Но все же свою, собственную цель в жизни. Ведь правда

Вид материала

Документы

Содержание Не любите нас? — спросил он грустно.

Подобный материал:

• -, 209.86kb.
• Юнг К. Г. Феноменология духа в сказках, 572.04kb.
• «Чему, чему свидетели мы были! Игралища таинственной игры, » А. С. Пушкин, 199.51kb.
• Нумерология. «Чему, чему свидетели мы были! Игралища таинственной игры, » А. С. Пушкин, 888.42kb.
• Внеклассное мероприятие «Правда и ложь». 1 класс Учитель: Ткачук Г. В. Цель, 27.75kb.
• Тема урока: Понятие брака. Права и обязанности супругов Цель урока, 57.08kb.
• Ф. Г. Углов   живём ли мы свой век, 2589.98kb.
• Ф. Г. Углов > И. В. Дроздов Живём ли мы свой век?, 12014.14kb.
• Тема: Формы рассказывания сказок, 629.15kb.
• Ник Хорнби Футбольная горячка, 2552.92kb.

не понял меня, Хитрец! — вещал Отшель-

346

ник. — Я даю тебе силу... но сейчас она нужнее здесь. Ты давно не был в Подкуполье, ты не представляешь, что здесь творится. Возвращайся!

— Представляю! Видал по ящику...

— Это было давно, три дня назад. Сегодня они ввели войска, очень много войск, со всех сторон — с запада и востока, с севера и с юга. Они убивают всех без разбору, беспощадно, это нелюди, Хитрец! Они не трогают только три больших города, где шурует их агентура. Эти города они по­казывают по всему миру, мол, демократия торжествует и про­цесс пошел. Но всех прочих они истребляют, они выжигают дотла поселки, они травят газами беженцев. Ты не перебьешь всех в Забарьерье, их там восемь миллиардов... Ты играешь им на руку, Хитрец! Хотя я очень хорошо понимаю тебя. Возвра­щайся! И не бойся — гравилет проходит сквозь Барьер! Хва­тит воевать с детьми и бабами! Тут есть дело по-серьезнее!

Пак долго молчал. Потом с трудом, будто ворочая глыби­щи, сказал:

— Ладно, твоя взяла.

Отшельник вытянулся в нише. Он видел дымящиеся руи­ны, видел трупы на улицах Гамбурга, видел запекшуюся кровь. Но он знал, что виновен в ней вовсе не Пак, власти могли обезвредить его с самого начала, могли «нейтрализовать» и потом, сотни раз. Но они не делали этого. А теперь, когда войска введены в Резервацию, когда по всей планете на улицы вываливают толпы с требованием выжечь эту язву деградации с лица земли, когда уже сотни миллионов по всем странам Сообщества скандируют хором: «Наказать убийц!» и «Покон­чить с Резервацией!», теперь они сделают это. Надо спасать Пака.

Дивизии, бронированные дивизии — тысячи танков, тысячи бронемашин, тысячи штурмовых самолетов, десятки тысяч во­оруженных до зубов и выдрессированных убийц! И все же надо пока жить, пока... По хилому тельцу Отшельника про­катилась волной судорога. Да, они использовали ярость и нена­висть Умного Пака в своих целях. Но и он дал им жизни, он доказал, что и х можно истреблять тоже. И ради этого стоило идти на риск. Ведь для вторжения они, эти подлинные выро­дки, нашли бы предлог. Любой предлог! Так что прочь сомне­ния, все верно! Теперь задача сохранить Пака, сохранить таких как он, несдающихся, готовых драться за себя, за свой народец и свою землю, готовых мстить до последнего. Сохра-

347

нить любой ценой! Вот только после этого можно будет из­дохнуть, только после этого...

Пробуждение от сна в который раз отозвалось тягучей и неизбывной болью. Чудовище с трудом разлепило глаз, долго не могло перейти грань между наваждениями и явью, которая была страшней любого наваждения.

— Прошу прощения за беспокойство, — то ли проговорил, то ли пропел своим тягучим голоском человек, не обретший еще четких очертаний, расплывчатый и ускользающий. — Много наслышан о вас, прелюбопытно было взглянуть само­му. Впрочем, я забыл представиться — Сол Модроу, советник президента.

