Анатолий Глазунов



СодержаниеСледы к Любавическому раввину
Жиды всей России спешат на помощь изуверам
Но всё зависело от состава комиссии.
Подобный материал:

1   2   3   4
Следы к Любавическому раввину


Следователь из Петербурга скоро понял, что саратовская группировка жидов, организовавших в городе жертвоприношение христианских мальчиков, отнюдь не одиночная, не изолированная, сама по себе живущая и работающая группировка. Группировка эта обслуживала не только себя, но и постоянно поставляла кровь христианских мальчиков в другие места Российской империи, и даже в Центр Хасидов, Любавическому раввину. Какие тому были доказательства?

Во-первых, жиды зимой 1852-1853 г. заклали не одного, а двух христианских мальчиков. Но зачем столько крови для внутренних нужд саратовских жидов? Во-вторых, следователь установил, что христианских мальчиков похищали постоянно в этой местности и раньше. В третьих, в процессе расследования следователь установил, что саратовские жиды зимой 1852-1853 г. пытались похитить и других христианских мальчиков. Девятилетнего Ваню Никифорова пытался сманить Ицка Берлинский, он обещал мальчику, если тот пойдет с ним, дать моток ниток. Мальчик потом опознал этого жида. Мальчики Саша Андреев и Алёша Константинов также рассказали следователю, что однажды, этой зимой, когда они шли домой обедать, им встретился незнакомый солдат с «жидовским выговором» и стал их зазывать с собой, обещая по колоде карт и по аспидной доске. Они сначала согласились, но когда увидели, что жид уводит их слишком далеко от дома, забоялись и вернулись домой. Также и мальчик Костя Крохин рассказал такой случай. Однажды, зимой, хозяин послал его в лавку, на верхний базар. По дороге к нему подошёл незнакомый мужчина в дубленом тулупе и стал уговаривать его пойти с ним, обещая гривенник. Но Костя забоялся и отказался. Позже Костя снова увидел этого мужчину в компании с каким-то солдатом и с Янкелем Юшкевичером, которого Костя знал раньше.

И ещё два доказательства: след на Кавказ и след к Любавическому раввину. Богданов рассказал следователю о том, что в день убийства одного из мальчиков в подвале гостиницы он видел двух неизвестных жидов. Один был в высокой грузинской шапке, другой с рыжей бородой и в чапане1. Следователи пошли по следу и узнали, что в Саратов действительно, тогда приезжали два жида с Кавказа и встречались с почтенным Янкелем. Одного жида звали Ильягу-Назар-Огры, другого - Бениля-Евда-Оглы. У них в домах, на Кавказе, сделали обыск. Бутылки с кровью не нашли, но у Бениля в его библиотеке религиозных книг нашли, изданное в Антверпене и не дозволенное цензурой к распространению в России, сочинение «Чин устного предания о Пасхе». На одной из гравюр этой книги был изображен голый человек в венце, простирающий руку на кровь, текущую из закалываемого перед ним младенца. Следователь, не понимающий еврейский язык, поинтересовался у хозяина квартиры: «что означает эта гравюра?» Бениля ответил, что голый человек в венце - это египетский фараон, который кровью еврейского мальчика излечивается от проказы. Это объяснение, естественно, не показалось следователю убедительным. В египетских хрониках нет никакого упоминания о таком факте. Значит, это очередное жидовское вранье. Но, к сожалению, перевод этой книги так и не был сделан.

Теперь рассмотрим след к Любавическому раввину. Сначала следователь установил, что почтенный Янкель Юшкевичер получил недавно за «что-то» большие деньги из неизвестного источника, и отнюдь не за меха. Получены также свидетельские показания о том, что после ареста Янкеля (следователи не сообразили вовремя сделать обыск) его жена успела уничтожить письмо, в котором сообщалось о посылке на Волынь двух бутылок с кровью. Одна из бутылок была запечатана красным сургучом, другая – чёрным. На адресе было напечатано: «Любавическому ходоку Таушинкину», а внизу: «для передачи Любавическому раввину».

Далее, следователю из Петербурга ещё раз, уже четвёртый раз, крупно повезло. Сначала не выдержали нервы у Богданова, и он стал давать важные показания. Потом сам напросился в полицию бродяга Локотков и также стал давать важные показания. Потом не выдержали нервы у Крюгера, и он сам напросился к следователю. А теперь неожиданно напросилась к следователю по жидовскому делу Марья Ивановна Слюняева.

