Метафизическая традиция «русской идеи» в отечественной философии

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Общая характеристика работы
Степень разработанности проблемы
Теоретическая и методологическая база исследования
Объект исследования
Задачи исследования
Научная новизна
Теоретическая значимость работы.
Практическая значимость работы.
Апробация работы.
Структура диссертации
Основное содержание диссертации
Подобный материал:

На правах рукописи


Стовбун Светлана Федоровна


Метафизическая традиция «русской идеи»

в отечественной философии


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации

на соискание ученой степени

кандидата философских наук


Специальность:

09.00.03 – история философии


Тверь – 2007


Работа выполнена на кафедре гуманитарных дисциплин КФ МГЭИ


Научный руководитель – доктор философских наук, профессор

Александр Самойлович Ахиезер


Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Торубарова Татьяна Викторовна


доктор философских наук, профессор

Белов Анатолий Викторович


Ведущая организация:


Защита состоится 27 апреля 2007 г. в 15.30 часов на заседании диссертационного совета по философским наукам (К 212.263.05) в Тверском государственном университете по адресу: 170000, Тверь, ул. Желябова, д.33


С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тверского государственного университета по адресу: 170000, Тверь, ул.Скорбященская, д.44а


Автореферат разослан 26 марта 2007 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат философских наук, доцент С.П.Бельчевичен


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность исследования. Тема «русской идеи» в традиции отечественного философствования – сложная, малоисследованная проблема. Интерес к ней детерминируется поисками национальной идентичности, что обусловливается острыми историческими коллизиями национального самоопределения.

Обращение к «русской идеи» призвано отразить значимые особенности цивилизационного своеобразия России. В русской философии проблема поиска «русской идеи» обострялась в переломные периоды становления российской государственности; понятие «русской идеи» появилось в конце XIX – начале XX в., его интерпретация становится одной из самостоятельных ветвей поиска общественной мысли. Свидетельство тому – работы Вяч. Иванова «О русской идее», В. Розанова «Возле русской идеи», Л. Карсавина «Восток, Запад и русская идея», Н. Бердяева «Русская идея», С.Франка «Религиозно-исторический смысл русской революции», Н. Лосского «Характер русского народа».

Определить содержание «русской идеи» – значит найти те универсальные ценности евразийского проекта, которые отвечают органичным началам национального самостояния. Кризис российской государственности (распад СССР), открытость вопроса места России в мировом пространстве обостряют вопросы национальной самобытности, своеобразия, сочетания уникального и универсального в национальном строительстве. Контекст этих животрепещущих вопросов, осмысление ошибок в проектах нациестроительства позволяет прояснить теоретическую платформу, на основе которой возможна выработка оптимальных начал отечественного устроения.

Степень разработанности проблемы. Автор опирался на исторические модели социального развития, зафиксированные в доктринациях «русской идеи». Использовалось наследие по истории России, разработки, связанные с осмыслением становления российской государственности.

В древнерусской литературе тема «русской идеи» выступает в качестве важнейшего элемента религиозной историографии. Начиная с первых ответов на вопрос «откуда есть пошла русская земля» и далее – через летописи, послания, панегирики, жития, легенды, через теорию «Москва – третий Рим», через споры об исключительности православного царства и самого православия, наконец, через русскую государственность просматриваются намерения оценить исторический путь страны, ее места в мировом пространстве. Актуализация темы свойственна XIX-XX вв., когда интерпретация русской идеи становится одной из основных задач философских размышлений в связи с прояснением сущности и направленности модернизационных процессов рубежа веков.

Автор обращается к ряду модельных версий «русской идеи»: «Москва – третий Рим», «почвенный изоляционизм», «византизм», «теократическая государственность», «евразийство». При этом опирается на идеи: славянофильства о самобытности традиционных начал исторического развития страны (С., К. Аксаковы, И. Киреевский, Ю.Ф. Самарин, почвенничества Н.Я.Данилевский, Ф.М.Достоевский, Ф.М.Тютчев); «византизма» (К.Леонтьев); теократического пути эволюции властного механизма (В.Соловьев); западничества (А.Герцен, П.Чаадаев, Н.Чернышевский), марксизма – В.Ленин, Ю.Мартов, Г.Плеханов,); евразийства и неоевразийства (Г.Вернадский, Л.Гумилев, П.Савицкий, П.Сувчинский, Н.Трубецкой, А.Дугин, В.Ильин).