— Что надо? — буркнуло Чудовище.

Посетитель ничуть не смутился грубостью и неучтивостью.

—Да, впрочем ничего и не надо. Погляжу, да и пойду к себе. Вы и на самом деле прелюбопытнейший индивидуум... вот тут данные высвечиваются — один только мозгвесит восемнадцать с половиною килограммов, однако! И при этом — человек, как ни крути! Я, знаете ли, все больше по вопросам зоны, Подкуполья, то есть. Нет, вам не надо было уходить оттуда, вы сами себя и погубили. Ладно, давайте посоветуемся с вами, как же сделать так, чтобы ваши собратья не выходили из зоны?

Человек обрел ясные очертания, и Чудовище увидало, что он уже в возрасте, полноватый, весь какой-то обтекаемый и скользкий. С таким лучше говорить напрямую, без реверансов и вывертов.

— Убейте всех, вот и решение проблемы, — глухо провор­чало Чудовище.

— Гениально, — изумился советник президента. — И про­сто, как все гениальное. А мы эту проблему, знаете ли, не могли решить целый век, даже немного больше. Вот что зна­чит восемнадцать кило мозгов! Впрочем, ближе к делу. Мне посоветовали подключить вас к нашей компьютерной систе­ме и прогнать все варианты трансформации зоны в недалеком будущем, что вы скажете на это?

— Подключайте, ежели вам не жалко ваших машин.

— Вот так?

— Вот так!

Советник Сол Модроу улыбнулся печально и понимающе. Он уже сообразил, что контакта с этой жуткой, отвратитель-

348

ной тварью, от которой осталось три четверти головы да ка­кой-то болтающийся скользкий хвост, не получится. Ну и не очень нужно. В главном они сошлись. Надо просто убить всех. И делу конец. К этому клонится и сам президент. Машина закручена, заверчена, не остановишь. А у этой твари есть все основания быть угрюмой и грубой, еще не хватало обижаться на нее.

— Не любите нас? — спросил он грустно.

— Ненавижу! — откровенно призналось Чудовище.

— И за что же, позвольте поинтересоваться?

— За все!

— Очень точный и полный ответ. За все! За то, что мы двуногие и двурукие, здоровые и сильные, процветающие и почти всемогущие, за то, что у нас тут чисто и красиво, за то, что у каждого есть свой дом, а в доме семья: жена, детишки, старички, и еще полным-полно всякой всячины, за то, что мы купаемся в синем ласковом море, и пьем ароматные и вкусные вина, за то, что мы хорошо едим и сладко спим... за все за это?

—Да!

— Тогда это можно назвать одним словом, — Сол Модроу выждал минуту, и выдохнул тихо: — это просто зависть, мой друг. Вы завидуете нам. А скажите, что вы сделали, чтобы быть такими же, а?

— Это вы калечили и убивали нас. Вы разделили мир на чистых и нечистых, превратили его для одних в рай, а для других в ад и не оставили выхода. И еще спрашиваете, что мы сделали! Что мы могли сделать — больные, убогие, брошен­ные на вымирание! — Чудовище разъярилось не на шутку. Оно кричало и готово было сорваться со своей тумбы.

— Ошибаетесь, мой друг, — дождавшись конца пылкой тирады, вставил Сол Модроу. — Ни один наш солдат не вошел к вам, чтобы калечить и убивать вас. И с какой-такой стати мы должны были заботиться о ваших убогих? Нет, все не так.

— Вам не нужны были солдаты, вы имели кое-что другое...

— Да, это другое называется спецслужбы, а еще плюс к ним — пятая колонна, агентура и тому подобное. Но вы про­сто не знаете, не можете знать всей этой терминологии и того, что за ней скрывается. Ведь и другая сторона имела спецслуж­бы и агентуру. Мы играли в одну игру. Но наши играли всерь­ез, а ваши... тут ведь запутаться можно, мои предки, Биг—да, мы знаем, как вас зовут — мои предки из России... так вот, ваши надеялись на авось и, вдобавок, покупались за тряпки и

