Geum.ru

Потанина Неразгаданная " Вставайте, граф, рассвет уже полощется"

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   24

- Рита, Рита открой немедленно,- кричала мама, резко дергая дверь ванной. Но девочка уже не могла открыть, не потому, что не хотела помощи, не потому, что ослабевала, а потому, что просто боялась, что же она скажет маме... Как все это объяснит? Защелка двери не выдержала. Ирина почувствовала что-то и, сорвав защёлку, распахнула дверь.

Перед матерью предстала ужасная картина. Зареванная, перепуганная, с пустым взглядом сидела Рита в ванной, в одной руке она держала лезвие, другую, запястье которой было все окрашено в темно-красный цвет, девочка держала высоко поднятой. Расширенными от ужаса глазами наблюдала девочка за капающей на пол и в ванную и на стены жидкостью. И это была ее Рита, родная дочь, бунтующий ее кусочек.

- Ч-что, что такое случилось,- только и смогла выговорить Ирина.

- Я порезалась,- голос дочери дрожал.

Мать схватила ее, вытащила в комнату, накинув по дороге халат, быстро перетянула своим пояском руку дочери и приложив попавшуюся под руки тряпку к ране не своим голосом заорала:

- Валик, Валик, скорую, скорее!!!

Валентин быстро взял себя в руки и отобрал у жены телефонную трубку.

- Не делай этого, ее в психушку заберут, всех самоубийц забирают.

- Но ей нужна помощь…- Ирина бессознательно рвала трубку на себя.

- Не будь дурой, это клеймо на всю жизнь, ни учиться, ни на работу потом не возьмут.

Давай звонить Ленке, она ведь врач.

- Да-да, сейчас,- мать бегала по квартире в поисках своего блокнота. Рита сидела в кресле и сквозь какой-то туман, вызванный, видимо, долгим сидением в горячей воде, наблюдала за происходящим. Боли девочка почти не ощущала, все казалось ей нереальным, и как-то вроде не с ней случившимся. А вот когда руку зашивали, было очень больно, хотя Лена, знакомая мамы медсестра, и кричала, что местный наркоз снимет любые ощущения. Лена была спокойной, деловой женщиной с коротко стриженными кучеряшками волос, смешно спадающих на глаза. Она производила впечатление человека, каждый день зашивающего вены самоубийц.

- Дура ты, дура,- говорила она Рите,- ну кто ж вены режет на руках? Это только в фильмах, да в дешевых мелодрамах так умирают. А в жизни такие травмы почти всегда не смертельны, всех зашивают и откачивают. Я вот что тебе скажу, вот тут,- Лена дотронулась холодными пальцами до Ритиной шеи,- на шейке, есть такая артерия, перережешь и все, можешь быть спокойна, никто уже не откачает.

И она громко захохотала. Рите вдруг стало очень обидно и жаль себя. Вот ведь, она столько пережившая, такая маленькая, а ее, вместо того, чтоб утешать, и понять наконец, называют дурой, да еще советуют как надо было сделать. Стоявшая рядом Ирина, вся бледная, но уже спокойная тоже смеялась.

— Не дождетесь!!!- вдруг изрекла Рита и тоже улыбнулась, с этой минуты девочка решила бороться за свою жизнь. Причем не именно за жизнь - а не за существование.

***

Дмитрий на мгновение отвлекся от чтения. При первом прочтении весь отрывок о Ритином детстве был им прочитан поверхностно, как слишком скомканный, не актуальный и не очень-то интересный. Теперь он показался Дмитрию напротив важным и емким, наверное, даже основополагающим в будущей судьбе героини дневников.

- Дим, ты там живой? - Саша постучала в дверь, - ужинать идешь?

- Да, сейчас, конечно, - “ Ни минуты покоя”,-пронеслось в мыслях у Дмитрия.

