Пейзаж в немецком искусстве XIV xvi веков

Вид материала

Автореферат диссертации

Содержание Глава IV. Роль пейзажа в творчестве Бургкмайра, Грюневальда Глава V. Пейзаж Дунайской школы Публикации автора по материалам диссертационного исследования 18. Донин А.Н. Философский контекст возникновения пейзажного жан– ра // Социальное творчество и культурные коммуникации в прошло 19. Донин А.Н. Пространство и время в пейзажных рисунках Альбрехта Дюрера // Искусствознание, №2/5. – М., 2005. – С. 54 – 65. 0,

Подобный материал:

• Сектантские движения на Руси конца xiv-го — начала xvi-го веков, 126.79kb.
• Вкнигах [имп]: 1, [БР]: 2 и [БР]: 3 мы показали, что двуглавый, 251.89kb.
• Конец книг царств об истории руси-орды XIV-XVI веков, 317.57kb.
• Великом Княжестве Литовском в XIV xvi вв. Компетенция и полномочия Великого князя Литовского, 67.11kb.
• Великом Княжестве Литовском в XIV xvi вв. Компетенция и полномочия Великого князя Литовского, 33.78kb.
• Теория и история европейской культуры XIV-XVIII веков, 856.17kb.
• Книга Есфирь занимает особое положение среди библейских книг. Как мы сейчас покажем,, 735.94kb.
• Род деятельности, 123.75kb.
• Пейзажи: история развития от Древнего Востока до средних веков, 104.55kb.
• Xi-xvi веков. Англия и русь-орда, 340.52kb.

Глава III. Пейзаж в творчестве Альбрехта Дюрера


Внимание к пейзажу, заметное уже в ранних рисунках Дюрера, ярко проявилось в акварелях 1494 – 1500 годов. В ранних из них доминировало графическое начало, а целое понималось как сумма точно переданных частностей, но в альпийских пейзажах наблюдается поразительно быстрое развитие, что связано с итальянским путешествием 1494 – 1495 гг. Наиболее значительны акварели «Арко» (1495, Париж, Лувр), «Вид Иннсбрука с севера» (1494 – 1495, Вена, Альбертина), «Вид Триента с севера» (1495, ранее – Бремен, Кунстхалле), «Вид Нюрнберга с запада» (1496, ранее – Бремен, Кунстхалле), «Домик на озере» (1496, Лондон, Британский музей), «Озеро в лесу» (1496, там же), «Мельница с ивой» (1496, Париж, Нац. библиотека), «Вид деревни Кальхройт» (1495 – 1497? 1500? Ок. 1511? – ранее Бремен, Кунстхалле). В них проявилось присущее Дюреру как бы естественнонаучное отношение к природе и стремление понять каждую форму не только в ее своеобразии, но и в связи с окружающей средой. Колористическое решение отличается тонкостью, разнообразием и гармонией, композиции кажутся естественными и точно выверенными. Акварельные пейзажи Дюрера являются топографическими или же квазитопографическими, хронотопу присуща высокая степень конкретности (здесь–теперь), встречавшаяся до сих пор только у К. Витца. При этом точное воспроизведение видимого мира сливается в акварелях Дюрера с поэтическим преображением, вызванным восторгом художника перед красотой Божественного творения. Это дает возможность характеризовать акварели как лиро–эпический пейзаж. Можно было бы считать акварели Дюрера наиболее ранними в немецком и вообще европейском искусстве станковыми пейзажами (если не считать рисунков Леонардо да Винчи), однако сам художник не придавал им такого значения: он предполагал использовать их как подсобный материал для картин и гравюр. На современников оказали влияние не пейзажные акварели мастера, а его гравюры: «Апокалипсис» (1498), ксилографии из «Больших Страстей» (1497 – 1499) и «Жизни Марии» (1503 – 1504), а также некоторые отдельные листы. В этих произведениях доминируют фигуры, которые художник размещает на плоскости так, чтобы им не было слишком тесно, и по возможности избегая пересечений, а затем заполняет оставшееся место деталями ландшафта. Пейзаж остается фоном для фигур, единственным исключением является ксилография «Казнь десяти тысяч мучеников» (ок. 1497 – 1498), где фигуры распределены среди ландшафта по мере удаления в глубину. Во многих гравюрах передний план чем–то отделен от заднего, который дается часто в орлиной перспективе. Перепад высот в некоторых случаях, казалось бы, просто невозможен (как в «Морском чудовище», ок. 1498), однако он имеет место. Сами природные формы – достаточно традиционный набор мотивов, организованных по одной из трех–четырех схем построения пространства.

Все это далеко от естественной жизненности пейзажных акварелей, но достоинства вышеназванных гравюр лежат в иной плоскости. В «Апокалипсисе» это экспрессия и высокий пафос, которые выражены всем образным строем, в том числе и характером пейзажа. Дюрер создает особый тип отношений между земным и сакральным мирами: в листах с № 3 по № 15 происходит активное вторжение второго в область первого с целью его разрушения. Сущность апокалиптического хронотопа в том, что мир перестает в нем быть тождественным самому себе. Пейзаж детально разработан в листах №№ 3, 7, 9, 11, и 15. Они образуют группу, симметрично расположенную в пределах цикла по отношению к листу № 9. В этих гравюрах воздействие сакрального мира на земной особенно важно, хотя не всегда ясен смысл, который вкладывает художник в тот или иной мотив. В последней гравюре серии Небесный Иерусалим, являемый автору «Откровения», выглядит как обычный средневековый город, то есть получает земное обличье. Здесь исчезает деление мира на сакральный и земной, так как они сливаются. Возможно, прав был М. Дворжак, предполагавший (История искусства как история духа. – СПб., 2001. – С. 235), что Дюрер имел в виду не небесный рай, как Иоанн Богослов, а Царствие Божие на земле. Тогда образ мира в «Апокалипсисе» приобретает профетический характер.

В религиозных картинах первого десятилетия XVI века пейзаж также играет важную роль. Но если в двух «Оплакиваниях» (ок. 1500, Нюрнберг, Германский Нац. музей и Мюнхен, Старая Пинакотека) связь фигурных групп с пейзажем явно недостаточна, то в Рождестве» Паумгартнеровского алтаря (ок. 1498 – 1504, Мюнхен, Старая Пинакотека), в «Поклонении волхвов» (1504, Флоренция, Уффици), и особенно в «Казни десяти тысяч мучеников (1508, Вена, Художественно–исторический музей) она становится все более очевидной. Это достигается как распределением фигур в пространстве, так и тонально–цветовыми отношениями. В разрешении проблемы «человек и природа», а вернее «Бог, человек и природа» Дюрер выражает их единство и гармонию. В картинах и гравюрах начала XVI в. пейзаж из образа мира превращается в образ природы, причем природы именно немецкой. В этом проявилось то же чувство национального, которое руководило К. Цельтисом – редактором «Германии» Тацита и автором поэмы «Целокупная Германия». Примером универсального пейзажа в творчестве Дюрера являются два рисунка 1503 г. «Мария среди зверей» (Вена, Альбертина и Париж, Лувр). В этот же период им было создано несколько чистых пейзажей пером или штифтом. В них средствами графики передано живописное видение натуры, при котором пространственное целое возникает как результат «интегрирования» частностей. Особенно характерно это для рисунков «Проволочная мастерская» (1509 – 1510, Байонна, Музей Бонна) и «Вид Герольдсберга» (1510, там же). Последний является примером того, как внимательно относился художник к перспективному построению пространства.