349

жевательную резинку. Да, вы даже не знаете, что это такое... но это правда, святая правда, они, ваши предки, продали вас за жевательную резинку, которую сейчас почти никто не жует даже у нас. Они выбрали пепси-колу! Вот так, мой друг. Каждый сам выбирает свою дорогу. И мы не виноваты, что вы избрали дорогу в отстойники. Я читал мемуары наших сотруд­ников тех лет, что вы, в них нет зла на противника, совсем нет, только удивление и растерянность при виде сующих свои головы в петли. Знаете, на китов иногда нападает странная психическая болезнь, они десятками выбрасываются на бе­рег... Почему? Потому что они утрачивают инстинкт самосох­ранения, и только. Ваша нация тоже утратила этот инстинкт... а мы, увы, не санитары из скорой помощи и не ветеринары. Если бы вашему прапрадеду сказали, что у него будет такой потомок, он даже не улыбнулся бы, ему эта шутка не показа­лась бы смешной. А шутка-то вышла реальностью. Мне жалко вас, честное слово!

Чудовище содрогнулось. Неужели этот тип просто издева­ется над ним — в такой нелепой, изощренной форме? Нет, не может быть. Но и согласиться с ним нельзя, нельзя же палача назвать случайным прохожим.

— Я не могу этого объяснить, — выдавало оно с трудом, через силу, — я действительно слишком мало знаю. Но вино­ваты вы. Именно вы, живущие за Барьером!

— Еще бы, — Сол Модроу улыбнулся мудрой улыбкой, — мы всегда во всем виноваты. Моя старая мама не раз говорила мне: Шмуля, делай потихоньку свои деньги, не лезь в полити­ку...Разве я слушал свою старую маму, а?! В от и ваш приятель, этот Буба Проповедник, набросился на меня — мол, жиды, Христа распяли и меня разопнете! Почему? Зачем нам его распинать? Кому нужен этот ваш Буба?!

— Он не мой, — отрезало Чудовище.

— Тем более! Вы же умный... э-э, человек. Ну причем тут жиды? Причем спецслужбы? Подбросили, забросили, под­рывная работа, пятая колонна! А почему вы к нам не заброси­ли жидов, спецслужбы и пятую колонну, почему?! Ведь мы играли наравных! Просто мы выиграли—вот и все! А вы сами погубили себя. Вы начали спиваться и вырождаться сами, мы только помогли вам. Ваш прапрадед был самым обычным человеком, таким как я и мой прапрадед, они, может, встре­чались где-нибудь в Одессе или Жмеринке и выпивали вмес­те. Но ваш дед уже был мутантом и бабка ваша была мутантом.

350

Опять жиды виноваты? Ну не смешите меня! Будто это жиды ввозили в Россию миллионы тонн радиоактивных отходов и прочей дряни! Их ввозили ваши правители, позарившиеся на легкие денежки — сиди на печи да ешь калачи, только считай составы с отравой да плату взымай. Мы что вам эти составы ядовитые насильно ввозили, под дулами пушек?! Нет, товари­щи хорошие! Вы хотели получать большие деньги, не шевеля пальчиком... вот вам и аукнулось. Вы бросили строить заводы сами. Зачем? Проще продавать свои земли под вредное произ­водство! Ну-ка, скажете мне сейчас, где эти деньги? То-то! Денег нету. А отец ваш и мать были уже не просто мутантами, а мутантами в квадрате. И они породили вас, даже отдаленно не похожего на человека. Вы сами во всем виноваты... это вам надо было переводить на наши земли всякую дрянь. А самим работать, вкалывать до седьмого пота. И тогда с вами все было бы о'кей! Но вы глупые и ленивые. Вы не хотели ни работать, ни просто думать. И мы раздавили вас в три этапа. Да! Первый был в начале двадцатого века, когда мы подбросили вам нашу агентуру. И вы под ее началом разгромили сами себя, а потом начали строить «светлое будущее», уничтожив по нашему плану собственноручно половину населения, даже немного больше. Вы вывернулись через двадцать с лишним лет, пос­треляли наших людей. И ваша Россия начала возрождаться... это для вас. А для нас начал крепнуть и набирать силу веко­вечный враг. И мы натравили на вас Гитлера с его полчищами таких же арийцев, таких же белокурых бестий, какими и вы сами были. Простота хуже воровства, Биг! Мы стравили тех, кто мог бы смести нас с лица планеты. Немцы оказались еще большими простофилями, чем русские. И они поплатились за это. И еще долго платили нам контрибуции. Но Россия опять начала усиливаться, опять над нами навис топор. И тогда мы подбросили вам сверхатомную мину замедленного действия под кодовым названием «перестройка». В шестидесятых мину обезвредили. Ну, ничего, зато в восьмидесятых и девяностых годах двадцатого века она так рванула, что от России осталось только название. Опять жиды и пятая колонна виноваты?! А чего ж вы свою родину не защищали? Чего ж вы ее без боя сдали?! Вы сами виноваты во всем! И это знали лучшие из вас. Мы превратили вас в ничто, мы загнали вас в Резервацию под Куполом, отгородились Барьером. Но мы давали возможность здоровым, сильным, богатым бежать из Резервации — пожа­луйста, дорога открыта! Так почему ж они свое здоровье и