Эта женщина была посажена в тюрьму города Саратова как беспаспортная. Нервы у неё были явно не в порядке. Она часто и долго плакала. Заметно было также, что на неё тяжело действовали разговоры о замученных жидами мальчиках. Её стали расспрашивать, но она ничего толком не объяснила, а потом попросила позвать священника. А после исповеди решила дать показания и следователю из Петербурга.

Марья Слюняева рассказала, что она из крестьянок. В девичестве она – Марья Ивановна Безверховная. Замуж её выдали, когда она была совсем юная за крестьянина Пензенской губернии Слюняева, но она сразу же сбежала от ненавистного мужа и «начала шататься по разным селениям». Добралась до Тамбова. На базаре она встретила плотника, который искал себе стряпуху. Они сговорились в цене, и в тот же день они поехали в местечко Ляды, на винокуренный завод Чичерина, где плотник работал в артели. Но через некоторое время её переманил более высокой оплатой, живший при заводе Гагарина, жид-винокур. Он называл себя Александр Григорьевич Коников (следователи потом установили его настоящие имя и фамилию – Хацкель Ариев). Он был женат, жену звали Мария Моисеевна. У этих жидов Слюняева и проработала в услужении три года.

Во время очередной жидовской Пасхи к Александру Григорьевичу съехалось много жидов из разных мест. Пришли и 15 жидов, которые работали на заводе Гагарина. Одного из жидов все звали «ребе». Был еще там жид, которого почему-то все звали – «Пчельник». Так вот этот старый «ребе», застав Слюняеву в молельне, потребовал от неё в присутствии других жидов, чтобы она всегда беспрекословна делала всё, что жиды ей прикажут, и никому никогда и нигде ничего не говорила, о том, что происходит в молельне и в доме её хозяина. Жиды говорили её: Не возьмёшься ли сделать то, что мы прикажем? Поедешь ли с нами и не будешь ли болтать? Если ты нам вверишься, то мы тебя так устроим, что век будешь счастлива и обеспечена». Слюняева поклялась. Но жиды сказали, что христианской божбе они не верят. Они потребовали, чтобы она позволила выпустить кровь из своего пальца. Слюняева согласилась и протянула левую руку. Один жид сделал надрез на её безымянном пальце и выпустил немного крови (На безымянном пальце левой руки у Слюняевой действительно был рубец от надреза чем-то острым). Её хозяин и старый «ребе» уверили её, что если теперь она нарушит своё обещание, она сразу же умрёт.

После Пасхи жиды сразу же отправили Слюняеву с работником Моисеем Леонтьевым (Настоящее его имя, как установили следователи – Мовша Шая) в город Кирсанов. Моисей взял здесь ещё одного работника – жида Бориса, и они втроём поехали в Саратов «на зелёной, крашеной бричке». Бричка эта принадлежала Пчельнику. Приехав в Саратов, остановились около Волги. Жиды потом куда-то ушли, а через часа два вернулись с баулом, стеганном на вате, типа чемодана. Баул был завязан шнурком и скреплён печатью. Ещё была какая-то записка.

Что в бауле Слюняевой тогда не сказали, но потом сказали, что там «краска». Когда же все вернулись в Ляды, то Моисей отдал баул и записку старому «ребе». Старик этот скоро куда-то уехал, и Слюняева его больше никогда не видела. Тогда же уехали Моисей и Пчельник.

На следующий год, это был 1852 год, около Крещения, жиды снова отправили Слюняеву в Саратов. На этот раз вместе с ней поехал молодой раввин. Остановились в Саратове на постоялом дворе. Молодой раввин сразу же куда-то ушёл, но вскоре вернулся с другим жидом, молодым и курчавым. Раввин назвал его «сыном красильщика, Александром». Позднее на допросе у следователя Слюняева признала в этом молодом курчавом жиде сына почтенного Янкеля – Файвинга (он же Файвиш, он же Федька Юрлов). Доверия к Слюняевой на этот раз было больше, жиды даже отдали ей баул и записку, которые она и доставила в Ляды.