Значительная роль отведена пейзажу в картине Дюрера «Поклонении Троице» (1511, Вена, Художественно–исторический музей). Здесь налицо смысловая связь между резным обрамлением картины («Страшный суд») и самой картиной, где святые поклоняются Троице, что обычно понимается как Civitas Dei Блаженного Августина. Нижнюю, несравненно меньшую часть композиции занимает изображение ландшафта, данного в ином масштабе. Здесь мы видим и фигуру самого Дюрера. Внимательное рассмотрение этого пейзажа показывает, что это не Небесный Иерусалим, а скорее, изображение земного мира, где обитают художник и его зрители, и где им является грандиозное видение мира сакрального.

После 1511 года Дюрер обращается к пейзажу все реже. За оставшиеся годы жизни им не было создано ни одной картины с пейзажным фоном, что же касается графики, то необходимо назвать несколько рисунков на тему «Моление о чаше», зарисовки путешествия в Нидерланды, несколько гравюр и акварель «Сновидение» («Потоп», 1525, Вена, Художественно–исторический музей). Единство Универсума как Бога, человека и природы нашло свое высшее воплощение в рисунках «Моление о чаше» (1521 и 1524, оба – Франкфурт–на–Майне, Штеделевский институт искусств). Офорт «Большая пушка» (1518) – топографический пейзаж, но он обнаруживает ту же, что и во многих ранних гравюрах, несвязность пространства. Однако эта проблема удачно решена в «Сновидении». В этом отношении данная акварель стоит в одном ряду с рисунками «Гавань Антверпена» (1520, Вена, Альбертина) и «Крепость между скалами и озером» (ок. 1527, Милан, Амброзиана).

В творчестве Дюрера одухотворяющая любовь к природе – Божественному творению – соединена с художественным и естественнонаучным характером познания. Пейзаж как образ мира или как образ природы представлен такими разновидностями, как топографический пейзаж, квазитопографический пейзаж, эпический и лиро–эпический пейзаж. Наиболее значительными стали достижения Дюрера в его пейзажных рисунках и акварелях, где разрешена проблема пространства и времени в рамках перехода от сакрального хронотопа к профанному.


Глава IV. Роль пейзажа в творчестве Бургкмайра, Грюневальда

и Бальдунга Грина


Эти крупные художники, современники Дюрера, не создали образцов чистого пейзажа, если не считать нескольких эпизодических рисунков Бальдунга. В отличие от Дюрера, тяготевшего к эпической объективности, их восприятие природы было лирическим, однако каждый из них дал пейзажу свою индивидуальную трактовку.

Лирическое чувство Г. Бургкмайра глубоко, но выражается сдержанно, иногда даже по–итальянски мягко. Ландшафт чаще является не фоном, а средой для фигур; художника волнует состояние природы и вызываемое этим настроение. Пейзаж может контрастировать с драматизмом события и оттенять его (гравюра «Смерть разлучает влюбленных», 1510), но может быть и созвучным ему («Мадонна в пейзаже», 1509, Нюрнберг, Германский Нац. музей; ксилографии «Штурм замка Салинс», ок. 1512 – 1516; «Аристотель и Филлида», 1519). Сильнее всего созвучие сюжета и пейзажа проявилось в алтарном триптихе «Распятие» (1519, Мюнхен, Старая Пинакотека). В этом произведении, где фигуры показаны снизу на фоне мрачного неба, достигнуто единство пространства и времени, ему присуща гармония и уравновешенность, все подчинено глубокому выражению скорби и всемирного значения события.

Сложнее образ природы в Алтаре святого Иоанна (1518, Мюнхен, Старая Пинакотека). Иоанн Богослов переживает сильное душевное движение, сопоставимое с образной мощью самого «Откровения». Деревья, окружающие святого, охвачены бурным волнением, но звери и птицы спокойны: в европейском искусстве еще не было традиции наделять образы животных психологической характеристикой, она только начинала складываться (лев в «Святом Иерониме» Леонардо да Винчи, обезьяна в гравюре Дюрера «Мария с мартышкой», орел в рисунке Э. Альтдорфера «Иоанн на Патмосе»).

К 1529 году относится картина Бургкмайра «Битва при Каннах» (Мюнхен, Старая Пинакотека). Несмотря на небольшое число деталей ландшафта, образ природы созвучен событию. Трактовка битвы, которая считалась одной из важнейших в мировой истории (победа Ганнибала над войсками Рима в 216 г. до н.э.), напоминает о «Похвале Глупости» Эразма Роттердамского, где события человеческой истории уподоблены сутолоке стаи мух.

В отличие от Бургкмайра, Грюневальд придает ландшафту, как и фигурам, предельную экспрессивность, выражая экстатическое напряжение чувств. Полон экспрессии ландшафт в картинах Изенгеймского алтаря (1515, Кольмар, Музей Унтерлинден) за исключением «Встречи святого Антония со святым Павлом», где пейзаж трактован сдержанно. В живописи Грюневальда особенно велико значение света, а точнее, светоносного цвета, что связано, очевидно, с неоплатоническим спиритуализмом и «Видениями» святой Бригитты. Благодаря этой особенности колорита при созерцании таких картин, как «Концерт ангелов и Рождество Христа», «Воскресение», осуществляется мистическое единение человека (художника, зрителя) с Богом: невыразимое представлено через мир земной. Вместе с тем, образная система картин Изенгеймского алтаря имеет профетический характер: многое говорит за то, что художник выражает надежду на обновление человека, христианской церкви и мира в целом. Такова же функция пейзажа в «Штуппахской Мадонне» (1519, Штуппах, Приходская церковь).

Картины Грюневальда, способные произвести переворот в душе человека, говорят не о природе, а о мироздании, не о единстве человека и природы, а о жажде единения с Богом. Образ мира выражает мистическую идею, а благодаря эмоциональной насыщенности, экзальтированности он является предельно экспрессивным вариантом лирического пейзажа.

