Последние дни агента 008 и первый арест Штирлица

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 5. донос под диктовку
Подобный материал:
1   ...   51   52   53   54   55   56   57   58   ...   109

ГЛАВА 5. ДОНОС ПОД ДИКТОВКУ


Господин Кальтенбруннер, будучи главным советником товарища Хонекера, писал

доклад. Рука дрожала и текст получался неровным. Что-то сильно раздражало

Генриха. Тема доклада ему была спущена сверху, главный советник долго вдумывался

в ее смысл, мозг усиленно работал и не мог понять главного. А главное было в

названии: "Враги социалистического Рейха и их связь со штандартенфюрером CC фон

Штирлицем".

Генрих работал c таким напряжением, что даже не заметил, как к нему вошел его

бывший шеф Мартин Борман. Рейхсляйтер вежливо чихнул, Кальтенбруннер поднял

глаза, лицо его окаменело, голос поник и выплюнул древнее восклицание:

-- Хайль, Гитлер!

-- Какой еще Гитлер? -- спросил Борман. -- Тот что сидит в Бутырке? Чем вы тут

занимаетесь? Антисоциалистической пропагандой?

-- Нет... Но вы... Здесь... Я подумал...

-- Что вы подумали?

-- Я...

-- Что нацизм опять пришел к власти? -- мелкий пакостник был неумолим и старался

задавать вопросы покаверзнее.

-- Нет, просто, что-то нашло... Вот я и выпалил невесть знает что.

-- В вашем возрасте, товарищ главный советник, пора бы уже научиться давать

отчет своим словам.

Кальтенбрунер вовремя пришел в себя и холодно произнес:

-- Я считаю, господин рейхсляйтер, что мои действия и поступки служат делу

мирового пролетариата!

-- Действия и поступки -- это одно и то же! -- глухо произнес Борман и вдруг

вспомнил, что он уже где-то слышал эту фразу, она ему напомнила весну и какое-то

из ее мгновений, скорее всего седьмое, но точно он не помнил. -- И никакой я вам

не рейхсляйтер. Зовите меня просто -- Мартин Рейхстагович. Впрочем, я к вам не

за этим пришел... Я сверху... Вы меня понимаете?! -- Борман показал пальцем на

потолок. -- Я к вам спустился сверху для того, чтобы помочь сделать донесение

товарищу Хонекеру.

И тут Борман включил диктофон. Генеральный советник прослушал запись разговора,

сделанного мелким пакостником на вилле у товарища Альберто.

-- Так что же это получается, -- воскликнул Кальтенбруннер. -- Марианна -- агент

Штирлица, а Донна Роза это вовсе не Роза, а товарищ "мужецко пола"? А на кого

работает Ракелия и сорок восьмая, как ее там... мама?

-- Вы коммунист? -- неожиданно для себя спросил Борман.

-- Я?

-- Ну конечно вы.

-- Вы меня обижаете! Конечно же коммунист.

-- Тогда вы все должны понять сразу и без лишних объяснений.

-- Но, простите...

-- Мартин Рейхстагович...

-- Но, простите, Мартин Рейхстагович, я хотел бы напомнить вам, что Штирлиц тоже

коммунист и в партии он более нас c вами. Не нам судить о его действиях и

поступках.

-- Я вам сказал, -- воскликнул Борман. -- Это одно и то же. А опорочить его

перед глазами мировой общественности мы должны. Директива спущена и не мне вас

учить, что ее надо выполнять, и все тут! А, может, Генрих Кальтенбрунович, вы

против партии?!

-- Вы меня оскорбляете!

-- Я? Да что вы! Уж не мне соваться в ваши дела. Но то что вы защищаете Штирлица

наводит на всякие мысли... Впрочем, предателем вы никогда не были.

-- Предателем? -- оборвал его Кальтенбруннер. -- Да я за свой партийный билет

готов жизнь отдать! Я -- коммунист до мозга костей!

-- Ну, ну, друг мой, я погорячился. Впрочем, хватит дискуссий, посмотрим, какой

вы коммунист. Итак, к делу, пишите.

Кальтенбрунер взял ручку и принялся записывать слова мелкого пакостника:

Полковник Максим Максимович Исаев находясь на ответственном задании в Мексике (или

в Бразилии, точно пока не установлено) грубо нарушив партийную дисциплину и

потеряв облик человека коммунистического труда, вел распутную жизнь c тамошними

плохо одевающимися девицами подозрительной наружности. Снюхавшись c некой

Марианной, означенный Исаев опорочил ее и по принуждению заставил вступить в

партию. Этого ему показалось мало, и он завел связь c барышней легкого поведения,

некой Ракелией, которая разоблачила нашего агента по кличке Голубая Розочка.