В 1853 году её хозяин Александр Григорьевич приказал ей снова ехать в Саратов за «краской». Нанял ей кучера, уже не жида, а русского. Велел разыскать в Саратове, в гарнизонном батальоне, солдата Шварца, который приготовляет еду саратовским жидам в праздничные дни. Когда она найдет Шварца, пусть отдаст ему записку. Хозяин доверил ей и особую печать в футляре. Печать была треугольная, по углам её – «три шпенька», в середине что-то написано по-жидовски. Слюняева сыскала этого жида Шварца, он взял у неё баул, велел подождать, сам куда-то ушёл, но вскоре вернулся с женщиной, которая и передала Слюнявой тот же самый баул (На следствии Слюняева в этой женщине сразу же узнала прислугу почтенного Янкеля). Слюняева в тот же день выехала из Саратова.

На обратном пути в Ляды, не контролируемая жидами, Слюняева, мучаясь от любопытства, не выдержала. Открыла таинственный баул, откупорила одну бутылку и вылила немного красной жидкости себе на руку. Жидкость эта была - не краска, так как очень быстро высохла на её руке. Слюняева закупорила бутылку и опечатала её треугольной жидовской печатью, а когда приехала в Ляды, сразу же отдала баул, печать и записку молодому раввину.

Допросив Слюняеву, следователь, для проверки её показаний, поехал в Ляды. Слюняеву он взял с собой. По приезде сразу же сделали обыск на квартире её хозяина Александра Григорьевича Коникова (Хацкаля Ариева). Жид этот был весьма набожный. Нашли много предметов жидовского богослужения. Под шкафом, в котором хранилась древняя Библия, в особом выдвижном ящике, нашли лоскут холста, пропитанный, как предположили, - кровью. Лоскут был завернут в три листка с печатным жидовским текстом. Рядом лежал ещё один лоскут кровавого цвета. Работник Моисей Леонтьев (Мовша Шая) стал объяснять следователю, что недавно резали гуся, и «дети случайно намочили эти тряпочки в гусиной крови». Но экспертиза установила, что жид нагло врал. Лоскутки были пропитаны не кровью гуся, а кровью млекопитающего. К сожалению, отличить кровь человека от крови других млекопитающих эксперты тогда ещё не умели. Рядом с кровавым лоскутом в выдвижном ящике лежал в отдельном конверте также и небольшой нож, с пуговкой на конце. Хозяин квартиры заявил, что «это ножик для резки фруктов». Но эксперты врачебной управы признали, что и этот жид нагло врёт. Найденный «ножик с пуговкой на конце» – это специальный хирургический инструмент, который врачи используют для вскрытия свищевых ходов, для вырезания миндалевидных желез и при отсечении грыж.

В Азиатском департаменте в Петербурге, по просьбе следователя, перевели и жидовский текст с листков, которые были найдены в ящике под шкафом Коникова (Хацкаля Ариева). На одном листке оказался отрывок из мистического иудейского сочинения под названием «Летопись блаженного Моисея, основателя нашей веры». В этом отрывке рассказывалось об истреблении жидовским Богом всех первенцев у египтян для Блага Израиля. На втором листке – отрывок из библейской книги «Левит» (6 : 7): «И очистит его (после заклания жертв) священник перед Господом и прощено будет ему всё, чтобы он ни сделал, всё, в чём он сделался виновным». А на третьем листке – отрывок из древнееврейского пророка Исаии, прославляющего Израиль.

И далее наглое жидовское вранье, естественно, продолжалось. Жид-винокур Коников (Хацкаль Ариев), у которого Слюняева проработала в услужении три года, заявил, что он её совсем не знает, первый раз видит, она у него никогда не проживала. Его работник Моисей Леонтьев (Мовша Шая), с которым Слюняева ездила в Саратов за кровью христианских мальчиков, сначала признался, что видел Марью Слюняеву в доме Коникова (Хацкаля Ариева), но потом, узнав, что она стала давать показания опасные для жидов, также заявил, что он её не знает и никогда в Саратов с нею не ездил. Коников (Хацкаль Ариев) заявил, что «никакого Бориса» он не знает. Но следователи без труда нашли этого «жида Бориса», о котором говорила Слюняева. Борисом оказался мещанин из Орши Берка Бокштейн. Этот жид, конечно, также заявил следователю, что Слюняеву он не знает, никогда её не видел и никогда с этой женщиной в Саратов не ездил…


Понятно, что идти дальше по следу к Любавическому раввину было не по силам малой команде саратовских следователей. Следы терялись и стирались жидами- вампирами. Требовалось Большое Расследование из Петербурга деятельности всей сети жидовских группировок в России, занимающихся закланием русских детей, добывающих из них кровь и организующих транспортировку крови по империи. Требовалось крепко взяться за всю эту жидовскую структуру вампиров-изуверов, начиная с Любавического раввина и кончая местными жидами-исполнителями. Но правительство России было и лениво, и туповато для такой работы.


