Вспоминая крупнейшие сражения Великой Отечественной войны, мы снова и снова обращаемся к событиям битвы под Москвой

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   51
Первое . Напомню, что стратегическая инициатива на всем советско-германском фронте в то время находилась в руках противника. Превосходство в силах и средствах, особенно в танках и авиации, было на стороне врага, в том числе и на Западном фронте. Мы не имели достаточного количества вооружения, боеприпасов и боевой техники. Артиллерийская и танковая плотность на один километр была незначительной: танков — 1,6, орудий — 7, противотанковой артиллерии — 1,5; запасы боеприпасов к началу наступления противника в некоторых частях и соединениях составляли от половины до двух боекомплектов.

Второе . Западный фронт был очень растянут. Обороняющиеся части имели большой некомплект личного состава, а в глубине фронт не располагал достаточно сильными резервами. Я уже говорил, что из созданного нами в районе Вязьмы резерва в конце сентября две дивизии были направлены на Юго-Западный фронт. [49]

Третье . Прорыв немецко-фашистских войск в районе Спас-Деменска дал возможность соединениям противника глубоко войти в тыл Западного фронта. Резервный же фронт на этом направлении резервами не располагал. Там вообще, как оказалось, не было никаких войск. К этому надо добавить, что в полосе Резервного фронта передний край обороны, занимаемый 43-й армией, оказался очень слабым, с недостаточно развитой глубиной обороны и недостаточным количеством артиллерии и танков. В оперативной глубине обороны на Гжатском рубеже также не было войск, так как 49-я армия Резервного фронта уже в ходе Московского сражения была переброшена на Юго-Западное направление.

Возникает вопрос: почему противник, добившись в начале октября 1941 года немалых успехов, все-таки не сумел развить наступление на Москву.

Прежде всего потому, что войска Западного фронта оказали ожесточенное сопротивление врагу. Они дрались мужественно и стойко и, самое главное, не бежали. Ценой жизни они спасали столицу своей Родины Москву. Некоторые пытаются объяснить это и чудом, но чудес, как известно, не бывает. Несмотря на тяжелую обстановку для наших войск, действовавших на московском направлении, им предстояло любой ценой задержать противника, чтобы выиграть время для организации обороны на Можайском рубеже и дать возможность развернуть подходящие из глубокого тыла резервы. И они эту задачу выполнили.

Уже после войны я читал директиву группы армий «Центр» от 15 сентября 1941 года № 1340/41. В ней обращалось особое внимание на то, «что при отступлении противника с занимаемых им позиций наши войска должны немедленно преследовать его». То есть, имелось в виду полнее использовать неблагоприятную обстановку отхода советских войск. Но гитлеровцам это не удалось. На Можайском рубеже и в окружении под Вязьмой наши войска своим упорным сопротивлением задержали на 9 — 10 дней вражеские ударные группировки и обеспечили время для проведения необходимых мероприятий по усилению обороны московского направления.

Около 30 дивизий группы армий «Центр» были втянуты в сражение против окруженных войск. Это документально [59] доказано картами, захваченными у противника. Благодаря героическому сопротивлению окруженных 19, 20, 24, 32-й армий гитлеровцы несли большие потери, а резервов для развития ударов на Москву у них не оказалось. С 7 по 16 октября наши армии, по существу, сдерживали главные силы врага. После войны уже на основании документов можно было установить, что немецкое командование к этому времени располагало для развития наступательных действий на Москву всего несколькими дивизиями. Главные же силы группы армий «Центр» были скованы войсками Западного фронта. В этих сражениях враг нес тяжелые потери. Есть, например, прямые показания командира 7-й немецкой танковой дивизии, который в своем донесении командованию открытым текстом сообщает: «Натиск Красной Армии в направлении Сычевки настолько был сильным, что я ввел последние силы своих гренадеров. Если этот натиск будет продолжаться, мне не сдержать фронта и я вынужден буду отойти». Есть много и других фактов и документов, свидетельствующих о героизме и доблести войск, попавших в окружение. Войска 19, 20, 24 и 32-й армий — это воины-герои, и перед ними все мы склоняем головы.

