Geum.ru

Письма в америку 1923—1947 10. VI. 23

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   31
Рерих.


10.XII.39


Родные наши,

Пришли письма Зины от 18-го ноября и Дедлея от 21-го. Письмо Зины очень радостное, особенно же весь эпизод с портретом. Можно себе представить ярость трио, вдруг получивших такое многозначительное для них напоминание. Радостно, что и первое Ваше собрание в новом помещении прошло так хорошо. Расскажите нам, кто именно был из друзей и преподавателей? Будем верить, что в новом центральном помещении обнаружатся и новые хорошие возможности. Пожалуйста, укрепляйте отношения со всеми друзьями, с художественными критиками, с музеями и с прочими общественными учреждениями. Нельзя забросить ни одного, ведь никогда не знаете, откуда может прийти что-либо полезное. Выясните отношение Музея Современного Искусства. Очень жалею, что не могу послать им мой взнос на 1940-й год, ибо сейчас все денежные переводы совершенно затруднены. Даже в такую союзную страну, как Франция, и то всякие переводы пришли в крайне затрудненное состояние. Еще недавно мы получили обратно один журнал, посланный в начале августа в Латвию с наклейкой из Англии, что «сношения с Германией прекращены». Таким образом, всякие посылки стали невозможны, и кто знает, какие письма сюда или отсюда могут и вообще теряться. Письмо Дедлея совсем нерадостное, и отношение адвокатов поражает. Вернее, подтверждает еще раз все нам и Вам известное об этом сословии. В денежном отношении остается лишь одна возможность около картин, находящихся в Арсуне. Только что им послано извещение, что из 56 картин, там находящихся, 22 останутся в Арсуне, а остальные 34 предназначаются для Академии в Нью-Йорке. Соответственное письмо написано Е.И. в Арсуну, так как все эти картины являются собственностью Елены Ивановны. Среди 34 упомянутых картин находится и две больших — «Звезда героя» и «Оттуда». Остальные представляют экспедиционные этюды и потому являются особо интересными. Цены за большие картины были по пяти тысяч, а за остальные по 350. Но, конечно, по нынешним временам могут быть сделаны значительные уступки. Может быть, у Вас найдется человек, который за известную комиссию может их продавать для уплаты адвокатам? Может быть, и Бринтон заинтересуется такою продажею? Пожалуйста, от моего имени подарите английскую монографию — об этом я упоминаю в моем письме к нему. Может быть, Конлан попросит у Вас для подготовляемой им монографии [мои] статьи «Спиноза» и «Гёте» — конечно, только для временного прочтения. Посылаю ему манускрипты, предназначавшиеся для несостоявшегося зимнего выпуска «Flamma». Он прочтет их и перешлет Вам. Постепенно все имущество «Flamma» будет переслано в Америку. Но сейчас, как Вы уже знаете, пересылать что-либо печатное отсюда невозможно. В лучшем случае посылка в потрепанном виде вернется, а то и вообще пропадет. Ясно представляем себе, почему Хорш всячески вводит правительство в заблуждение касательно налогов с экспедиционных сумм. Преступник хочет доказать, что картины эти не относятся к экспедиции, а составляют его личную собственность. Если правительство берет с них налог, то этим косвенным путем доказывает, что эти суммы были не экспедиционные, а была лишь частная покупка. Конечно, против этой несправедливости имеется очень веское доказательство. Все эти картины входят в состав декларации, под которой подписался и Хорш, о посвящении Музея нации. Картины эти все перечислены в каталоге Музея, а декларация говорит о картинах, значащихся именно в этом каталоге. Каждый мало-мальски находчивый адвокат, конечно, воспользовался бы таким документом с подписью Хорша, но можем ли мы надеяться, что адвокаты воспользуются хотя бы таким в их пользу доказательством? Во время ведения дела Плаутом все время можно было поражаться тому, что он занимался какими-то незначительными деталями, а самое важное и веское упоминалось лишь мимоходом. Во время войны обычно все дела откладываются и происходят всякие моратории. Если бы мы находились в нейтральной стране, то, может быть, эти обстоятельства и не принимались бы во внимание в полном объеме, но ведь мы находимся в стране воюющей, все условия которой экстраординарны. Неужели же адвокаты даже и это не принимают во внимание и не выдвигают соответственно? Ведь теперь, когда идет также и дело, поднятое тремя друзьями, то и все остальные дела не должны явиться затруднением для этого нового дела. Опасаемся, как бы и Плаут не навредил и не распродал бы документы, находящиеся у него. Наверное, многие документы ему давались лишь на просмотр, но могли быть и такие, которые оставались у него в оригинале. А ведь от такого человека, как Плаут, оказывается, всего ожидать можно. Как жаль, что в свое время некоторые друзья не хотели порвать с ним и передать дело в другие руки, тем более, что и сам Плаут будто бы отказывался. Все это чрезвычайно волнует, и тревожит, и сказывается на здоровье. Пусть новое помещение принесет и новых друзей; так хорошо, что Вы теперь оказались в центре культурной жизни Нью-Йорка. Будьте мужественны, ибо все делается к лучшему, и последнее слово в делах еще далеко не сказано.