Следователю Дурново осталось допросить ещё Акулину Осиповну Дмитриеву, прислугу почтенного Янкеля. Она много знала и много могла рассказать. Ещё до прибытия следователя Дурново в Саратов эту женщину случайно задержали по подозрению, что она проживает в городе по «фальшивому билету». Её препроводили в Третью полицейскую часть города Саратова. Отсюда её должны были сразу отправить в городскую тюрьму. Приставом в этой полицейской части был титулярный советник Вандышев. Именно на территории его части находилась и «Петербургская гостиница» с кровавым подвалом, и жидовская молельня, и квартира почтенного Янкеля. Именно на территории этой полицейской части и находился Главный религиозный центр саратовских жидов-изуверов. Именно здесь жиды замучивали русских мальчиков и добывали из них, из живых, кровь. Именно отсюда бутылки с кровью отправляли Любавическому раввину.

Следователь Дурново быстро выяснил, что никакой агентурной работы этот Вандышев на территории своей части не вёл. Более того, жиды даже находились под его «крышей» и потому и вели себя так нагло. Следователь выяснил, что когда к Вандышеву привезли Акулину Дмитриеву, он вместо того, чтобы отправить её в тюрьму, сразу же отпустил её под поручительство некоего мещанина Кожевникова, после чего Акулина Дмитриева исчезла неизвестно куда. А поручительство, конечно, оказалось подложным. Паспорт, по которому Акулина Дмитриева проживала в Саратове, естественно, тоже оказался фальшивым. Пристава Вандышева, этого жидовствущего мерзавца, следователь Дурново, конечно, незамедлительно снял с должности, но делу это уже не помогло.

Через полгода Акулину Дмитриеву всё же разыскали и доставили в Саратов. Требовалось в интересах дела сразу же надёжно изолировать её от жидов, но следователи, не имея должного опыта работы с хитрожопыми жидами и недооценивая степень продажности администрации тюрьмы и её охранников, сделать это не догадались. Естественно, на допросе Акулина Дмитриева, подкупленная, запуганная и наученная жидами, всё отрицала. Заявила даже, что она никогда не работала прислугой у Янкеля Юшкевичера. Следователь выяснил, что в тюрьме она постоянно общалась с жидами, даже с «секретными жидами», которые обвинялись в добывании крови из русских детей. От трёх арестанток, сидевших вместе с Акулиной в камере, следователь узнал, что когда солдат-жид Шварц был в карауле в тюрьме, он таскал продовольственные передачи Акулине, даже «свежие блины», а также вызывал её в коридор и там долго с нею о чём-то шептался. Это был тот самый жид Шварц, к которому жиды из местечка Ляды посылали в Саратов Слюняеву с баулом за кровью. Русская христианка Акулина Дмитриева, таким образом, оказалась полностью в когтях жидов. Её сознание было полностью изменено. Никаких следов раскаяния у неё не наблюдалась.


Жиды всей России спешат на помощь изуверам


8 апреля 1855 года умер император Николай Первый, который искренне верил, что в его империи жиды действительно занимаются добыванием крови из русских детей, и который держал Саратовское дело под своим личным контролем. Жиды по всей империи возликовали, и сразу же после смерти этого «ненавистного» императора уполномоченные от кагалов кинулись за помощью к министру Государственных имуществ графу Киселеву, «либералу и горячему защитнику бедных евреев». К нему поступило и массовое ходатайство от влиятельных жидов-купцов – Раппопорта, Зелихина, Райха, Лозинского и многих других. Эти жиды-тузы писали: «Сиятельнейший граф! Не оставляйте еврейского народа без защиты и в настоящем случае». Под «настоящим случаем» они понимали провал саратовской группировки жидов-изуверов и арест её главных преступников. И жиды-тузы просили «сиятельнейшего графа» подать незамедлительно прошение от их имени императору Александру Второму. Жиды-тузы ссылались в этом прошении, как обычно, на грамоты и всякого рода привилегии европейских королей и папские буллы в пользу евреев. Особо они обращали внимание на те грамоты и буллы, в которых запрещалось даже подозревать «бедных евреев» в ритуальных убийствах и запрещалось даже вести какие-либо расследования в этом направлении. Жиды-тузы выражали надежду, что и новый император России окажется «просвещённым правителем» и тоже запретит в своей империи даже подозревать «бедных евреев» в ритуальных убийствах. То есть жиды-тузы и депутаты от кагалов нагло выставляли требование, чтобы те жиды-изуверы, которые замучивали русских детей и добывали из живых русских детей кровь, были взяты под специальную защиту императора.

