Тимкова Яна Повесть о каменном хлебе
| Вид материала | Документы |
- Козлова Яна, 102.6kb.
- Существует дизайнерская одежда, дизайнерская обувь, но приходилось ли вам слышать, 23.24kb.
- Восьмиклассникам, 5.16kb.
- В в. Список произведений: И. С. Тургенев повесть «Первая любовь» Л. Н. Толстой повесть, 189.91kb.
- Литературоведческие термины, 12.01kb.
- Список литературы на лето для будущих восьмиклассников, 20.5kb.
- Некоторые направления эволюции агиографического жанра Глава, 666.78kb.
- «Чаадаеву», «Деревня», «На Аракчеева», «Анчар», «Ночь», «Я помню чудное мгновенье, 50.34kb.
- Сказка + дрезден» Прага (4 ночи) Карловы Вары завод «Яна Бехера», 57.28kb.
- Дороже и злата, и соболя, 108.83kb.
- А школа, радость моя?
- А че школа?! - возмущенно взвивается собеседник, - Каникулы же у меня! Весенние!
- Ну ладно, не ори только, и без тебя голова трещит... Ну сваливайся. Только не раньше... - быстрый взгляд на часы, - скажем, двенадцати. И купи что-нибудь умное по дороге.
- Чего?
- Что сам захочешь съесть, то и купи. - и мысленно: "Я в магазин не потащусь, радость моя."
- Ну... Сушек каких-нибудь?
- Сушки, родной, будешь грызть, когда совсем нечего жрать будет. Ты не жмоться, я тебе потом отдам деньги. Как минимум половину...
- Да ну тя... В общем, буду к двенадцати. Давай!
- Ага... - "Значит, раньше часа не придет." - Давай, удачи.
Айринэ медленно положила трубку на место. Значит, скоро здесь будет Айканаро. "Ох, на мою голову... "И я ведь сам уже не рад, позволив этот детский сад..." И ведь придет, и опять будет смотреть глазами побитой собачки, и опять канючить насчет пожить, и обещать "ноги мыть и воду пить", а спать "на коврике у двери", хотя надеяться будет отнюдь не на коврик... Экземпляр... Нафиг она мне тут со своим нытьем нужна. Лучше уж Нараэль позвать - тоже домашнее животное, но от нее хоть пользы больше, а вреда меньше..."
Кофе уже давно забыт. Айринэ крутит в пальцах обломок сигареты, задумчиво смотрит в стену, - "Какая теперь-то разница... Никакой..."
В памяти всплывает вчерашний концерт. Закулисье, вокруг - все свои: "заклятые друзья", и соперники, и предводители других стай (разве что они себя так не называют). Вежливые поклоны, преувеличенно вежливые улыбки и приветствия, дружественный треп, сплетни, в общем, что с кем, и главное - не ошибиться. Открыто демонстрировать неприязнь - нет ничего глупее... Поэтому - ледяной поклон в сторону Лави - вон она, у дальней стены, окружена свитой, и даже видно, что там - почти все те же, но кого-то нет, но это еще ни о чем не говорит, мало ли кто не смог прийти сегодня на концерт. Лави - в обычном концертном прикиде, и до боли знаком синий бархатный плащ, отороченный беличьим мехом, и беличьи хвосты на плечах, и беличий хвост - на берете, а из-под берета выбиваются медно-рыжие локоны, и рука сама поднимается - коснуться и проверить, такие ли они шелковистые, как раньше, и кажется, что в воздухе разливается едва уловимый аромат лаванды... Айринэ изображает приветственную улыбку, больше похожую на оскал, и Лави едва заметно кивает в ответ (колышется беличий хвост), и отворачивается, с ободряющей улыбкой обнимает за плечи одну из своих девочек - это кто-то из новых и, судя по гитаре в руках, она тоже будет петь сегодня. Шагнуть бы - туда, и встать рядом, снова - маленькой наивной девочкой, встретить лучистый взгляд Лави, поймать ее руку, прижаться щекой к теплой ладони, еще раз услышать - "Аээээниээээвьелллль..."
Проехали.
Щеки Айринэ-сегодняшней мокры от слез. Айринэ-вчерашняя отвернулась и закусила губу. И, ко всеобщему удивлению (и обиде и разочарованию своей свиты), ушла с концерта вместе с тем самым Вороном.