Да будет Вам светло, духом и сердцем с Вами,


Рерих.


18.XII.39


Родные наши,

Получили Ваши письма от конца ноября, а также телеграмму о том, что дело № 1 отложено на февраль. Будем надеяться, что адвокаты воспользуются этим временем, чтобы скомбинировать удачные данные. Если они проштудируют deposition, то они найдут много возможностей для дальнейших оборотов дела. Кроме того, они могут обратить внимание суда на то, что и в данном случае Хорш жонглирует теми же самыми картинами в разных обстоятельствах. Те же картины то оказываются будто бы его собственностью, а в то же время по декларации 1929-го года, под которой подписалась и чета Хоршей, картины эти определенно входят в состав Музея. Что бы ни говорили недоброжелатели, но декларирование [этого], как постановления Совета Музея, имеет свое значение, и адвокаты, конечно, могут ссылаться на него. Также надеемся, что и военное экстраординарное положение должно быть принято во внимание. Мы знаем, что во время прошлой войны такие обстоятельства всегда принимались во внимание, а ведь мы находимся не в нейтральной стране. Очень надеемся, что адвокаты все это примут во внимание. Мы уже писали Вам, что Хорш вводит правительство в заблуждение с преступною целью, чтобы этим порядком доказать какие-то свои, им сфабрикованные, права на картины. А ведь это обстоятельство может косвенно повлиять и на дело, которое ведут друзья. Что касается до ста картин, переданных Е.И. Катрин, то эта передача во всяком случае законна. Во-первых, по нашей семейной традиции все мои картины принадлежат Е.И., но, кроме того, Е.И. имеет мою полную доверенность, выданную еще в 1933-м году. Таким образом, Е.И. во всяком случае имела полнейшее право распорядиться этими картинами. А к довершению всего и сам Хорш знал об этой доверенности и пересылал деньги за проданные картины непосредственно Е.И., и при этом занимал у нее деньги, не спрашивая меня об этом, хотя адрес мой он и знал. Обо всем этом я уже писал Вам, но для адвокатов, видимо, это нужно повторять. Любопытный эпизод со Ст., о котором пишет Зина, нам совершенно напоминает эпизод с моим бывшим учеником болгарином Георгиевым, который посетил нас здесь в 31-м году. Он очень чтит меня, был в полном восторге от свидания и душевного приема, восхитился Гималаями и с великим энтузиазмом, радостно рассказал о своих впечатлениях в Париже. Но там его искренняя радость произвела как раз обратное впечатление и вызвала яростную клевету и нападки. Люди не озлобляются лишь когда слышат, что кто-то умирает с голоду. Когда ослепшему Врубелю дали маленькую пенсию, то Куинджи скорбно добавил: «Ну если ослеп, тогда уже, может быть, помогут». Но даже пахарь знает, что коня нужно кормить, иначе он сдохнет, пашня запустеет, и хлеба не будет. В июне у нас были Казинсы, и мы их встретили сердечно. Им тем более у нас понравилось, что перед этим они заехали к некоей даме, которая предоставила им столь убогую обстановку, что старики должны были сами выполнять работу суипера (ассенизатора). Конечно, по такому сравнению они тем более оценили наш скромный комфорт. Сам Казинс без дрожи в голосе не мог вспоминать пребывание у странной дамы. Если мы вспомним, что предоставленный нами им мальчик суипер стоит пять рупий, то есть доллар и двадцать центов, в месяц, то гостеприимство может простираться на такую сумму. Вы знаете, как мы против роскоши, и потому даже удивительно слышать, что кто-то может намекать о каких-то излишествах. А с продажи картин, которая произошла лишь в этом году, нужно отдать 20 процентов устроителю, три тысячи рупий неизбежному сотруднику, нести все расходы по транспорту, налоги и прочее. Так что Вы понимаете, как усыхает сумма. А о размерах транспорта можно сказать, что отправка картин Святослава в Америку обошлась более 800 рупий. Кто-то скажет, что можно прекратить культурную работу в Париже, но Вы представляете себе, что скажут те же Хорши, узнав, что даже маленькие очаги деятельности прекращаются. Уже не говоря о том, что этот центр для будущего очень нужен. Вы сами знаете, как требуется поддержать культурные нити, а в особенности, когда происходят такие разрушения. Если мы питаемся здесь картинами, то и в Америке имеются картины, которые, как я уже писал, могут идти в уплату расходов. Невозможно представить, чтобы после всех выставок, после Музея и всех книг в такой большой стране, как Америка, не было бы покупателей. Неужели нужно подобно Элсхемиусу впасть в паралич, чтобы появились покупатели? Больно слышать, когда осуждения исходят от друзей. Кроме возможности продажи картин, может быть, что-то еще можно получить из банка, за которым пропадает еще некоторая сумма, и это могло пойти на дела. Больно было читать переданные Вами речи друзей. Хорошо, что Вы делаете новые контакты для Академии. Новые связи принесут и новые возможности. Какое отношение Вы встретили в Музее Модернистического Искусства, как они приняли монографию, которую я просил Вас передать? Хорошо, что Комитет Музея существует — он может пополняться так же, как и протест. Карнеги Холл полезен своею центральностью. Неуклонность и светлое горение в проведении дел есть залог успеха. Копии писем Уол[леса] посылаю — может быть, пригодятся. Но Золя еще не показался. Храните пуще всего здоровье и пламень сотрудничества. Помните, что и Высшие Силы не могут помогать там, где не явлено сотрудничество.