В работе использовались материалы сборников «Вехи» (1909), «Из глубины» (1918), «Смена вех» (1921), «Проблемы русского религиозного сознания» (1924), «Россия и латинство» (1923), «Исход к Востоку» (1921), «На путях» (1922), «Евразийство» (1926), официальная программа «Евразийство. Декларации, формулировки, тезисы» (1932).

Для прояснения сущности «русской идеи» автор использовал исследования А.Ахиезера, М.Делягина, В.Ильина, С.Кара-Мурзы, А.Панарина, В.Сербиненко.

Структурные, генетические, функциональные измерения теории и практики социального обновления тщательно и небезуспешно обсуждаются специалистами, представителями фундаментальной науки, политиками, управленцами. Различные аспекты вопроса освещались А.П.Бутенко, К.С.Гаджиевым, В.И.Кузищиным, А.Яновым и др. Значительный интерес представляют труды М.Вебера, Р.Арона, З.Бжезинского, В.Ильина и др. Вопрос влияния идеалов на жизненный выбор человека, динамику ориентиров общества привлекал внимание Д.Юма, И.Канта, Г.В.Ф.Гегеля, А.Уайтхеда, О.Шпенглера, Ф.Ницше, М.Шелера, М.Хайдеггера, B.C.Соловьева, Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого. Важный вклад в исследование проблемы внесли Э.Дюркгейм, К.Маркс, В.Виндельбанд, Г.Риккерт, представители отечественной традиции Н.А.Бердяев, И.А.Ильин, Н.О.Лосский, П.А.Сорокин, С.Л.Франк, Г.Г.Шпет.

Однако, несмотря на широкий спектр литературы, остаются неисследованными вопросы оценки содержания моделей «русской идеи» в связи с конкретными историческими обстоятельствами, их целокупная аналитика применительно к эволюции российской государственности.

Теоретическая и методологическая база исследования. Основу исследования составили принципы системного анализа, единства исторического и логического, абстрактного и конкретного, всесторонности, реалистичности, объективности рассмотрения, целостности. В ходе работы автор опирался на результаты изысканий крупнейших представителей философской, политологической, социологической мысли, использовал труды зарубежных ученых.

Объект исследования – концепции социального развития России.

Предмет исследования – национальная самобытность державного развития.

Цель исследования – оценка «русской идеи» в контексте эволюции моделей социального развития страны в отечественной философии.

Задачи исследования:

– выявить отличительные черты русской идеи как социокультурного феномена в идеологии «Москва – третий Рим»;

– оценить особенности почвенного изоляционизма;

– охарактеризовать византизм как тематизацию национальной самобытности;

– оценить платформу теократизма;

– определить концептуальные составляющие евразийства и неоевразийства.

Научная новизна исследования заключается в следующих полученных автором результатах:

– Выявлены отличительные черты русской идеи как социокультурного феномена в идеологии «Москва – третий Рим». Содержательные начала модели «Москва – третий Рим» формировались под влиянием христианства. Развитие отечественной государственности связано с переносом на российскую почву византийских начал цезарепапизма. Согласно идеям «Москва – третий Рим» социальная система реализует ценности имперскости, органичного сочетания власти и христианства: вера обеспечивает власть необходимой для скрепления нации идеологией, государство утверждает и оказывает содействие функционированию христианских институтов. Подобный синтез государственности и религиозности отражал необходимые ценностные составляющие национальной идеи, свойственные социальной действительности того времени: православие, государственность, мессианизм.

– Модель почвенного изоляционизма отвечает традиционным приоритетам общественной жизни, обособляя самобытные начала отечественного социального воспроизводства. Почвенный изоляционизм отвергал возможность развития российского социума по западному пути, успешность эволюции – в следовании традиционным ценностным основам жизни. Их институциальное воплощение – община, соборность, православие, народность, имперскость. В модели органичность взаимодействия лица и целого, личности и государства оценивалась на христианско-этической основе, вне контекста мировых завоеваний правовой и либеральной мысли.

