось на заседаниях Совета при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР? Политическое управление

Подобный материал:

• С. П. Боткина 29 мая 31 мая 2007 г предварительная программа, 223.79kb.
• Учебник, 5069.09kb.
• Пленарные заседания, 339.22kb.
• Экономический анализ, 1264.06kb.
• К. т н. А. К. Ким, к т. н. В. Ю. Волконский, к т. н. Ф. А. Груздов,, 396.77kb.
• М. А. Рыбалко (отв редактор), проф, 973.68kb.
• Учебное пособие / Под общ ред проф. А. Ф. Шорикова.  Екатеринбург: Изд-во Урал гос, 909.32kb.
• Учебно-методический комплекс для студентов специальности 08. 01. 03 «Национальная экономика», 685.83kb.
• Р. К. Чайлахян тематика конференции, 52.42kb.
• Бюллетень новых поступлений на абонемент лесохозяйственной литературы за январь-февраль, 158.03kb.

М.А.Фельдман, д.и.н., проф. Урал. акад. гос. службы


Две тенденции государственной политики в середине 30-х гг.: пять дней из жизни Г.К.Орджоникидзе.

В исторической литературе не остались незамеченными события конца июня 1936 г.: заседания Совета при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР 25 ─ 29 июня 1936 г. Наиболее полно работа Совета нашла отражение в публикациях О.В.Хлевнюка¹.

В работе 1991 г. О.В.Хлевнюк, историк, хорошо знающий малодоступный архивный материал дел ЦК и Политбюро ЦК ВКП (б), сформулировал основные оценки деятельности Совета при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР в контексте исторических событий 30-х гг., взаимоотношений членов руководства СССР; сталинской революции сверху продолжавшейся около десяти лет. В этой революции были свои этапы ─ резкие скачки вперед и временные маневры и отступления ².

Проявление карательной политии государства в начале 30-х гг. ³ вызвали недовольство в обществе, в том числе среди рабочих промышленности, в партийных организациях. В 1932 ─1933 г. Сталин не решился объявить войну всему обществу и всей партии. Приходилось считаться с тем фактом, что далеко не все решения центра безоговорочно принимались на местах⁴. В опубликованной стенограмме ХVII съезда явно прослеживалось стремление многих делегатов к смягчению курса, осуждение ими крайностей недавней политики. Именно этим следует объяснять тот факт, что на протяжении 1935 ─ 1936 гг. репрессии дозировались сравнительно небольшими порциями, перемежаясь с временными отступлениями⁵.

Противостояние различных подходов к реализации экономической политики в СССР не могло обойти комиссариат тяжелой промышленности СССР ─ руководящий орган ведущих отраслей экономики страны. Занимаясь реальными хозяйственными делами, и хорошо зная, какое значение для нормального развития промышленности имеет кадровая стабильность, народный комиссар тяжелой промышленности СССР Г.К. Орджоникидзе старался не допускать гонений на своих сотрудников. Деятельность Г.К. Орджоникидзе, направленная на торможение репрессий против хозяйственных руководителей, проявилась в работе Совета при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР 25 ─ 29 июня 1936 г.⁶

Спустя пять лет, О.В.Хлевнюк в своей новой работе, расширил рамки представлений о происходящих событиях. Кризисные явления в экономике, писал автор, вызвали беспокойство в руководстве страны. В конце 1930 ─ начале 1931 года в экономической политике стали проявляться тенденции (выделено нами. М.Ф.), позволяющие говорить о некоторой корректировке откровенно репрессивной политики. Этот новый курс, который Р.У.Дэвис назвал миниреформами, складывался постепенно как цепь отдельных непоследовательных и противоречивых решений. Суть миниреформ составляли попытки активизировать экономические стимулы развития производства, преодолеть военно-экономические методы управления индустрией. Наиболее явно и ощутимо новые тенденции проявились в осуждении массовых репрессий против инженерно-технических работников, в государственной поддержке хозяйственников, осуществлявшейся под лозунгом укрепления единоначалия ⁷. Руководство НКТП добилось амнистии специалистов, осужденных в 1929 ─ 1930 гг. ⁸. Кроме того, Орджоникидзе и другие хозяйственники, отражая интересы промышленности, стремились к относительной хозяйственной самостоятельности и защищенности от произвола партийных и карательных органов ⁹.

