Последние дни агента 008 и первый арест Штирлица
Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава 5. донос под диктовку |
- Сторожева Татьяна Юрьевна, учитель русского языка и литературы моу сош №6 Г. Петровска, 394.07kb.
- Подготовили и провели: Мосина, 121.08kb.
- Первый арест, 2492.23kb.
- Записки (дневник) юного начальника лагеря, 29.15kb.
- Проект «Милосердие», 29.29kb.
- Загадка Шестой симфонии Чайковского Анализ содержательного аспекта Шестой симфонии, 54.77kb.
- В последние дни перед запуском Большого адронного коллайдера многие решили узнать,, 9.69kb.
- Защита состоится 11 октября 2007 года в часов на заседании Диссертационного совета, 367.8kb.
- Удк 616. 36-008. 5: 616-008. 6 Синдром холестаза, 228.59kb.
- Северо-западный филиал, 140.85kb.
ГЛАВА 5. ДОНОС ПОД ДИКТОВКУ
Господин Кальтенбруннер, будучи главным советником товарища Хонекера, писал
доклад. Рука дрожала и текст получался неровным. Что-то сильно раздражало
Генриха. Тема доклада ему была спущена сверху, главный советник долго вдумывался
в ее смысл, мозг усиленно работал и не мог понять главного. А главное было в
названии: "Враги социалистического Рейха и их связь со штандартенфюрером CC фон
Штирлицем".
Генрих работал c таким напряжением, что даже не заметил, как к нему вошел его
бывший шеф Мартин Борман. Рейхсляйтер вежливо чихнул, Кальтенбруннер поднял
глаза, лицо его окаменело, голос поник и выплюнул древнее восклицание:
-- Хайль, Гитлер!
-- Какой еще Гитлер? -- спросил Борман. -- Тот что сидит в Бутырке? Чем вы тут
занимаетесь? Антисоциалистической пропагандой?
-- Нет... Но вы... Здесь... Я подумал...
-- Что вы подумали?
-- Я...
-- Что нацизм опять пришел к власти? -- мелкий пакостник был неумолим и старался
задавать вопросы покаверзнее.
-- Нет, просто, что-то нашло... Вот я и выпалил невесть знает что.
-- В вашем возрасте, товарищ главный советник, пора бы уже научиться давать
отчет своим словам.
Кальтенбрунер вовремя пришел в себя и холодно произнес:
-- Я считаю, господин рейхсляйтер, что мои действия и поступки служат делу
мирового пролетариата!
-- Действия и поступки -- это одно и то же! -- глухо произнес Борман и вдруг
вспомнил, что он уже где-то слышал эту фразу, она ему напомнила весну и какое-то
из ее мгновений, скорее всего седьмое, но точно он не помнил. -- И никакой я вам
не рейхсляйтер. Зовите меня просто -- Мартин Рейхстагович. Впрочем, я к вам не
за этим пришел... Я сверху... Вы меня понимаете?! -- Борман показал пальцем на
потолок. -- Я к вам спустился сверху для того, чтобы помочь сделать донесение
товарищу Хонекеру.
И тут Борман включил диктофон. Генеральный советник прослушал запись разговора,
сделанного мелким пакостником на вилле у товарища Альберто.
-- Так что же это получается, -- воскликнул Кальтенбруннер. -- Марианна -- агент
Штирлица, а Донна Роза это вовсе не Роза, а товарищ "мужецко пола"? А на кого
работает Ракелия и сорок восьмая, как ее там... мама?
-- Вы коммунист? -- неожиданно для себя спросил Борман.
-- Я?
-- Ну конечно вы.
-- Вы меня обижаете! Конечно же коммунист.
-- Тогда вы все должны понять сразу и без лишних объяснений.
-- Но, простите...
-- Мартин Рейхстагович...
-- Но, простите, Мартин Рейхстагович, я хотел бы напомнить вам, что Штирлиц тоже
коммунист и в партии он более нас c вами. Не нам судить о его действиях и
поступках.
-- Я вам сказал, -- воскликнул Борман. -- Это одно и то же. А опорочить его
перед глазами мировой общественности мы должны. Директива спущена и не мне вас
учить, что ее надо выполнять, и все тут! А, может, Генрих Кальтенбрунович, вы
против партии?!
-- Вы меня оскорбляете!
-- Я? Да что вы! Уж не мне соваться в ваши дела. Но то что вы защищаете Штирлица
наводит на всякие мысли... Впрочем, предателем вы никогда не были.
-- Предателем? -- оборвал его Кальтенбруннер. -- Да я за свой партийный билет
готов жизнь отдать! Я -- коммунист до мозга костей!
-- Ну, ну, друг мой, я погорячился. Впрочем, хватит дискуссий, посмотрим, какой
вы коммунист. Итак, к делу, пишите.