Жидовское лобби в Петербурге требовало, чтобы Саратовское дело, если его уже нельзя закрыть, расследовалось лишь как обыкновенное убийство, а ритуальная, обрядовая сторона судебными властями совсем бы не обсуждалась. Национальность привлекаемых к ответственности лиц тоже не должна иметь никакого значения. Жиды настаивали также, чтобы к производству следствия и суда были бы непременно допущены и два депутата «из наших единоверцев», ибо «к сему требованию весь наш народ считает себя прикосновенным». Такая вот наглость! Депутаты от жидов должны наблюдать и контролировать действия русских властей!

Полностью требование жидов всё же не было тогда выполнено. Жиды тогда ещё не имели в России полной силы. К надзору за ходом следствия контролёров от Кагала всё же не допустили. Но жиды всё же многого добились. 20 декабря 1855 года по постановлению комитета министров была учреждена в Петербурге при департаменте духовных дел иностранных исповеданий специальная комиссия для подробного исследования книг, рукописных сочинений, писем и записок, отобранных у подсудимых по Саратовскому делу. Конечно, не было ничего плохого в том, что невежественное правительство России всё ещё пыталось разобраться в вопросе: жидовские ритуальные убийства русских детей – это вымысел или реальные факты? Создание такой комиссии – дело похвальное. Исследовав все изъятые при обыске книги, разрешённые и не прошедшие цензуру, все манускрипты, все изъятые письма и записки, можно было получить более полное и глубокое представление о «тайне крови» у жидов и деятельности жидов-изуверов в России. Результаты работы комиссии могли помочь следователям заняться изучением всей сети жидов-вампиров, после чего можно было провести полную зачистку России от этих вампиров. Комиссия могла бы подготовить и особо важные материалы со своими комментариями также и для печати, чтобы просветить образованную часть общества о жидовских ритуальных убийствах. Ведь значительная часть образованных русских людей (в этом большая беда России), в отличие от народа, не очень-то верила, что «в наше время в России жиды добывают кровь из живых христианских детей». Такие публикации были бы очень полезны для понимания жидовского национального характера. Ведь ни один народ мира не защищает своих изуверов, кроме жидов. А знание национального характера жидов помогло бы более профессионально бороться против жидовской экспансии в России.

Но всё зависело от состава комиссии.

В комиссию следовало бы назначить знающих, ответственных, неподкупных и мужественных людей. Но в эту комиссию, по тупоумию властей и по воле «Еврейского Комитета» и Кагала были назначены всего четыре фигуры и все неподходящие. И совсем дурость: из четырёх членов комиссии - два махровых жида в христианских масках: Левисон и Хвольсон1. Левисон раньше работал резником в Веймаре, то есть был специалистом по ритуальному убийству животных, «жрецом-мясником». Потом был назначен профессором еврейского языка в Санкт- Петербургскую Духовную академию. Понятно, что он много знал о жидовских ритуальных убийствах, но не имел ни малейшего желания вредить жидовским интересам в России. Не мог быть объективным исследователем и Хвольсон. Сначала он получил религиозное образование в хедере и иешиботе, где изучал Библию, Талмуд и средневековые комментарии к Талмуду под руководством раввина Гинзбурга. В 1841 г. он отправился за границу, где в Бреславле поступил в университет. Вернувшись в Россию в 1855, он сразу же надел православную маску и тоже был обласкан нашими глуповатыми чиновниками. Он стал профессором Петербургского университета. Вот эти два жида в христианских масках, махровые иудеи и националисты, и занялись «исследованием» изъятых у их единоверцев-изуверов книг, манускриптов, писем и разного рода записок. И, естественно, вместо того, чтобы предоставить следователям, в Еврейский Комитет, в Сенат, Государственный Совет и императору точные и полные переводы изъятых текстов, жидовские профессора довольствовались лишь краткими, «безопасными для жидов», выдержками из текстов, скрывали «опасные для жидов» тексты. И нудно навязывали властям своё жидовское мнение: обвинение бедных евреев в добывании крови из христианских детей – это «клевета и кровавый навет». А затем около 200 важных книг и манускриптов и вовсе были похищены этими жидовскими профессорами. Похитили жидовские профессора и около 200 изъятых следователями от подсудимых писем и записок.