Я вспоминаю донесения находившегося в окружении командарма 19 генерал-лейтенанта Михаила Федоровича Лукина: «Войска дрались до последнего солдата и до последнего патрона». А сам он, будучи в бессознательном состоянии, раненный в ногу и руку, которые потом были ампутированы, попал в плен. Героизм М. Ф. Лукина в боях в период окружения, его мужественное поведение в плену достойны самой высокой оценки. Вот что рассказывает он: «19-я армия с начала наступления немцев, со 2 по 13 октября, не была расчленена на части и во все тяжелые дни сохранила свою целостность как армия, не теряя связи ни с частями, ни с фронтом. 13 октября она стала выходить из окружения отдельными группами, по приказу Военного совета Западного фронта».

Таким образом, героическое сопротивление наших войск в районе Вязьмы задержало наступление противника на Москву. Это дало возможность Ставке сосредоточить силы на Можайском рубеже и дать отпор врагу. Только к 16 — 17 октября на рубеж Можайск — Малоярославец начали подходить резервы Ставки, а до этого войска Западного фронта

своими силами сдерживали натиск немецкой группировки, рвавшейся к Москве. Бои в районе Вязьмы продолжались. Часть личного состава окруженных дивизий вырвалась из вражеского кольца и соединилась со своими войсками.

К этому времени стало совершенно ясно, что необходимо объединить два фронта — Западный и Резервный — в один, под единым командованием. Все собравшиеся в Красновидове на командном пункте Западного фронта: член Военного совета Н. А. Булганин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, А, М. Василевский, я (начальник штаба фронта В. Д. Соколовский на этом совещании не присутствовал; он был в районе Ржева, выполняя оперативное задание), обсудив создавшееся положение, пришли к выводу, что объединение фронтов нужно провести немедленно. Командование фронтом все рекомендовали возложить на генерала армии Г. К. Жукова. Вот наши предложения, переданные в Ставку:

«Москва, товарищу Сталину.

Просим Ставку принять следующее решение:

1. В целях объединения руководства войсками на Западном направлении к Москве объединить Западный и Резервный фронты в Западный фронт.

2. Назначить командующим Западным фронтом тов. Жукова.

3. Назначить тов. Конева первым заместителем командующего Западным фронтом.

4. Назначить тт. Булганина. Хохлова и Круглова членами Военного совета Западного фронта.

5. Тов. Жукову вступить в командование Западным фронтом в 18 часов 11 октября.

Молотов, Ворошилов, Конев, Булганин, Василевский».

Эти предложения были одобрены Ставкой, и командование Западным фронтом было возложено на генерала армии Г. К. Жукова. Он руководил оборонительным сражением под Москвой. Он же организовывал контрнаступление на московском направлении. Военный совет Западного фронта решил, что мне следует отправиться на калининское направление, объединить руководство боевыми действиями 22, 29, 30 и 31-й армий и принять необходимые меры к задержанию врага в районе Калинина.

Рано утром 12 октября я проехал через Москву в Калинин. [52]

Какова же была обстановка на калининском направлении?

10 октября главные силы 3-й танковой группы противника были повернуты из района Сычевки и наступали в общем направлении на Калинин. 9-я армия противника частью сил продолжала вести бои в районе Вязьмы, но также получила задачу наступать в общем направлении на Калинин. 10 октября из района Сычевки в направлении Зубцов — Старица — Калинин перешли в наступление 41-й немецкий моторизованный корпус, две танковые и одна моторизованная дивизии. Неблагоприятные для нас события и на калининском направлении развертывались быстрыми темпами. Днем 12 октября части 41-го моторизованного корпуса заняли Погорелое Городище и Зубцов, а к вечеру — Лотошино и Старицу и передовыми подразделениями выдвинулись к Калинину. Непосредственно за подвижными соединениями в направлении Калинина выдвигались пехотные дивизии 6-го и 27-го немецких армейских корпусов 9-й армии. Прорыв противником Западного фронта на калининском направлении значительно осложнил обстановку. Появление противника в районе Калинина, бесспорно, грозило охватом Москвы с севера и северо-востока и, кроме того, создавало угрозу тылам Северо-Западного фронта.

Планируемый гитлеровским командованием охват Москвы с севера и северо-востока, выход немецких войск в район Валдая для объединения с северной группой армий и полного окружения Ленинграда чудился врагу близким к осуществлению.

В этой обстановке Ставка приняла ряд срочных мер, чтобы ликвидировать прорыв противника на калининском направлении и устранить опасность охвата Москвы с севера.