Творчеству Ганса Бальдунга Грина присущ интеллектуализм и эмоциональная сдержанность, иногда холодноватая отстраненность от предмета изображения. Во многих его произведениях чувствуется не только любовь к странному, но и внутренний разлад. В них нет ни глубокой и серьезной религиозности Дюрера, ни мистического экстаза Грюневальда, ни этических принципов «нового благочестия». Главное место в его творчестве занимают человек и таинственное начало, царящее в мире: ранняя гравюра «Ведьмы», 1510, картина «Всемирный потоп» (1516, Бамберг, Городской музей), гравюра «Дерущиеся лошади в лесу» (1534). Пейзаж представляет образ природы и часто говорит о демонизме и загадочности, непознаваемости мира. Нередко можно почувствовать близость мастера к искусству «дунайского стиля». Отчетливее всего она проявилась в двух вариантах картины «Святое семейство» (ок. 1512, Вена, Академия художеств; 1515, Нюрнберг, Германский Нац. музей). Общие с дунайским искусством мотивы и их трактовка передают жизнерадостное мироощущение, родство человека с природой. Значительной новацией стало изображение природы в картине «Мученичество святой Доротеи» (1516, Прага, Нац. галерея): это редчайший для той эпохи зимний пейзаж, переданный с необычайной чуткостью к нюансам цвета. На этом фоне событие (младенец Христос приносит по молитве святой средь зимы корзину цветущих роз) выглядит торжественным и даже радостным. В полной высокого этического смысла картине «Муций Сцевола» (1531, Дрезден, Карт. галерея) мягкая воздушная среда окружает площадку переднего плана, но на облаках видны красноватые отблески, словно говорящие о том, что человек готов воспламенить весь мир огнем вражды и ненависти.

В творчестве Бальдунга образ природы приобрел отчетливо выраженные профанные черты. Это лирический пейзаж, но в особой ипостаси: в своем отношении к человеку и миру Бальдунг предстает как несколько отстраненный скептик. «Положительным полюсом» мироздания для него не являются ни человек, ни Бог, ни пантеистически понятая природа. Такого полюса в его произведениях просто нет, а это значит, что в творчестве Бальдунга сказался близящийся кризис, который охватил немецкое искусство во второй половине XVI века.


Глава V. Пейзаж Дунайской школы


Терминами «Дунайская школа» и «дунайский стиль» обозначают творчество художников, работавших в конце XV – первой половине XVI вв. в городах долины Дуная от Регенсбурга до Вены, хотя существует тенденция к территориально расширительной трактовке данного феномена. Для нашей темы «дунайский стиль» особенно важен, так как именно здесь образ природы в сюжетных произведениях становится более значительным, чем сам сюжет, и здесь же происходит выделение пейзажа в самостоятельный жанр. Освободившись от средневековых традиций, дунайское искусство не надело на себя, в отличие от Дюрера, «путы античной строгости», а стало раскованным и свободным, как поэзия вагантов. Главная особенность Дунайской школы в том, что фигуры – библейские или античные персонажи, удалые ландскнехты или «дикие люди» неразрывно связаны с природой и только в ней могут восприниматься. Мир предстает здесь опоэтизированным и сказочно преображенным, поэтому к дунайскому искусству нередко применяется термин «фантастический реализм».

Своеобразие «дунайского стиля» ярче всего проявилось в рисунке, но даже в графике эти мастера были прежде всего живописцами. Эмоциональное содержание их искусства разнообразно: от экспрессии до идиллии; иногда в трактовке пейзажных мотивов проявляются юмор или бурлеск. Наиболее значительно в дунайском искусстве творчество Лукаса Кранаха Старшего, Альбрехта Альтдорфера и Вольфа Губера.

§ 1. Предшественники «дунайского стиля». Дунайское искусство зародилось в Баварии и Австрии в XV в. (Г. Мелескирхер, Г. Майр фон Ландсхут, М. Пахер, Я. Полак, М. Райхлих). Особенно важно творчество Михаэля Пахера, в картинах которого мир полон возбужденной, захватывающей силы. Хотя пейзажные фоны в произведениях Пахера не часты, передаче пространства мастер придавал огромное значение. Пахер выработал композиционную схему, создающую впечатление стремительно разворачивающегося в глубину пространства, в чем можно видеть влияние концепции Николая Кузанского о всеобщем развертывании и свертывании. Определенное влияние оказало на Дунайскую школу искусство Дюрера – напряженность «Апокалипсиса», выразительность его языка, роль природы как соучастницы событий, ее одушевление. Однако дунайское искусство – антипод Дюрера, который стремился к постижению законов мироздания и логике построения произведений, тогда как мастера «дунайского стиля» – к свободному лирическому переживанию окружающего.

§ 2. Основоположники Дунайской школы. «Дунайский стиль» сложился в творчестве трех художников. Это Йорг Брей Старший, Рюланд Фрюауф Младший и Лукас Кранах Старший. Среди произведений Брея наиболее важен Алтарь святого Бернарда (1500, Цветтль, монастырская церковь), хотя не все исследователи согласны с данной атрибуцией. Пейзаж в картинах этого алтаря идеализирован, вместе с тем он впервые в немецком искусстве, если не считать акварелей Дюрера, стал результатом полной открытости миру, пристального наблюдения природы. Алтарь святого Леопольда, созданный Фрюауфом (1505, Клостернойбург, музей), передает атмосферу чудесного, художник создает идеальный образ природы. Это первое в немецком искусстве произведение, где пейзажу отведено столь большое место по сравнению с фигурами. С произведений Кранаха венского периода (ок. 1501 – 1505) начинается история Дунайской школы как таковой. Это гравюра «Моление о чаше» (ок. 1502), рисунки «Иоанн Креститель в пустыне» (ок. 1504, Лилль, Музей искусства и истории) и «Святой Мартин у городских ворот Амьена» (1504, Мюнхен, Гос. собр. графики), картины «Покаяние святого Иеронима» (1502, Вена, Художественно–исторический музей), «Стигматизация святого Франциска» (между 1501 и 1504, Вена, Академия художеств), портреты Куспиниана и его жены (оба ок. 1502 – 1503, Винтертур, музей), «Распятие» (1503, Мюнхен, Старая Пинакотека) и «Отдых на пути в Египет» (1504, Берлин, Гос. музеи, Карт. галерея). Распространенное мнение об отходе Кранаха от принципов дунайского искусства после переезда в 1505 г. в Виттенберг далеко не бесспорно. Многие из этих принципов продолжают жить и позднее, хотя проявляются не совместно, а чаще порознь. Единство человека и природы выражено в гравюрах 1509 года «Покаяние Иоанна Златоуста», «Святой Христофор», а также в листе «Проповедь Иоанна Крестителя в лесу» (1516); в гравюре «Отдых на пути в Египет» (ок. 1520) проявилось смеховое начало. Сдержанная, но сильная экспрессия присуща пейзажу картин «Мария с младенцем и святой Анной» (Мюнхен, Старая Пинакотека) и «Золотой век» (1530, там же). Благодаря трактовке пейзажа монументальное звучание получила картина «Кардинал Альбрехт Бранденбургский перед Распятием» (ок. 1520 – 1525, Мюнхен, Старая Пинакотека); скрытый смысл картины «Источник юности» (1546, Берлин, Гос. музеи, Карт. галерея) выражен также через элементы пейзажа.