Шлем Вам все Светлое.

Сердцем и духом,

Рерих.


30.XII.39


Родные наши,

Письмо Ваше со вложением вырезки из «Monitor’а» пришло чудесно скоро. Теперь мы отвыкли получать такие быстрые письма. Хочется поспешить с несколькими соображениями. Вы пишете о том, что Бил говорил о продаже картин. Это обстоятельство заслуживает неотложных соображений. Спрашивается, о каких именно картинах он мог говорить? Если о ста картинах, принадлежащих теперь Катрин, то ведь передача их Е.И., во всяком случае, закончена по двум основаниям: первое, так как все мои картины являются собственностью Е.И., и она, естественно, ими распоряжается, а второе, что у Е.И. имеется моя полная доверенность с 1933-го года и, таким образом, и на основании этого документа Е.И. может распоряжаться всем. А самый факт отдачи этих картин был закреплен письмом Е.И. и Катрин еще в первой половине лета 1935-го года. Так что об этих картинах не должно быть и речи. Если же переданные Вами слова имели в виду музейные картины, то наша общая декларация, как постановление членов Совета Музея, остается незыблемым моральным документом. Было бы более чем странно, если бы какой-то вопрос о продаже картин этих произошел именно со стороны друзей. Наверное, Эрнст таким оборотом дела весьма возрадовался бы, ибо это дало бы им повод углубить их вандализм. Кроме того, если Бил является ближним другом враждебных адвокатов, то нет ли между ними сговора, чтобы самое губительное предложение произошло именно от адвокатов друзей? Если даже с какой-то странной, «законной» стороны наша декларация почему-то игнорируется, то ведь как постановление Совета Trustees Музея она все же является действительным постановлением, которое не было никаким другим постановлением опровергнуто. Протест, под который Вы собрали и собираете подписи тоже базируется именно на этой декларации — постановлении Совета Музея. Не забудем также, что на том же основании существует и Комитет Музея. Кстати, об этом Комитете. Флорентин[а] была его Председателем, и потому теперь нужно заместить ее. Думается, что Зина, в качестве одной из основательниц Музея и бывшая все время trustee, может занять это место. Впрочем, как всегда во всех наших общественных делах, мы предоставляем решить это Вам на месте, но Комитет Музея во всяком случае должен существовать. Он всегда был нужен, а теперь он станет совершенно необходимым. Тревожит нас денежный вопрос в Америке. И можно лишь удивляться, что именно в этой огромной стране, в которой собрано две трети всего золота мира, именно этот вопрос стоит так неразрешимо остро. Вот мы хотели разрешить его посредством соглашения с Арсуной, и из этих предполагавшихся средств можно было бы ответить некоторым нуждам, а теперь дело пришло в первобытное состояние. Из тридцати четырех картин, посылаемых по адресу Академии, должно же быть что-нибудь реализовано. Ведь во всех странах мы лишь существовали картинами. Кроме того, значительная сумма пропадает за банком, и неизвестно, когда именно он предполагает выплатить ее хотя бы по частям. Будем надеяться, что банк закончит свои выплаты, которые тоже должны идти на общее дело. Кроме того, Крейн заказал мне для своей дочери картину, которая накануне отправки отсюда была остановлена телеграммою Броди вследствие смерти Крейна. Таким образом, эта последняя воля покойного родственниками не была выполнена. Теперь и книга моя в Америке, вероятно, не будет издана «Викингом», и, таким путем, и на этот гонорар нельзя рассчитывать. Остается только удивляться, что именно в Америке такие правдоподобные получки или откладываются, или вообще распадаются. А уже мы не говорим о всех тех огромных суммах, которые, согласно постановлению, остаются за Учреждениями. Любая фабрикация Хорша принимается судами и всякими легковерными индивидуумами, а что касается нас всех, то почему-то ничто не принимается во внимание, даже две с лишком тысячи моего жалованья и те захватываются. Где же граница несправедливости? Дедлей выражает удивление поступками В.