За ужином оба молчали. Александра, наслаждаясь мгновеньями отдыха, перелистывала какой-то яркий женский журнал. Дмитрий вдруг посмотрел на жену совершенно новым взглядом, на ее изящные ухоженные руки, безукоризненные черты лица, аккуратную стрижку. Она была такой всегда. Всегда красивой, всегда ухоженной, всегда безупречно корректной и спокойной. Всю их совместную жизнь Дмитрий был уверен, что женат на самой лучшей женщине в мире. И вот теперь вдруг понял что все это время он искал и не находил в Александре одного очень важного штришка - в ней не было недостатков. Совсем. Они познакомились, когда Саша только что закончила журфак, а Дмитрий был уже начинающим бизнесменом. Любовь между молодыми людьми вспыхнула как-то сразу, и развивалась очень стремительно. Отец Александры, коренной петербуржец, был готов сделать для дочери все. И, как только понял, что у Саши наступил такой возраст, когда наличие навязчивой опеки родителей только мешает, сделал дочери очень ценный подарок - уехал вместе с женой в какую-то деревню на Украине, оставив двадцатитрехлетней Сашеньке изолированную однокомнатную квартиру в центре Питера, куда поначалу и вселились молодожены. Сейчас Саша работала журналистом в новостях, и была очень довольна своей работой. Раза два в год она бросала Дмитрия, который никак не мог оставить фирму, и где-то на недельку уезжала в гости к родителям, которых явно обожала, потому что по малейшему поводу звонила маме советоваться, жаловаться, да и просто поболтать. У Саши всегда всё было хорошо. Её все любили, ей никто не перечил, с детства ей везде горел зелёный цвет. В отличии от Риориты Саше все досталось от природы: любящие родители, отличная внешность, влекущая за собой кучу полезных знакомств, нужное образование. В жизни Александры никогда не было серьезных препятствий....

- Дим, - Саша убрала со лба непослушный локон челки и обезоруживающе улыбнулась, - ты извини, я случайно услышала твой разговор с Владимиром, - коллег Димы Саша всегда называла полным именем, - ты хочешь разыскать автора этих дневников, верно?

- Нет, - впервые Дима обманул жену в чем-то важном, - что ты... Просто надо найти хозяина одной из моих фирм-поставщиков, который...

- Я хочу сказать, - Александра перебила мужа, - не стоит тебе ее искать. Ну, найдешь. А дальше что? Безумно влюбишься и женишься? И станешь потом очередным брошенным ее хахалем, которому также будет посвящена тетрадочка дневника...

- Не говори так. Ты же не знаешь, о чем идет речь, а критикуешь. Нельзя так. При чем здесь женишься? Мне просто действительно интересна судьба этой женщины. Человек с таким прошлым, столько сделавший и переживший, просто обязан стать кем-то великим.

- А если тебя постигнет разочарование? Если она стала самой обычной дамой...

- Не стала. Не могла стать.

- Почему? - искренне удивилась Саша.

- Потому что. Слушай, откуда в тебе столько черствости? Я ведь прошу тебя, послушай, о чем она пишет. Послушай, тебе тоже будет интересно узнать, что бывают и такие судьбы на свете. Что бывают женщины всего добившиеся сами...

- По-моему ты грубишь мне, - мягко, но зло сообщила Александра, - не имею ни малейшего желания положенные на отдых часы тратить на прослушивание чужих неприятностей.

- Нет послушай, когда у тебя будут собственные дети тебе очень пригодятся сведенья из этих тетрадок, возможно, ты избежишь ошибок в воспитании и не допустить...

- Когда у нас будут собственные дети, - поправила Саша, - Не у меня, а у нас. А ты у нас уже образованный. Не отходишь от своих тетрадок.

- Саш, ну послушай, а? Наверняка тебя это тоже заинтересует…

И Дмитрий принялся рассказывать жене прочитанное о детстве Риты. Когда рассказчик дошел до того места, когда, Рита вскрыла себе вену, Александра скептически скривилась. Но Дмитрий не замечал этого. Он был очень увлечён собственным рассказом.

***

Вернувшись от врача, зашивавшего вену, все трое собрались в Ритиной комнате.