– Византизм как направление поиска содержания «русской идеи» реализуется в контексте осмысления российской социальности как отдельного цивилизационного локала, укорененного на традиционных началах христианской культуры. Отличительные черты византийского культурно-исторического типа: православие и самодержавие, наследуемые от Византии и придающие России самобытность. В силу наличных факторов социального воспроизводства духовная и этическая Россия возвышается над «бездуховным» Западом; христианство, самодержавная государственность позволяют России выполнять исконное цивилизационное призвание, реализовывать спасительную планетарную миссию.

– «Русская идея» в трактовке теократизма сводится к идеалу общества, выстроенного на христианских (этических) идеалах общности. Задача теократии состоит в утверждении людьми важнейших православных ценностей (соборности, общинности, любви, свободы и пр.), что способствует достижению идеала теократии – «всеобщего священства». Народ и власть объединены религиозными приоритетами жизни. Теократизм воплощает идеал универсального единства человеческой цивилизации на базе православия, где часть и целое – консолидированы началами соборности, коммунитарности. Единство церкви и государства, общественной и церковной идеологии, права и нравственности, народа и власти выступают основными ценностями социального развития в теократической версии «русской идеи».

– Евразийский проект учитывает становление российского цивилизационного космоса в глобальном контексте на основе отличительных черт геополитического, геоклиматического, державного порядка. Особенности евразийской социальности как самобытной цивилизации выражаются в централизме, полиэтничности, поликонфессиональности. Евразийский проект «русской идеи» вполне реалистично намечает перспективы социального обустройства России на базе универсальных ценностей модернизации (человек, право, закон, свобода, державность).

Теоретическая значимость работы. Полученные в диссертации результаты имеют важное концептуальное и методологическое значение, позволяют формировать адекватную картину генезиса и статуса национального самосознания, его роли в оптимизации социального устроения.

Практическая значимость работы. Данные диссертации могут быть использованы в практической политике – на федеральном, региональном, местном уровнях, в высшей школе – при составлении учебных пособий, разработке, чтении общих лекционных и специальных курсов по социальной философии, политологии, политической социологии, в социальном строительстве при осуществлении государственной национальной политики.

Апробация работы. Обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры общегуманитарных наук Калужского филиала Московского гуманитарно-экономического института. По теме диссертации опубликованы 5 работ общим объемом 2,5 п.л. Основные положения диссертации представлены на Ломоносовских чтениях МГУ (2005 г.).

Структура диссертации определяется целями, задачами, принятым способом исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во «Введении» обозначаются актуальность, степень научной разработанности темы, теоретико-методологическая основа, цель и вытекающие из нее задачи исследования, определяются объект, предмет, научная новизна, практическая и теоретическая значимость работы.

В главе I. – ««Русская идея» как социокультурный феномен» – рассматриваются идейные и социальные истоки «русской идеи».

Исторические интерпретации «русской идеи» предполагают укорененность в православной традиции: не учитывать роль православия и его взаимоотношений с государством в данном контексте невозможно. Истоки христианства на Руси и возложение на страну православной миссии фундируется рядом исторических обстоятельств, касающихся не только учета контекста российской истории, но и византийской.

Разработка концепции третьего Рима, связанная с именем Филофея, побудила его подробно рассмотреть вопрос о роли и значении единой для всей русской земли верховной государственной власти. Филофей отмечает законность происхождения великокняжеской власти. Но основное внимание Филофей сосредоточивает на выяснении сущности верховной власти в государстве, персона носителя которой явно сакрализуется. Филофей выделяет следующие элементы высшей государственной власти: наследственное происхождение (обращается особое внимание на высокий нравственный статус правителя), богоустановленность, законный характер употребления, личное благочестие монарха, защиту православия, почитание власти населением.

Именно Филофей наиболее подробно разработал вопрос о сущности верховной государственной власти и ее значении для русской земли - «единого скипетродержательства», подтверждая высокое представление о государственной власти требованием безоговорочного подчинения ей со стороны подданных, обязанных «государю... верою служити и правдою и покорением».