А.Ш[ибаева] и не понимает, какие могут быть причины. Причин несколько, среди них находится и денежный вопрос, ибо он увидел, что нельзя рассчитывать на прибавку жалованья; другая причина тоже экстраординарная, именно его немецкая ориентация. Вы будете глубоко удивлены, узнав, что его родители из Риги репатриировались в Германию. Это объясняет многое. Вы знаете, что наша ориентация совершенно другая. Люди, которые свое личное благополучие ставят превыше всего, конечно, никогда не могут удержаться на пути Служения. Не удивляйтесь молчанию Гаральда. Кроме того, что у них теперь совершенно тоже экстраординарные условия, он также был призван на военную службу как доктор, и ему даже пришлось пребывать этот срок в казармах. Все это, конечно, выбивает из колеи, и мы также значительное время не имели от него сведений. Везде невероятные осложнения, которые будут лишь усиливаться. Люди достаточно слышали об Армагеддоне, но когда он настал, то они не признают его. Счастье в том, что некоторые страны выйдут из этой ужасной битвы значительно раньше других. Первую часть письма, где говорится о картинах, переведите для адвокатов. Конечно, Катрин может знать все письма, так же, как и Инге. Надеемся, что адвокаты где-то сильно подчеркнут злодеяния Хорша, совершенные им в качестве моего fiduciary. Такое сильное напоминание может явиться не только убедительным для судей, но и будет прерыванием срока — так, по крайней мере, было бы в прежнее время на нашей родине. Ведь этот суд, и может быть, ему еще предстоит. Узнайте, кто именно неведомый друг в «Monitor’е»? Таких незримых друзей много, но они рассеяны, и если бы они были собраны — представили бы силу. Как Вы видите, эпидемия разъединенности является главным бедствием и рушением мира. Нам удалось через полк[овника] М[ана] послать четыре пакета осеннего номера «Flamma» Джину.

Да будет Вам светло, храните мужество. И это пройдет.

Сердцем и духом всегда с Вами,

Рерих.


9.I.40


Родные наши, вчера наконец приехал магистрат, и мы могли засвидетельствовать подтверждение бумаги, которая находится у Вас. Таким образом, если бы даже Хорш закинул или уничтожил для каких-то своих злоумышленников бумагу, привезенную в 1934-м году, то у Вас во всяком случае будет ее подтверждение, которое может быть полезно. Ведь теперь, когда бумаги находятся в самых различных местах и часть их, наверное, осталась в руках Хорша, можно всегда ожидать или пропажи, или затерянности среди всяких разновременных бумаг. Очень удачно, что магистрат еще заехал к нам, ибо он переводится на другую должность в другую местность, и всегда получается «междуцарствие», пока водворится новый. Вероятно, адвокаты с трудом представляют себе, насколько трудно здесь бывает засвидетельствовать бумагу. Помимо того, что основное местожительство магистрата не здесь, а в Кулу, он постоянно бывает в продолжительных разъездах, и тогда, конечно, не может засвидетельствовать бумагу.

Посылаем приложенную бумагу почтою и надеемся, что ничего с аэропланом не приключится, — по нынешним временам всего ожидать можно. Подтвердите получение.

