Уважаемая Елена Викторовна, высылаю Вам три своих рассказ
| Вид материала | Рассказ |
- Уважаемая Елена Григорьевна! Мы благодарны Вам за внимание к мнению общественности, 133.64kb.
- Савенкова Елена Викторовна 2 место Щербаков Артём, 2 класс моу гимназия №5, г. Волгоград, 293.39kb.
- Уважаемая Галина Юрьевна!, 275.73kb.
- Чешенко Елена Константиновна. Матвей Коротаев, дк «Прометей», руководитель Тамеева, 32.3kb.
- Рассказ Н. Носова «Три охотника», 17.16kb.
- Е. Г. Дьяковой Уважаемая Елена Григорьевна!, 15.33kb.
- Надежды Августиновны Надеждиной. Ответы учащихся. Вам знакомо имя этой писательницы?, 86.36kb.
- Каменева Елена Викторовна – заведующая библиотекой средней школы №6 г. Лесосибирска, 186.95kb.
- Елена Шпартко Сезонные явления, 544.14kb.
- Действующие лица, 116.98kb.
Уважаемая Елена Викторовна, высылаю Вам три своих рассказа, по первому рассказу названа моя книга «На другой стороне дороги». Надеюсь, они Вам понравятся.
Алексей Иванов
НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ ДОРОГИ
Вот и выпал первый снег, и жутко подумать, что через каких-то полтора месяца настанет самый большой календарный праздник, на мачтах городского освещения вспыхнут неоновые снежинки, а я опять побегу искать новогоднюю елку. Хоть и осталось еще немного времени, однако, начинаешь оглядываться назад, собирая в памяти все события, которые произошли с тобою за год.
В общем-то, ничего особенного не случилось. Главное, чтобы плохого не становилось больше, чем хорошего, не нарушалось равновесие, за которым мы так заботливо следим, точно в голове каждого есть какая-то бухгалтерская книга, где он сводит дебет с кредитом за подотчетный период.
После недолгого размышления я говорю себе: «Все нормально. В общем, все было хорошо». И вдруг я точно касаюсь оголенных проводов. Что это? Из глубины памяти подымается еще одно событие, забытое мною сразу по прошествии. Его и событием-то не назовешь, столь оно незначительно. Однако через минуту я уже меряю комнату шагами, роюсь в ящиках письменного стола в поисках какой-нибудь завалящей сигареты, хоть и бросил курить. Мне непонятно, неуютно, тяжело.
Видится мне обыкновенный серый день в начале марта, промозглого и скучного, реденький мокрый снег, какое-то пригородное шоссе... Я с кем-то иду... Передо мною три мокрые ссутулившиеся спины. Ноги ломит от долгой ходьбы. Мы идем навстречу движению по краю дороги, потому что по тропинке вдоль шоссе идти никак невозможно: там подтаявшие сугробы, лужи и грязь по колено. Идем довольно быстро: еще есть силы и какая-то цель. Больше не вспомню. И это всё? Не может быть. Должно было что-то произойти, что-то важное.
Я комкаю рубашку на груди и чувствую себя в какой-то ловушке, рыбой в садке. Я в закоулке памяти, из которого нет выхода.
Существуют естественные законы времени: новый день не может начаться без того, чтобы не кончился старый: одно событие сменяется другим. Этот механизм прост, как песочные часы, тем не менее и он подчас дает сбой: какое-то событие в твоей жизни не хочет завершаться, но вот на него уже нагромождается другое, а потом еще одно и так далее, — однако ты, не ведая того, остался в том, которое не завершилось. Тебя ничего не тревожит: тебе кажется, что жизнь идет как всегда — ты не подозреваешь, что все еще пленник того дня, который продолжается где-то. И лишь просыпаясь в холодном поту и с рукой у тоскующего сердца, ты чувствуешь странное — что доживаешь во сне что-то из прошлого.
Я усиленно начинаю вспоминать тот день и опять не вижу ничего из ряда вон выходящего. Но что же тогда так обожгло? Мне нужно разобраться, иначе не успокоюсь. Все по порядку.
...Это был один из многих неудачных тех дней, я искал по городу работу. Помню, пришел по объявлению в какой-то подвал с одним лишь вопросом: о какой работе идет речь? Здесь собралась целая толпа народа, и все хотели знать то же. Никто не удивился, когда нам объявили, что если мы хотим зарабатывать настоящие деньги, то не обязательно знать, что за работа. Логично? Тогда освободись от ложного стыда! Скоро сам все увидишь и научишься на месте. Поверь в себя, и ты будешь зарабатывать.
