Geum.ru

Пиросманашвили Нико

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
Пиросманашвили Нико


Пиросманашвили (Пиросманишвили,Пиросмани) Нико (Николай Асланович) (1863-1918). Родился в с. Мирзаани Цителцкаройского района Грузии (Кахетия). Самоучка. Жил и работал в Тифлисе. Гениальный грузинский народный художник-примитивист. Писал в наивно-примитивной манере вывески, пейзажи, натюрморты, портреты, животных. Создал неповторимый, полный очарования мир сельской Грузии и старого Тифлиса. Впервые работы Пиросманашвили были показаны на выставке "Мишень", организованной М.Ларионовым в Москве в 1913 году.


Нико (Николай Асланович) Пиросманишвили - известный грузинский художник-самоучка. Почти всю свою жизнь провел в Тбилиси. Писал в наивно-примитивной манере вывески для духанов-столовых, увеселительных заведений, картины на темы из жизни горожан, а также пейзажи, натюрморты, изображения животных. Пиросмани, со свойственным ему непосредственным, наивно-поэтическим видением мира, создал величаво-торжественные по духу произведения, персонажи которых внутренне драматичны, и внешне спокойны, романтичны и не лишены конкретных бытовых черт. Пластически завершенные по форме произведения Пиросманишвили отличаются статичностью четко построенных композиций, часто многоплановых (как бы действие во времени), строгим, сдержанным колоритом с введением немногих ярких цветовых пятен. Дом-музей художника находится на его родине, в селе Мирзаани, Цителцкаройского района.

Его «открыли» весной 1912 года. Из Петербурга в Тифлис на каникулы прибыли молодые художники – братья Зданевичи, Кирилл с Ильей, и Михаил ле Дантю. Друзья искали в живописи новые пути и приехали открывать в Грузии народное искусство.

Искать пришлось недолго. В первом же трактире на привокзальной площади их ожидала целая галерея поразительных картин: животные с человеческими глазами, какие-то удивительные жанровые сценки, застолья, Шота Руставели и царица Тамара. Заметив оцепенение клиентов, хозяин с достоинством сказал: «Если вас беспокоят картины нашего художника Никала, которого здесь все любят, мы можем посадить вас к ним спиной».

Первым нашелся Ле Дантю: «Да это же современный Джотто!» «Кто это написал?» «Где его найти?» «Мы хотим купить эти шедевры». – «Где найти… в каком-нибудь духане рисует».

Духанов в Тифлисе было около двухсот, а еще двести винных погребов и полтораста трактиров. С ума можно было сойти от одних названий: «Загляни дорогой!», «Сам пришел», «Маленькая вошка», или «Не уезжай, голубчик мой». Каждое новое заведение потрясало их новыми полотнами. Было что-то невероятное в том, что столько мог сделать один человек, превративший в персональную выставку весь город. Художники носились как угорелые, но им не везло: «Только что был здесь» – говорили в одном духане, «Вроде, завтра обещал быть» – говорили в другом. Встретить таинственного самородка смог только Илья, и только через девять месяцев. 23 января на Гоголевской улице он увидел человека, писавшего суриком на стене, и застыл – сколько раз он любовался этими глазами, глядя на «Жирафа» и «Пасхального ягненка»! И вот они смотрят на него, большие и черные, по-детски чистые, и, чуть грустно улыбаясь, излучают доброту и кротость. «Скажите, это Вы Нико Пиросманашвили?» – «Да, Нико Пиросманашвили, это я».

Они сговорились спокойно побеседовать через пару дней в одном трактире. Илья возбужденно рассказывал об их поисках, о том, что за это время о Нико уже писали в московских и парижских газетах, что о нем теперь много спорят, и для многих его имя стало открытием новой, сказочной планеты. «Как это удается: три краски, клеенка и вот Ваши картины живут! Особенно животные… да животные ли это?» - «Да-да, иногда я так сам себя пишу, в хорошем платье, не в таком, как это. Все в жизни имеет две стороны: добро и зло. Белый цвет – это цвет любви. Со злом надо бороться добром. Когда я пишу ортачальских красавиц, я их помещаю на черном фоне черной жизни, но у них есть любовь к жизни – это цветы вокруг них и птичка у плеча. Я пишу их в белых одеждах, я их жалею, белым цветом я прощаю их грех».