351

богатство не употребили на защиту своего отечества? Почему они сбежали, бросив бедных и больных?! Нет, Биг, тут дело в другом. Вы проиграли значительно раньше. И выродились вы раньше, чем следы мутации стали заметны на ваших лицах и в ваших фигурах. Так что ищите причину вашей гибели в себе! Нечего пенять на очки, коль рожа кривая! Правильно говорила моя старая мама, политика дрянное дело... лучше ничего не знать!

Чудовище молчало. Ему нечего было ответить. Прапраде­ды давно мертвы, какой с них спрос.

— А сейчас начинается четвертый этап. Заключительный акт чудовищной трагикомедии, растянувшейся на века. Мне нечего скрывать от вас. Иногда врагу можно поведать то, чего не расскажешь другу. Особенно поверженному, загнанному в угол и обреченному врагу. Он уже никогда не выдаст тайны. Да, Биг, в этом акте мы добьем вас — полностью и окончатель­но! Вы надоели нам! И у нас нет средств, чтобы содержать вас в Резервации... вернее, средства всегда есть, но мы найдем им лучшее применение. Мы очистим Подкуполье. В прямом и переносном смысле. Сейчас появились новые технологии:

смрада, грязи, ядовитых отходов больше вообще не будет. Все и везде будет чисто и красиво. Но вы сами подумайте, зачем нам в этом чистом, светлом и красивом мире какие-то некра­сивые и грязные уроды? Да, Биг, мы все же построили «свет­лое будущее» — на ваших костях и без вас. Так всегда бывает в жизни. Это борьба за выживание, сильнейший пожирает слабого. А пройдет еще десять, двадцать, пятьдесят лет — и никто, даже ученые-историки, не вспомнят, что была такая страна Россия, что были какие-то русские, мы сотрем эту память ото всюду, это лишняя, ненужная память. Про Рим­скую империю и Византию будут помнить, про империю Да-рия тоже... но про вас никто не вспомнит. И поэтому вас не будет ни в будущем, ни в прошлом. Мы теперь знаем, как надо расправляться с противником.

Сол Модроу снова улыбнулся тихо и печально. Заглянул в единственный глаз Чудовища. Покачал головой.

— Но вы будете жить. Вечно! В этой комнате, на этих шлангах и трубах. Я умру. И все живущие ныне. А вы остане­тесь... как экспонат, как диковинка в кунсткамере. Остане­тесь в назидание студентам, изучающим мутагенез. Я зави­дую вам! — улыбка советника президента стала жесткой, злой.

352

— Ты мучаешь меня, — прохрипело Чудовище, — ты издеваешься надо мной!

— Возможно, — с легкостью согласился Сол Модроу. — Мне это доставляет удовольствие. Я, поверьте, близок к цели.

Чудовище содрогнулось, но промолчало. Оно было абсо­лютно беспомощно. И все же накатило что-то давнее, полуза­бытое. И оно начало тихо-тихо:

— У нас в поселке была ватага малышни, я так их называл, хотя они были разного возраста, они ходили всегда кучей, дрались, приставали ко всем, били слабых, издевались над немощными... И вот однажды они застали меня в развалинах и опутали толстой сетью, а потом еще завалили камнями и прибили концы сети к земле железными крючьями. Я думал, они убьют меня. Но им не нужна бьиа моя смерть, как не нужна она и вам. Им нужно было торжество надо мной. И они, зная, что я не выношу собственного отражения, что это един­ственная для меня по-настоящему лютая пытка, приволокли старинное зеркало — большущее зеркало. И поставили прямо перед моими глазами. Это был самый гнусный день в моей жизни. Но видел бы ты, как они смеялись, как они радовались и наслаждались. У них были страшные глаза диких и тупых животных, обезумевших от крови... такие же как у тебя сей­час!