- Лави, Лави... - полувздох-полустон, - когда же ты, сволочь, оставишь меня в покое... - нашарила карандаш, вытащила из пачки бумаги чистый лист, бездумно провела линию, другую... Завитушки, сумасшедшие изломанные зигзаги, всплески и проваливающиеся в никуда обрывки, но все это не то, не то, и слезы текут, и шепот:
- Ненавижу тебя... Ненавижу... - и карандаш скользит, приостанавливается в нерешительности ("А какая разница... Никто же не увидит... Никогда...") - и выписывает - медленно, каллиграфически безупречно:
стираю твое имя
из моей книги,
вырываю твои глаза
из моей памяти,
с хрустом
ломаю твои пальцы,
вцепившиеся
мне в запястье...
Пауза. Вздохом: "Я..."
поворот,
разворот,
легкий толчок,
пируэт, и -
виват, центробежная сила! -
ты начинаешь
падение в небо...
Мотает головой, волосы намокают, липнут к лицу, она отбрасывает их, заправляет за уши - не получается, все равно лезут, мешают... "Не хочу больно... Устала..."
небо плачет
моими слезами...
любовь моя...
"Лави... Нет-нет-нет, забыть-забыть-забыть, раз и навсегда..."
когда ты начнешь блуждать
по темному мокрому лесу -
я буду
вздохом в ветвях,
вспышкой молнии в кронах,
ледяным ручьем
у твоих ног...
Жирный крест слева, большой, равносторонний, и - почему-то забран в круг...
здесь же -
бей, не бей -
всегда липнут к сердцу
нити тебя...
"Хватит, этого больше нет, никогда не было, э-то-го-не-бы-ло, вообще не существовало..." Снова - словно укол иглой в груди, Айринэ рывком открывает ящик, роется - да был же валидол, ведь уже ела сегодня! - и не может найти, зато, словно в насмешку, выползает погребенная на дне старая фотография, уже слегка подвыцветшая, и на фотографии хохочет Лави - в обнимку с ней, с Айринэ, тогда еще - Аэниэ...
переплавлено,
перемешано,
и теперь -
наугад, пальцем -
это - ты?
или - снова я?
Таблетка - под язык, и - дальше, дальше... Только не останавливаться, не думать, не вспоминать, как продирает холодок по хребту, когда - проходит мимо, и не дай Эру, задевает полой плаща... Не дай Эру встретиться взглядом...
лживые, честные,
зеленые, карие,
горькие, светлые -
оско-лоч-ки...
и клочки.
крестом
раскину руки -
Замирает снова. Всхлип. "Лави..." Изнутри поднимается темная волна, грозя захлестнуть и унести, и не останется от Айринэ ничего, кроме жалкого, промокшего насквозь, дрожащего комочка, а перед глазами - лицо, все то же лицо, как картина в раме, за стеклом - запустить чем, так стекло пойдет трещинами, а лицо останется нетронутым, и - за сетью трещин - таким же узнаваемым...
ты станешь
деревом,
со скалы лететь -
ты будешь
тарпейской землей,
и в воде -
водой,
и горящим воздухом,
Расчетливо - как таракана давит - девушка подавляет рыдания, загоняет вглубь и, закусив губу, выводит:
и камнем,
что споет
В нерешительности повертела карандаш. И - торопливым косым почерком:
для моего виска...
* * *
- Это все твое?! - изумленно-восхищенный выдох. - Ты сама?
Айринэ, изучавшая какой-то очередной фэнзин с плохими стихами, оглянулась - лохматая девочка с мелкими, мышиными чертами лица, небольшими темными глазами и остреньким носиком стояла возле ее стола и смотрела на разложенные на нем браслеты, венцы и подвески так, будто перед ней выложили не больше не меньше - сокровища Смога... И так же восторженно таращилась на стоявшую за прилавком Хаш, уже открывшую было рот, чтобы ответить.
- Во-первых, это мое. - в спокойном, негромком голосе Айринэ отчетливо слышались стальные нотки, и девочка обернулась к ней - и невольно съежилась, наткнувшись на отработанные длительной практикой полупрезрительный тон и ледяной взгляд. - Во-вторых, в мужском роде, пожалуйста.
- Ты... Это Вы - Артано? - выдохнула мышка на пределе слышимости. - Правда?
В груди Айринэ поднялась горячая волна - захлестнула, ударила, подхлынула к горлу. Девушка моргнула, борясь с минутной растерянностью. "Как же, жди... Развели тут Артанов, Саушек, таирней всяких... Хоть пираний ими корми..."
Довольно чувствительно ткнула ребенка кулаком в плечо (та попыталась не показать виду, но все же не удержалась - поморщилась, пошатнулась), растянула губы в гримасе, долженствующей означать улыбку:
- Хрен, а не Артано. - и, глядя в расширившиеся от изумления глаза девочки (хотя вроде бы куда уж дальше!), добавила. - Аннатар. И только так.