Во-первых, было решено, что дивизии, в свое время направленные моим распоряжением с правого крыла Западного фронта на Можайскую линию обороны, должны следовать через Калинин и там задержаться. Удалось задержать две дивизии: 5-я дивизия подходила к Калинину, а 133-я была остановлена в районе Лихославля. 256-я стрелковая дивизия оставалась в составе 22-й армии.

Во-вторых, командованию Северо-Западного фронта было приказано срочно перебросить в район Калинина две [53] стрелковые и две кавалерийские дивизии, танковую бригаду под командованием П. А. Ротмистрова, мотоциклетный полк. Командование группой было возложено на начальника штаба фронта генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина. Части группы 15 — 16 октября должны были сосредоточиться в районе Вышний Волочек — Есеновичи.

Прибыв на калининское направление, я попал в чрезвычайно сложную обстановку. В очень трудных условиях пришлось перегруппировать войска и маневрировать ими. В связи с созданием Калининского фронта 17 октября 1941 года я был назначен командующим войсками этого фронта. Сформирование Калининского фронта к северу от Волжского водохранилища явилось правильным и своевременным мероприятием Ставки. Это дало возможность надежно укрепить центральный участок нашего стратегического фронта, прочно связав его с Северо-Западным направлением.

Нам удалось остановить врага за Калинином. Противник втянулся в тяжелые бои, что, безусловно, ослабляло его силы, предназначавшиеся для удара на Москву.

ссылка скрыта


ссылка скрыта


ссылка скрыта


ссылка скрыта


ссылка скрыта

Г. К. Жуков.

Маршал Советского Союза,
бывший командующий Западным фронтом.

Воспоминания командующего фронтом

Вечером 6 октября 1941 года мне в Ленинград (в ту пору я командовал войсками Ленинградского фронта) позвонил Верховный главнокомандующий И. В. Сталин. Он спросил, как обстоят дела и что нового в действиях противника.

Я доложил, что немецко-фашистские войска прекратили атаки. По сведениям, полученным от пленных, гитлеровцы понесли большие потери и переходят к обороне. Сейчас противник ведет артиллерийский огонь по городу и бомбит его с воздуха. Наша авиационная разведка установила большое движение вражеских моторизованных и танковых колонн из района Ленинграда на юг. Видимо, их перебрасывают на московское направление.

— Оставьте за себя начальника штаба фронта генерала М. С. Хозина, а сами вылетайте в Москву для выполнения особого задания, — сказал Верховный главнокомандующий. — На московском направлении серьезно осложнилась обстановка, особенно на участке Западного фронта.

Простившись с членами Военного совета Ленинградского фронта А. А. Ждановым, А. А. Кузнецовым, Т. Ф. Штыковым, [55] Я. Ф. Капустиным и Н. В. Соловьевым, с которыми мы дружно работали, я вылетел в Москву. Этих товарищей теперь уже нет в живых. Должен сказать: они сделали все, что могли, в дни, когда Ленинграду грозила смертельная опасность.

В Москву прилетел вечером 7 октября. И. В. Сталин, который был тогда болен, работал у себя на квартире. Поздоровавшись кивком головы, он, указывая на карту, сказал, что положение дел на Западном фронте тяжелое и не совсем ясное.

— Поезжайте сейчас же в штаб Конева, тщательно разберитесь в обстановке и позвоните мне оттуда в любое время. Я буду ждать.

— Хорошо, товарищ Сталин, заеду в Генеральный штаб, возьму карту и, не задерживаясь, сейчас же отправлюсь в штаб Западного фронта.

Через 15 минут я был у начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова. Борис Михайлович выглядел очень плохо. Поздоровавшись, он сказал:

— Только что звонил Верховный, приказал подготовить для вас карту Западного направления. Карта сейчас будет. Командование Западного фронта находится там же, где был штаб Резервного фронта, когда вы проводили операцию против Ельнинского выступа.

Принесли карту с обстановкой на 12 часов 7 октября. Борис Михайлович угостил меня крепким чаем. От Шапошникова я поехал в штаб Западного фронта.

В пути при свете карманного фонарика я по карте изучал обстановку на фронте. Клонило ко сну, и, чтобы разогнать дремоту, приходилось время от времени останавливать машину и делать небольшие пробежки.