В начале XVI в. возникают первые чистые пейзажи Дунайской школы – произведения Вольфа Губера и Альбрехта Альтдорфера. При этом наметившаяся тенденция к передаче конкретной местности (Полак, Фрюауф, Кранах) и конкретизации времени, прежде всего времени суток (Кранах) не стала ведущей, так как более свойственна эпическому пейзажу, а не лирическому, который в искусстве Дунайской школы занимал главное место.

§ 3. Пейзаж в творчестве Альбрехта Альтдорфера. Прирожденный пейзажист, А. Альтдорфер в юности испытал сильное влияние Пахера и Кранаха. Рисунок, особенно на тонированной бумаге, имеет в его творчестве исключительно важное значение. Сюжетные произведения раннего периода (1506 – 1512) включают пейзаж в качестве фона или, чаще, среды для фигур. Для пейзажа этих лет характерно композиционное разнообразие и в ряде случаев декоративность. Образ природы не менее значителен, чем герои произведений, они представляют единое целое, фигуры иной раз почти неотличимы от окружающих их деревьев и скал.

Для понимания роли и значения пейзажа в творчестве Альтдорфера особенно важна картина «Святой Георгий в лесу» (1510, Мюнхен, Старая Пинакотека), где фигура всадника почти незаметна на фоне пейзажа, и два рисунка пером: «Долина Дуная у Зармингштейна» (1511, Будапешт, Музей изобразит. искусства) и «Альпийский пейзаж с ивами» (ок. 1511, Вена, Академия художеств). Рисунки говорят о стремлении к передаче возможно большей глубины пространства и наделены экспрессивной динамикой, которая имеет хтоническое происхождение (греч. «хтоний» – подземный). В первом листе скалистые берега словно бы растут, грозя опрокинуться в воду, во втором два ивовых дерева на переднем плане наделены повышенной витальностью. Термин «хтоническое» характеризует не только происхождение динамики, но и сами формы – стихийные, иррациональные. В связи с этим можно ввести понятие хтонически–экспрессивный пейзаж. Деревья во втором листе обладают смысловой неоднозначностью: в них выражены демонизм и бурлеск.

Важнейшую роль играет образ природы в Алтаре святого Себастьяна (ок. 1509 – 1518, Санкт Флориан, музей; Вена, Художественно–исторический музей) – прежде всего в цикле «Страсти». Главными выразительными средствами здесь являются свет и цвет. В чередовании картин выражена идея «от мрака к свету». Наибольшая светоносность придана «Распятию»: очевидно, Альтдорфер, в отличие от Грюневальда, акцентировал внимание не на трагическом смысле события, а на его спасительном значении для человечества. Внутренняя структура цикла симметрична по пейзажу: он наиболее разработан в первой и второй картинах, а также в предпоследней и последней. Вряд ли это случайно: симметрия означала совершенство и потому считалась атрибутом Бога. В пределле «Положение во гроб» и «Воскресение» также содержат пейзаж. Объединяя композиционно и колористически ландшафт и фигуры, Альтдорфер выражает единство мироздания. В этом можно видеть аналогию взглядам Николая Кузанского, в гносеологии которого объектом познания является Бог, истолкованный пантеистически (хотя бы и в завуалированной форме) и трактованный в единстве с миром природы. Некоторые пейзажные мотивы в Алтаре святого Себастьяна имеют топографический характер: гора в «Молении о чаше», «Положении во гроб» и «Воскресении» опознается как Траунштейн. Альтдорфер осознает необходимость соблюдать в ландшафте этих картин единство места – факт, исключительный для искусства того времени. Данный принцип соблюден также в «Положении во гроб» и «Воскресении». Фантастическое начало в алтаре проявлено сдержанно. Так, скала в «Молении о чаше» кажется то плавящейся, то застывшей. Иногда мастер использует разномасштабность, что имеет, возможно, символическое значение: башня замка в «Положении во гроб» необычно велика по сравнению с ландшафтом. Здесь можно предполагать аллюзию на рыцарское сословие: в нем видели земное отображение небесного, ангельского воинства.

Интересно решается в алтаре проблема времени. Поскольку «Страсти» являются циклом, оно имеет циклический характер. В пределах каждого сюжета Альтдорфер конкретизирует время: ранний рассвет в «Молении о чаше» и «Воскресении», утро в «Распятии», вечер в «Положении во гроб». Хронотоп приближается здесь к тому типу, который присущ пейзажным акварелям Дюрера.

В период работы над алтарем Альтдорфер создал резцовую гравюру «Мария с благословляющим младенцем в пейзаже» (ок. 1515) и картины «Распятие» (ок. 1512, Кассель, Карт. галерея) и «Иоанн Креститель и Иоанн Евангелист» («Два Иоанна», ок. 1515, Регенсбург, Городской музей). Они характеризуют период зрелого творчества мастера, когда принцип лирического созвучия образа человека и природы становится главнейшим. Названная гравюра обнаруживает влияние эмоционального строя Devotio moderna – как в образе Марии и младенца Христа, так и в трактовке пейзажа. В пейзаже картины «Два Иоанна» О. Бенеш видел сходство с алхимическим процессом, что послужило основой для концептуального сближения живописи Дунайской школы с натурфилософией Парацельса. Ландшафт этой картины, как бы вмещающий все мироздание, является универсальным пейзажем и предвещает мировой пейзаж. Работы 1512 – 1518 гг. близки к рисункам Вольфа Губера, что говорит о влиянии мастеров друг на друга.

К 1517 – 1524 гг. относится пятнадцать чистых пейзажей Альтдорфера: девять офортов, четыре гуаши и две картины. В офорте «Пейзаж с большим замком» предполагают вид конкретной местности: гора похожа на Шафберг в Зальцкаммергуте. Офорты различны по исполнению: некоторые напоминают резцовую гравюру, и их можно считать наиболее ранними. В других, более поздних, проявилась специфика офорта (тончайшие линии, едва заметные штрихи и точки), что позволило передать световоздушную среду: «Город над озером», «Пейзаж с водяной мельницей». Может быть, офорты были как бы листами путевого альбома: это впечатление вызывает мотив дороги, встречающийся почти в каждом из них. В свете данной гипотезы становится особенно наглядной трактовка пространства: оно развертывается от переднего плана в даль, зрителя словно вводят в глубину ландшафта. Каждый лист обнаруживает следы деятельности человека – дороги, крепости, города. Мотив дороги напоминает о «новом благочестии», как и крестообразный вид дерева в «Малой ели». Пейзажные офорты Альтдорфера были хорошо известны его современникам, о чем свидетельствуют многочисленные копии.