Летом 1936 г. дело дошло до разногласий между хозяйственным и политическим руководством страны по поводу стахановского движения. В очередной раз это недовольство карательной политикой проявилось в конце июня 1936 г. на совете при НКТП. Объясняя причины экономических трудностей, многие руководители предприятий прямо заявили о пассивности и безответственности инженеров в результате репрессий и обвинений в саботаже. Подводя итоги, Орджоникидзе поддержал такие выступления¹⁰.

Выявив место конкретного события в широком историческом контексте, О.В. Хлевнюк подошел к его концептуальной оценке. Большинство специалистов, занимавшихся политической историей 30-х гг., в той или в иной мере были уверены, что умеренная фракция в Политбюро действительно существовала в 1932 г.¹¹; известны и освещены (в том числе, О.В.Хлевнюком) проявления оппозиционных действий в отношении Сталина в последующие годы (1933 ─ 1936 гг.). Однако, О.В. Хлевнюк , возможно лучший знаток архивных дел 30-х гг., сдержанно замечает: наличие умеренной фракции в Политбюро не подтверждено какими-либо фактами¹².

Как представляется, отсутствие концептуальных оценок деятельности Совета при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР 25 ─ 29 июня 1936 г., позволяет еще раз обратиться к исследованию этого весьма неординарного явления советской истории. Для решения поставленной задачи следует поставить ряд вопросов.

Совет при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР 25 ─ 29 июня 1936 г. представлял собой вполне конкретный форум: собрание элиты хозяйственных руководителей (заместителей наркома, руководителей главков, директоров 112 крупнейших предприятий тяжелой промышленности). Собрание, освященное присутствием члена Политбюро ЦК ВКП (б). Состав участников Совета заведомо претендовал на место в политической жизни СССР: объективно, это было одно из наиболее заметных и значимых событий 1936 г. Не случайно, в официальном названии совета имелось уточнение: второй Пленум ─ культовое слово для советских людей.

Зададимся первым вопросом: каким образом деятельность Совета получила освещение в центральных газетах?

Читатель не мог не отметить, что газеты давали весьма скупую информацию о работе Совета. Бросалось в глаза стремление редакторов сузить тематику выступлений участников. Так первое заседание Совета, судя по печати, было посвящено главным образом проблеме добычи нефти¹³. Последующие, опять таки, исходя из газетных публикаций ─ задачам стахановского движения.

«Правда» 29 июня 1936 г. в несколько ироничной манере отмечала: «Четыре дня заседает Совет. Уже выступил седьмой десяток присутствующих». Двусмысленно звучало сообщение о том, что «на вечернем заседании с яркой речью выступил Пятаков, которого зал встретил и проводил продолжительными аплодисментами»¹⁴. Известно, что к этому времени положение Пятакова, было более чем шаткое¹⁵.

Отмечая, тот факт, что Совет работает по-деловому; все речи насыщены фактическим материалом, а характерной чертой большинства выступлений выступала «ясность перспектив и возросшая требовательность к себе»¹⁶, газеты более чем выборочно публиковали сами выступления участников форума. Со страниц июньских газет можно было услышать только выступления «лучших стахановцев», повторявших знакомые слова о неумении инженеров руководить стахановским движением¹⁷. Среди выступавших ─ академик Губкин, руководители главков и заводов-гигантов: Тевосян, Завенягин, другие товарищи ¹⁸, подчеркивала «Правда», но смысл докладов не раскрывался. Выступлениями стахановцев (а точнее ─ выдержками из них) газеты ограничивали информацию о работе Совета ¹⁹.

