Вспоминая крупнейшие сражения Великой Отечественной войны, мы снова и снова обращаемся к событиям битвы под Москвой

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   43   44   45   46   47   48   49   50   51

Машины приходили прямо с поля боя, подбитые и изуродованные. Некоторые шли своим ходом, таща за собою машины, совсем вышедшие из строя. Слесари электрического цеха А. Жиров, А. Анисимов, А. Коршунов и рабочие листопрокатного цеха И. Воробьев и Г. Миляев взялись за новое для них дело. Помогли военные товарищи, и уже через неделю бригада освоилась с новой работой. С одним из танков приехал командир взвода танкист Иванов. Он просил отремонтировать машину за 2 Ѕ часа.

— Мы с товарищами обязуемся сделать все за час, — сказал Чураков.

— Не переоценивайте своих возможностей, — предупредил командир, — Я сам рабочий Кировского завода, знаю, что такое ударная работа, но за час вам не управиться.

— Докажем кировцам, как мы умеем работать, — поддержал Чуракова слесарь Коршунов.

Танкисты ушли обедать, а бригада взялась за дело. С огромным подъемом люди чинили вышедшие из строя механизмы.

Через 40 минут работа была закончена.

Все ожесточенней становился натиск врага. По ночам ремонтные бригады работали под бомбежками. Но все были довольны тем, что танки уходили из цеха на передовую своим ходом.

Танкисты стали лучшими друзьями рабочих. Такое тесное соприкосновение с людьми, жизнь которых во многом зависела от качества отремонтированных машин, заставляло каждого особенно внимательно относиться к делу. Старый слесарь Егор Петрович Сенников, не разгибаясь, трудился над коробкой скоростей танка и отремонтировал ее не за три-четыре дня, как делали это обычно, а за один день. Получив от танкистов благодарность, он сказал:

— Полно, ребята, так поступил бы каждый серповец.

Все мы жили тогда сводками Совинформбюро. Сводки становились все более радостными. Был уже декабрь, лютый холод стоял в цехах, да и дома не лучше, но на сердце стало теплее. Врага гнали от Москвы.

Наступал новый, 1942 год. Для нас он был особенно радостным. 30 декабря было принято решение о восстановлении завода «Серп и молот». Срок — три месяца. Это очень мало. Но никто об этом не думал. А если прикинуть по условиям [554] мирного времени, то работа предстояла такая, что и в два таких срока не управиться.

Люди приходили на завод и не желали уходить. Отдыхали мало, работали сутками. Как-то ночью я застал на прокатном стане группу рабочих. Они сидели возле жаровни. Подошел поближе, смотрю — наши старые кадровые рабочие: И. Гриднев, В. Протасов, И. Агапов, А. Ухов. Увидели меня.

— Садись, — говорят, — Иван Ильич, картошкой угостим.

Ну, думаю, совсем как на фронте. Спрашиваю: «Почему домой не идете?» — «Куда же, — говорят, — мы пойдем, тут и ночуем, здесь и дом. Пока цех не пустим, никуда уходить не собираемся».

В короткие сроки монтировали краны, чтобы выгружать из вагонов оборудование. Разбивали ящики — и тут самым добрым словом вспомнили тех, кто это оборудование укладывал. Каждый болтик был к месту, чувствовалась хозяйская рука.

Прибыл и большой маховик, который должен приводить в движение два стана сортопрокатного цеха. Но оказалось, что маховик разбился. Пришли главный инженер и главный механик. Угрюмо стояли кругом люди. Все понимали, что сделать новый маховик невозможно. Отливали его когда-то на краматорском заводе, а сейчас Краматорск оккупирован. А если бы и приняли наш заказ где-нибудь на Урале, отливать новый маховик будут не меньше месяца.

Из Стальпроекта прибыл на завод начальник прокатной группы Н. А. Соболевский. Смотрели мы на него с надеждой, знали, что у человека этого огромный опыт. Что-то он скажет? И он сказал — просто, словно ничего особенно не произошло:

— Что вы стоите, как на похоронах?

— Да вот лечить ведь надо, а как — ума не приложим, — ответил конструктор завода А. А. Суворов.

— Лечить, говорите? Правильно, — подтвердил Соболевский. — В моей практике это не первый случай. Подлечим! — И дал распоряжение: — Сделать две наладки и наложить бандаж!

Все получилось в наилучшем виде. Пока монтировали стан, маховик «подлечили».