Большинство, не поверившее в себя, молча разошлось, по деловому, на ходу вычеркивая из своих потрепанных газет адрес этого дома. Оставшихся же разбили на кучки и подкрепили к ним «наставника».
Сначала была железная дорога, затем промышленный подмосковный город. Нас всего четверо во главе с сорокалетним мужчиной очень маленького роста и с симферопольским акцентом. В его руках две большие сумки. Мы наблюдаем, как он ходит по учреждениям и сбывает дешевый мелкий товар: наборы иголок с позолоченными ушками, искусственные розы с зажигающимися бутонами, китайские электробритвы, складные фены и многое другое.
Рядом со мной, покашливая, бредет пятидесятилетняя бывшая актриса; чуть впереди, почему-то в легких летних туфлях, парнишка лет двадцати со справкой об освобождении из заключения. Напрягаю память и вижу: он в кожаной кепке и куртке, с них стекают ручейки воды — и тут же чувствую боль в глазах — это дунуло мокрым снегом. Слышу, как парень надоедливо чиркает и чиркает зажигалкой в кармане.
— Актер, — говорит актриса, горько усмехнувшись, — человек подневольный. Во всем зависимый от режиссера... Карьера? Да что карьера... Я поздно приехала в Москву, да еще и дочь родила. В паре фильмов снялась, на третьем плане, больше ничего. Еще, правда, сама выпустила один детский радиоспектакль...
Закрываю глаза и вижу: мы все бредем и бредем. У актрисы заляпанные грязью сапоги (иногда все-таки приходится идти по обочине), наверняка худые, и ноги давно мокрые. Еще перед глазами почему-то кружится двухрублевая монета. Не могу вспомнить, к чему бы это? Немая монета.
— У нас с вами, в общем-то, похожие профессии, — деловито говорит симферополец, обращаясь к актрисе, — вы готовите роль, а я свой спич. Видели, как я на дровяном складе со сторожами разговаривал? Подходишь к человеку и сразу начинай прессинг, главное, не давай ему опомниться, выложи перед ним весь товар, убеди его, что он ему нужен, он его уже купил и — клади деньги в карман. Подумайте только, за каких-то пять минут я заработал шестьдесят тысяч. У вас получится. Должно получиться.
Парень со справкой зевнул и зачиркал зажигалкой, а актриса еще горше усмехнулась:
— Черт возьми, как хочется иногда просто взять в руки обыкновенную швабру и драить, драить... тоже ведь работа.
После этих слов она оглядела нас всех с улыбкой бессилия. Никто ничего не сказал. Так мы шли еще какое-то время, внимательно смотря себе под ноги и спрятав руки в карманы. Вдруг освободившийся ни с того ни с сего начал рассказывать историю о том, как нелепо он сел. Причем сразу начал с такой интонации, точно отвечал на вопрос и казалось, что исповедуется он уже не в первый раз. Рассказывал почему-то смеясь, скалясь во все стороны, будто речь шла о каком-то веселом шебутном празднике, на котором он ох, как показал себя, правда (с кем не бывает?), малость перестарался. Однако рассказ получился коротким и несодержательным. Короче, устроился он охранником в магазин радиоаппаратуры, работал, работал, да потом сам же свой магазин и ограбил.
Думаю, всем хотелось после этого пожать плечами, да из вежливости воздержались. Парень же, не прочтя на наших лицах никакого одобрения, вдруг сник и через минуту сказал:
— Глупо, конечно.
Наконец, мы добрались до какого-то придорожного кафе в облезлых порыжелых елках, какие часто можно встретить у постов ГАИ. Автостоянка была заставлена фургонами и рефрижераторами. У автомойки с единственным насосом прохаживался, зевая, мойщик в резиновых сапогах.
— Вот тоже хлебное место, — сказал наш командир, останавливаясь и с облегчением ставя сумки у ног, — здесь дальнобойщики перекантовываются. Тепе-ерь... — он осмотрел наш небольшой отряд и подозвал меня. — Ты пойдешь со мной. Постажируешься.