Кальтенбрунер взял ручку и принялся записывать слова мелкого пакостника:
Полковник Максим Максимович Исаев находясь на ответственном задании в Мексике (или
в Бразилии, точно пока не установлено) грубо нарушив партийную дисциплину и
потеряв облик человека коммунистического труда, вел распутную жизнь c тамошними
плохо одевающимися девицами подозрительной наружности. Снюхавшись c некой
Марианной, означенный Исаев опорочил ее и по принуждению заставил вступить в
партию. Этого ему показалось мало, и он завел связь c барышней легкого поведения,
некой Ракелией, которая разоблачила нашего агента по кличке Голубая Розочка.
Кроме этого, тот же Штирлиц позволил скрыться классовому врагу мирового
пролетариата -- сорок восьмой маме. Все эти факты имеют под собой документальную
основу и в лишних аргументах и фактах, а также доказательствах, не нуждаются...
-- Но это же не доклад! Это же донос, товарищ Мартин Рейхстагович! --
Кальтенбруннер наморщил лоб и прекратил писать.
-- Что вы имеете в виду, Генрих Кальтенбрунович?
-- Я имею в виду текст, который вы только что продиктовали.
-- Ах, текст! Так вот, друг мой! Или вы его подпишите, или положите партбилет на
стол, или одно из трех! Вы меня давно знаете? Давно! Я, в отличие от вас и
подхалима Шелленберга, не путаю действия c поступками! Выполняйте распоряжения,
товарищ Кальтенбруннер, я уже и так теряю терпение. А может, меня осенила мысль,
вам в морду дать?
Вместо ответа, генеральный советник быстро подписал документ и передал его
Борману.
-- То-то! А то не могу, не хочу! -- Мартин Рейхстагович положил бумагу к себе в
папку и поспешно вышел.
"Борман для чего-то точит зуб на Штирлица, -- подумал Кальтенбруннер и закурил.
-- А впрочем, мне на это глубоко наплевать! Это их проблемы! У этих русских
вечно что-то не так. Стоп! Причем здесь русские? Ведь Борман... значит Штирлиц
все знает... А может это была проверка? Тогда я погиб".
Генеральный советник быстро затушил сигарету и тяжело откинулся в кресло. За
окном шел дождь, не сулящий ничего хорошего. Старый партиец был подавлен и
неожиданно понял, что его провели.
-- Конечно провели! -- громовым голосом сказал Хуан Антонио, сидевший все это
время под столом.
-- А-а, дорогой мой Хуян! Это вы?! Вечно вы неожиданно появляетесь! --
Кальтенбруннер чихнул и c гордостью посмотрел на своего агента, специально
подготовленного для работы в Мексике. -- Так вы думаете, что все кончено?
-- Ну, это не совсем так...
-- Говорите яснее.
-- Дело в том, что можно все устроить так, что Борман сам будет скомпрометирован
этим донесением Хонекеру...
-- Неужели это возможно?
-- Я вам отвечу положительно, но нам придется подключить к этому делу двух
человек.
-- Кто эти люди? -- Кальтенбруннер резко встал и подошел к окну, голос его был
резок, выражал злобу и нетерпение.
-- Генрих Кальтенбрунович, их имена вам ни о чем не скажут, но только c помощью
этих двух мы сможем обвинить мелкого пакостника в неверности его супруге и в
предательстве коммунистических идеалов.
-- Что вы все вечно тянете, дорогой товарищ Хуян Антонио, итак -- их имена?
-- Это товарищ Даниэла Лоренте и Мария Сорте...
-- Но позвольте, -- вскричал Кальтенбруннер. -- Эту Сорте я прекрасно знаю и,
если мне не изменяет память, она является второй дочерью Мюллера от третьего
брака c этой, ну как ее...
-- Долорес...
-- Точно! C этой милой старушенцией.
-- У вас хорошая память, дружище. Но я хочу вам, товарищ генеральный советник,
напомнить еще один любопытнейший факт. Эта самая Долорес еще при существовании
Четвертого Рейха была завербована ЦРУ для работы в Бразилии...
-- В Мексике...
-- Да, да, вы правы. Впрочем, какая разница, в Аргентине или в Мексике, хоть в
Уругвае, ну пусть будет в Мексике. Хотя мне милее Венесуэлла. Впрочем, "ближе к
телу", как говорил Мопассан, так вот, ее дочь пошла по стопам своей матушки.
-- Как?! Сорте -- агент ЦРУ?!
-- Вот именно.
-- Значит... Ага! У этой же Сорте дружеские связи c Джиной -- женой Бормана. Но
это же прекрасный шанс -- шанс опорочить Бормана, -- озарило Кальтенбруннера.