Многократно обращается Филофей и к традиционному для русской политической мысли описанию образа царя. Царь строг со всеми, кто отступает от правды, поскольку он «слуга есть божий в наказание согрешающим, а поставлен от Бога на всех творящих обиду и содевающих неправду». Но он должен быть заботлив и справедлив в отношении всех своих подданных. В обязанности царя вменяется и забота о церквях, монастырях.

Филофей обосновывает идею божественного происхождения государственной власти, которую аргументирует ссылками на изречение Ап. Павла, утверждавшего: «нет власти кроме как от Бога, и кто противится власти, тот противится Богу». В дальнейшем идеи развивались Иваном Грозным, получив конкретное воплощение в обосновании концепции царской власти. Слова апостола, по его мнению, относятся к любой власти, даже добытой ценой крови и войны, тем в большей степени, считал Иван Грозный, они приложимы к власти законной, под которой он понимал власть, полученную по наследству. Выдвигаемый Филофеем принцип гармонии властей светской и духовной в государстве интерпретируется в сторону преобладания светской власти с ведением духовной в полное ее подчинение, но с оставлением за духовными лицами права «говорить правду» носителями светской власти всех рангов. Однако в политико-правовой теории Филофея отсутствует теократическое осмысление государственной власти. Как и большинство средневековых христианских мыслителей он не разделяет мораль и право, поэтому беззаконием он называет всякое безнравственное деяние, независимо от того, имеет ли оно правовую основу. Практически любое нравственное действие, в его понимании, представляет нарушение правды и требует по самой природе воздействия, но прежде всего по воле провидения.

Проект «Москва – третий Рим» строится на признании исторической и духовной преемственности России от Византии. Последнее связывалось с рассмотрением России как оплота православной державности, однако:

– Церковный раскол привел к расколу социальному. Раскольники за предательство церкви отказались принимать официальную власть, которая отныне стала представляться как православно-праведная и великоцарская.

– Светские реформы Петра I, основывающиеся на проекте модернизации России по западному образцу, дезавуировали самобытность Руси. Последнее способствовало усилению в обществе культурных диспропорций между традиционными и модернизационными началами социального воспроизводства.

В результате проект Филофея не дал требуемых социальных и культурных новаций.

Во второй главе – «Проект «русской идеи»», состоящей из четырех параграфов, - анализируются платформы «почвенного изоляционизма» (И.Киреевский), византизма (К.Леонтьев), теократии (В.Соловьев), евразийства.

В первом параграфе «Почвенный изоляционизм» (И.Кириевский) оцениваются идеи И.Киреевского – первого из европейски образованных интеллектуалов послепетровского периода, пытающегося прояснить смысл исторического бытия России в его универсальной значимости.

Попытка историософского осмысления Киреевским темы России связана с необходимостью разрешения центрального для славянофилов противоречия: Россия – Запад. Русские мыслители постоянно обращались к поискам самобытного в мышлении и бытии, опираясь лишь на опыт «самоотчуждения».

Чтобы лучше понять универсальные черты русского способа бытия и понимания истины, автор останавливается на понятии соборности. Соборность в редакции Киреевского означает коллективность, предполагающую общение, связь. Однако для полного достижения сути соборности нужно последовательно отрицать известные формы общности, чтобы добраться до самого «собирающего начала» в его подлинности.

Извращением соборности как мистической коллективности можно было бы считать оккультные, мистические, спиритические общества, где члены «одержимы одним духом». Можно также говорить об особом транссубъективном слиянии личностей в толпе или в атаке во время войны, при массовых бедствиях и катастрофах. Объединяющий дух безусловно присутствует здесь, но пропадает отдельная личность, сводясь к клубку страстей и однонаправленных энергий. В широком смысле соборность конституирует транссубъективную открытость: сообщаемость Я и Мы, обретение себя не в уединении, но в открытости, предполагающей реальную опору на Других, взаимопомощь, сотрудничество, коллективизм.