В штаб Западного фронта приехали ночью. Дежурный доложил, что все руководство находится у командующего. В комнате за столом сидели командующий фронтом И. С. Конев, начальник штаба В. Д. Соколовский, член Военного совета фронта Н. А. Булганин и начальник оперативного отдела фронта Г. К. Маландин. Все выглядели крайне переутомленными. Я объяснил цель своего приезда.

Из беседы с товарищами и анализа обстановки у меня сложилось мнение, что катастрофу в районе Вязьмы можно было бы предотвратить. Ведь фактор внезапности наступления [56] противника для войск Западного и Резервного фронтов полностью отсутствовал. Несмотря на превосходство врага в живой силе и технике, наши войска могли избежать окружения. Необходимо было правильно определить направление главных ударов врага и своевременно сосредоточить здесь наши основные силы за счет пассивных участков. К сожалению, этого сделать не успели, и линейная оборона наших фронтов не выдержала сосредоточенных ударов врага.

Противник продолжал развивать свой успех. Сплошного фронта обороны на Западном направлении не было. Образовались зияющие бреши, которые закрыть было фактически нечем.

В 2 часа 30 минут ночи я позвонил Сталину. Он еще работал. Доложив обстановку, я сказал:

— Главная опасность сейчас заключается в том, что пути на Москву почти ничем не прикрыты. Слабое прикрытие на Можайской линии обороны не может гарантировать от внезапного появления, перед Москвой бронетанковых войск противника. Надо очень быстро стянуть войска, откуда только можно, на Можайскую линию.

Сталин спросил, где сейчас 19, 20, 24, 32-я армии и группа Болдина. Я ответил, что они находятся в окружении западнее и юго-западнее Вязьмы.

— Что вы намерены делать?

— Выезжаю сейчас же к Буденному, разберусь там с обстановкой.

— Хорошо, поезжайте к Буденному и оттуда позвоните.

Моросил мелкий дождь, густой туман стлался по земле, видимость была плохая.

Подъезжая к полустанку Обнинское (105 километров от Москвы), мы увидели двух связистов, тянувших кабель со стороны моста через реку Протву. На вопрос: «Куда тянете, ребята, связь?» — один из солдат, громадного роста, с густой бородой, ответил простуженным голосом: «Куда приказано, туда и тянем». Пришлось назвать себя и сказать, что я ищу штаб Резервного фронта. Подтянувшись, тот же солдат объяснил: «Извините, мы вас в лицо не знаем, потому так и ответили. Штаб фронта вы уже проехали. Он два часа тому назад прибыл и остановился в домиках в лесу, вон там, на горе, налево за мостом. Охрана вам покажет, куда ехать». [57]

Машина повернула обратно. Через 10 минут я был у представителя Ставки Л. З. Мехлиса, у которого находился и начальник штаба фронта генерал-майор А. Ф. Анисов. Мехлис кого-то распекал по телефону.

На вопрос: «Где командующий?» — начальник штаба фронта ответил:

— Неизвестно. Днем он был в 43-й армии. Боюсь, не случилось ли чего с Семеном Михайловичем.

— А вы приняли меры к его розыску?

— Да, послали офицеров связи, они еще не вернулись.

Из разговора с Мехлисом и Анисовым я не узнал ничего конкретного ни о положении войск Резервного фронта, ни о противнике. Сел в машину и поехал через Малоярославец и Медынь в сторону Юхнова, надеясь на месте выяснить обстановку.

Вся местность в районе Малоярославца была мне хорошо знакома. В 10 километрах от Обиинского, где остановился штаб Резервного фронта, находилась деревня Стрелковка Угодско-Заводского района, где я родился и где прошло мое детство. Сейчас там остались моя мать, сестра и ее четверо детей. Что будет с ними, если туда придут фашисты? Как поступят они с матерью, сестрой и племянниками генерала Жукова? Конечно, расстреляют. Я решил послать туда адъютанта, вывезти их из деревни в Москву, которую мы будем защищать до последнего вздоха.

В Малоярославце я не встретил ни одной живой души. Город казался пустым. Только в центре, около здания райисполкома, стояли две легковые машины.

— Чьи это машины? — спросил я.

— Семена Михайловича Буденного, товарищ генерал армии.

— А где Семен Михайлович?

— В помещении райисполкома.

— Давно вы здесь?

— Часа три стоим.

Войдя в райисполком, я увидел склонившегося над картой С. М. Буденного. Мы тепло поздоровались.