А сколько труда стоило печникам и сталеварам освободить мартены от застывшего в них металла, вернуть их к [555] жизни! Лучше других об этом могли бы рассказать старший мастер цеха Семен Васильевич Чесноков и старейший сталевар завода Алексей Ильич Овчинников, на долю которых выпало первыми выпустить скоростную плавку на восстановленной печи.

И вот пошел первый металл.

Серповцы оказались верны своей традиции опережать время. В середине января стал действовать прокатный стан «300». В марте был пущен в эксплуатацию стан «700», а это значит, что мартеновцы к тому времени уже наварили столько стали, что главный прокатный агрегат мог работать на полную мощность. И опять закипела жизнь в цехах завода.

Много усилий потребовалось для подготовки новых рабочих кадров. К нам тогда прибыло много юношей и девушек. Учили мы их «скоростными методами». Порой ставишь паренька к стану, а сам думаешь: «Силенки-то в нем всего ничего». Но научились. Теперь эти самые ребята стали золотым фондом заводских кадров, ударниками коммунистического труда, мастерами, руководителями производства. Закалялись они в самых тяжелых условиях военного времени. О том, какую школу прошли юные металлурги тех лет, можно написать не одну книгу. Героическая то была юность, хотя и прошла она не на фронтах Великой Отечественной войны, а в горячих цехах завода.

Закончить мои воспоминания хочется рассказом о случайно услышанном в декабре 1941 года разговоре.

Ехал я в метро. Рядом сидели две женщины. Одна говорит другой:

— Знаешь, вчера опять начал работать «Серп и молот». Раз пустили такой завод, значит, немцам под Москвой полный капут.

Я слушал и думал: выходит, по нашему заводу определяют люди судьбу родной столицы. Значит, какая же большая ответственность ложится на нас, как важно, чтобы все знали: «Серп и молот» работает, дает металл для фронта, для победы!

ссылка скрыта


ссылка скрыта


ссылка скрыта


ссылка скрыта


ссылка скрыта

И. А. Дорожкин

Бывший директор завода «Компрессор»

Рождение «катюш»

Какую роль сыграли реактивные установки «катюши» в Великой Отечественной войне, знают и в нашей стране, и далеко за ее пределами. Залпы «катюш» помогли остановить и разгромить немецко-фашистских захватчиков, когда они пытались захватить Москву. Грохот их залпов прозвучал под Сталинградом, ураганный огонь, который обрушился на логово фашизма — Берлин, был поддержан «катюшами».

Нашему времени «катюша» оставила неплохое наследство. Это, в частности, мощная ракетная техника, которая служит грозным предупреждением тем, кто втайне замышляет развязать третью мировую войну. «Катюша», созданная в. столице нашей Родины Москве, на заводе «Компрессор», была первенцем советской ракетной артиллерии.

Что такое «катюша» как боевая сила? Представьте себе 16 тяжелых орудий, выпускающих за 2 — 3 минуты 16 снарядов большой мощности. Для перемещения такого числа обычных орудий с одной огневой позиции на другую требуется немало времени. «Катюше» же, смонтированной на грузовой автомашине, для этого нужны считанные минуты. [557] Мне, участвовавшему в создании этого грозного оружия, хочется поделиться воспоминаниями о том, как это было.

В конце июня 1941 года меня (я в то время был заместителем секретаря парткома Наркомата общего машиностроения), начальника Главного управления противопожарного оборудования К. В. Петухова и заместителя начальника Управления материально-технического снабжения М. Б. Садовского вызвали к народному комиссару П. И. Паршину. В кабинете наркома я увидел представителя ЦК ВКП(б) Л. Б. Гайдукова и заместителя наркома Н. И. Кочнова. В ходе беседы я понял, какая ответственная перед нами поставлена задача. Предстояло в короткий срок организовать на заводе «Компрессор» производство нового вида артиллерийского оружия. На мое замечание, что на «Компрессоре» нет оборудования, необходимого для обработки орудийных стволов, последовал ответ: эта артиллерия может быть изготовлена именно с помощью того оборудования, которое имеется на заводе.

Из кабинета наркома мы с Н. И. Кочновым отправились прямо на завод. По дороге наметили план действий. Решили: нам обоим следует превратиться из представителей наркомата в непосредственных исполнителей мероприятий по организации нового производства. Руководить делом должен непосредственно Народный комиссариат общего машиностроения. Что касается директора завода, то он будет оказывать нам необходимую помощь.

Когда Н. И. Кочнов изложил наши соображения директору «Компрессора», мы услышали недвусмысленный ответ: «Пока я директор, командовать на заводе не дам». Тогда, не теряя времени на разговоры, Н. И. Кочнов приказал немедленно заняться организацией производства, а сам поехал с директором к наркому, чтобы урегулировать «дипломатические» отношения.