Только через шесть дней после закрытия заседания Совета (!), в газетах было опубликовано заключительное слово Серго Орджоникидзе. Это выступление носило весьма своеобразный характер. Перенасыщенное славословием в адрес Сталина; многочисленными, но чисто информационными, мелкими по содержанию, примерами героического труда стахановцев, оно не принадлежало к лучшим образцам ораторского искусства Серго Орджоникидзе. Складывалось впечатление, что Орджоникидзе не только старался соблюдать декорум, но и стремился сгладить негативное впечатление о работе Совета у Сталина. Правда, Серго повторял стержневые положения своих предшествующих выступлений; докладов хозяйственников на Совете ²⁰.

Между тем, заседание Совета было важным событием в жизни страны уже в силу состава присутствующих. Только газета «Известия» сообщила данные о социальном составе Совета. Из 334 членов Совета ─ 112 человек являлись директорами крупнейших предприятий страны. Из них 50 человек получили высшее техническое образование. Еще 163 человека являлись инженерами. На совет присутствовали 6 академиков и 9 профессоров; были приглашены и лучшие стахановцы ²¹.

Публикация кратких сообщений о форуме хозяйственников, чаще всего, не на первой странице; сокрытие содержания выступлений представителей директорского корпуса на протяжении пяти июньских дней, свидетельствовали о сознательной акции, осуществленной по приказу Сталина. В этом же ключе следует рассматривать задержку публикации заключительного обширного выступления Орджоникидзе.

Но какова была прямая, зафиксированная в прессе, реакция Сталина на работу Совета?

Ответ носит однозначный характер. За пять дней работы Совета Сталин единственный раз внешне отреагировал на его работу. 27 июня 1936 г., т.е. на третий день работы совета, было получено Приветствие Сталина …. работникам золотопромышленности.

Вот его полный текст. «Приветствую по случаю досрочного окончания полугодового плана. Надеюсь, что с успехом закончите план всего года и дадите наилучшие показатели». Сталин ²². На наш взгляд, столь лаконичное послание носило издевательский характер. Обращенное только к одной малочисленной группе хозяйственников-участников Совета, приветствие ни словом не упоминало о задачах, проблемах работы столь высокого экономического форума; не содержало даже формального приветствия со стороны политического руководства. Сталин подчеркнуто дистанционировался от происходящего в Москве Совета при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР.

О чем же действительно говорилось на заседаниях Совета при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР? Представление об этом дает более чем четырсотстраничный источник, стенографический отчет «Совет при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР. Второй пленум. 25 ─ 29 июня 1936 г.» ²³. На совете было немало сообщений, (в большей степени стахановцев, в меньшей ─ директоров предприятий) насыщенных цифрами, но похожих на дежурные парадные отчеты и столь же дежурные просьбы о помощи разного рода.

Тем не менее, директорский корпус нашел возможность высказаться. Пять дней работы Совета (последнее заседание 29 июня завершилось почти в час ночи²⁴) демонстрируют решимость значительной части его участников положить конец репрессиям против хозяйственных руководителей.

Уже в первый день работы Совета, В.М.Бажанов, заместитель начальника Главугля и начальник. Донбассуголь, отвечая на обширную критику инженерно-технических работников со стороны партийных организаций, печатных органов за «вредительское отношение к стахановскому движению», подчеркивал: в Донбассе, на родине стахановского движения, были многочисленные перегибы: большая группа инженеров и техников была незаслуженно обвинена в саботаже. Извращения стахановских методов работы мы должны искоренять путем убеждения массы инженеров и техников, путем разъяснения инженерам и техникам, как нужно внедрять стахановские методы работы. Звучали и ритуальные слова о необходимости изгнания с шахт Донбасса упорствующих консерваторов, упорствующих саботажников²⁵. Развитие стахановского движения, преодоление массовой текучести рабочих кадров, по мнению В.М.Бажанова, зависело от технической модернизации рабочего места, совершенствования системы оплаты труда²⁶.

Если первые семь докладчиков ─ управляющие нефтяными трестами ─ сконцентрировались на чисто производственных задачах²⁷, то речь В.М.Бажанова во многом задала тон остальным докладчикам. Показательным было прозвучавшее вскоре выступление А.Г.Стаханова: короткое, достаточно конкретное, и … ни разу не упомянувшее имя Сталина. Отметив первые положительные достижения инструкторов по внедрению стахановских методов труда, сам Стаханов указал на плохое использование техники ─ врубовых машин и отбойных молотков²⁸.