Кроме этого, тот же Штирлиц позволил скрыться классовому врагу мирового

пролетариата -- сорок восьмой маме. Все эти факты имеют под собой документальную

основу и в лишних аргументах и фактах, а также доказательствах, не нуждаются...

-- Но это же не доклад! Это же донос, товарищ Мартин Рейхстагович! --

Кальтенбруннер наморщил лоб и прекратил писать.

-- Что вы имеете в виду, Генрих Кальтенбрунович?

-- Я имею в виду текст, который вы только что продиктовали.

-- Ах, текст! Так вот, друг мой! Или вы его подпишите, или положите партбилет на

стол, или одно из трех! Вы меня давно знаете? Давно! Я, в отличие от вас и

подхалима Шелленберга, не путаю действия c поступками! Выполняйте распоряжения,

товарищ Кальтенбруннер, я уже и так теряю терпение. А может, меня осенила мысль,

вам в морду дать?

Вместо ответа, генеральный советник быстро подписал документ и передал его

Борману.

-- То-то! А то не могу, не хочу! -- Мартин Рейхстагович положил бумагу к себе в

папку и поспешно вышел.

"Борман для чего-то точит зуб на Штирлица, -- подумал Кальтенбруннер и закурил.

-- А впрочем, мне на это глубоко наплевать! Это их проблемы! У этих русских

вечно что-то не так. Стоп! Причем здесь русские? Ведь Борман... значит Штирлиц

все знает... А может это была проверка? Тогда я погиб".

Генеральный советник быстро затушил сигарету и тяжело откинулся в кресло. За

окном шел дождь, не сулящий ничего хорошего. Старый партиец был подавлен и

неожиданно понял, что его провели.

-- Конечно провели! -- громовым голосом сказал Хуан Антонио, сидевший все это

время под столом.

-- А-а, дорогой мой Хуян! Это вы?! Вечно вы неожиданно появляетесь! --

Кальтенбруннер чихнул и c гордостью посмотрел на своего агента, специально

подготовленного для работы в Мексике. -- Так вы думаете, что все кончено?

-- Ну, это не совсем так...

-- Говорите яснее.

-- Дело в том, что можно все устроить так, что Борман сам будет скомпрометирован

этим донесением Хонекеру...

-- Неужели это возможно?

-- Я вам отвечу положительно, но нам придется подключить к этому делу двух

человек.

-- Кто эти люди? -- Кальтенбруннер резко встал и подошел к окну, голос его был

резок, выражал злобу и нетерпение.

-- Генрих Кальтенбрунович, их имена вам ни о чем не скажут, но только c помощью

этих двух мы сможем обвинить мелкого пакостника в неверности его супруге и в

предательстве коммунистических идеалов.

-- Что вы все вечно тянете, дорогой товарищ Хуян Антонио, итак -- их имена?

-- Это товарищ Даниэла Лоренте и Мария Сорте...

-- Но позвольте, -- вскричал Кальтенбруннер. -- Эту Сорте я прекрасно знаю и,

если мне не изменяет память, она является второй дочерью Мюллера от третьего

брака c этой, ну как ее...

-- Долорес...

-- Точно! C этой милой старушенцией.

-- У вас хорошая память, дружище. Но я хочу вам, товарищ генеральный советник,

напомнить еще один любопытнейший факт. Эта самая Долорес еще при существовании

Четвертого Рейха была завербована ЦРУ для работы в Бразилии...

-- В Мексике...

-- Да, да, вы правы. Впрочем, какая разница, в Аргентине или в Мексике, хоть в

Уругвае, ну пусть будет в Мексике. Хотя мне милее Венесуэлла. Впрочем, "ближе к

телу", как говорил Мопассан, так вот, ее дочь пошла по стопам своей матушки.

-- Как?! Сорте -- агент ЦРУ?!

-- Вот именно.

-- Значит... Ага! У этой же Сорте дружеские связи c Джиной -- женой Бормана. Но

это же прекрасный шанс -- шанс опорочить Бормана, -- озарило Кальтенбруннера.

-- Конечно, камрад генеральный советник! Две женщины, у одной из которых

партбилет, а у другой -- шпионские инструкции вражеского государства не могут не

интересовать наше ведомство, а тем более, наших коллег из Совдепа.

-- Да, но тогда зачем нам эта... вторая, как ее там?

-- Лоренте?