ссылка скрыта

Каждый грузин немного ребенок, но пятидесятилетнего мужчину с такой детской душой Зданевич еще не видел. Он вдруг вспомнил картину Иванова и подумал, что, когда Иоанн Креститель указывает на Христа и говорит: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира», наверное, каждый ученик на мгновение представляет вот такого беззащитного пасхального ягненка, как у Пиросмани, и у него больно сжимается сердце. Илья завел тетрадь под названием «Нико Пиросманашвили. Картины художника, его биография» и стал записывать то, что ему удалось узнать от самого Николая Аслановича и от знавших его людей. «Поезд отходит, а там, в глубине огромного города, сидит у тлеющих углей человек с тоскующими глазами, одинокий скиталец и большой художник, произведший на меня глубокое впечатление».

Пиросмани был, буквально, самым ангажированным живописцем Тифлиса. День его начинался так: он спускался по ступенькам кабачка и, улыбаясь, говорил: «Ну, что тебе нарисовать?» Его тут же приглашали за стол. Он рассказывал веселые истории, читал стихи, ел со всеми, а потом «расплачивался» картинами. Аккуратно раскладывал краски, натягивал на мольберт черную английскую клеенку, духанщик приносил кувшин вина и ломоть хлеба, и художник принимался за дело. Он не отходил от полотна, пока работа не была готова. Вокруг него собирались люди, смотрели, как он пишет, давали советы и порой бесцеремонно пытались им руководить: «нарисуй для моего уважения». Скорость и точность его действий была удивительной; говорили: «Ангел живет в его кисти». Да и сам Нико рассказывал, что видит иногда своего хранителя: «Мой святой Георгий стоит надо мной с кнутом и кричит: не бойся! Рисуй!» Может, потому он никогда и не торговался: «Сколько дашь, столько дашь». А чаще всего кроме угощенья вообще ничего не брал. Однажды хозяин «Арарата» предложил ему деньги за его же картину, купленную «одным французом» (по всей вероятности, Ле Дантю). Пиросмани отказался: «За деньги не рисую!» Их насильно всунули ему в руку. Тогда он убежал, глубоко оскорбленный, и несколько дней не показывался.

Изредка он все же соглашался на краски и клеенку. И вот тут был щепетилен. Владелец магазинчика, где покупали себе все необходимое профессиональные художники, не переставал удивляться: «Вот ведь как бывает – простой маляр, а всегда берет самые лучшие краски».


Он всегда ходил в европейском костюме, который с годами выцветал все больше, а брюки все больше растягивались в коленях. Над ним посмеивались, считали неудачником, и, в то же время, чувствовали в нем какой-то особый, непонятный аристократизм, и за глаза называли «Графом».


Воспитание «Графа» действительно было благородным. Он родился в 1862 году в большой красивой деревне Мирзаани, в Кахетии, совсем недалеко от славного Бодбе, где покоится святая Нино. Мальчишкой-подпаском, он часто бывал здесь, и, может, именно эти фрески древнего Георгиевского храма разбудили в нем художника.

Родители Нико рано умерли, и родственники отдали его на воспитание в добрую богатую семью тифлисских армян Калантаровых, где ему предстояло провести 15 лет. По идее, он должен был просто прислуживать, но безграничное обаяние сделало его своим. Он мог потребовать пятнадцать копеек для нищего. «Как можно столько подавать? Я и тебе не могу дать столько» - «Но посмотрите, какой он бедный!» В другой раз он прибежал со двора в слезах – товарищи его дразнили, называя «Безотказным». «Но ведь в этом нет ничего плохого. – Успокаивали его. – Это ведь значит отзывчивый, добрый». Но мальчик не унимался. В этом слове он почему-то видел другой смысл: слабый и безвольный.


Вскоре он превратился в стройного, высокого юношу, на которого заглядывались соседские девушки. Но он мог думать только о рисовании, а когда молодость серьезнее заявила о своих правах, влюбился в хорошенькую хозяйку. Написал ей письмо с признанием, и, получив смущенный, даже – возмущенный, отказ, вынужден был перебираться.

В 28 лет Нико решил, наконец, что ему пора заняться делом, и устроился на железную дорогу тормозным кондуктором товарных поездов. Работа была не хитрая: по знаку главного кондуктора он пускал в ход ручной тормоз. Но, чтобы не пропустить этот сигнал, надо было, как минимум, не спать и находиться на открытой площадке безотлучно: под снегом, жарким солнцем, дождем и всегда – под паровозным дымом. Этот период жизни художника сравнительно хорошо изучен, благодаря записям в штрафном формуляре: «За опоздание на дежурство – 50 копеек», «За проезд безбилетного пассажира – 3 рубля», «За неисполнение приказа дежурного – 3 рубля». Для работника, получавшего 15 рублей в месяц, эти наказания были жестокими. Но и начальство, озабоченное безопасностью движения, тоже можно понять. Через четыре года ему дали расчет, выплатив приличное выходное пособие.