Четыре гуаши (одна утрачена) и две картины относят к 1522 – 1524 гг. При сопоставлении этих работ с акварелями Дюрера делается особенно ясной разница в подходе обоих мастеров к проблеме пейзажа. Там, где Дюрер абсолютно серьезен, конструктивен и тектоничен, Альтдорфер, словно бы играя, преображает действительность, сочиняет разнообразные эффекты цвета, света и воздуха, его занимает каллиграфия линии и звучание чистых красок. В гуаши «Альпийский пейзаж при заходе солнца» (ок. 1522, Эрланген, Библиотека университета) умиротворенное состояние природы сопряжено с переживанием космически огромного мира. Фантастическое начало присуще «Пейзажу с дровосеком» (ок. 1524, Берлин, Каб. графики). Оно проявляется в «игре масштабами»: у подножия дерева сидит человек, необычно маленький по сравнению с деревом и висящим на нем скворечником (это может быть и Bildstock, то есть короб с фигуркой какого–либо святого). Здесь снова можно предполагать влияние Губера, применившего аналогичный прием в рисунке «Ивы у мельницы».

Картины Альтдорфера «Пейзаж с мостиком» (Лондон, Нац. галерея) и «Долина Дуная у Регенсбурга» (ок. 1522, Мюнхен, Старая Пинакотека) – первые в европейской живописи чистые пейзажи. Им присуще романтическое настроение. Они производят впечатление идиллии, но в них скрыт диссонанс. Так, в «Долине Дуная у Регенсбурга» это нервная динамика как бы вскипающих, холодных облачных масс. В чистых пейзажах Альтдорфера гармонично сочетаются лиризм и повествовательность, и его можно считать одним из первооткрывателей лиро–эпического пейзажа. В «Долине Дуная у Регенсбурга» часто видят местность у замка Вёрт, тогда это топографический пейзаж. «Пейзаж с мостиком», очевидно, является квазитопографическим.

В поздних картинах мастера пейзаж как образ природы или образ мира также играет большую роль. «Рождество» (1520 – 1530, Вена, Художественно–исторический музей) выражает единство микрокосма и макрокосма, и вместе с тем непостижимость мироздания. «История Сусанны» (1526, Мюнхен, Старая Пинакотека) является решительным шагом в сторону светского начала. Это великолепный архитектурный пейзаж и поэтичное изображение природы. Но вместе с тем «История Сусанны» – воплощение Универсума, понимаемого как бесконечное свободное пространство с его неисчислимыми природными формами, освященное присутствием Божества.

Теме Универсума посвящена и «Битва Александра Македонского с Дарием» (1529, Мюнхен, Старая Пинакотека). Считалось, что именно сражения определяют мировую историю. «Всемирные хроники» особо подчеркивали роль Александра Македонского и битвы при Иссе, в результате которой персидскую державу сменила греко–римская империя, ставшая Священной Римской империей германской нации. Сменить ее должно было уже царство Антихриста, и античные персы ассоциировались в сознании европейцев с турками, натиск которых, возможно, и означал наступление последних времен. Турки осаждали Вену в год создания картины, поэтому она воспринималась как своего рода воззвание к «новому Александру» – призыв спасти мир от турецкой экспансии. Видимо, в связи с этим облик Александра в картине Альтдорфера напоминает умершего за десять лет до того императора Максимилиана I. «Битву Александра» отличают изумительное цветовое решение, пристальное внимание к передаче деталей и вместе с тем впечатление грандиозности Вселенной. Возможно, что именно это впечатление и было главной целью художника. Построение бескрайнего пространства нельзя визуально оценить однозначно: поверхность земли кажется плоской, но в то же время магически оказывается криволинейной. Благодаря этому мы видим и предметы переднего плана, которые кажутся близкими, и Средиземное море, и Африку как бы с огромной высоты. При создании этого пейзажа Альтдорфер пользовался географическими картами. В этой картине с необычайной наглядностью отражена идея связи макрокосма и микрокосма. Земля и небо полны бурного движения, гигантский водоворот облаков находит отражение в динамике людских масс. Одновременное явление Солнца и Луны в небе говорит о круговороте на уровне Космоса. Но какое время передано в этой картине? Если исходить из исторических источников, это должен быть вечер – тогда Солнце заходит. Символическое истолкование светил говорит о противоположном: Луна – знак Дария, следовательно, она заходит, а знак Александра – восходящее Солнце. Тогда время картины – это утро дня и начало нового царства, новой эры. Однако никто из исследователей не обратил внимания на то, что низкое Солнце находится над Африкой, на юге, то есть там, где оно никак находиться не может. Поэтому вопрос о времени суток теряет смысл. Если Альтдорфер совершает магические преобразования с пространством, то так же свободно он может обращаться и со временем. Возможно, здесь следует видеть уподобление Александра Македонского Иисусу Навину, остановившему светила в битве при Гаваоне (Нав. 10, 12). Творчески–преобразующая трактовка времени и пространства находит объяснение в миропонимании эпохи и характеризует Альтдорфера как ренессансного художника. Благодаря изображению необозримого пространства пейзаж в «Битве Александра» часто называют мировым, однако он является, скорее, космическим, ибо выражает идею Универсума. Эта картина сама является микрокосмом, отражающим макрокосм.

Две последние картины мастера также включают образ природы: «У Зазнайства на подоле сидит Нищета» (1531, Берлин, Гос. музеи, Карт. галерея) и «Лот и его дочери» (1537, Вена, Художественно–исторический музей). Пейзаж важен в первой из них: он идеален, как сон, что предвещает творчество Адама Эльсхаймера. Вместе с тем, он имеет скорее эпический характер, что намечает путь искусству поздних представителей Дунайской школы – А. Хиршфогеля и Г. Лаутензака.

Значение творчества Альтдорфера для развития пейзажа в том, что именно в его рамках возникли чистые пейзажи, предназначенные для распространения. Вместе с сюжетными произведениями они представляют такие жанровые разновидности, как топографический и квазитопографический пейзаж, архитектурный пейзаж, хтонически–экспрессивный пейзаж, а также лирический и лиро–эпический пейзаж. Альтдорфер стал и первооткрывателем космического пейзажа – по крайней мере, для Германии.