-- Да.

-- Даниэла Лоренте -- наш тайный агент в Южной Америке, вступивший в контакт c

Марианной, Ракель, сорок восьмой мамой и что самое важное, c этой Марфушей Сорте.

-- А Борман ее знает?

-- Кого?

-- Ну не Марфушу же?!

-- Нет, товарищ Кальтенбруннер, и даже не догадывается о ее существовании.

-- Значит, в случае необходимости, она может дать показания против Бормана?

-- Да, мой учитель! -- Хуан Антонио вытянулся так, что товарищ Кальтенбруннер

еле увидел его чудную головку, маячившую между потолком и люстрой ручной работы

семнадцатого века.

-- Немедленно вызовите ее в Берлин! -- строго приказал Кальтенбруннер.

-- Она уже здесь! -- Хуан Антонио подошел к старинному комоду, в одном из ящиков

которого лежала свернутая калачиком Даниэла, нажал тайную кнопку, девушка

вывалилась наружу и, вытянувшись по стойке "смирно", отрапортовала:

-- Товарищ генеральный советник! Агент серии СГП4274784321 под номером 468053 по

вашему приказанию прибыл!

-- Вольно! -- приказал Кальтенбруннер.

-- Итак, вы все знаете. Ваша задача -- опорочить товарища Бормана в глазах

товарища Хонекера, товарища Штирлица -- в глазах товарища Черненко. Вы все

поняли?

-- Так точно!

-- Вы свободны. Ханс проводит вас. Ханс! Где этот развратник?! Товарищ Хуян,

немедленно найдите его. А я пока свяжусь c Борманом.

Не знал Генрих Кальтенбрунович, что мелкий пакостник был не так глуп, чтобы уйти

сразу после того, как он получил мерзкий донос; товарищ Борман подло подслушивал

под дверью и все записывал на диктофон, адъютант Кальтенбруннера Ханс был рядом,

но в бессознательном состоянии -- Мартин Рейхстагович постарался на славу.

-- А не надо со мной связываться! -- дверь открылась и невозмутимый Борман

резким ударом в нос дал понять Кальтенбруннеру, что тот окончательно проиграл.

-- Я, пожалуй, пойду, -- поспешно сказал Хуан Антонио, -- я вспомнил, что у меня

дома утюг остался включенным в розетку.

-- Я прошу вас остаться! -- сказал Кальтенбруннер. Из-за окровавленного носа его

голос сделался более мягким.

Но товарища Хуана уже не было.

-- Значит, вот как?! Значит -- так?! -- мелкий пакостник всем своим телом

наступал на Кальтенбруннера. -- Значит, опорочить меня?! Не думал, Генрих, не

предполагал даже, что вы способны на предательство!

-- Я... Я...

Удар поддых, мастерски сделанный Борманом, дал понять товарищу Кальтенбруннеру,

что пора сматываться. Бывший рейхсляйтер понял это и схватил свою жертву за

горло:

-- Против моей миленькой Джины? Вот так, да?!

-- Простите, я больше так не буду!

-- Я тебя прощу! Я тебя так прощу, что ты у меня десять лет проведешь в

реанимации и пять лет в морге!! -- Борман любил душить людей, это занятие

доставляло ему истинное наслаждение и всегда приводило в экстаз. Но прикончить

свою жертву он не успел, откуда-то появился архитектор Мендисабаль и на русско-испанском

языке отрапортовал:

-- Товарищ Борман, я за вами! Четвертая ветвь магистрали построена. Товарищ

Альберто ждет ваших новых распоряжений по поводу строительства пятой ветви.

Борман отшвырнул полуживое тело и посмотрел на уже немолодого человека --

главного архитектора мексиканско-бразильской стройки:

-- А при чем здесь я?! Пусть этим занимается товарищ Штирлиц.

-- Штирлицу сейчас не до этого: он беседует c товарищем Хонекером, точнее они

разговаривают о вас, мой ляйтер.

-- Как?! -- вскрикнул Борман и вдруг обнаружил, что у него куда-то пропал донос

и диктофон. -- Свинья! Он опять провел меня!

-- Простите, я не понял? -- сказал Мендисабаль.

-- Это я не вам! Что вы тут стоите? Не видите, я уже иду! Русская свинья!

-- Что-о?!

-- Я вам уже сказал, это не для вас! Скотина!

-- Не понял!

-- Да заткнись ты, дебил, это я уже вам! Идите, я за вами.

Там, где лежал Кальтенбруннер, послышался легкий смешок медленно переходящий в

яростный смех.