Совсем по-другому встретил меня секретарь парткома завода Константин Иванович Соломатин, участник гражданской войны. Ему было ясно без слов: война не терпит промедлений, требует быстрых действий.

Мы стали вызывать в партком коммунистов и советоваться с ними, где и как лучше организовать новое производство, просили помочь в подборе кадров для нового и очень важного дела. Тут же предупреждали — работать будем, не [558] считаясь со временем, а главное — всем накрепко держать язык за зубами. Люди, с которыми мы беседовали, принимали наши условия безоговорочно. Всем было ясно: речь идет о чем-то таком, что поможет быстрее разгромить врага.

Начальник котельно-сварочного цеха коммунист Л. М. Фрейлих, в цехе которого намечалось занять площадь для сборки «катюш», проявил полное понимание серьезности поставленных задач.

Между тем в наркомате тоже не теряли времени. К новому делу подключили ряд других предприятий города и области. Производство деталей, узлов и приборов, которые нельзя было изготовить на «Компрессоре», было возложено на заводы деревообрабатывающих станков, 1-й часовой, имени Калинина, «Красный пролетарий» и др.

В июле 1941 года на «Компрессор» прибыла группа сотрудников научно-исследовательского института. Среди них были инженеры-механики и инженеры-электрики, они подробно ознакомили нас с принципом работы новой установки, с методами проверки изготовленных машин. Впоследствии мы вместе с конструкторским бюро завода, возглавлявшимся тогда В. П. Барминым, решали все вопросы, связанные с выпуском машин М-13 (так назывались «катюши»). И товарищи из института были при этом не только консультантами, но принимали и самое непосредственное участие в процессе изготовления машин, не покидая завода до выпуска первого экземпляра «катюши». Да и все мы тогда находились на заводе безотлучно. Здесь было и наше рабочее место, и наш дом.

В конце июля К. В. Петухова и М. Б. Садовского вернули в наркомат, а меня назначили заместителем директора завода по спецмашинам. Во главе цеха сборки машин М-13 был поставлен начальник производственного отдела завода И. В. Чучкин. К этому времени на «Компрессор» прибыли опытные образцы «катюш», изготовленные в мастерских института. Машины побывали на фронтах, где показали свою мощь. И все же тогда они имели еще много конструктивных недостатков. Направляющие плоскости, например, по которым движутся снаряды, были привернуты к балкам винтами. Командир дивизиона «катюш» сообщил нам, что после каждого выстрела винты приходилось привертывать. Этот и другие недостатки снижали боеспособность установок. [559]

Неустанно трудясь днем и ночью, группа конструкторов во главе с В. П. Барминым за несколько дней разработала новые узлы — механизм горизонтальной наводки, подъемные механизмы для опоры машин при выстреле и др. Технологи М. Я. Меренский, А. В. Акшевский под руководством главного технолога завода Н. В. Окромешко изменили технологию изготовления основного узла реактивной установки.

Рабочие, воодушевленные рассказами бойцов о действиях первых «катюш» на фронте, трудились с максимальной энергией.

Уже в августе первые «катюши», выпущенные заводом «Компрессор», отправились на фронт.

Сейчас, много лет спустя, я часто думаю о том, что помогло нам быстро решить сложную задачу организации производства совершенно нового вида оружия? Первым залогом удачи, как мне кажется, было кооперирование предприятий, привлеченных к этому делу. Пока на «Компрессоре» готовили цех для сборки «катюш», другие заводы полным ходом изготовляли детали, узлы и приборы для реактивных установок и доставляли их на автомашинах и даже трамваях в любое время дня и ночи, несмотря на воздушные тревоги и сильные бомбежки.

Коллектив рабочих, служащих, инженеров «Компрессора», привлеченный к изготовлению нового оружия, чувствовал огромную ответственность перед Родиной. Люди сутками не покидали своих рабочих мест. Некоторые не бывали дома неделями. Спали на полу, в кабинах собираемых машин. Когда обнаруживалась нехватка квалифицированных рабочих на сборке, их находили в других цехах. Вначале сборку ферм под сварку производили квалифицированные рабочие. Но вскоре опытных специалистов заменили женщины. Когда решено было клепку рам заменить сваркой, понадобились электромонтеры — и их тотчас же нашли в отделе главного механика завода. Помню, как из ремесленного училища города Коломны на завод прибыли ученики вместе со своими инструкторами и преподавателями. Они жили у нас на казарменном положении. Молодые люди, некоторые почти дети, не отставали от взрослых и самоотверженно трудились ради общего дела.