§ 4. Пейзажи Вольфа Губера. Творческое наследие другого лидера Дунайской школы – Вольфа Губера – несколько картин и ксилографий, а также более сотни рисунков. Они не обладают уступают эффектной яркостью работ Альтдорфера, но их содержание не менее глубоко, хотя и не сразу открывается зрителю. Между обоими художниками существовало интенсивное творческое взаимодействие. Пейзаж как образ природы или образ мира имеет в творчестве Губера исключительное значение. Природные формы являются в его рисунках «действующими лицами», как бы «великими актерами ландшафта», особенно деревья и горы. Рисунки мастера многократно копировались другими художниками, нередко заимствовались его мотивы. К самому началу XVI в. относятся несколько рисунков – чистых пейзажей, в чем Губер хронологически опережает Альтдорфера. В ранних работах звучит одна из главных образных тем – глубоко переживаемое чувство пространства («Озеро Мондзее с горой Шафберг», 1510, Нюрнберг, Германский Нац. музей; «Вид Урфара», ок. 1510, Будапешт, Музей изобразительных искусств). Но не менее важны хтоническая экспрессия («Голгофа», 1502, там же) и демоническое одушевление природы («Ивы у мельницы» и «Ивы у ручья», 1514, там же). Вместе с тем, образы Вольфа Губера неоднозначны в смысловом отношении и связаны с религиозным чувством. В «Голгофе» солнце выглядит как овал, напоминающий зерно. Данный мотив встречается и у других мастеров «дунайского стиля». Поскольку чаще всего он наблюдается в работах религиозного содержания, то представляется вероятным его символическое истолкование: зерно – хлеб – евхаристия.

Корпус пейзажных рисунков Вольфа Губера делится на две части: натурные зарисовки и сочиненные пейзажи. Наибольшую ценность представляют вторые: действительность, преображенная фантазией художника, кажется волшебной. Начиная с будапештских рисунков 1514 г., пространство, в отличие от пейзажей Альтдорфера, разворачивается из глубины на зрителя. В некоторых листах наблюдается «игра масштабами», придающая образам фантастический характер.

С 1514 г. графическая фактура произведений Губера становится все более насыщенной: таковы рисунки «Лесная хижина» (1514, Мюнхен, Гос. графич. собр.) и «Мост» (1515, там же), ксилографии «Распятие» (ок. 1516), «Святой Христофор» (ок. 1518 – 1520) и «Святой Георгий» (1520). Их выразительные средства амбивалентны: линия и штрих выполняют изобразительную функцию и одновременно носят «орнаментальный» характер. Для миропонимания художника важна гравюра «Распятие». В ней проявились идеи Devotio moderna, чувство единства микрокосма и макрокосма, а также представления панентеизма (концепция, близкая к пантеизму, но отличающаяся тем, что мир существует в Боге, который не безличен и не растворяется в мире). Кроме того, в данной гравюре, как и во многих других работах Губера, выражена неоплатоническая концепция эманации: Солнце трактуется как «изобразительный синоним» Бога, что объясняет внимание художника к мотиву лучей света. Все это связано с чутким и полным жизни восприятием природы, что заставляет вспоминать пейзажные образы австрийского писателя XIX в. А. Штифтера. Еще одна особенность пейзажей Губера: они нередко вызывают звуковые ассоциации. Это может быть шум воды, шелест леса и горное эхо («Траункирхен», 1919, ранее – Роттердам, Музей Бойманса – ван Бейнингена). С 1518 г. в рисунках Губера проявляется смеховое начало – иногда как бурлеск: «Пейзаж с дубами» (1523, Берлин, Каб. графики).

Одновременно с Альтдорфером и, возможно, под его влиянием Вольф Губер обращается к водяным краскам. Известно две его акварели: отличающийся необычайным богатством колорита «Фантастический пейзаж» (1522, ранее – Роттердам, Музей Бойманса – ван Бейнингена) и «Предальпийский пейзаж» (1522, Берлин, Каб. графики). В последнем рисунке символичен цвет: небо окрашено бледно–розовым и напоминает гранат, одним из значений которого было воскресение.

Вершиной графического творчества Губера является рисунок «Вид Фельдкирха», известный в нескольких вариантах (наиболее ранний 1523, Лондон, Британский музей). Этот одухотворенный лист – сочетание топографического и сочиненного пейзажа. Широко раскинувшаяся крона дерева на переднем плане, означающая любовь Божию, осеняет старинный город на берегу реки Илль. Сопоставив положение солнца с топографией местности, можно определить время: это вечер, что отвечает элегическому характеру образа.

Произведений живописи Губера известно мало. Пейзаж важен в картинах «Прощание Христа с матерью» (1518, Вена, Художественно–исторический музей), «Бегство в Египет» (ок. 1525 – 1530, Берлин, Гос. музеи, Карт. галерея), «Встреча Марии с Елизаветой» (ок. 1525 – 1530, Мюнхен, Баварский Нац. музей) и «Моление о чаше» (ок. 1525, Мюнхен, Старая Пинакотека). Природа долины Дуная является здесь средой для персонажей. Связь между ними осуществляют свет, цвет и общность настроения. Пронзительным трагизмом отличается «Моление о чаше», где Христос похож на народного проповедника. Колорит картины построен на драматичных тональных отношениях, а пространство заднего плана поделено скалой на два временных пласта: в правой части еще мглистая ночь, где различимы фигуры Иуды и его спутников, слева утро с зелеными деревьями – это и Гефсиманский сад, и символ близкого Воскресения.

Рисунки конца двадцатых – начала тридцатых годов говорят о неистощимой творческой изобретательности художника и расширении круга образных решений. В рисунке «Ива» (1529, Эрланген, Библиотека университета) старое дерево уподоблено по композиционной роли человеческой фигуре: это иконографическая «формула явления», т.е. изображения Божества в центре переднего плана, что символизировало догмат об откровении. Рисунок «Долина Дуная у Кремса» (1529, Берлин, Каб. графики) является мировым пейзажем. Не исключено, что он оказал влияние на трактовку пространства в картине Альтдорфера «Битва Александра Македонского с Дарием». Эмоционально насыщенный, полный пьянящей энергии «Пейзаж с деревьями» (1531, Киль, Кунстхалле) – вершина графической изобретательности художника. Хтоническая экспрессия и демонизм, нередко владевшие сознанием художника в юные годы, сменились восторгом перед полным света ландшафтом, перед пантеистически понятой природой.

В 1535 г. стиль Губера меняется: художник отказывается от изобилия форм и их пластической передачи, преобладающее значение получает далевая точка зрения на ландшафт. К таким рисункам относятся «Горный пейзаж» (1535, Ваймар, Музей Гёте), «Озерный пейзаж» (1541, Лондон, Британский музей) и «Большой горный пейзаж» (1541, там же). Земной мир кажется в них фрагментом Универсума, хотя их нельзя отнести к мировому пейзажу. Два последних рисунка подцвечены акварелью – зелеными, желто–коричневатыми, серыми и малиновыми тонами. С легкой подцветкой серовато–коричневым исполнен и «Город с большим мостом» (1542, Берлин, Каб. графики). Этот панорамный вид похож на мираж и выражает единство и многообразие мира, а величие образа соединено с природным динамизмом огромной силы: «после зимы наступает лето, за ночью день возвращается, и после бури проясняется небо великим сиянием» (Фома Кемпийский).