«Так иудеям удалось, - писал депутат Государственной Думы Г. Замысловский2, - под благовидным предлогом, вырвать из энергичных рук следователя Дурново вопросы о секте, о ритуале и устроить им похороны по первому разряду».

Эти жидовские профессора в христианских масках, действующие в интересах Кагала, естественно, «с негодованием» отвергли и существование догматов крови у евреев, и жидовские ритуальные убийства вообще, и жидовские ритуальные убийства в Саратове. Профессор Левисон, например, так писал министру просвещения России: «Ваше высокопревосходительство, милостивый государь, Авраам Сергеевич… Наконец, если это (обвинение саратовских жидов в детоубийстве) окончится, как я вполне убеждён, тем, что вносимое на евреев обвинение окажется ложным, то осмеливаюсь высказать своё сердечное желание, чтобы оно было однажды раз навсегда уничтожено, и правительство не позволяло впредь ни принимать подобных ложных доносов, ни давать им значение дела судебного, исполнение же постановления оградить всей строгостью законного наказания за нарушение его».

Отзыв профессора Хвольсона (по объёму более 100 страниц) тоже был составлен, естественно, не в духе истины, а в жидовском духе. Все показания свидетелей в Саратовском деле он посчитал, естественно, «вымыслом и ложью» и был уверен, что своей «учёностью» заставит глупых правителей России выполнить жидовскую волю. Этот жидовский профессор «разъяснял» правительственным чиновникам, что всё обвинение против саратовских жидов зиждется лишь на одной картинке из книги, изъятой у кавказского жида Бениля, где изображён правитель, простирающий руку в направлении мальчика, которого закалывает жрец. Враги жидов утверждают, что на этой картинке изображено убийство мальчика, чтобы добыть из него кровь для еврейского правителя, или полагают, что на картинке изображено жертвоприношение жидовскому Богу. Но на самом деле, уверял профессор Хвольсон, эта картинка всего лишь иллюстрация из пасхальной агады. И на этой картинке изображён не еврейский правитель, а фараон, по приказу которого закалывали еврейских детей, в крови которых потом принимал ванну фараон, чтобы излечиться от проказы. Разумеется, никаких доказательств, что на картинке изображён именно фараон, жидовский профессор Хвольсон не привёл и не мог привести. Ни в одной книге по истории древнего Египта таких фактов нет. Позднее всё своё вранье жидовский профессор Хвольсон напечатал в книге «Употребляют ли евреи христианскую кровь?» Жиды потом ещё два раза переиздали его книгу, полагая её очень полезной для одурачивания легковерных русских интеллигентов.

Такого беспардонного вранья не выдержал даже знаменитый историк Костомаров Николай Иванович. В 1879 он напечатал в «Новом времени» ироническую статью по поводу наглости профессора Хвольсона. Все экземпляры этой статьи жиды пытались найти и уничтожить. «Когда, однако, я пожелал ознакомиться с соответствующей статьёй Костомарова, - писал депутат Госдумы Замысловский в своей книге о Саратовском деле «Умерщвление от жидов», - обнаружилось, что это не так легко. Самым естественным было обратиться к собранию его сочинений, но там, к моему изумлению, этой статьи не оказалось. Пришлось прибегнуть к Императорской Публичной библиотеке и оттуда достать комплект номеров «Нового времени» за 1879 год… Но изумление моё усилилось, когда, открыв комплект, я убедился, что именно тот номер 1172 отсутствует, остальные же все в наличии. Императорская Публичная библиотека сообщала, что № 1172 «уничтожен читателем». Но найти и уничтожить все экземпляры «Нового времени» со статьёй Костомарова жиды всё же не смогли.