Автор подчеркивает, что в модели «русской идеи» Россия оценивается не с позиций эволюционирующей государственности; ее развитие определяется воспроизводством наличной структуры традиционных ценностей. В итоге трудно оценить данный проект как движение к прогрессивному и модернизирующемуся социуму.

Во втором параграфе «Византизм (К.Леонтьев)» сущность русской идеи рассматривается с учетом византийских истоков отечественной социальности: самодержавия и православия. Подчеркивается значение данных двух факторов в формировании российского общества, выступающих организующими началами российских реалий.

Леонтьев видит в историческом процессе прерывистую смену самозамкнутых исторических миров, своеобразных цивилизаций, достигающих расцвета и совершенства внутри собственного специфического плана, изживающих открытые лишь для них исторические возможности.

Суть русской идеи у Леонтьева, выделяющего две силы, исторически сформировавшие национальную особость России, – Православная Церковь и Самодержавный Царь. Оба начала не порождены национальной почвой. Они пересажены из Византии, в каком-то таинственном соответствии «надземности» национального характера.

Русское, по интуиции Леонтьева, века держалось и будет держаться лишь верностью византизму. Византизм понимается как особого рода культура и образованность. Византизм можно определить точно в надкультурных категориях как особый жизненный и душевно-духовный уклад, возникающий из соответствия Священным началам и при их содействии.

Породив новый культурный тип, деформированный рационализмом, одухотворенный Православием, Россия обновит клонящуюся к упадку западную цивилизацию.

Леонтьев не верит во всплеск национального творчества в недрах России, в ее чисто этническую энергию, заговаривает даже о ее, России, старческом возрасте. С холодной остротой он подмечает и слабую способность русских, да и славян вообще, к культурному оформлению и социальной организации. Это видно и в слабости семейных связей, и в специфическом «государственном» происхождении российских сословий и в легкой женственной податливости иностранным формам.

В России все как-то рассеивается в однородности бескрайних пространств. Велика тяга пространства, как изначальной пустоты, тяга не столько в однонаправленную, интенсивно раскрывающуюся даль, сколько в безразличное «туда, не знаю куда» русских сказок. И в природе и в людях царит стихия – неверная, легкоподвижная, порождающая «надземность», неприкрепленность к земле, к одному месту (вопреки насильственному крепостному праву), мечтательность и искание небесной правды. И русский человек, не встречая ни в природе, ни в душе пределов и упоров, докатывается до крайностей.

В модели «византизма» отражаются уникальные черты самобытности российского ареала, отделяющегося от мировой линии истории своими характерными чертами (прежде всего укорененными в религиозной традиции). Недостатком модели является ее несоотнесенность с тенденциями мирового развития. Понимание «русской идеи» в данном ключе не ориентировано на выработку универсальных ценностных приоритетов, позволяющих России «вписаться» в мировое пространство.

В третьем параграфе – «Теократия (В.Соловьев)» рассматриваются основные черты русской идеи в историософии В.Соловьева.

Эволюция России рассматривается сквозь призму православной парадигмы. История предстает «ареной» символического взаимодействия Бога и человечества; сущность богочеловеческого процесса предполагает активность обеих сторон. Суть исторического процесса сводится к тому, что происходит непрерывно-исполняющееся воплощение идеального, божественного начала в соборном теле человечества. Опосредующим началом «отношения» Бога к реалиям является София, знаменующая идеальное единство человечества и универсальной Церкви. Боговоплощение затрагивает космос, глубины материи, в отношении которых София предстает богоматерией, телом Божественного Логоса. Обращение к данным понятиям позволяет оценить фундаментальные ценности исторической действительности. На основе религиозной идеологии Соловьев подчеркивает важность органического единства человеческого и божественного, органичной целостности лица и идеала, синергичности социального пространства, корпоративности человеческого существования, личностного совершенствования на пути к Богу.

Исторически сложившийся тип жизни в России включает: церковь, правительство (самодержавный царь), народ (монастырь, дворец, село). Церковь зависима от светских властей, и потому не руководит жизнью России. Царь и народ не связаны в крепкое единство, их отношения покоятся на внешней связи. В реальности нет органической системы. Но она должна быть: церковь независима от государства, государство подчиняется церкви в нравственном смысле. В России церковь со времен Петра подчинялась государству, что означает низведение нравственности до мирского средства бытия. Фактически она лишается смысла, уступая место закону и праву.