В тесном помещении сидели два дальнобойщика, ели пельмени и, помню, спорили о том, как лучше замачивать шашлык: в прокисших помидорах с луком или же в пиве. Тут-то наш симферопольский командир и встрял ловко в разговор, блеснув кулинарными познаниями, особенно в украинской кухне. И как только ничего не подозревавшие шофера расслабились, внимательно слушая, он в мгновение ока выложил на стол позолоченные ложечки и вилочки, затем набор иголок, походный фен, роза не хотела зажигаться, но тоже была со всею виртуозностью пущена в ход. Пошел спич.
Мне стало скучно, я повернулся к зеркалу и оглядел себя: весь мокрый, кончик носа покрасневший, под глазами синяки, и еще ужасно, оказывается, небрит, на лице написано: «Так и знал, что мне опять не повезет с работой».
Когда мы покинули ошалевших и ограбленных шоферюг, и, стараясь идти не спеша, с достоинством, вышли из кафе, к нам подошел парень со справкой и сказал:
— Я тут подумал... в общем, пойду я. Эта работа не для меня.
— Да и мне не по душе, — поддержала актриса.
— Как же так? Почему? — удивился симферополец. — Вот смотрите, я же еще заработал деньги за каких-то десять минут! — И он стал тыкать в нас свернутыми в трубочку деньгами.
— Я тоже, пожалуй, пойду, — сказал я.
— Ну хоть кто-нибудь останьтесь! — отчаянно воскликнул наш наставник.
Мы промолчали. Он развел руками, повернулся и ушел, даже не простившись: сутулые плечи, градинки дробью стучат по куртке из искусственной кожи. Мы не стали смотреть ему вслед и не задавались вопросом, куда он мог идти? Хотя было бы интересно знать: ведь он направился по дороге, которая шла через бескрайнее картофельное поле, ни одного дома в пределах видимости, ни одного поворота. Куда он нес свои иголочки, никто из нас уже никогда не узнает.
На станции выяснилось, что у бывшей актрисы нет денег на обратную дорогу, она собиралась ехать зайцем и нервно курила... Всё! Вспомнил, откуда эта двухрублевая монета. Ведь я купил ей билет. Еще я только что вспомнил, что на ней был довольно потрепанный головной убор в виде котелка с круто заломленными полями. Освободившийся и вовсе не беспокоился ни о каком билете, опять доставал свою справку и хвалился, что с ней он может ездить сколько хочешь и куда угодно, поскольку по закону считается лицом, добирающимся до места проживания по отбытии срока. Он даже развернул справку и показал нам ее издалека: обычная потрепанная бумажка с расплывшейся печатью.
Мы вернулись в город, сели на поезд в метро. Парень со справкой все не хотел с нами расставаться, на каждой станции спрашивал: «Вы еще не выходите?» Мы устали отвечать ему: «Нет, нам еще далеко». Он говорил: «В общем-то, мне еще не скоро делать пересадку». Мы недоуменно молчали. Когда, наконец, он все-таки решил выходить, то так долго отпускал наши руки, что еле успел выскочить из вагона, когда закрывались двери.
С актрисой мы доехали до станции «Кунцевская» и, попрощавшись, сели в разные автобусы. Вот и все. Остается добавить только, что я тогда сильно устал, очень хотел домой, и мне было не до чего.
И вот только сейчас я чувствую, что мы слишком уж легко расстались.
Странная штука память. Почему мне все-таки так болезненно вспомнился тот совсем безболезненный, обычный пасмурный мартовский день? Ничего не случилось, я не совершил никакого подвига, не встретил ни одной красивой женщины даже и работу не нашел. Ничем не примечательный день. Наверное, все это блажь. Просто расшатались нервы. Нужно поскорее обо всем забыть. Тот день давно уже прожит, и хватит об этом.
Я подхожу к окну и смотрю, как люди идут по первому снегу. Боже мой, всего полтора месяца, всего каких-то полтора месяца, и откроется елочный базар вон у того дома. С чисто практической целью я пытаюсь вспомнить, как я готовился к Новому году: чем запасался? Что закупал? Однако опять возвращаюсь мыслями в тот день, он не выходит у меня из головы. На сей раз мне вспомнился эпизод совсем маленький, быть может, самый ничтожный. У меня по дороге кончились сигареты, я попросил подождать и побежал через улицу к табачному киоску. Очередь показалась мне бесконечной, хотя стоять пришлось всего минуты две. И вот я спешу обратно, а те трое, такие разные, стоят на другой стороне дороги, ждут и улыбаются мне...