Девочка ощущала себя калекой: глаз все еще иссиня-черный, на руке швы, ноги жутко болят от похода. И в то же время Рита чувствовала прилив каких-то душевных сил. “Вот как, оказывается,” - подумалось ей,- “человек независим и силен, только когда все его интересы уничтожены, когда ему уже нечего терять. Только не имея привязанностей можно стать непобедимым. Не пожалей я маму, не вернулась бы домой и замёрзла б на рельсах. Не волнуйся б за меня дед Олег, был бы сейчас жив и здоров…”.

- Что делать будем?- мрачно спросила Рита у родителей.

- Что?

- Что делать будем, раз так любим? – процитировала свою любимую Медведеву Рита.

- Ты в своем уме?- настороженно поинтересовалась мать.

- Ясное дело нет, но и не в вашем уже. Я это к тому, что решать что-то надо, ведь дальше так продолжаться не может.

- Не может,- эхом откликнулся дядя Валентин.

- Ну, вот что,- мама тяжело вздохнула и повернулась к окну.

- Вы все сумасшедшие, ничего миром и толком решить не способные, придется эту тяжелую миссию взять на себя. Ты, доченька, бабушку свою, Ирину Сергеевну, мою мать, помнишь?

- Очень смутно, в основном по письмам, которые ты мне читала. - Бабушка жила в Харькове, до переезда на север Морские часто бывали у нее в гостях, но саму ее Рита не помнила.

- Езжай-ка к ней, родная. Будешь там доучиваться в школе, потом там же поступишь в институт. Харьков – большой город, там и перспектив больше, и жизнь интересней.

Две пары глаз удивленно уставились на бледное лицо Ирины. Рита смотрела на мать с восторгом: вот так, одним предложением, воплотилась в реальность ее голубая мечта этого ребенка - свобода и жизнь в большом городе! Валентин взирал на жену с испугом, он-то понимал каких усилий стоило этой женщине принять такое решение, он и не подозревал в Ирине столько внутренней силы. Ни один мускул не дрогнул на лице матери, когда родная ее дочь, выращенная, выстраданная ею вдруг улыбнулась и, искренне радуясь, прошептала:

- Спасибо, мамочк!. Ты ведь знаешь, что это самое лучшее, что только можно представить.

Валентин поспешил увести Ирину из комнаты дочери. Решение было принято, билеты Рите собирались взять завтра, уехать она должна была через два дня. Девочка засыпала успокоенная. Несмотря на терзающую ее душу мысль: “Вот ведь, только смертью одного из нас, мне удалось добиться свободы”, Рита все-таки была счастлива. Девочке снились вечно зеленые улочки большого города, наполненные веселыми людьми в пестрых одеждах...

Напряженное утро не принесло ничего нового, Риту по-прежнему переполняла тихая радость, Валентин наконец-то осознал, что и для него и для окружающих будет лучше, если принимать решения по поводу воспитания ребенка будет Ирина. Мама же, как и вчера вечером представляла собой воплощенную угрюмость, мрачно позвав всех завтракать, она, ни с кем не разговаривая, отправилась на работу. Оставшись дома одна, Рита быстро кинулась к телефону. Ей предстояло попрощаться. Взяв аппарат в руки, девочка вдруг задумалась. А стоит ли звонить? Деда Олега уже нет, поэтому сильно переживать о ее отъезде никто не станет. А если позвонить - оповестить, ну скажем того же Славика, то начнутся расспросы, мол, зачем Рита уезжает. Но, вспомнив о встрече Славика с Валентином, девочка все же решила звонить, как минимум для того, чтоб извиниться за отчима.

- Алло, Слав, у меня есть целый час, чтоб разговаривать нормально - все мои многочисленные родители разошлись по работам. - Рита говорила тихо и грустно, все-таки дед Олег, как никак умер, а Славик к нему был тоже очень привязан.

- Вот уж воистину многочисленные...

- Прости его, он ненормальный.