Немалую роль в достижении успеха сыграло и то обстоятельство, что вопросы, связанные с производством «катюш», [560] решались в наркомате весьма оперативно — не днями, а часами. Московский Комитет ВКП(б) установил строгий контроль за работой всех заводов и организаций, привлеченных к этому делу. На «Компрессоре» бывали не только директора предприятий, но и наркомы. Всех интересовало, удовлетворены ли мы тем, как другие предприятия выполняют порученные им задания. Помню, директор одного из заводов П. М. Лашук — ветеран гражданской войны — сам привез нам первый изготовленный на его предприятии затвор для «катюши».

Надо сказать, что вначале у некоторых артиллерийских военачальников замечалось довольно-таки пренебрежительное отношение к реактивным установкам. «Какая это артиллерия! — говорили они. — Ни ствола, ни замка...» Но вот «Компрессор» направил на испытания свою первую реактивную установку. Командование решило посмотреть эту новинку в действии. На испытательном полигоне подготовили искусственные сооружения и пригласили артиллеристов. Присутствовал генерал артиллерии Н. Н. Воронов. Когда раздались залпы «катюши» и все увидели, что осталось от построенных сооружений и как мало на это потребовалось времени, мнение артиллеристов резко изменилось в пользу «катюш». Послышались радостные возгласы, вопросы, просьбы поскорее передать реактивные установки на вооружение армии.

Нам, конечно, приятно было слышать все это из уст людей, которым предстояло применить новое оружие в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Когда мы вернулись на завод, то рассказали об этом рабочим. В ответ услышали единодушное обещание дать фронту больше этих машин. Слова не разошлись с делом. План производства реактивных установок был перевыполнен. И далее выпуск их все возрастал.

Наступила осень. С фронта начали поступать сигналы о том, что бездорожье ограничивает радиус действия реактивных установок, смонтированных на грузовых автомашинах. Заработала конструкторская мысль. Появились варианты монтажа установок на тракторах. Мы изготовили несколько штук — получилось хорошо. Но трактор — тихоходная машина. Проходимость — качество важное, но на фронте не менее важна и скорость передвижения. Тогда мы разработали [561] конструкцию нашей установки на танке Т-34. Но и это не вполне удовлетворяло. И вот на выручку пришли «студебеккеры» — автомашины, обладавшие всеми необходимыми свойствами: проходимостью, скоростью движения и высокой грузоподъемностью. Фронт стал получать «катюши», отвечающие всем требованиям войны.

Когда об этом грозном оружии узнали моряки, завод получил задание — разработать установку, которую можно было бы поставить на катера и использовать при высадке десантов. Конструкторы решили и эту задачу. Правда, снаряды были меньшими по калибру, но зато их количество на каждой установке удвоилось. «Компрессор» выпустил несколько таких установок, и «катюша» стала действовать не только на суше, но и на море. Гитлеровцы никак не могли догадаться, откуда на десантном катере появилась такая мощная артиллерия.

Фронту понадобились реактивные установки и на бронепоездах. Они нужны были для обороны нашей родной Москвы. Бронепоезда выпускал завод имени Войтовича. На них устанавливали «катюши», затем поезда отправлялись на Окружную железную дорогу, готовые преградить врагу путь к столице.

Проходили месяцы, и производство реактивных установок на нашем заводе развернулось на полную мощность. Смежники стали давать еще больше узлов и деталей. Коломенский паровозостроительный завод приступил к изготовлению направляющих плоскостей (стволов реактивной установки). Дело ладилось. Но вдруг был получен приказ: «Враг на подступах к Москве, заводу подготовиться к эвакуации». Началась обычная при таких обстоятельствах суета. На заводе появилось множество разных представителей. Одни приказывали немедленно уничтожить все заделы деталей для «катюш». Другие распоряжались грузить их в вагоны и отправлять на Урал. Людей, которые не спали, недоедали, дни и ночи работали, не жалея себя, чтобы обеспечить фронт грозным оружием, заставляли их же руками уничтожать плоды своих трудов! Но приказ есть приказ. Завод эвакуировался. В Москве оставалась небольшая группа работников «Компрессора».

И вдруг в ноябре 1941 года все изменилось. Помню, в кабинете директора завода собралось многолюдное совещание. Были здесь представитель командования — начальник Главного [562] управления минометных частей Н. Н. Кузнецов, заместитель наркома В. П. Андреев и секретарь райкома партии М. Е. Бруштейн.

