Последние дни агента 008 и первый арест Штирлица
Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава 16. гитлер принимает решение Глава 17. фашистская тварь |
- Сторожева Татьяна Юрьевна, учитель русского языка и литературы моу сош №6 Г. Петровска, 394.07kb.
- Подготовили и провели: Мосина, 121.08kb.
- Первый арест, 2492.23kb.
- Записки (дневник) юного начальника лагеря, 29.15kb.
- Проект «Милосердие», 29.29kb.
- Загадка Шестой симфонии Чайковского Анализ содержательного аспекта Шестой симфонии, 54.77kb.
- В последние дни перед запуском Большого адронного коллайдера многие решили узнать,, 9.69kb.
- Защита состоится 11 октября 2007 года в часов на заседании Диссертационного совета, 367.8kb.
- Удк 616. 36-008. 5: 616-008. 6 Синдром холестаза, 228.59kb.
- Северо-западный филиал, 140.85kb.
ГЛАВА 16. ГИТЛЕР ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Гитлер стоял на коленях перед Евой Браун и просил у нее прощение:
-- Евочка, родная моя! Прошу тебя, помилосердствуй, душечка! Это все он, подлый
Исаев вынудил применить к нему пытку носками!
-- Не смейте говорить о Штирлице в таком тоне! -- давая смачную пощечину Гитлеру
заорала Ева Браун.
-- Евочка! Я же люблю тебя! -- продолжал Гитлер. -- Ну, что тебе Геббельс или
Штирлиц, ведь я, и только я, подарил тебе все твои счастливые ночи!
-- Хватит говорить гадости, Адольф! -- оборвала его Ева. -- Доктор Геббельс не
сделал вам ни малейшего вреда! Он такой милый... И даже если вы нас застали
врасплох, то это еще ни о чем не говорит! Мы c ним обсуждали важные
государственные дела, и поверьте, Адольф, эти "дела" важны не только для меня и
него, но, прежде всего -- для вас и для всей Германии!
-- Евочка моя... -- мямлил Гитлер.
-- За, что мне такое наказание? -- орала Ева Браун, сотрясая своим голосом
бетонные стены бункера. -- Мне, которая всю себя отдает ради того, чтоб этот
придурок был счастлив?
-- Евочка моя... -- бубнил Гитлер, обнимая прелестные ножки Евы.
Вдруг в бункер вбежал запыхавшийся Борман. Увидев Гитлера, стоящего на коленях
перед Евой Браун, он не удержался и заржал как спесивый мерин. Гитлер опомнился,
встал, принял обычный для себя вид и подойдя к Борману, плюнул ему в лицо.
Борман не ожидал этого и плюнул в лицо Гитлера, сказав при этом:
-- Вот мы и квиты, мой фюрер!
-- Что вы себе позволяете, господин рейхсляйтер? -- вытирая физиономию и моргая
глазками, закричал Гитлер.
-- Ничего я себе не позволяю! -- вытирая лицо и передразнивая вождя нации сказал
Борман.
Но Гитлер сдержал себя, так как прекрасно понимал, что он во многом зависит от
Бормана, у которого находилось практически все золото партии, поэтому он подошел
к Еве и попросил ее удалиться.
-- Я слушаю вас, господин рейхсляйтер! -- сказал фюрер после того, как Ева Браун,
заплаканная, ушла в свои апартаменты.
-- Да, плохо вы обращаетесь со своей возлюбленной.
Гитлер стиснул зубы.
-- Но я не за этим пришел!
-- А за чем же еще? -- ехидно спросил Гитлер.
-- Дело в том, что мы, наконец, арестовали Штирлица!
-- Как? Уже?
-- Да, мой фюрер, он вот уже как два часа находится в подвалах старика Мюллера.
Гитлер недоверчиво посмотрел на Бормана.
-- Что вы предлагаете c ним делать?
-- А вы?
-- Я, собственно говоря, хотел бы переговорить c ним. Можно? -- Борман
недоверчиво посмотрел на Гитлера.
-- Переговорить?
-- Да!
-- О чем можно разговаривать c этой шпионской свиньей? -- c ненавистью произнес
Борман.
-- Есть о чем, -- сказал Гитлер и вызвал своего любимого адъютанта.
ГЛАВА 17. ФАШИСТСКАЯ ТВАРЬ
Штирлиц лежал на грязной кушетке в камере третьего яруса Гестапо, в той самой,
где недавно он устроил пытку носками над Геббельсом. Штирлиц смотрел в потолок.
Потолок был серый, и казалось, такой же грязный как и кушетка, как и заплеванный,
как будто специально кем-то пол, как и тускнеющие под замасленной лампой стены.
"А это уже провал! -- подумал Штирлиц. -- И самое главное, Кэт окончательно
втюрится в Бормана! Гад! Это все он подстроил -- любитель мелких пакостей!
Фашистская тварь! Как я их всех ненавижу!"
Штирлица терзали смутные сомнения относительно внезапного заключения его в ту же
самую камеру, где он пытал доктора Геббельса, плюс еще ко всему, ужасно ныла
разбитая во вчерашней драке челюсть. Но эти неприятности, которые, несомненно,
привели бы любого другого разведчика в полное отчаяние, ни в коем случае не
смутили Штирлица. Более того, он даже не поперхнулся, когда дверь в камеру
внезапно открылась и на пороге стояли сияющий Мюллер и моргающий глазками Гитлер.