Мышка истово закивала. Хаш тихонько хрюкнула и тут же сделала вид, будто внимательно изучает прайс-лист.
...А потом, в кабаке, нервно выхлебывая уже третью бутылку пива и наигранно ломкими, резкими движениями поднося к губам сигарету, время от времени наклоняясь к самому лицу сидевшей рядом Тхэсс, мотая растрепавшейся головой, доказывала срывающимся голосом:
- К-какого черта - Артано... Артаны, таирни всякие - они - под-чи-нен-ны-е! Ученики они, поголовно все! Они все - под кем-то!
Тхэсс хихикнула, едва не подавившись пивом. Айринэ удивленно на нее взглянула, подняв брови, потом отмахнулась:
- Да ну тебя, толкователь нашелся! Не о том я! Над Артано - начальство, над Сау - Учитель, а над Аннатаром - никого, понимаешь ты или нет? Он сам - над всеми. Придет и всем подарит... Таких подарочков... - и вдруг рассмеялась странным дребезжащим смешком, - Так что для той мыши я - Аннатар, не будь я... - выразительно махнула рукой с сигаретой, рассыпав пепел по столу, и сделала большой глоток "Тимофея". Взглянула в окно - мелкий снег пополам с дождем все сыпал и сыпал, приближался вечер, стремительно темнело. Айринэ нашарила на поясе сумочку, расстегнула замочек, вытащила несколько бумажек и задумчиво на них уставилась.
- Как думаешь, хватит? - говорила она тихо, но Тхэсс услышала:
- По уши хватит. Даже вот так давай... - она отобрала у Айринэ деньги, пересчитала их и вернула две бумажки. - Теперь нормально.
- Ну, так сгоняй кого-нибудь... - не глядя ни на деньги, ни на Тхэсс, девушка сунула бумажки на место и, резко помрачнев, уставилась в пол. - Кого найдешь, того и сгоняй. Скажи, я велел.
- Всё как всегда и тебе как обычно? - спросила Тхэсс, легко поднимаясь из-за стола, и помедлила секунду в ожидании ответа, но Айринэ молчала. И только когда высокая, кошачье-гибкая девушка повернулась и начала аккуратно прокладывать себе путь сквозь наполнявшую кабак толпу страждущих и жаждущих, Айринэ негромко произнесла, не поднимая головы:
- Да. Мне... Как обычно.
Перебор гитары становится все громче и уверенней, и существа сползаются со всего кабака, и заглядывают новые, и присоединяются - оставаясь вовне. В круг входят только те, кто знает певца лично. Айринэ тоже в их числе. Ворон играет все отчаянней, все резче, и поет песню за песней, и стоящие в круге подхватывают - кто как может, кто как умеет, и даже те, кто не умеет - все равно поют, потому что сейчас ничего не имеет значения. Секундная пауза. Новая песня.
Ворон начинает негромко, но к нему присоединяются, и взвиваются голоса, звенят натянутыми струнами, все громче и громче, вместе и - вразнобой:
- А я не верю ни во что...
Дальше и дальше, и Ворон мотает головой, зажмурившись, а кто-то отпихивает прочь столики и легкие пластиковые креслица - к стене, к черту, к Эру Великому! - нечего мешать кругу! И круг замыкается.
- А я не верю ни во что!
Подхватывают все. И пусть свиты жмутся к стенкам, пусть подвывают оттуда - уже никого ничего не волнует, и Айринэ уже все равно - она в круге, с монстрами на равных, но ей плевать, кто рядом и кто напротив, и что сам Ворон исходит криком через двух существ от нее... Есть только - бешеный ритм наперехлест с ударами сердца, все чаще и быстрей, и плевать, что напротив в круг протискивается Лави - в руке далеко не вино и уж тем более не пиво, глаза лихорадочно блестят - даже сквозь клубы сигаретного дыма видно, и горят ее щеки, а волосы встрепаны... Плевать!
- А я не верю ни во что!!
И гитара закатывается и дробит в истерике, а руки, обнимавшие друзей за плечи, понемногу сползают вниз, и - выбрасывать сжатый кулак вперед и вверх, кто - так, а кто с бутылкой, и - почти ослепнуть то ли от дыма, то ли от слез, и - тьма-пелена! - кому какое дело?! И крик - сорванными осипшими глотками:
- А я! Не верю ни во что!!
"Плевать, плевать, плевать... Монстры проклятые! За каждым из вас - шлейф разбитых жизней, вы же сволочи, все, все, все... Я доползла до вашего олимпа - а он в дерьме, и я тоже, и никто уже не припомнит вам всего, что вы натворили, потому что вы - монстры... Вы сволочи... И я теперь - одна из вас!.."