- Так пусть изолирует себя от общества.

- По его философии он это может сделать, только уничтожив все человечество.

- Да, неплохой способ изоляции... Ты держишься?

Славик всегда так, задавал Рите вопросы, понять которые было довольно сложно. Их смысл Рита всегда ощущала интуитивно, и всегда боялась, что ошибается, что он совсем не то имел в виду.

- Куда я денусь... Держусь. Хотя, по правде сказать, не могу я так больше, уеду я.

- Куда ж ты поедешь, кто ж тебя отпустит? Тебя даже на улицу не выпускают, а ты...

- Мы с ними уже все решили. С родителями моими: я еду в Харьков к бабушке, ввиду собственной неуживчивости.

- Навсегда?

Как-то слишком однозначно и отчаянно звучало это слово, но Рита все же спокойно повторила его:

- Навсегда.

- Когда ты выезжаешь?

- Завтра,- Рита была очень удивлена, как испуганно звучит Славкин голос.

- Да что ж вы все,- парень говорил почти шепотом,- с ума все походили что ли? Один вообще умер, другая собирается сделать то же самое...

- Как это то же самое? Я не собираюсь умирать, я собираюсь жить, причем так, как только можно...

- Знаешь,- Славик не поддался Ритиному воодушевлению,- для меня, уехав, ты умрешь, ведь я, так же как и с ним, не смогу с тобой больше общаться, не смогу делить с тобой эмоции этой паршивой жизни... Ты существуешь для окружающих пока ты рядом с ними, а так - тебя нет.

Рита расценила эти слова по-своему.

- Да, и получается, что смерть - это просто отъезд навсегда. Он не умер, просто ушел из пределов нашей видимости. Было бы эгоистично с нашей стороны, требовать его возвращения, может ему там лучше?

- Да, но мы остались одни, точнее уже я...

- А ты тоже уезжай в Харьков.

- Не могу, у меня мама...

“У меня тоже мама!” - почему-то очень зло подумала Рита, а вслух произнесла:

- Ну, так чего ж ты мучаешься, один-один, у тебя мама есть.

- Не смей со мной разговаривать как с маленьким ребенком! Я приеду потом, через два года, когда школу закончу. Но не к тебе, за тобой. Ты уедешь со мной?

- Куда?

- Куда угодно, тогда перед нашими ногами будет весь мир. И мы будем вместе, да?

Рита вдруг смутилась.

- Наверное...

- Чего так неуверенно, львенок?- голос Славика звучал как-то особенно, бедная Рита опять смутилась,- мы ведь любим друг друга, давай смотреть правде в глаза.

Никакой такой правды Рита не знала, сама она не любила никого, разве что кроме мамы, а в то, что Славка влюблен, Рита поверить не могла, прекрасно понимая, что ничем не давала повода... Но, прощаясь, видимо действительно было бы красиво открыть в себе великое чувство, это добавило бы еще немного трагизма в Ритину судьбу, что вполне могло помочь девочке почувствовать себя героем.

- Давай,- Рита таки решилась на ответ.

- Слушай, ты никак не сможешь вырваться, хоть на пять минут, я хочу обнять тебя на прощанье.

От мысли, что кто-то, тем более Славик, будет ее обнимать, Рите стало не по себе, мысленно девочка упрекнула себя за это.

- Нет-нет, я никак не смогу, у меня тут домашний арест и подписка о невыезде аж до завтрашнего дня. Извини.

- Знаешь, ведь ты специально уезжаешь, ты бросаешь и наш город, и дело своего деда - ансамбль, и меня...

- Я не бросаю, у меня просто нет выхода.

- Ладно, я все понимаю.

- Послушай, Слав,- Рита вспомнила, что так и не сказала Славику самого главного,- послушай, я хотела сказать тебе спасибо...

- За что?

- За то, что ты есть, и тебе, и ребятам. Вы очень хорошие, вы шикарно пишите музыку, вы должны продолжать это делать, несмотря ни на что...