Гитлер брезгливо обошел камеру, c пониманием посмотрел на орудия пыток и,
высморкавшись себе в рукав, обращаясь к Штирлицу, ехидно спросил:
-- Что, голубец мой сизокрылый, попался?
Штирлиц решил идти напролом и вытянув правую руку вперед, как на параде заорал:
-- Хайль Гитлер!
Мюллер был ошарашен и пробубнил что-то невнятное.
-- Хватит придуряться, -- не обращая внимания на Штирлица продолжал Гитлер, --
полковник Исаев, ваша песенка спета! Вы разоблачены!
Мюллер повеселел.
-- Мой фюрер, вы во власти грязных сплетен и слухов, которые преподносятся вам
жирными свиньями, известными мне c детских лет, -- c гордым видом сказал
советский разведчик.
Мюллер побледнел.
-- Послушайте, господин Штирлиц! -- продолжал любимый фюрер. -- Зачем
притворяться? Признайтесь, что комедия c Геббельсом была устроена вами только
для того, чтобы опорочить меня в глазах моей любимой Евочки, в то время когда вы,
и только вы, делили c ней постель? Признайтесь, и вы будете прощены! Я хочу
знать всю правду!
Глаза Мюллера сначала покраснели, потом побледнели, стали коричневыми и
постепенно налились оттенком гнойного цвета, в результате чего лицо
группенфюрера приобрело мертвецки пьяный вид, однако это не помешало ему тихо
заметить:
-- Мой фюрер, мы его обвиняем не в этом!
Гитлер был ошарашен.
-- Только я, слышите, только я, знаю в чем его обвиняют! -- заорал любимый фюрер
и смачно плюнул в лицо Мюллера.
Штирлиц решил не упустить момента понравиться Гитлеру:
-- Разрешите, мой фюрер?! -- спокойно сказал он, взвешивая в правой руке свой
любимый кастет.
-- Только не больно! -- равнодушно прогнусавил Гитлер, махнув рукой на Мюллера.
"Сейчас будут бить!" -- подумал Мюллер и получил первый мощный удар в нос.
За первым ударом последовали второй, третий, потом в ход, как всегда у Штирлица,
пошли ноги. Штирлиц бил Мюллера со знанием дела и беззаботно-хладнокровным
выражением физиономии...
-- Довольно! -- сказал Гитлер, отрывая распоясавшегося Штирлица от Мюллера. --
Итак, продолжим! Вы спали c Евой? Отвечайте?
-- Мой фюрер, вопрос, как вы сами понимаете, слишком конфиденциальный. Пусть эта
жирная свинья уберется отсюда! -- показывая на Мюллера, сказал Штирлиц.
Мюллер не заставил себя ждать, а Штирлиц выиграл еще одну минуту ценного времени
и был готов к ответу.
-- Ну, так как? Будете говорить? -- спросил Гитлер прямо глядя на Штирлица.
-- Мой фюрер, прошу меня простить, но все это -- чистая правда! Да, я любил и
люблю Еву. Кроме того, ночи, проведенные c ней, были прекрасны!
-- Что вы сказа...
-- Да, мой фюрер, эти ночи мне не забыть никогда!
Фюрер расплакался. Штирлиц принялся его успокаивать. Мюллер промывал разбитый
нос и поэтому не мог видеть этой трагичной сцены.
"Ну почему же я импотент?" -- думал Гитлер.
"Потому что ты придурок!" -- думал Штирлиц, поглаживая черный чубчик на голове
Гитлера.
Прошло несколько минут и Гитлер взял себя в руки. Вытерев сопливым рукавом
пиджака слезы, он спросил:
-- А что она говорила обо мне?
-- Вам надо лечиться, мой фюрер!
-- Да, она права! -- сказал ГЛАВА Третьего Рейха и покрасневший вышел вон.
Дверь тут же, чьей-то подлой рукой была заперта на ключ.
Штирлиц подошел к двери и попробовал ее толкнуть -- дверь не поддавалась. Тогда
Штирлиц со всей силы ударил по ней ногой -- дверь не поддавалась. Но разведчик
Исаев был очень упрям и, разбежавшись, попробовал проломить дверь плечом -- она
не поддавалась. "Закрыто!" -- подумал Штирлиц.
Прошел час и Штирлицу послышался лязг ключей, а через минуту в камеру вошел
Мюллер, у которого под правым глазом красовался синяк бурого цвета.
-- Штандартенфюрер, вы свободны! Я только что получил приказ фюрера о вашем
освобождении!
-- Скотина, ты мне еще ответишь за все! -- заорал Штирлиц, ясно понимая, что
никто иной как Мюллер запер дверь.
-- Вы забываетесь, Штирлиц! Я старше вас по званию и, в конце концов, по
возрасту!
-- Да, пошел ты! -- сказал Штирлиц и, дав пинка Мюллеру, вышел из камеры,
оставив бедного старика распластанным на грязном полу.