— Ты откуда? — спросил Семен Михайлович.

— От Конева.

— Ну как у него дела? Я больше двух суток не имею с ним связи.

Узнав, что дела на Западном фронте очень плохи, маршал сказал:

— У нас не лучше. Фронта обороны фактически не существует. Я сам чуть не угодил в лапы противника между Юхновом и Вязьмой. В сторону Вязьмы шли танковые и моторизованные колонны, видимо, обходили город с востока.

— В чьих руках Юхнов?

— Как сейчас — не знаю. Несколько дней назад там было до двух наших стрелковых полков, но без артиллерии. Думаю, что Юхнов уже занят противником.

— Ну, а кто же прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец?

— Когда я ехал сюда, — сказал Семен Михайлович, — кроме трех милиционеров в Медыни, никого не встретил.

Мы решили, что Семен Михайлович поедет в штаб фронта и доложит в Ставку о положении дел, а я направлюсь в район Юхнова.

Перед отъездом отдали, распоряжение коменданту Малоярославецкого укрепленного узла полковнику А. Смирнову организовать всеми имеющимися силами и средствами разведку по всем дорогам в глубину до 20 километров. В этих целях были использованы бойцы рабочих батальонов, сотрудники местных органов НКВД и милиции.

Прибыв в Медынь, я там никого не обнаружил, только старая женщина что-то искала в развалинах дома, разрушенного бомбой.

— Бабушка, что вы тут ищете? — спросил я.

Женщина стояла с широко раскрытыми, блуждающими глазами и ничего мне не отвечала. Откуда-то из-за развалин подошла другая женщина с мешком, наполовину набитым какими-то вещами.

— Не спрашивайте ее. Она с ума сошла от горя.

Оказывается, позавчера на город налетела немецкая авиация. Эта женщина жила с внуком и внучкой здесь, в этом доме. Во время налета она стояла у колодца, набирала воду, и на ее глазах бомба попала в дом. Дети погибли.

— Наш дом тоже разрушен, — рассказывала женщина. — Надо скорее уходить в Малоярославец, да вот ищу под обломками — может, что-нибудь найду из обуви и одежды.

По щекам ее катились слезы.

С тяжелым сердцем двинулся я в сторону Юхнова. Временами приходилось останавливаться и внимательно осматриваться, чтобы не попасть в расположение врага.

Километров через 10 — 12 машину внезапно остановили вооруженные люди в комбинезонах и танкистских шлемах.

— Дальше ехать нельзя, — сказал один из них. — Кто вы будете?

Я назвал себя и, в свою очередь, спросил, где их часть.

— В 100 метрах, в лесу, стоит штаб танковой бригады.

— Очень хорошо. Проводите меня туда.

Навстречу мне поднялся сидевший на пне невысокого роста, подтянутый танкист в синем комбинезоне. Мне сразу показалось, что мы с ним где-то встречались.

— Командир танковой бригады Троицкий, — представился танкист.

— Троицкий! Вот не ожидал встретить вас здесь!

Троицкого я хорошо знал по Халхин-Голу, где он был начальником штаба 11-й танковой бригады. Эта бригада, которой командовал М. П. Яковлев, была грозой для японцев. В районе горы Баин-Цаган она разгромила 23-ю пехотную дивизию, входившую в состав японской императорской гвардии.

— Я тоже не думал, что встречу вас здесь, товарищ генерал армии, — сказал Троицкий. — Знал, что вы командуете Ленинградским фронтом, а что вернулись оттуда — не слыхал.

— Ну, что у вас тут делается, где противник?

— Противник уже занял Юхнов. Его передовые части захватили мост через реку Угру. Посылали разведку на Калугу. В городе противника пока нет, но в районе Калуги идут напряженные бои. Там действуют 5-я гвардейская стрелковая дивизия и некоторые отошедшие части 43-й армии. Наша танковая бригада находится в резерве Ставки. Стоим здесь второй день.

— Разверните на впереди лежащей местности часть бригады и организуйте оборону с целью прикрытия направления на Медынь, — приказал я. — Пошлите офицера связи в штаб Резервного фронта. Он находится в районе полустанка Обнинское, за мостом через реку Протву. Информируйте Буденного об обстановке. Через штаб Резервного фронта доложите в Генеральный штаб о полученном вами указании и сообщите, что я поехал в Калугу. [60]