Произведения, созданные Губером в последние годы жизни, говорят о неугасающей творческой энергии художника, хотя и кажутся созданиями одинокого и непонятого ума. В рисунке на тонированной бумаге «Фантастический дворец» (ок. 1540 – 1550, Берлин, Каб. графики) вновь стирается грань между реальностью и видением – призрачным и грандиозным. Портрет Якоба Циглера (ок. 1544 – 1549, Вена, Художественно–исторический музей) – одновременно и «портрет души», и фрагмент Универсума. Последняя работа мастера – подцвеченный рисунок «Вид на долину» («Ущелье в Претигау», 1552, Лондон, Университетский колледж). Это последний хтонически–экспрессивный пейзаж в искусстве немецкого Возрождения. Образу природы здесь придан монументальный и героизированный характер, а время имеет сложную структуру: в конкретное теперь как бы впечатана материализовавшаяся память о древних геологических эпохах.

Развитие Губера – пейзажиста шло от зарисовок с натуры к ее преображению, к различным вариантам лирического и панорамного, грандиозного пейзажа, полного возвышенной фантазии, пафоса и натиска форм. Чистых пейзажей он создал больше, чем любой из мастеров той эпохи. Природа была для Губера важнее, чем человек, и идея макрокосма получила в его творчестве всеохватывающее образное выражение.

§ 5. Малые мастера Дунайской школы. Среди художников круга В. Губера и А. Альтдорфера наиболее значительны Мастер Истории, Э. Альтдорфер, Г. Пруккендорфер, Мастер Иоанна на Патмосе, Г. Вертингер, А. Хиршфогель и Г. Лаутензак, а также швейцарские художники У. Граф, Г. Лёй и Н. Мануэль Дойч. Многие работы малых мастеров созданы под влиянием Кранаха, Альтдорфера и Губера, иногда стилистика дунайского искусства оказывается «форсированной» (рисунок Э. Альтдорфера «Большая ель», ок. 1530, Копенгаген, Художественный музей). Оригинально творчество швейцарских художников. Их отношению к действительности присуща острая наблюдательность, но также тяга к необычному, фантазия и гротеск. А. Хиршфогель испытал значительное влияние В. Губера, но обладал, как и Дюрер, естественнонаучным подходом к задачам искусства. В пейзажных офортах он тяготеет к точной передаче видов конкретной местности, в чем является предшественником М. Мериана. Последний представитель Дунайской школы Г. Лаутензак также находился под влиянием Губера и работал в технике офорта. Его пейзажи наполнены множеством деталей, трактованных в духе орнаментальной изобразительности, близки по построению к мировым пейзажам и сочетают черты идеального пейзажа с несколько барочной патетикой. В последних офортах Лаутензака заметно сходство с печатной графикой мастерской И. Кока (Нидерланды). Это означало конец «дунайского стиля» и немецкого Возрождения в целом.


Заключение


Развитие немецкого пейзажа XIV – XVI вв. и его выделение в самостоятельный жанр искусства связано с переходом от средневековой картины мира к ренессансной. Оно выражало существенные изменения в миропонимании и сопровождалось новаторскими завоеваниями в области художественной формы. Диапазон содержательных и формальных исканий художников был весьма широким: рождались новые мотивы, менялась иконография, изменялось соотношение фигур и ландшафта, пространственные построения и колорит. Это прослеживается на огромном фактическом материале от религиозных картин начала XIV века до поздних рисунков Губера и офортов Лаутензака. Апогеем этих процессов стало рождение пейзажа как самостоятельного жанра на рубеже XV – XVI вв., (акварели и рисунки Дюрера, рисунки Губера, офорты, рисунки и картины А. Альтдорфера).

Немецкий пейзаж зародился в XIV в. и получил развитие в первой трети XV в., в эпоху интернациональной готики («мягкого стиля»): усилилась роль натурных наблюдений, наметился переход от символического пейзажа, сакрального образа мира к пониманию пейзажа как образа природы. Однако обе тенденции существовали параллельно. В рамках традиции «пейзаж как образ мира» в XV в. возникает универсальный пейзаж с интенциями развития в мировой и космический пейзаж. В этом проявлялось стремление к отображению varietá – ренессансного представления о бесконечном многообразии мира. Вторая тенденция – «пейзаж как образ природы» – выражалась в конкретизации пространственных и временных характеристик образа, в переходе от сакрального хронотопа к профанному. Возникают ранние топографические и квазитопографические пейзажи (К. Витц, Мастер Домашней книги, М. Шонгауэр, Ф. Пахер, Э. Ройвих, М. Вольгемут). Постепенное уравнивание значения реальной действительности и сакрального события происходило на фоне связей художественного творчества с различными факторами духовной жизни: мистикой, античной литературой, пантеизмом (в скрытой форме), Devotio moderna, народной фантастикой и эсхатологией.

Альбрехт Дюрер, хотя он и не может считаться в полном смысле слова основоположником пейзажа как самостоятельного жанра, создал целый ряд блестящих пейзажных рисунков и акварелей, топографически точных и в то же время полных поэтического чувства. В пейзажных акварелях Дюрер сделал открытия в области колорита, благодаря которым во многом опередил свою эпоху. Пространственные и временные характеристики образа природы получили в его акварелях максимум конкретности, определенности. Эти листы не только представляют топографический пейзаж («Вид Иннсбрука», «Вид Триента», «Вид Нюрнберга», «Домик на озере», «Мельница с ивой», «Вид деревни Кальхройт»), но в них также передано конкретное время года и суток. Временной интервал, для которого характерно зафиксированное состояние природы, в некоторых случаях сужен до нескольких секунд («Вид Триента»). Тем самым Дюрер сделал решительный шаг к переходу от сакрального хронотопа к профанному, к передаче состояния здесь–теперь. Правда, художник не рассматривал эти свои работы как станковые произведения и предназначал их для использования в гравюрах и картинах. Его гениальные акварели остались, по–видимому, почти совсем неизвестными для современников мастера. Однако значительна роль пейзажа в сюжетных произведениях Дюрера («Апокалипсис», другие гравюры, картины «Поклонение волхвов», «Мученичество десяти тысяч христиан», «Поклонение Троице»). Естественнонаучный взгляд на мир сопряжен в них с глубоким лиризмом. Отношение художника к природе выразилось в таких разновидностях жанра, как эпический и лиро–эпический пейзаж. Влияние Дюрера на пейзажное творчество его современников и мастеров следующего поколения было значительным, но осуществлялось, главным образом, благодаря его гравюрам.