Согласно теократической «русской идее» задача теократии состоит в том, чтобы вести людей к цели Божией, которая полагается в достижении «всеобщего священства», что и является высшим идеалом и целью истории. Соловьев выделяет начала национальной и церковной обособленности, им рассматривается эволюция всемирной светско-духовной, теократической государственности. Данная идеология становится основанием содержания «русской идеи», выступающей исторической задачей в рамках церковно-политического объединительного проекта.

В «теократии» Соловьев пытается обнаружить те идеальные ценностные представления о функционировании социума, которые бы позволяли выйти на решение важнейшей задачи: построение модели социального развития с опорой на идеалы соборности, коммунитарности. Требование «спасения и перерождения мира – когда совершенная личность восполнена совершенным обществом», находит воплощение в идеале теократии. Безгрешность человека зависит лишь от его желания, в конечном итоге противопоставляющего божественному действию – человеческое, благодати – труд, чуду преображения – «согласие собирательной воли в человечестве на воссоединение всего с Богом».

Построение теократии с целью наднационального объединения человечества предполагает распределение провиденциальных ролей между папой (представляющим духовное отеческое начало) и русским императором (христиански освещенной светской властью).

Теократизм отражает исконные начала российской почвы – сильную государственность, опирающуюся на православие. Назначение России виделось Соловьевым в уникальной ценностной основе функционирования общества, построенной на четкой иерархичной структуре, высоких нравственных ценностях. Безусловно, теократическое прочтение русской идеи пронизано утопизмом техноморфного «преодоления» и «переделывания» действительности.

В четвертом параграфе «Евразийство» – оцениваются особенности «русской идеи» в евразийской редакции.

Осмысление национальной идеи евразийцев во многом связано с пониманием национальной самобытности, выраженной славянофилами. Корни евразийской парадигмы – в славянофильской философии. Евразийцы считали себя наследниками Хомякова, Аксаковых, Самарина, Леонтьева, находившимися под влиянием немецких романтиков. И те, и другие опирались на «органицистский подход» к истории.

Интерпретация русской идеи у евразийцев связана с введением концепта «Евразии». Автор подчеркивает: суть евразийской концепции сводилась к признанию России «особым материком, местом развития специфической культуры – азиатской и русской». Особенности Евразии как образования связаны с выделением культурного и географического единства Евразии, проявляющегося в истории страны, хозяйственном развитии, самосознании, миссии в отношении к Европе и Азии.

Ценность евразийства состояла в идеях, оригинальных и в тоже время внутренне родственных традициям русской истории и государственности. В евразийстве русская социальность рассматривалась не просто как часть европейской, но как самостоятельная цивилизация, вобравшая опыт Запада и Востока. Русский народ не относится ни к европейскому, ни к азиатскому. Оригинальность русской культуры, государственности (одновременное присутствие европейских и азиатских элементов) определяла особый исторический путь России, ее национально-государственную программу, не совпадающую с западноевропейской.

Разрабатываемая евразийцами «русская идея» заключалась в подчеркивании самобытных черт российской социальности. Особенности социальности детерминируются факторами естественного порядка – географическими, геоклиматическими.

«Место», где происходит «развитие» народа или государства, в значительной степени предопределяет его смысл: каждый народ, эволюционируя в определенной географической среде, вырабатывает национальную, этическую, правовую, языковую, обрядовую, хозяйственную, политическую формы.

Анализ географических факторов проводится с целью выделения их влияния на формирование социальности:

А.) Сочетание степной и кочевой культур, каждая из которых детерминирует совокупность социальных ценностей.

Б.) Сочетание черт европейского и азиатского космоса.

В) Единство народов, проживающих на территории Евразии; природный полиэтнизм, поликонфессионализм.