Н. Н. Кузнецов сообщил нам, что враг почувствовал силу наших «катюш» и теперь старается выводить их из строя силами своей авиации. Фронт продвинулся к Москве, и поэтому необходимо организовать ремонт машин непосредственно здесь, неподалеку от фронта.

В. П. Андреев заявил: «Пусть будут два завода «Компрессор»: один — на Урале, другой — в Москве; московский завод организует ремонт боевых машин. Для этого у нас есть люди, имеющие необходимый опыт». Среди таких людей он назвал и меня. Его поддержал секретарь райкома. Так мне довелось вновь заняться «катюшами», но уже в роли директора завода. Прошло немало времени, и на «Компрессор» стали поступать в ремонт боевые машины. Надо было срочно собрать оборудование, а его оставалось немного, да и то, что оставалось, было в большинстве негодное. Разослали людей по заводам-поставщикам. Там, к нашему счастью, найдены были некоторые детали и части приборов и узлов.

Некоторых специалистов и рабочих, собиравшихся уехать на Урал, мы оставили в Москве, но все же людей не хватало. Тогда Московский Комитет партии и райком направили к нам часть рабочих с других предприятий. Остались на месте и некоторые наши конструкторы, главный конструктор В. П. Бармин. Узнав о том, что на «Компрессоре» организуется ремонт «катюш», отказался от эвакуации начальник котельно-сварочного цеха Л. М. Фрейлих.

Таким образом, на заводе был сколочен крепкий коллектив. Все же нам было трудно. Не хватало квалифицированных рабочих и оборудования. Но был высокий патриотический подъем, было сознание ответственности перед фронтом. Работая сутками, наши люди сумели быстро и с честью справиться с порученным заданием. Мы знали, что каждая отремонтированная «катюша» — это удар по смертельному врагу Родины, по немецко-фашистским захватчикам.

За каждой реактивной установкой на завод приезжали фронтовики. Они размещались здесь же, на территории завода. Иногда они сами принимали участие в ремонте «катюш» и, как только заканчивали его, прямо из заводских ворот отправлялись в бой. [563]

Вспоминается такой случай. Однажды на завод прибыл в ремонт дивизион «катюш», укомплектованный моряками. В это время сборочный цех был полностью загружен. Моряки начали доказывать, что их машинам надо оказать предпочтение, так как им предстоит выполнить особое задание командования. Казалось, у нас нет никакой возможности удовлетворить их просьбу. Но моряки — народ находчивый. Они предложили ремонтировать установки не в цехе, а во дворе завода. Заявили, что и работать будут сами, среди них есть квалифицированные рабочие. А надо сказать, что морозы в ту пору стояли лютые — бывало и ниже 30 градусов. И вот рабочие, видя, какую самоотверженность проявляют матросы, присоединились к ним. Нелегкое это было дело — трудиться на морозе, да еще затянув потуже ремнем голодный желудок. Каждый сухарь стал драгоценностью в то время.

Дело свое рабочие «Компрессора» и моряки сделали. Особенно высокий энтузиазм проявил при этом электросварщик коммунист Лицай.

А вот другой случай. Как-то прибыл к нам с фронта дивизион «катюш». Командир тоже требовал немедленно поставить машины в ремонт. Наши доводы о необходимости дождаться очереди показались ему неубедительными. На следующий день вечером, когда гитлеровцы бомбили город и охрана никого на завод не пропускала, ко мне домой вдруг позвонил начальник караула. Он сообщил, что какой-то командир требует пропустить его с грузовой машиной. Я решил сам проверить, что происходит. И вот у ворот завода встречаю уже знакомого мне командира дивизиона, того самого, что настаивал на немедленном ремонте его машин. На мой вопрос, какой груз у него в машине, он, улыбаясь, ответил: свиньи. «Рабочие, — продолжал он, — сказали мне, что по трое суток не выходят из цеха и плохо питаются. Вот я и привез им подарок от подмосковного колхоза, где председателем мой брат». Пришлось этот необыкновенный груз пропустить. Свиней выгрузили и стали думать, что с ними делать. Ведь не так было просто в ту пору использовать их: каждый грамм продовольствия находился на строжайшем учете. Когда я обратился за советом в райком партии, мне ответили: передайте свиней в столовую; будете хорошо кормить рабочих — они лучше будут трудиться. Так мы и сделали. И вот рабочие [564] «Компрессора» стали получать дополнительное питание. Мы долго вспоминали подарок артиллериста.