Как видите, Армагеддон все сгущается, но тем не менее необходимо отстаивать культурные дела. Мы только что получили от Музея Модернистического Искусства книгу Пикассо — как видно, музей очень деятелен. Удалось ли Вам повидать директора, презентовать ему монографию и, кстати, выяснить их отношение? Может быть, они находятся в заблуждении, навеянном со стороны трио, а может быть, они просто далеки от всего происходящего.

Скажу пример, насколько даже знакомые люди далеки от действительности. Только что пришло письмо от дочери Крейна, в котором она пишет, что вследствие огромных расходов по налогам и всяким переменам она очень жалеет, что не может приобрести картину, и ей остается лишь любоваться ею в Музее, когда она бывает в Нью-Йорке. Если к тому же вспомним о присылке портрета Е.И., то становится ясно, насколько люди, даже знакомые, не знают о положении вещей. Итак, оповещайте доброжелательных людей, собирайте новых и молодых, во времена Армагеддона необходим особо неустанный дозор о культурных делах. Любите молодых — ведь если сегодня они ищут путей культуры, то ведь завтра они будут руководителями просвещением страны.

Сейчас получили печальную телеграмму об уходе от Земли одного из старейших членов Латвийского Общества Кл.Ст.Вайчуляниса. Глубоко жалеем о таком чудесном человеке, незаменимом сотруднике. Никто, как он, не умел поддерживать единение и дать благожелательный и широкий совет. Даже в самые последние минуты среди тяжких страданий (уже год как он мучился от рака в мочевом пузыре) он не переставал заботиться и делах общества и дал много особенно нужных советов в связи с нынешним местным положением. Молодые сотрудники поистине могли брать пример с такого неустанного, преданного делу культуры и Учения деятеля. Поразительно, что каждое 24-е число он освобождался от своих мучительных болей, и врачи ожидали конец год тому назад и утверждали, что продолжение его жизни есть необъяснимое для них чудо. Но он был так нужен молодым в переходное время и внес много понимания момента.

Может быть, Вы получили второй том «Писем» Е.И., хотя к нам он еще не дошел. Несмотря на трудное время, Общество действует энергично и даже выпустило новый сборник, посвященный культурно-художественным вопросам соседних стран. 14-го декабря должно было состояться чествование памяти Мусоргского с обширною программою. Вероятно, на днях дойдет к нам и об этом сообщение. Просто беда, насколько нерегулярна почта. Жаль, что жители разных стран все еще не представляют себе нерегулярности жизни. Вероятно, в нейтральных странах современные события отражаются очень мало. Из Шанхая дошло сведение, что местная группа все же решила продолжать выпуски «Культуры». Жалеем о «Flamma», послали Конлану манускрипт материала зимнего номера, и он перешлет его Вам. Отсюда настолько трудна пересылка журнала, что, несмотря на особое разрешение, вторично посланные номера в некоторые страны опять вернулись обратно. Из-за этого мы не рискуем переслать в Либерти ящик с материалами «Flamma», ибо это будет сопряжено с большими расходами, и вдруг может с полпути вернуться обратно.

Как иллюстрацию почтовых расходов приведу пример, что пересылка местной посылки стоимостью в восемь рупий обошлась в пять рупий. О таких соотношениях далекие друзья тоже не знают. Удастся ли Джаксону убедительно воздействовать против несправедливости? Неужели эти несправедливости должны стать хроническими? Кто-то переслал нам пачку американских журналов, описывающих ужасные преступления, теперь в стране совершающиеся. Настоящий кошмар. Просмотрев их, еще раз убедились, как трудно ожидать справедливости. Там же увидели и портрет Эрнста, и многое стало ясно.

Да будет Вам светло.

Шлем Верному Стражу и всем близким нашу любовь,

Рерих.