Общеевразийский национализм представляет единство широко понятого цивилизационного типа (поэтому евразийцем может быть русский, татарин, грузин, армянин, – кто угодно, разделяющий евразийство), который складывается в самобытную мозаику, «цветущую сложность». Такой национализм создается не на основе какого-то одного этнического эталона, а по цивилизационному принципу.

Г.) Сильная государственность. Особенность русской идеи у евразийцев составляет признание радикальности этатизма.

Россия развивалась в истории как империя. Преемственность ее типологически общих, сквозных структурных компонентов обусловлена «исключительно крепкой государственностью», «сильной и жесткой правительственной властью», «военной машиной», обладающей гибкой социальной организацией. Когда данные «основы» «не срабатывали», единая евразийская государственность распадалась, становилась на грань катастрофы (усобицы, смутное время, революции и т.д.). С внутренней стороны для сохранения единства необходимо единое, целостное, органичное миросозерцание, которое представляет осознание народом своего месторазвития как исторической и органической целостности.

Евразийцы утверждали необходимость обращения к византийской организации социальной жизни, основанной на сочетании религиозных ценностей с ценностями империи. Византизм предполагал принцип «симфонии властей», где церковь и монархия сотрудничают в едином социальном литургическом делании – всеобщем спасении. Государство, общество, народ, каждый конкретный человек должен служить высшей духовной цели.

Идея и понятие личности занимают центральное место у евразийцев. Они вносят его также и в проблемы философии истории. Культуру и культурно-исторические миры они понимают как особого рода «симфоническую личность». Русский мир евразийцы ощущают как мир особый в географическом, лингвистическом, историческом, экономическом и во многих других смыслах. Таков «третий мир» Старого Света, не составная часть ни Европы, ни Азии, но отличный от них и в то же время им соразмерный. Россию–Евразию евразийцы воспринимают как «симфоническую личность».

Утвердив себя как духовно и материально самодовлеющий мир, Россия организует наилучшим образом и отношения с Европой: чтобы сблизиться с Европой, нужно стать духовно и материально независимыми от нее.

Романо-германская цивилизация на базе секуляризации западного христианства (католицизм, протестантизм) построила особую пост-христианскую систему, ставящую на первое место индивидуализм, эгоизм, конкуренцию, материализм, технический прогресс, потребительские ценности, экономическую эксплуатацию сильными слабых. Цивилизация приравняла к «отсталым» культурам не только культуры Востока и Третьего мира, но и незападные направления христианского мира, в частности, Православие. Свое право на глобальность романо-германская цивилизация основывает не духовным величием, но грубо материальной силой; духовность других народов рассматривается с позиций превосходства «рассудка» («рационализма»). С эпохи Просвещения романо-германская цивилизация встала на путь открытого богоборчества, заменив традицию поклонения Божеству, на превознесение человеческой гордыни. Романо-германская цивилизация не является венцом человеческого развития.

Европеизация оценивается как зло в силу и других сторон, – «пороки и привычки, вредные для здоровья, особые болезни, приносимые европейскими «культуртрегерами», милитаризм, лишенная эстетики беспокойная промышленная жизнь». Необходимо освобождение от западного влияния, гипноза «благ цивилизации», духовного рабства интеллигенции всех неромано-германских народов.

Автор выявляет суть содержания «русской идеи» у евразийцев:

– Российская самость предопределена геополитическими особенностями: сдерживанием варваров с юга и колонизации с севера.

– Российский этнос складывался как синтетический, российская нация представляет совокупность различных по этническому и конфессиональному признаку народов.

– Основу российской государственности составляют централизм, абсолютизм, самодержавность. Ослабление российской государственности всегда влекло цивилизационный кризис, этническую дезинтеграцию. В силу особого типа формирования властного механизма в стране оставались неразвитыми гражданские свободы, ценности правовой культуры.

Наследие евразийцев и их методология, развитие русской евразийской культуры выступают существенным элементом современного евразийства, выступающего «формой Национальной Идеи» (А.Дугин).

Неоевразийцы оформились как самостоятельное течение во второй половине 80-х. В отношении либеральной демократии и западнических реформ они заняли враждебную позицию, выступив в рядах «патриотической оппозиции». С этого момента начинается новый этап истории евразийства – современный. Наиболее яркие представители неоевразийства – А.Дугин, В.Ильин, С.Панарин.