-- Конечно, камрад генеральный советник! Две женщины, у одной из которых
партбилет, а у другой -- шпионские инструкции вражеского государства не могут не
интересовать наше ведомство, а тем более, наших коллег из Совдепа.
-- Да, но тогда зачем нам эта... вторая, как ее там?
-- Лоренте?
-- Да.
-- Даниэла Лоренте -- наш тайный агент в Южной Америке, вступивший в контакт c
Марианной, Ракель, сорок восьмой мамой и что самое важное, c этой Марфушей Сорте.
-- А Борман ее знает?
-- Кого?
-- Ну не Марфушу же?!
-- Нет, товарищ Кальтенбруннер, и даже не догадывается о ее существовании.
-- Значит, в случае необходимости, она может дать показания против Бормана?
-- Да, мой учитель! -- Хуан Антонио вытянулся так, что товарищ Кальтенбруннер
еле увидел его чудную головку, маячившую между потолком и люстрой ручной работы
семнадцатого века.
-- Немедленно вызовите ее в Берлин! -- строго приказал Кальтенбруннер.
-- Она уже здесь! -- Хуан Антонио подошел к старинному комоду, в одном из ящиков
которого лежала свернутая калачиком Даниэла, нажал тайную кнопку, девушка
вывалилась наружу и, вытянувшись по стойке "смирно", отрапортовала:
-- Товарищ генеральный советник! Агент серии СГП4274784321 под номером 468053 по
вашему приказанию прибыл!
-- Вольно! -- приказал Кальтенбруннер.
-- Итак, вы все знаете. Ваша задача -- опорочить товарища Бормана в глазах
товарища Хонекера, товарища Штирлица -- в глазах товарища Черненко. Вы все
поняли?
-- Так точно!
-- Вы свободны. Ханс проводит вас. Ханс! Где этот развратник?! Товарищ Хуян,
немедленно найдите его. А я пока свяжусь c Борманом.
Не знал Генрих Кальтенбрунович, что мелкий пакостник был не так глуп, чтобы уйти
сразу после того, как он получил мерзкий донос; товарищ Борман подло подслушивал
под дверью и все записывал на диктофон, адъютант Кальтенбруннера Ханс был рядом,
но в бессознательном состоянии -- Мартин Рейхстагович постарался на славу.
-- А не надо со мной связываться! -- дверь открылась и невозмутимый Борман
резким ударом в нос дал понять Кальтенбруннеру, что тот окончательно проиграл.
-- Я, пожалуй, пойду, -- поспешно сказал Хуан Антонио, -- я вспомнил, что у меня
дома утюг остался включенным в розетку.
-- Я прошу вас остаться! -- сказал Кальтенбруннер. Из-за окровавленного носа его
голос сделался более мягким.
Но товарища Хуана уже не было.
-- Значит, вот как?! Значит -- так?! -- мелкий пакостник всем своим телом
наступал на Кальтенбруннера. -- Значит, опорочить меня?! Не думал, Генрих, не
предполагал даже, что вы способны на предательство!
-- Я... Я...
Удар поддых, мастерски сделанный Борманом, дал понять товарищу Кальтенбруннеру,
что пора сматываться. Бывший рейхсляйтер понял это и схватил свою жертву за
горло:
-- Против моей миленькой Джины? Вот так, да?!
-- Простите, я больше так не буду!
-- Я тебя прощу! Я тебя так прощу, что ты у меня десять лет проведешь в
реанимации и пять лет в морге!! -- Борман любил душить людей, это занятие
доставляло ему истинное наслаждение и всегда приводило в экстаз. Но прикончить
свою жертву он не успел, откуда-то появился архитектор Мендисабаль и на русско-испанском
языке отрапортовал:
-- Товарищ Борман, я за вами! Четвертая ветвь магистрали построена. Товарищ
Альберто ждет ваших новых распоряжений по поводу строительства пятой ветви.
Борман отшвырнул полуживое тело и посмотрел на уже немолодого человека --
главного архитектора мексиканско-бразильской стройки:
-- А при чем здесь я?! Пусть этим занимается товарищ Штирлиц.
-- Штирлицу сейчас не до этого: он беседует c товарищем Хонекером, точнее они
разговаривают о вас, мой ляйтер.
-- Как?! -- вскрикнул Борман и вдруг обнаружил, что у него куда-то пропал донос
и диктофон. -- Свинья! Он опять провел меня!
-- Простите, я не понял? -- сказал Мендисабаль.
-- Это я не вам! Что вы тут стоите? Не видите, я уже иду! Русская свинья!
-- Что-о?!
-- Я вам уже сказал, это не для вас! Скотина!
-- Не понял!
-- Да заткнись ты, дебил, это я уже вам! Идите, я за вами.
Там, где лежал Кальтенбруннер, послышался легкий смешок медленно переходящий в
яростный смех.