С.Я. Каплан, редактор газеты «Кадиевский пролетарий», поддержал В.М.Бажанова. В Донбассе «… мы нередко огульно обвиняли инженеров, техников, хозяйственников в саботаже»²⁹.

Размышляя над трудностями социально-экономического характера, А.Д. Брускин, многолетний директор ЧТЗ, назначенный на пост заместителя народного комиссара тяжелой промышленности³⁰, указывал на их объективный характер: технические вузы в первой половине 30-х гг. давали недостаточную теоретическую и практическую подготовку инженерам. Необходимо повысить уровень технических знаний по специальным дисциплинам, пропустив специалистов через курсы переподготовки на самих предприятиях. За счет развития технической учебы рабочих можно убрать один из самых сильных тормозов стахановского движения ─ отсутствие правильного и систематического обслуживания агрегата и рабочего места. Серьезной проблемой являлось низкое качество оборудования, поступавшего на заводы ³¹.

Содержательным оказалось выступление Л.С.Владимирова, директора Уралмаша. «Стахановское движение в промышленности охватило только самую верхушку рабочих. Как правило, стахановцами у нас являются члены партии, комсомольцы и передовая часть рабочих, ─ это в лучшем случае», отметил Владимиров³². Такое проницательное высказывание резко отличалось от общепринятого парадного освещения стахановского движения.

«Существующее у некоторых товарищей мнение, что инженерно-технический персонал не хочет идти в ногу со стахановским движением, ─ продолжал Владимиров, ─ неправильно. Беда заключается в том, что мы еще до сих пор не переключили инженерно-технический персонал на творческую плодотворную работу. Инженер и техник часто работают не головой, а ногами» ³³. Поясняя последнее предложение, Владимиров отметил: «мы недостаточно разгрузили инженерно-технический персонал и не поставили его в такие условия, чтобы он мог более плодотворно работать³⁴». Кого же Владимиров имел ввиду под собирательным «Мы»? Думается для участников Совета, для внимательных читателей Стенографического отчета о работе Совета³⁵ было ясно: под видом самокритики, речь шла о высшем партийном руководстве.

Безусловно, я выделил наиболее яркие сообщения представителей директорского корпуса. И самые смелые. Большинство хозяйственных руководителей предпочитали сделать упор на производственных проблемах. Но и фигура умолчания ─ игнорирование разнузданной, одобренной Сталиным, критики «вредительства» инженерно-технического персонала ─ в данном случае приобретала вполне очевидную политическую позицию. Приобретала объективно, вне желания докладчиков.

Поздно вечером 29 июня 1936 г. состоялось заключительное выступление Орджоникидзе. Смысл, основные тезисы этого выступления раскрыты в публикациях О.В.Хлевнюка ³⁶. Орджоникидзе назвал обвинения в адрес инженерно-технический персонала чепухой. « Какие там саботажники! …. Это наши сыновья, наши братья, наши товарищи, которые целиком и полностью за советскую власть»³⁷. Однако не только эти положения содержались в выступлении Орджоникидзе.

Развитие стахановского движения зависит от научного подхода к организации рабочего труда, подчеркнул нарком³⁸. Сложность решения этой проблемы обостряется тем, что наши втузы выпускают технологов, а не организаторов производства³⁹.

Орджоникидзе высмеял утверждения о близости производительности труда советских и американских рабочих. На одном и том же оборудовании, по словам Орджоникидзе, американский рабочий выпускал продукции в 9 раз больше, чем наш. Аналогичное положение (пусть и при меньшем разрыве) было и на предприятиях в других отраслях советской промышленности⁴⁰.

И все-таки главный посыл прозвучал у Орджоникидзе в конце его доклада. «Пора нам отказаться от планирования выполнения плана по валовой продукции», ─ заявил нарком. «Надо планировать выполнение программы не валовой продукции, а по товарной ─ сколько готовой продукции мы выпустили для нашего населения, для нашего народного хозяйства⁴¹». Внимательный читатель сразу вспомнит: подобный тезис будет содержать экономическая реформа 1965 г. Кто знает, насколько лет раньше была бы реализована « косыгинская » реформа, если бы предложение Орджоникидзе было бы реализовано!