Неоевразийство теоретически опиралось на возрождение классических принципов движения на качественно новом историческом этапе, трансформируя их в идеологической, мировоззренческой, политической программе. В постсоветский период наследие евразийской классики рассматривается в качестве мировоззренческого основания для идейной (политической) борьбы как духовно-политическая платформа «интегрального патриотизма» (по ту сторону деления на «красных» и «белых»). Идеологическая, мировоззренческая, политическая актуализация принципиально отличает неоевразийство от специалистов по истории наследия, занимающихся евразийством как идейным и социально-политическим феноменом прошлого. «Археологией» и библиографией евразийства, а также развитием взглядов Гумилева занимались Кожинов, Шишкин, Ключников, Балашов и т.д. Но активно и адресно взяли евразийство на вооружение единицы. Их-то и следует называть в строгом смысле «неоевразийцами».

Неоевразийцы возродили основные положения классического евразийства, приняли их в качестве платформы, отправной точки, теоретической базы и основы дальнейшего развития и практического применения. В теоретической области неоевразийцы усилили основные принципы классического евразийства с учетом широкого философского, культурного, политического контекста идей XX в.

Тезисы «месторазвитие» и «географический детерминизм» получают фундаментальное парадигмальное значение, сопрягаются с «пространственным мышлением», «синхронизмом», отказом от «универсальной истории». Неоевразийство выдвигает идею тотальной ревизии истории философии с позиций «пространства», развивая разнообразные циклические модели. История России видится не просто как одно из месторазвитий, но как авангард «пространственных» систем («Восток»), противопоставленных «временным» («Запад»).

Для автохтонов России-Евразии не просто требуется «равноправие» наряду с другими европейскими народами (как можно понять ранних славянофилов), но центральное место в авангарде народов всего мира, стремящихся противостоять «глобализации Запада». Предельная форма универсализации национального мессианства выражается в новых постсоветских терминах. От собственно «славянофильства» в неоевразийстве остается любовь к национальным корням русского народа, повышенная чувствительность к старообрядчеству, критичность в отношении петровских реформ. Расовое родство славян не акцентируется - культурно, конфессионально, геополитически - славяне различны. Вслед за К.Леонтьевым неоевразийцы подчеркивают: «славяне есть, славизма (в смысле расового единства, осознанного как основа интеграционного проекта) нет». Туранский фактор рассматривается в более широком контексте – как положительное влияние традиционного и сакрального Востока, оказанное на русских, занимавших промежуточное положение между Европой и Азией.

Евразийская модель в ее классическом и неоевразийском контексте раскрывает наиболее адекватные черты российской социальности, в ней выделяются существенные аспекты социокультурной динамики в отличие от обществ восточного и западного типа.

В «Заключении» подводятся итоги исследования, намечаются перспективы обсуждения поставленных проблем.

Основные положения диссертации отражены в публикациях автора:


1. Стовбун С.В. «Особенности взаимодействия России и Византии» - общий объём 0,45 п.л. (сборник статей «Философия Наука Культура», МГУ им. Ломоносова, выпуск 9, 2006 год);

2. Стовбун С.В. «Основные идеологические течения, связанные с крещением Руси» - общий объём 0,7 п.л. (сборник статей «Философия, наука, культура», МГУ им. Ломоносова, выпуск 9, 2006 год);

3. Стовбун С.В. «Специфика концепции «Москва – Третий Рим» - общий объём 0,5 п.л. (сборник статей «Философия, наука, культура», МГУ им. Ломоносова, выпуск 9, 2006 год);

4. Стовбун С.В. «Осмысление «Русской идеи» И. Киреевским» - общий объём 0,5 п.л. (сборник статей «Философия, наука, культура», МГУ им. Ломоносова, выпуск 9, 2006 год);

5. Стовбун С.В. «Москва – Третий Рим в доктринации Российской Государственности» - общий объём 0,5 п.л. («Известия Самарского научного центра Российской Академии Наук», специальный выпуск «Новые гуманитарные исследования», 2006 год).