23.I.40


Родные наши,

Спасибо за письмо Зины от 25-го дек[абря], только что полученное. Действительно, даже воздушные письма идут медленно. А ведь прежде они иногда доходили в пятнадцать [дней] и даже еще раньше. Правильно Зина поминает добром Флорентину. Это был верный друг. Мы не вполне поняли Вашу прошлую телеграмму о разных бумагах. Послали мы Вам и в копиях, и в оригинале все у нас к этому [времени] бывшее и надеемся, что вследствие Вашего отъезда эти документы не затеряются. Это письмо, пожалуй, уже дойдет к Вам в конце Вашего пребывания в Лос-Анд[желесе]. Опять Вы увидите новых людей. Если бы Вы встретили проф[ессора] Неппера, сына нашего приятеля, он был проф[ессором] в Университете, то передайте ему мой привет. Пожалуйста, сохраните у себя brief Джаксона по делу «Sun» — когда-то все это потребуется. Удивительный суд, который не принимает во внимание ни расстояния, ни события и даже не дает возможности высказаться за правду. Конечно, по нынешним временам даже хорошо, что это дело пока останется под судом без всякого движения. Надеемся, что мировые события будут приняты во внимание и в деле Джаксона, которое должно было слушаться в феврале. Вы писали, что по этому делу, кажется, предполагалось Ваше показание, но, видимо, и оно отложено. Не удивляюсь, что с «Викинг Пр[есс]» ничего не вышло. Уж очень странно многое происходит, а между тем все три книги — и «Алтай—Гималаи», и «Шамбала», и «Твердыня Пламенная» распроданы. Мы знаем людей, которые хотят их приобрести, а издательства им отвечают, что книги распроданы. Таким образом, остается лишь «Сердце Азии», которое, как Вы знаете, пролежало захороненное. На широкий рынок эта книга так и не попала. А между тем люди так тянутся сейчас к этим темам. Успех убогой «Шангрилы»* лишний раз это доказывает. Но беда в том, что обычно спрос не встречается с предложением. Зина пишет, что друзья успели сделать между собою соглашение, которое так сейчас пригодится ввиду смерти Флорентины. Действительно, опасно иметь это дело в руках Рок, о которой Вы так определенно пишете. Надеемся, что и Стокс окажется того же мнения. Ведь теперь все прочие движения по делу друзей должны решаться двумя участниками. Будем надеяться, что Стокс поймет соображения Катрин. Наверное, трио теперь воображают, что после ухода такого твердого и верного друга, как Флорентина, произойдет замешательство, во время которого им удастся углубить их вандализм. Опять повторяю, что военные экстраординарные обстоятельства должны бы дать новые, не предвиденные адвокатами противников, возможности. Даже в газетах мелькают сведения о разных мораториях, всяких отложениях и замедлениях, в особенности же ввиду затяжного характера войны. Адвокаты наших друзей могли бы извлечь из этих обстоятельств максимум пользы. В некоторых странах до сих пор психология не изменилась и люди как бы еще не чувствуют размеры событий и внешних, и внутренних.

Посылаю Вам для «Рассвета» заметку к тридцатилетию смерти А.Куинджи. Ввиду общего интереса она может быть помещена, даже несмотря на военные времена. Пожалуйста, пришлите мне оттиски, ведь и газеты, и журналы сюда из разных стран доходят. Только отсюда для посылки печатного слова требуется разрешение, которое трудно получить. Впрочем, за последние дни кажется разрешены эти посылки в Америку, почему мы и попробовали послать в Либерти осенние номера «Flamma». Интересно, дойдут ли они? Это разрешение посылать распространяется на Францию, Британию и Америку, но остальные страны, хотя бы и нейтральные остаются под запретом. Даже с разрешением осенние номера «Flamma» уже третий раз посылаются в Латвию, надеемся, что на этот раз они дойдут. Так жаль, что «Flamma» угасла, но Вы видите, насколько невозможно печатать ее здесь. Удивляемся, что Зиночка не получила второго тома «Писем» Е.И. Впрочем, кажется, нигде еще его не получили, и до нас он еще не дошел. Думается, что хорошо бы дать эту книгу Муромцеву, и мы писали в Ригу, чтобы она оттуда была им послана, но об этом еще не имеем подтверждения от Саны. Хорошо, что Вы получили от Лукина invoice. Мы не удивляемся задержке, ибо он на это время был призван на военную службу и находился вне города. Как дела в Академии? Не удивляемся, если потребуется некоторое время, прежде чем новый контингент и преподавателей, и учащихся наладится. Ведь этот контингент должен прийти из совершенно новых кругов. Не слышали ли Вы, что творится в стане трио? Видимо, все там пожухло — время от времени не худо бы осведомляться о происходящем там, чтобы быть в курсе дела.

Состоялся ли контакт с Музеем Модернистического Искусства? Может быть, и еще с какими-либо художественными и культурными учреждениями завязались связи? Радуемся Вашей дружной жизни и шлем Вам, как всегда, наши лучшие мысли и чувства. Храните спокойствие и мужество, все будет хорошо.

Сердцем и духом с Вами,