Заняв немного, он смог открыть молочную лавку. Место оказалось удачным, и сам Нико старался – чуть свет отправлялся за свежим товаром, просил недорого и никого не обвешивал. Дело пошло так хорошо, что вскоре он смог подарить сестре швейную машинку и построить для нее дом в Мирзаани. Пепуца была счастлива, конечно, но и взволнована по-хозяйски. Такое серьезное занятие, как торговля, требует к себе уважения, а ее брат «не от мира сего». Мужчине скоро сорок, а он все рисует, как мальчишка. А дети? Он постоянно приводит их с улицы, одаривает их свистульками, глиняными фигурками, и еще сам дудит и прыгает вместе с ними. А то вдруг купит у них охапку сена, бросит на пол, завалится посреди рабочего дня и думает, что он в деревне. Словом, «жениться тебе надо, Никала!»


Однажды он сдался: приобрел национальный костюм и поехал свататься. Что произошло в деревне – неизвестно, но вернулся он возбужденный, со слезами обиды на глазах, и заявил, что убьет зятя. И, действительно, когда муж Пепуцы зашел в лавку, Пиросмани бросился на него с кинжалом.


Так бывает в Грузии: через десять минут они уже сидели за одним столом и пили кахетинское вино. Но было ясно, что свадьба расстроилась. А вскоре расстроилась и торговля. То есть, не сама по себе, конечно. Просто Нико окончательно решил, что это дело не его, стал все чаще пропадать в трактирах, и, передав, в конце концов, лавочку компаньону, сделался бродячим живописцем.


Без сомнения, такой романтик и сам бы разорился. Но все же принято считать, что точку в его коммерции поставила французская актриса Маргарита, которая не отвечала ему взаимностью, но и не отвергала. Однажды, в свой день рождения, она проснулась и увидела, как к ее дому стекаются подводы с цветами, и мир превращается в миллион алых роз. Говорят, что она нежно поцеловала его, но, испугавшись такого сильного чувства, на следующий день сбежала.

ссылка скрыта

Кто она на самом деле, эта девушка с картины Пиросмани, и какую действительно роль сыграла в жизни художника, никто не знает. Может быть, она и танцевала в кафешантане, но скорее, была одной из тех женщин, которые обитали в загородных садах Ортачалы и продавали себя за деньги. А он жалел ее и изо всех сил старался спасти. Во всяком случае, когда Нико спрашивали о личной жизни, он всегда отвечал одно и то же: «Одиноким я пришел в этот мир, одиноким и умру».

Весной 16-го жизнь в Тифлисе стала понемногу налаживаться. Получив отпуск после ранения, Кирилл Зданевич смог купить 13 картин Нико, а Илья организовал прямо у них на квартире первую официальную выставку Пиросмани в Грузии. Она длилась всего четыре часа, но на нее успели сходить некоторые мэтры и журналисты. Через две недели в Художественном обществе приняли решение заняться розыском и покупкой его работ, а также сбором сведений о талантливом народном живописце. 25 мая состоялось расширенное заседание Общества, на которое был приглашен сам Николай Асланович. Его разглядывали с нескрываемым любопытством. Многие стали его рисовать. А он, словно не замечая этого, сидел молча, торжественно, и с грустью слушал то, о чем говорилось на собрании. Все ждали, что же он скажет, и, наконец, Нико решился: «Вот что нам нужно, братья. Посередине города, чтоб всем было близко, нам нужно построить большой деревянный дом, где мы могли бы собираться; купим большой стол, большой самовар, будем пить чай, много пить, говорить о живописи и об искусстве…»

Его, конечно, не расслышали: «чудак-человек!» Выдали ему «вспомоществование» в размере десяти рублей и повели фотографироваться в роскошный салон. Он ждал совсем не такой помощи, но не хотел обижать людей, желавших ему добра: «Я куплю на эти деньги краски, напишу одну картину и преподнесу ее вам». Через несколько дней он принес «Свадьбу в Грузии былых времен» и никогда больше не появлялся в Обществе.