Сол Модроу опустил голову. Перестал улыбаться. Но узкие бесцветные губы прошептали сами:

— Вот и хорошо, теперь я знаю, что ты любишь больше всего на свете. Теперь ты не будешь скучать. Я прикажу принести сюда зеркало. Ничего, Биг, тебе придется привы­кнуть к своей собственной гнусной морде. Ведь ты не очень-то благодарный.

Зеркало принесли почти сразу. Где его только смогли отыскать — старинное, немного мутное, в тяжелой деревян­ной раме, будто сделанной на заказ по просьбе Чудовища.

— Вот так хорошо, очень хорошо, — поблагодарил служа­щих Сол Модроу. И сам подправил тяжелое стекло, подвинул ближе. — Идите!

Чудовище смотрело на себя, не моргая. И единственный глаз от раздражения и злости начинал наливаться кровью. Из пасти вырвался сип, потекла слюна.

— Совсем неплохо, — заметил советник. — Я вижу вам нравится!

Чудовище уже ревело от ненависти к себе, его трясло. И

353

все же оно не теряло полного самообладания. Сейчас его нельзя было терять. Ни в коем случае? Оно не имело права ошибиться!

— Отличная реакция! — Сол Модроу совсем расплылся, предвкушая нечто неожиданное.

И это неожиданное свершилось. Да, единственное щупаль­це, последняя уцелевшая конечность висела плетью, оно было безнадежно. Но мозг, невероятный, заставляющий делать не­возможное мозг жил. И он мог дать жизнь на миг, на секунду даже мертвой плоти. Чудовище напряглось до пронзительной, смертной боли, оно бросило всю кровь, все силы в это обвис­шее щупальце, заставило его ожить.

Удар был молниеносным. Огромное зеркало разлетелось вдребезги. Но самый длинный, самый острый осколок не упал, Чудовище схватило его, разрезая плоть, обливаясь зеленой жижей.

— Нет, — просипел в ужасе побелевший советник, быв­ший уже советник, — нет...

—Да! — прошептало Чудовище. Оно не могло ни кричать, ни говорить.

В то же мгновение мелькнувший в воздухе молнией оско­лок перерезал дряблое, морщинистое горло, рассек шею, раз­дробил позвонки... и голова с широко раскрытыми испуган­ными глазами упала на пол.

«Все! Вот и все! — пронеслось где-то внутри. — Больше они меня не оживят. Я сам хотел этого, сам! Я поклялся разбить их все — все до единого, а потом перерезать самым большим и самым острым осколком глотку, чтобы сдохнуть, чтобы земля никогда не носила на себе столь отвратительную тварь. Я сам желал этого... Прощайте! Отшельник! Прощай, если ты слышишь меня! Пора!»

В комнату уже бежали. Стук ног, множества ног становил­ся все фомче. Да, пора!

Чудовище наотмашь рубануло по шлангам и трубкам. И тут же, сильнейшим, безжалостным, смертным ударом вогнало осколок через единственную глазницу в свой пылающий мозг. Полметра острого, иззубренного толстенного стекла проды­рявило нежнейшие ткани, разворотило их. Оно успело еще провернуть осколок в собственном мозгу... и только после этого без боли, без страданий, испытывая лишь мимолетную сладостную легкость, погрузилось в непроницаемый мрак. И покой.

354

Серый человек пробудил Доходягу Трезвяка, когда из-за решетки внутрь чугунного шара прорывался блеклый днев­ной свет. Трезвяк вздрогнул, открыл глаза и сразу съе­жился.

— Так на кого ты работаешь? — спросил в упор серый. Трезвяк шевельнул разбухшим шершавым языком, но не

смог выдавить из себя ни слова, только вжал голову в плечи,

ожидая, что вот сейчас его станут бить.

Но серый и не думал заниматься рукоприкладством.