«Пишущий эти строки, - писал Костомаров, - близко знает то, о чём говорит почтенный профессор, потому что я жил в то время в Саратове и, находясь на службе, был прикомандирован к следователю». Так вот книжечка, отобранная у кавказского жида, отмечает Костомаров, «никакого значения для судьбы дела не имела», хотя и представляла определённый интерес. Ни эта книжечка послужила основанием для обвинения жидов. Более интересно для следователей было «нахождение у еврея Янкеля, занимавшегося окраской мехов, другой книжечки: это был сборник разных исторических документов, показывавших, что в разные времена и в разных странах правительства давали охранительные грамоты, которыми воспрещалось обвинять евреев в пролитии детской крови с религиозной целью. Здесь были и императорские буллы, и императорские декреты и грамоты разных королей и т. д. и т. д., большей частью печатные, вырезанные из изданий разных веков, различной печати и на всех европейских языках. Немногие были не печатные, а переписанные, как видно, из редких изданий. Всё это было переплетено в одну книгу. Эта книга, действительно, возбудила в своё время большое подозрение: видно было, что собиратель приложил не малый труд, разыскивая эти документы, вырезая из разных изданий и соединяя их вместе – и зачем, казалось, еврею-промышленнику нужен был плод такой учёной работы? Но и в этом отношении всё ограничилось только подозрением».

Дело в том, что «следственная комиссия не нуждалась уже в обеих упомянутых книжечках, при (наличии) более важных юридических фактах». Именно «важными юридическими фактами», а не этими книжечками, следователи крепко пригвоздили к скамье подсудимых группу саратовских жидов-изуверов. «Хвольсон же довольствуется лишь оскорбительными ярлыками в адрес следователей и откровенными доносами».

Костомаров осаживает жидовского профессора Хвольсона и по поводу его выпадов против Лютостанского, написавшего весьма познавательную книжку о саратовских жидах-детоубийцах. У Лютостанского, мол, нет ни одного слова правды о Саратовском деле. Но это у жидовского профессора нет ни одного слова правды о Саратовском деле. У Лютостанского же Саратовское дело «изложено в виде воспроизведения, часто почти буквального, именно актов следственного производства». «Хвольсон, по-видимому, хотел бы, чтобы Лютостанского сослали в Сибирь». Профессор Хвольсон – это типичный жид с наглыми повадками «просить у власти содействия своим учёным доводам». Хвольсон хочет, чтобы власть «содействовала учёному спору», став на сторону жидов. «Учёные так себя не ведут». Профессор Хвольсон – не учёный, а типичный практический жид, отстаивающий любой ценой жидовский интерес. Он сам пишет откровенно, что ему важнее на первое время добиться «циркуляра Министерства юстиции к прокурорам с советом относиться весьма осмотрительно к подобным обвинениям» (к обвинениям жидов в детоубийствах и добывании крови). На первое время Хвольсону и всему Кагалу такого циркуляра «было бы достаточно». А уж потом можно добиться от русских дураков-правителей и большего.

Но Хвольсону тогда не очень повезло. «В то время, - писал насмешливо Замысловский, - ещё не писали циркуляры по жидовской указке» (единственное исключение – Указ Александра Первого 1817 г.). К Лютостанскому, которого жиды уже пытались зарезать за его исследование о жидовских ритуальных убийствах, но лишь ранили, профессор Хвольсон испытывает «особенную ненависть». Как посмел этот Лютостанский писать о том, что евреи замучивают христианских детей и добывают из них кровь? «Как Лютостанский осмелился поднести фабрикацию одному весьма высокопоставленному лицу?!» Хвольсон полагает, что это право должны иметь в России только евреи. «Неужели из этих отрывков недостаточно ясно, - писал Замысловский, - что хвольсоновская учёность – лишь ширма, под прикрытием которой еврейство вело свою чисто-реальную, узкопрактическую работу, со всеми её специфическими особенностями».

Об этом прекрасно высказался князь Голицын Н. Н. в своей книге «Употребляют ли евреи христианскую кровь?» Замечательная книга эта была издана в Варшаве в 1879 году и уже стала библиографической редкостью. «Этот “жестоковыйный народ”, - писал князь Голицын, - не смущается ни перед логикою, ни перед фактами, ни перед лицезрением, ни перед осязанием. Тут спор неравен, тут истина не убедит противника и фарисейская гордыня иудаизма, разумеется, никогда не скажет правды и не примет покаянного “mea culpa”».

«Самою благоразумною системою было бы избегать всякого спора (с жидами) и с величием и спокойствием истины глядеть на тот израильский муравейник, где ultimo ratio обороны – одна талмудическая казуистика, облаченная в броню недоступного, для огромного большинства, языка и письменности».