ссылка скрыта

Меньше, чем через месяц, репродукцию «Свадьбы» вместе с его фотографией напечатали в иллюстрированном приложении к популярной газете. В доверчивом сердце художника снова затеплилась надежда: «значит, тот мир, все-таки принял его искусство всерьез». Он носил затрепанную вырезку в кармане и показывал ее друзьям три недели. До тех пор, пока в той же газете не появилась злая карикатура. Нарисованный вместе с ним известный критик наставлял Пиросмани: «Тебе нужно учиться, братец! Лет через двадцать из тебя выйдет хороший художник…»

Братец ты мой, Никала,
К чему тебе эта житейская суета?
Обителью тебе станет рай.
И все тебе там будет,
И жить будешь одной семьей
С архангелами Михаилом и Гавриилом…

Теперь он часто сидел с бутылкой и напевал себе под нос эту песенку, смеясь или плача, и не обращая ни на кого внимания. И без того надломленный войной, когда не было то работы, то красок, то клеенки, после этой мерзкой газетной выходки, Нико впал в глубокое уныние и запил. От полного отчаяния его спасала только кисть и вера. Правда, тоже немного детская – очень преданная, искренняя, но лишенная глубоких знаний. Наверное, он и сам это чувствовал, брался за библейские сюжеты весьма осторожно, и только «Пасхального ягненка» писал много раз.

В Грузии до наших дней сохранился дохристианский обычай закалывать на Пасху барашка, готовить его особым образом и приглашать к столу бедняков. Этот древнейший на земле религиозный обряд, восходящий к Адаму и Еве, нередко бывает совершенно языческим: люди хотят «задобрить» Бога или думают, что кровь невинного существа смоет их собственные грехи, без покаяния. Но Пиросмани, сердцем видевший тщетность таких жертв, хотел сказать совсем о другом. О Крови Божественного Агнца, о подвиге Христа, Который принес Себя непорочного в жертву, чтобы уничтожить власть греха над человеком, чтобы очистить совесть нашу от мертвых дел и подарить нам свободу Спасения. И еще – с грустью, но и с надеждой – о себе самом… На одном из своих "Пасхальных барашков" Нико написал на двух языках: "Слава Богу, что дожили до Пасхи. Христос Воскрес! Воистину Воскрес!"

ссылка скрыта

Летом 1917 года один из его поклонников, Ладо Гудиашвили, попробовал его разыскать. В какой-то подворотне он услышал ребячьи голоса. Они дразнили старика, сидящего под лестницей и швыряли в него камни. Художник отогнал мальчишек и вошел в чулан. «Кто здесь?» - «Это я, батоно Пиросманашвили». - «Вы как друг пришли или как враг?» Молодой человек испугался: Пиросмани был похож на безумного: глаза его горели, голова тряслась. «Вы Ладо? Заходите, заходите, брат. Окажите мне уважение, выпейте воды. На улице жарко, а лимонада у меня, простите, нет».

Ладо передал от Общества, 150 рублей. Помолчали немного. «А над чем Вы сейчас работаете?» - «Я люблю рисовать животных – это друзья моего сердца. Я работаю только на заказ. Живу бедно. Иногда меня обманывают. Безбожно ведут себя, друг мой. Ведь я и так работаю дешево, а иногда надо для себя что-то купить… А как поступите вы? Построите дом? Будете все вместе, или нет? Построите, так встретимся, а сейчас – что?..»

Когда они расставались, Пиросмани сказал: «В жизни бывают минуты светлые и горькие. Мне больше досталось горьких». Вскоре художник пропал. Он уехал из Тифлиса, а где он был – никто не знал. Вернулся страшной голодной зимой в начале восемнадцатого года. В каком-то сыром подвале нашел для себя угол. Однажды пришел веселый – его угостили по случаю Великого праздника. На дворе была Пасха Христова. Он лег на землю и забылся. А на третий день соседи услышали его стон и отвезли в ближайшую больницу. Наверное, в Михайловскую, поскольку только в ней сохранилась запись, которая может относиться к Нико Пиросманашвили: «7 апреля доставлен в приемный покой мужчина неизвестного звания, бедняк, на вид, лет 60, в тяжелом состоянии, с отеками всего тела, со слабым пульсом и через несколько часов, не приходя в сознание скончался. Тело погребено на кладбище святой Нины в месте, отведенном для бродяг».


БИБЛИОГРАФИЯ

Эраст Кузнецов. Пиросмани. М., 2002
Кирилл Зданевич. Нико Пиросманашвили. М., 1964