— У нас смертная казнь отменена, законом, — прошипел он почти в самое ухо узнику, — но по совокупности преступ­лений народный суд впаяет тебе лет двести, вот так. И за неимением в Резервации мест заключения мы тебя повесим. Я доступно изъясняюсь?

Трезвяк кивнул раз... другой, голова у него задергалась в нервном тике. Они повесят! Запросто!

— А если я признаюсь? — спросил он неожиданно для самого себя.

Серый плотоядно улыбнулся исдвинул на затылок серую шляпу.

— Ну-у, тогда суд возьмет во внимание вашу откровен­ность и чистосердечие... Так чей же вы агент?

— Окопавшийся я, — горестно выдавил Трезвяк.

— Чего-о? — серый не понял.

— Окопавшийся, говорю, — повторил Трезвяк. Что он мог еще сказать.

— Идиот! — выругался пристебай. Он прекрасно знал цену всей этой дешевой болтовне, и ждал от «агента» совсем другого признания. — Вот за то, что ты полный идиот, тебя уже следует повесить! Ну, ладно, ты получишь свое, кем бы ни был, получишь!

Серый ушел.

А вчерашние обормоты подошли к Трезвяку, отковали его, отвязали и повели на площадь, не дав ни глотка воды. Навер­ное, они думали, что этого типа уже не для чего поить, пустое дело поить мертвяков, только драгоценную влагу переводить зазря.

Площадь колыхалась и гудела, по бескрайнему морю голов прокатывались ветра, ураганы и девятые валы. Никогда еще Трезвяк не видал такого скопища народа. Почему-то было очень много увечных; покалеченных, битых со свежими ра­нами и увечьями, перемотанных тряпками, сквозь которые про-

355

ступали кровяные пятна. Трезвяк не знал, что творилось за городом. Да и знать он теперь ничего больше не хотел. Потому как, что ж это будет за «светлое будущее демократии», ежели его, Трезвяка, в этом будущем не будет?! Обидно! И досадно! Врагов всяких и окопавшихся много, это нынче каждый знает, вот, к примеру, Тата Крысоед — матерый вражина, шовинист, его прибили за дело. Но почему должны страдать невинов­ные?! По щекам Доходяги текли горючие слезы.

Он стоял, удерживаемый своими стражниками, стоял на невеликом возвышении, и никто не обращал на него внима­ния, мол, стоит какой-то обалдуй на уступе возле шара чугун­ного, значит, там его место, пускай стоит себе. И от такого равнодушия демократических слоев населения к его персоне становилось еще горше. Сквозь пелену слез по врожденной своей любознательности он, хотя и не все буквы помнил, читал надписи на транспарантах и дивился смелости пробу­дившихся от спячки сограждан. А писано было разное, иногда и не совсем понятное, например: «Аткрытая Явропа ат Урала до Отлантики!», «Даеш канверсюю!», «Бей правакатаров!», «Бубу Прапаведника — в призиденты Падкуполья!», «Цы-вилезацюю сигодня!»... отдельно стояла огромная толпа гудя­щих и зудящих баб, у них над головами реяло «Хватит ражать! Слава имансипацыи!» и «Бей окопавшихся мужуков!», и уж совсем наособицу молчаливо сидели на корточках насуплен­ные люди в тюбетейках с единственньм лозунгом на полотни­ще: «Давай свабода!!!» Трезвяк понимал про «свабоду» и «правакаторов», но «явропа» и «имансипацыя» были выше всякого его разумения. Одно он знал точно, ежели Буба станет «призидентом Падкуполья», то «суды праведные» закончатся нескоро, а значит, слава богу, не одного его засудят. И потому, в надежде, что немного лояльности приговору не повредит. Доходяга Трезвяк заорал на всю площадь не своим, громовым голосом:

— Бубу в президенты-ы-ы!!!

Народец с полминуты стоял ошарашенный, а потом, сооб­разив, что такова, видно, установка самых демократических демократов, начал скандировать все громче и громче:

—Бубу! Бубу!! В пре-зи-ден-ты!!! Бубу! Бубу!! В пре-зи-ден-ты!!!

Оба обормота, принявшиеся было крутить руки ослушнику и вольнодумцу, опешили, ничего не понимая — против Бубы и его избрания в президенты они не имели ничего, и не смели