Отметим, что работа Совета при народном комиссаре тяжелой промышленности СССР 25 ─ 29 июня 1936 г. завершала более чем годовую напряженную дискуссию в руководстве страны, формально, по вопросам руководства стахановским движения, по сути ─ проблемам социально-экономического развития. За 20-е гг.- первую половину 30 х г. по отношению к рабочим, государством были испробованы, казалось бы, противоречивые меры: как непоследовательные экономические методы, так и жесткие административные решения. Сторонники каждого направления подошли к сентябрю 1935 г. со своим набором решений и это наглядно проявилось в истории стахановского движения.

Чего же ожидали руководители партии и государства от рекорда А. Стаханова? Обратимся к материалам печати тех месяцев. Ведущее место на страницах газет осенью 1935 г. занимала подробная информация: сколько зарабатывает А.Стаханов и его последователи. Цифры впечатляли: заработки до десяти раз превышали среднюю оплату труда рабочих промышленности. В условиях острого жилищного кризиса рабочие с особым вниманием читали сообщения о выделении стахановцам отдельных квартир. “Стахановское движение … открывает перед рабочими дорогу к резкому улучшению материально-бытового положения” подчеркивала газета “Правда” ⁴². В духе времени звучали слова о роли рабочего класса в социалистическом строительстве, однако фактически речь шла речь об оплате без ограничения. Именно с этим, а также с подъемом культурно-технического уровня рабочих руководство НКТП связывало стахановское движение ⁴³.

Но в тоже время, в печати все громче начинает звучать другая тональность. Тема принуждения, запугивания, угроз тем, кто не присоединится к стахановскому движению прочно входят в обиход выступлений государственных деятелей ⁴⁴. Различные подходы к стахановскому движению нашли отражение в документах Декабрьского (1935 г.) Пленума ЦК ВКП(б), единственный раз в истории Коммунистической партии, рассмотревшего специальным вопросом проблемы организации труда и технической учебы рабочих. Решения пленума ЦК содержали основы самой серьезной программы повышения культурно-технического уровня рабочих крупной промышленности из тех, что принимались в 30-е гг.

По мысли Сталина стахановское движение должно было произвести революцию в промышленности. Но на первый план (и это вошло в резолюции пленума) Сталин выдвигал борьбу с “врагами стахановского движения” ⁴⁵. На что же было ориентироваться советским людям 1935 г., если незадолго до пленума передовая статья “Правды” важнейшей проблемой стахановского движения называла вопросы совершенствования оплаты труда рабочих ⁴⁶. Обращало на себя противоречие между высказыванием на пленуме секретаря ЦК А.А. Андреева -“все справочники по нормированию должны быть выброшены как хлам” и словами наркома НКТП С.Орджоникидзе о том, что пересмотр норм должен быть связан с технической модернизацией рабочих мест и учетом мнения самих рабочих ⁴⁷. Приведенные факты говорят о различных подходах к методам достижения целей.

С первого дня 1936 г. набирала силу кампания за проведение “стахановских суток” на каждом рабочем месте. Вера в магическую силу приказа, игнорирование того факта, что число стахановцев среди рабочих крупной промышленности, даже по официальным данным, не превышало 18,5 % ⁴⁸, еще раз давала о себе знать. 20 января 1936 г. газеты страны сообщили о начале “стахановской пятидневки” на всех предприятиях, как о свершившемся факте. Анализ материалов позволяет сделать вывод: “штурм рекордов” начался без учета материальных стимулов для основной массы рабочих. Газеты января 1936 г., печатая диаграммы ежедневного выпуска промышленной продукции, словно дрожали от напряжения. Но в конце января кривая показателей устремилась вниз. Однако тут же последовал призыв к ''стахановскому году ⁴⁹.

Итоги января 1936 г. - “месяца рекордов” были ошеломляющими: не только не произошло ожидаемого рывка в экономике, но, напротив, в ряде отраслей (например, в угольной промышленности) был зафиксирован спад промышленного производства ⁵⁰.