- Если честно, то все песни, которые делал лично я, были для тебя, о тебе или что-то еще в этом роде. Даже когда я ещё не знал тебя… Не знал, но уже предчувствовал и писал тебе… А когда тебя не будет рядом, я не захочу их слышать.

“Неужели можно так красиво врать” - подумала девочка.

- Прекрати, - строго, подражая интонациям деда, приказала она, - Во-первых - рано или поздно увидимся, и ты покажешь мне свои новые работы. Во-вторых, если я когда-то узнаю, что ты бездействуешь, никогда тебе этого не прощу. И вообще, давай уже прощаться, скоро мои придут, а мне бы еще ужин приготовить.

- Эй, подожди, выглянь сегодня в окно где-то в двенадцать, сможешь?

- Не смогу, я сплю в дальней комнате, там подоконник заставлен,- Рита и сама не знала, зачем она врала.

- Во сколько у тебя завтра поезд?

- Можно подумать с нашего вокзала в один день может уйти много поездов?

- Не красуйся! Во сколько?

- В пять вечера. Ладно, пока... Я тебя целую, в щечку на прощанье.

- Я люблю тебя.

Рита положила трубку. Странная радость переполняла ее грудь, девочке хотелось прыгать и радостно кричать “Ура!!!” Она уезжает из этого города. И не просто так, а красиво! С любовной драмой, со смертями, с музыкой. Осознание причин радости выставляло Риту в ужасном свете, но было правдивым… Ей нравилась эта трагедия!

- Ну что ж, Ритуль, тебе предстоит проверка на выживаемость. Если выживешь – значит, талантливая ученица Валентина. Нет - туда тебе, слабой, и дорога,- мама говорила это с улыбкой, но пальцы ее нервно дрожали, когда она брала дочь за руку. До поезда оставалось два часа, сумки были уже собраны.

- Но если ты, только на секундочку, станешь портить нервы моей бедной, старой маме, я приеду и сама, собственноручно придушу тебя. - На Ирину явно напала словесная неудержимость,- попробуй только довести старушку до того же состояния, что ты довела нас!

- Мам, да все в порядке. Я не собираюсь никого нервировать.

Когда они выходили, посидев на дорожку, Рите стало не по себе. Она прощалась со своим домом. Видимо навсегда. На вокзале воняло селедкой, которая почему-то продавалась у местных лоточников. Поезд на этот раз не опоздал. Сажая дочь в поезд, Ирина сдерживала слезы мужественно и отчаянно. Рита попрощалась с Валентином, они обнялись, девочка подумала, что несмотря ни на что, это все-таки один из самых родных ей людей.

- Риорита, помни,- Валентин говорил серьезно, и, впервые за много лет общения, ласково,- пути назад не закрыты, ты всегда можешь вернуться...

Рита благодарно кивнула, подумав про себя, что никогда теперь не будет возвращаться назад. Девочка обняла мать, и обе не выдержали - разрыдались. И вдруг поезд тронулся.

***

- Слушай, извини, я пойду спать, - Александра просто валилась с ног.

Красные глаза жены произвели нужную реакцию. Дмитрий обеспокоился:

- Вижу, ты и впрямь устала. Слушай, ложись, я сейчас приду. Мне только что пришла в голову одна мысль, я хочу поискать в дневнике Риты кое-какие подробности. Это займёт пять минут. Не засыпай, дождись меня…

Дмитрий закурить очередную сигарету и вцепился в тетрадь. Он смутно помнил, что, когда читал этот отрывков первый раз, встречал там описание дороги к харьковскому жилищу Риты. Возможно, по этому описанию можно будет отыскать следы девушки…

“Поезд тронулся, и я ощутила резкий недостаток в публике.» - гласило нужное место дневника. – «Ну вот, теперь остаюсь совсем одна. Хотя, может, это и к лучшему. Долгожданная свобода уже наступила, но радости я от этого почему-то совсем не испытываю. Все-таки как-то неправильно я распрощалась со всеми: наплела Славке какого-то бреда, маму так и не поставила в известность о своей горячей любви, дяде Валику не высказала глубокие собол... точнее благодарность за то, что меня кормили - поили - выращивали. Грустно... И главное никто и не видит, как мне грустно. Вот уж воистину ощущаю потребность в сцене... Надо, чтоб кто-то сопереживал, волновался со мной вместе. Для этого веду дневник. Какая я все-таки дура...