К сожалению, и по сей день, даже в начале 3-его тысячелетия, многие русские интеллигенты продолжают попытки вести «научный спор» с жидами, пытаются наладить «полезный диалог» с жидами, пытаются договориться с жидами о «мирном сосуществовании равных народов». Пытаются убедить жидов критически отнестись к своему поведению в России. Даже пытаются убедить жидов признать свои преступления перед русским народом, и даже признать убиение христианских детей и добывание их них крови. Да никогда жиды (кроме единичных случаев) это не признают и никогда ни в чём не раскаются. Жиды не могут это сделать по природе своей. Жидами движет не потребность к Истине, не поиск Истины, а лишь примитивный жидовский интерес получше устроиться в России и расположиться поудобнее над русским народом.


И по причине жидовских денег, жидовских доносов, жидовских причитаний и наглого жидовского вранья саратовские жиды-изуверы чуть не избегли заслуженного возмездия. Сначала по наущению жидовских профессоров, Левисона и Хвольсона, министр внутренних дел потребовал от следователя Дурново сузить рамки расследования и ни в коем случае не рассматривать дело как ритуальное. Этим пусть занимается «учёная комиссия» и великие еврейские учёные - Левисон и Хвольсон. А когда следственное дело в Саратове было закончено, это дело отправили не в Саратовский суд, как ожидало русское население этого города, а в Сенат, как того и желали жиды. А в Петербурге уже во всю мощь работало жидовское лобби, и по жидовской указке Сенат в 1858 г. постановил: Давших чистосердечные показания и оказавших большую помощь следствию, Богданова и Локоткова, - лишить всех прав состояния и сослать на каторжные работы в крепости. Богданова – на 10 лет, Локоткова – на 5 лет. Давшего ценные показания губернского секретаря Ивана Крюгера – разжаловать в рядовые до выслуги. Главных же жидов-кровососов – Янкеля Юшкевичера, Михеля Шлиффермана, Фёдора Юрлова, Ицку Берлинского и Эздру Зайдмана Сенат постановил освободить и лишь… «оставить в подозрении». Причём Зайдмана – даже не за участие в убиении христианских мальчиков, а лишь «за взимание лихвенных процентов при отдаче под залог денег».

Вот такая дрянь заседала тогда в Сенате России. И не будем считать, что все сенаторы были подкуплены жидами. Вероятно, часть сенаторов – «по убеждениям» - были либералами, а значит, юдофилами и русофобами. А ещё какая-то часть Сената состояла из тупых и ленивых чиновников, не умеющих и не желающих работать для торжества истины и справедливости.

И не слышно было никакого протеста от Русской Церкви.

Жиды по всей России ликовали. Власть послушно выполнила жидовские пожелания. «Теперь все русские будут бояться свидетельствовать против нас, евреев».

Но ликовали жиды всё же недолго. Хотя министр юстиции присоединился к решению департаментов Сената, военный министр не согласился с оправданием жидов-изуверов. Да и в комиссии, которая должна была дать ответ на вопросы: Жидовские ритуальные убийства – это вымысел или правда? Убийство детей в Саратове – это ритуальное убийство или нет? – несмотря на нажим жидов, единодушия не было. Кроме жидов, в комиссию были назначены протоирей Павский и священник Сидонский. Они, к сожалению, знали только еврейский библейский язык и не могли понимать содержание некоторых книг и манускриптов, написанных с примесью сирийских, арабских и халдейских слов. Не знали они хорошо и язык раввинов, который тоже существенно отличался от языка библейского. То есть для работы в комиссии они оказались не то что беспомощными, но и не очень эффективными. К тому же протоирей Павский был уже в весьма ветхом возрасте и по этой причине редко посещал заседания комиссии. Но всё же и протоирей Павский и священник Сидонский оказались людьми толковыми и порядочными. Они сумели во многом разобраться и не поддались нажиму со стороны жидовских профессоров. Не соблазнились они и на жидовские деньги. Протоирей Павский, к негодованию жидов, в своём заключении написал, что в данное время разрешение вопроса о жидовских ритуальных убийствах ещё невозможно. Делать вывод, что обвинение жидов в таких убийствах есть «клевета и вымысел», - недопустимо. А священник Сидонский в своём заключении написал, что многие случаи, когда жидов обвиняли в замучивании христианских детей и добывании из них крови, - «вполне достоверны». И он даже посмел, к негодованию жидов, предложить своё объяснение цели и религиозного значения подобных изуверств. Так что председателю комиссии Гирсу пришлось доложить членам Государственного Совета и Александру Второму, что комиссия к единому мнению ещё не пришла.

n