Советское общество нуждалось в анализе происходящего. Но с февраля 1936 г. тема стахановского движения практически, пусть на время, исчезает со страниц газет и журналов. Молчание выдавало неудовольствие руководства ВКП(б): плоды патерналистской политики государства оказались отличными от замыслов. Слой высокооплачиваемых рабочих-стахановцев был невелик - и это тоже было естественно в условиях регламентации фондов заработной платы. Если судить по цифровым выкладкам ЦУНХУ, то стахановское движение во второй половине 30 х гг., набирало силу⁵¹. Однако фактическое положение дел обстояло иначе. “На деле идет сокращение числа стахановцев в черной металлургии” - проговорился журнал “Стахановец” в августе 1937 г. ⁵² Аналогичным было и положение в других отраслях: основная же масса рабочих, расценив увеличение норм выработки при сохранившихся ставках оплаты как обман, не желала подменять повседневный труд героическим перенапряжением. Система оплаты труда, предусмотренная стахановским движением, оказалась несовместима с финансовой несамостоятельностью предприятий. Проблема же для власти заключалось в том, что стахановское движение (как и движение ударников в ранний период) не привело к превращению рабочих в покорную массу, готовую к любым манипуляциям. Судя по материалам Совета, не стали послушными и безмолвными представители директорского корпуса во главе с наркомом тяжелой промышленности.

Обсуждению назревших проблем Сталин и его сподвижники предпочли физическое уничтожение тех, кто в глазах вождя выглядел вольнодумцами.

29 августа 1936 г. до ареста Пятакова оставалось две недели⁵³, до гибели большинства управленцев-участников Совета, включая Орджоникидзе, ─ полгода.

События 25─29 июня 1936 г. несут черты исторической закономерности. Перед нами логическое проявление длительной борьбы двух подходов к реализации государственной политики. Формально, период дискуссий ограничен временем существования стахановского движения, т.е. августом 1935 ─ августом 1936 гг. Исследования современных историков продлевают сроки столкновения различных подходов к управлению социально-экономическими процессами, отсчитывая начальный рубеж с конца 1930 г. ⁵⁴ Не следует, однако, забывать, что и 20-е годы с позиции государственного управления были периодом аналогичных столкновений⁵⁵.

Период Нэпа привел к появлению в большевистском руководстве группы хозяйственников⁵⁶, которые, в значительной степени методом проб и ошибок, интуитивно, вышли на понимание процесса государственного управления как целенаправленной деятельности, связанной с реализацией государственно-властных полномочий субъектами публичной власти, регламентированной юридическими нормами. Для них в процессе государственного управления основную роль играли экономические знания, направленные на анализ последствий государственной деятельности. Выработка и реализация экономической политики была связана с использованием альтернативных вариантов, использующих сравнение с идеальной моделью.

Генетическое продолжение такой политики вывела Орджоникидзе в последний час работы Совета на понимание качества распоряжения ресурсами как наиболее надежного показателя учета общенациональных интересов. В свою очередь параметрами этого показателя объективно должны были выступать соразмерность объявленных мер и имеющихся ресурсов, социально-приоритетное, целевое и подконтрольное их использование.

Политическое управление заведомо отличается нацеленностью на сохранение и укрепление властных возможностей правящего режима и его отдельных структур, руководствуясь скорее политическими приоритетами и ценностями, чем рациональным подходом к принимаемым государственным решениям. В политическом управлении цели редко бывают четкими: они основаны на компромиссах и могут быстро меняться ⁵⁷. Научная реализация государственной политики как раз, требовала и требует компромисса между линией государственного и политического управления. Однако рамки тоталитарного режима ограничивали возможность такого компромисса периодом экстремальных ситуаций. Отставание советской модели экономики (и соответствующей ей социальной сферы) усиливались с каждым случаем насильственного подавления попыток рационального управления народным хозяйством, физическим устранением инициаторов таких методов.

В конце 80-х гг. настал момент, когда поиск компромисса между линией государственного и политического управления оказался запоздалым.