- А Я! НЕ ВЕРЮ НИ ВО ЧТО!!!
Последней более-менее связной мыслью, прилетевшей незнамо откуда, было: "Цири пляшет..."
И больше не было ничего.
* * *
- Слишком много развелось! - сердито фыркнула Айринэ, откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок. - И-ди-о-ты. - именно так, четко и раздельно, по слогам. - Нет, ты подумай - любой, кто хоть как-то умеет держать карандаш, заявляет себя художником! Нет, ты посмотри - ты только в Сеть вылези, там их - табуны! Стада! Ох, уро-оды... - простонала, потягиваясь, и закрыла глаза.
- Ну и что, что стада, - пожала плечами Тхэсс. - Ты-то одна такая. Тебя знают, имя-то ты все-таки заработала.
- Заработала, - отозвалась Айринэ, - еще бы...
"Заработала... Но как же обидно безумно! Сколько старалась, выгрызала, пробивалась, а этим все так достается... Быстро и просто." Айринэ страшно боялась затеряться - снова стать никем и ничем, даже хуже - одной из... Из этих.
- Нет уж... - пробормотала, - никогда. - и вдруг рассмеялась.
- Ты чего? - подняла голову уткнувшаяся было в книгу Тхэсс.
- Да ничего, - улыбнулась Айринэ. - Иди сюда. Я придумал. Ну я и дурак!
Отложив книгу, Тхэсс изящно поднялась с дивана, подошла, присела рядом с креслом Айринэ, почесала девушку за ухом:
- Ну, и чего ты такого страшного надумал?
- Мрррр... Все просто. Куклы мои фарфоровые. Я ж их на продажу пачками делаю! Вот и будет... Какой-нибудь Маэдрос на скале, Феанор с кораблями...
- ...и Берен, откусывающий Кархароту лапу с Сильмариллом! - подхватила Тхэсс, и обе девушки рассмеялись.
- Мурррр, - Айринэ потянулась, - кысь, скажи Таксу, пусть там чай ставит. Сейчас же народ притащится... Кто сегодня точно будет?
- Угу... - Тхэсс поднялась и двинулась к двери, уже на ходу ответила, - я знаю, кого точно не будет. Лаушка не придет, у нее учеба, а остальные - кто как...
- Ага, про Лау я в курсе. - Айринэ рассеянно кивнула, нашаривая бумагу и карандаш и уже прикидывая в уме наброски будущих кукол.
Обсуждение будущего КОНа (и заодно грядущей игры) шло как обычно и, разумеется, затянулось допоздна. За окном лил холодный дождь, и Айринэ, зябко передернув плечами, сказала Йолли закрыть форточку.
Раздался звонок в дверь, Айканаро тут же сорвалась открывать, и девушка, рассеянно кивая в ответ на какой-то вопрос Такса, невольно прислушалась к голосам. "Кого там принесло?"
- Там Иль пришел. Тебя хочет. - деловито сообщила Айканаро, выныривая из коридора и собираясь протиснуться обратно на место, между Йолли и Тхэсс. - Ну и мо-окрый! - помотала кудрявой головой, хихикнула.
- Так иди чайник поставь, - отозвалась Айринэ, неохотно поднимаясь и потягиваясь, - а то сам не знаешь...
- Опять я?!
- Кысь, не спорь, ладно? - Айринэ значительно взглянула в глаза девочке, и та, нарочито тяжко вздохнув, поплелась на кухню. Девушка выбралась в коридор, прислонилась к стене, скрестила на груди руки:
- Ну, и что дальше?
Мальчик, как раз развязывавший шнурки на раскисших кедах, поднял голову - при виде Айринэ его глаза просияли:
- Я щас!
Снова задергал шнурки, дернул сильнее - мокрый хвостик остался в кулаке, и мальчик, что-то пробурчав себе под нос, досадливо запихал обрывок в карман куртки.
Айринэ едва заметно поморщилась.
Она позволила черно-серебряному мальчику влиться в стаю, но ближе так и не подпустила. Мориллиндо (Иль для краткости) приходил на все встречи, ездил с ними на игры - и всегда, везде, в любое время девушка чувствовала на себе его пристальный взгляд. Он менестрелил понемногу, посвящал ей песни и стихи - приносил, отдавал прямо в руки, подсовывал в карманы, оставлял на столе. Стихи были красивыми, песни - тоже. Айринэ понравилось играть с ним: она оставляла его на ночь - и укладывала спать на полу; выставляла вон, давала доехать до дома - и звонила, и просила приехать, и он возвращался; отправляла с поручениями и не благодарила - он безропотно все переносил.