Еду уже двое суток, хочется выть от безделья. Кажется, что все мы здесь пленники этой огромной, гудящей и пыхтящей машины, под названием поезд. Сразу рождается аналогия: и в жизни этой мы тоже как в тюрьме, заключены в рамки бытия, и никуда нам из них не вырваться. По собственному опыту знаю - пыталась вырваться, не хватило духу. А вот дед Олег вырвался, не по собственной воле, конечно, но все же освободился. Наверное, я потому не так уж и сильно скорблю о его смерти, что ее можно расценивать, как освобождение, уход в вечную свободу, без обязанностей и обязательств. А вот я здесь, в этой жизни, и вынуждена бороться, чтоб чувствовать себя в ней комфортно. И буду бороться, и скорее всего побеждать буду... Эх, приключений хочется!!! Взяла тетрадный листочек, и зачем-то синей ручкой вывела надпись: “Не гасни!!!” Теперь сижу, пялюсь на это и пытаюсь осознать, что же я имела в виду... Наверное, это некий ассорти из “не канючь!”, “не будь нюней!”, “действуй!”, “получай удовольствие!”. Да, действительно полновесная фразочка. Наверное, это станет моим основным принципом в будущей жизни. Через час прибываем в Москву. Мама позвонила какому-то своему другу детства, он меня встретит, пересадит с вокзала на вокзал. Можно подумать, я сама не добралась бы. Какой-то дядя Игорь. Тьфу.

“Трам-там-там-тарарам”,- почему-то запела музыка, когда мой поезд направился в Харьков. Дядя Игорь оказался вовсе не “тьфу” - веселый, интересный. Обозвал меня “угрюмой молчуньей”, мне это почему-то польстило. Мама всегда обзывала болтушкой. Москву я так и не посмотрела. Обязательно вернусь еще в этот город. Он мне понравился. Скоростью своей, огромностью и непонятностью. Этот город вполне по мне. А дядя Игорь, сразу видно, человек при деле. С вокзала на вокзал перевез на такси. Никогда раньше не ездила на такси, оказывается здорово. По ходу рассказывал, где что находится. Не запомнила ничего абсолютно. Про маму не расспрашивал. Я спросила, не знает ли он в какой стране мой отец. Игорь задумался, потом ответил что-то невразумительное. Я вспомнила о деде, и в который раз ужаснулась собственным ощущениям. Ну почему же я не испытывают жалости к деду? Может, я цинична? В голове, отчего-то крутится “расставанье - маленькая смерть”. Оно крутится, а мне и не обидно ни капельки, только смешно, что эта фраза ко мне прицепилась. Какая я все-таки бесчувственная!!!

Только уселась на свое место, как, сразу же в вагоне выключили свет, мол пора баиньки. И тут указывают, когда ложиться спать, когда нет. Единственным освещенным место в вагоне оказался тамбур возле туалета, благоухающий всеми возможными зловониями - начиная от никотина вперемежку с мочой и мусоркой, заканчивая ароматом дешевых (по моему мнению) духов шныряющей в тамбур и обратно девушки, которой видимо доставляет удовольствие бегать поочередно за сигаретами, потом спичками, потом еще за чем-то. Мы с этой дамой взаимно сочли друг друга дурами. Я ее, потому что она хлопает дверьми, и бросает окурки в мусорку, попадая пеплом мне на джинсы. Она за свое негативное отношение к замученной дорогой и внутренними переживаниями мне вполне может быть прощена, потому как даже самой себе, сидящая на корточках с листочком в руках я, кажусь слабоумной. А может я такая и есть?”