Иногда, правда, исчезал - на день, на неделю, как-то раз даже на месяц, но все равно возвращался, побледневший, исхудавший, но с тем же выражением собачьей преданности в глазах, с той же покорностью - и с новыми стихами.
Справившись со шнурками, он вскочил и подошел к девушке, копаясь в кармане куртке и пытаясь что-то оттуда выудить. Бумажки. Несколько исписанных тетрадных листков. Протянул девушке, улыбаясь. Вытер лоб, смазав крупные капли дождя, пригладил потемневшие от влаги волосы.
"Опять..."
Айринэ выпрямилась:
- Это что?
- Прочитай... - выдохнул он, отвел прозрачные серые глаза. - Прочитай.
Пожав плечами, Айринэ убрала за ухо выбившуюся непослушную прядь и прислонилась к стене. Прищурилась, разбирая пляшущий, неровный - нервный почерк. "Глупое создание..." Иль стоял, перетаптываясь, поджимая пальцы в промокших носках. Ждал.
- Раздевайся давай, не стой ты... - пробормотала Айринэ, вчитываясь в текст. Строчки расплывались перед глазами. Из комнаты ее уже звали нестройным хором.
- Сейчас! - крикнула она. - Секунду! - встряхнула головой, начала с середины. Прочитала первую страницу, недоуменно нахмурилась, взялась за вторую - и рассмеялась. Настороженно ждавший ее ответа мальчик вздрогнул, будто от удара. Все еще смеясь, Айринэ свернула листки, протянула руку, пригладила взъерошенные волосы мальчика:
- Глупый... - крепко сжала его затылок, притянула поближе (другой рукой тяжело оперлась ему на плечо - кажется, вина опять было слишком много).
Огромные, растерянные, молящие глаза на бескровном лице. Прикушена губа - но нет, вот - отпускает - и Айринэ зачарованно следит, как на нижней губе наливаются темно-красным отметины зубов. Мальчик выдыхает - на пределе слышимости:
- Мельда-а... - переводит дух, и - горячим шепотом: - Л-любимая... Ты... ты вспомнила? Ты видишь?
Айринэ тяжело вздохнула. Кровь билась в висках, грохотом отдавалась в голове, не давала думать связно. Девушка уткнулась лбом в лоб мальчика, проговорила негромко:
- Хорошо придумано, серебряный мой... Только я на это не ведусь... - снова рассмеялась, видя, как на его лице отчаяние сменяется искренним недоумением... Разочарованием... И, наконец, пониманием. Айринэ легко коснулась губами губ мальчика, задержалась на мгновение, чувствуя - отметины... Отпустила и улыбнулась, - Ну, пойдем, кысь. А это пусть у меня будет. На память... - оттолкнулась легонько, только чтобы твердо встать на ноги, не упасть, не хвататься за стену у него на виду.
- Но я... Это правда! - протестующий, слабый голос.
Обернулась, посмотрела пристально. Едва заметно пожала плечами:
- Ала... - всплыло откуда-то из глубин памяти, казалось бы, давно и прочно забытое - "нет" на Квэнья. - Пусть так... Все равно.
И, оставив мальчика в коридоре, вернулась в комнату:
- Искорка, ну-ка подвинься... Тхэсс, ага, давай... Такс, играть будешь? - оглянулась - Мориллиндо стоял в дверях, вцепившись в косяк, и пристально смотрел на нее. Девушке стало неуютно, и она, передернув плечами, отвернулась - как раз ей передали ее бокал.
- Я вот эту хочу... - помотала расслабленной кистью, - "если слово не свяжет", а дальше забыла.
- ..."то кровь, что вода..." - продолжил Такс. - Помню.
Он приготовился играть, и девушка подвернула под себя ноги, устроилась поудобней (Искра тут же оказалась под боком, опередив обиженно надувшуюся Айканаро) и закрыла глаза. Звуки отдалились. Вокруг царила темнота, темнота начала стремительно вращаться, и девушке казалось, что она вместе со всей комнатой летит вниз по сужающейся спирали... Внезапно ее резко дернули за руку. Девушка с усилием разлепила веки, с трудом сфокусировала взгляд - перед ней плавало бледное взволнованное лицо. Мальчик. Серебряный. И почему-то с ее бокалом в руке.
- Айринэ... Ты в порядке?
- Ммм...
- Ты...
- Да нормально, нормально. - она выпрямилась, насколько это было можно сделать, не слишком тревожа пригревшуюся Искру. - Садись, не маячь.