Великие современники А. Дюрера – Г. Бургкмайр, М. Грюневальд и Г. Бальдунг Грин – также уделяли пейзажу большое внимание, и, хотя они отводили ему, как правило, роль фона, воздействие их произведений во многом обусловлено образом природы. В их творчестве были разработаны различные варианты лирического пейзажа. При этом если для Бургкмайра в восприятии природы чаще характерно теплое лирическое чувство, то для Грюневальда – мистицизм и экзальтированная экспрессия, тогда как Бальдунг нередко вносит в образ природы интеллектуальный холодок и ощущение загадочности, непознаваемости мира.

Честь считаться основоположниками пейзажного жанра в Германии делят вместе с А. Дюрером ведущие мастера Дунайской школы – В. Губер, значение которого часто недооценивалось, и А. Альтдорфер. Именно в их творчестве впервые в немецком искусстве появляются пейзажи – самостоятельные станковые произведения. На формирование «дунайского стиля» оказали влияние Г. Мелескирхер, Майр фон Ландсхут, Б. Фуртмайер и М. Пахер. Значение Пахера состояло в том, что в его картинах ярче, чем у его современников, выражался динамизм образной системы, прежде всего динамизм пространства. Основоположники Дунайской школы – Й. Брей, Р. Фрюауф и Л. Кранах. В их творчестве сложились основные принципы «дунайского стиля»:

повышение роли пейзажа в образной системе произведения, уравнивание значения пейзажа и сюжета, возникновение тенденции к преобладанию пейзажа над фигурами;

использование особых, излюбленных пейзажных мотивов, типичных для природы долины Дуная;

выражение представлений пантеизма и неоплатонизма, расширение границ видимого мира, сказочно–фантастический характер образов; наделение образа природы чертами идиллического пейзажа;

придание пейзажу функций главного носителя настроения, широкий эмоциональный диапазон, способность выражать необычайно сильные чувства; трактовка образа природы как пейзажа настроения и интимного пейзажа;

выражение органической связи, внутреннего единства человека и природы: размещение фигур в глубине переднего плана, единый для фигур и ландшафта линейный, цветовой и ритмический строй;

«энергетическая» насыщенность, витальность природы и анимизм;

использование большого числа некрупных, мелких мотивов, чаще всего растительных (по–немецки kleinteilige Zusammenfassung), то есть композиция, включающая множество мелких частностей;

стремление к живописности, изобретение и широкое применение рисунка на тонированной бумаге с использованием белил;

в живописи – особый колористический строй, певучий и звонкий (мягкие и звучные сочетания тонов), передающий радость жизни и любовь к окружающему миру.

Основным содержанием пейзажа «дунайского стиля» стало лирическое восприятие природы. Здесь были разработаны и получили широкое развитие самые разнообразные варианты пейзажа от интимного, идиллического и идеального до визионерски–грандиозного, мирового и космического. Уникальным явлением в искусстве Возрождения стал тип хтонически–экспрессивного пейзажа, встречающийся в произведениях Альтдорфера и Вольфа Губера. Благодаря фантастическому, нередко сказочному характеру в пейзажах Дунайской школы, в отличие от акварелей Дюрера, не часто обнаруживается стремление к конкретизации хронотопа. В то же время имманентное дунайскому искусству чувство единства окружающего мира помогало художникам преодолевать характерную для XV в. неоднородность пространства, разрывы между планами и перепады по высоте. Присуща дунайскому искусству и любовь к декоративному началу, к орнаментальной изобразительности. В некоторых случаях в пейзаж вносилось смеховое начало.

Творчество мастеров «дунайского стиля» показывает близость к идеям, образам и настроениям «нового благочестия», натурфилософии, алхимии, теории эманации и народной фантастики с ее сказочностью и анимизмом. Всем этим обусловлено своеобразие и многозначность образа природы в дунайском искусстве. Впрочем, пейзаж эпохи Возрождения, как и позднего Средневековья в Германии почти всегда многозначен: в этом проявлялась преемственность эпох. Символическое мышление не было препятствием к выражению собственного видения и переживания окружающего мира. Почти каждый мотив – и пейзаж в целом – могли иметь, наряду с буквальным смыслом, иносказательное значение. В таких случаях замысел автора, его мысли и чувства воплощались не прямо, а опосредованно, что вело к росту эмоциональной насыщенности образа.

Одной из важнейших проблем немецкого искусства той эпохи была проблема «человек и природа», или, шире, «Бог, человек и природа». В связи с этим встает вопрос о соотношении искусства с ренессансным гуманизмом. Как и в Италии и Нидерландах, в Германии искусство на рубеже XV – XVI веков было крепко связано с гуманистической культурой. Личные отношения объединяли Дюрера, Кранаха, Бальдунга, Губера с гуманистическими кругами. Однако северный гуманизм ограничен социальными и религиозными вопросами, поэтому прямого влияния на развитие немецкого пейзажа он не оказал. Его воздействие было опосредованным: в Германии сложилось чувство связи и соизмеримости макрокосма и микрокосма, представление об их гармонии и о красоте окружающего мира. Проблема «Бог, человек и природа» получила здесь несколько вариантов образного воплощения. Для мастеров XIV – XV веков, как и для Грюневальда, было аксиоматично доминирование Бога в этой триаде. Дюрер позволяет себе в некоторых случаях как бы «вынести за скобки» образ Бога или человека, изображая окружающий мир сам по себе. При этом идея Бога присутствует в его произведениях, выражаясь в восторге глубоко религиозного художника перед природой – прекрасным творением Создателя. В некоторых поздних работах, передавая в образе Христа его человеческую сущность, художник напряженно, почти мучительно стремится выразить чувство его слияния с окружающим миром.

Иначе решается данная проблема в дунайском искусстве. Фигуры здесь нередко отступают в глубину, соотношение между человеком и пантеистически переживаемым миром выражается как «человек в природе» и даже «человек во вселенной». Здесь счастливо сочетается представление о природе как о великом целом с интимным или грандиозным характером пейзажа. Во многих чистых пейзажах Дунайской школы роль фигур играют природные объекты – деревья, реже скалы.

В немецком искусстве XV – начала XVI века начинается постепенный переход от средневекового сакрального хронотопа к профанному (лат. profano – лишать святости); мы не имеем в виду негативного смысла данного термина. Профанному хронотопу присуща высокая степень жизнеподобия и конкретности изображенного ландшафта, а также его временных характеристик; наиболее полного выражения профанный хронотоп достиг в пейзажном искусстве XIX столетия. Возникнув в Германии в «Хождении по водам» К. Витца, он был с наибольшей последовательностью воплощен в пейзажных акварелях А. Дюрера. Но в большинстве произведений немецкого искусства той эпохи хронотоп оказывался сложным, сочетая сакральные и профанные черты.

В течение XIV – XVI веков немецкими художниками были выработаны различные типы пейзажа. Их можно разбить на три группы в зависимости от того, какой смысл мы вкладываем в само слово «пейзаж».

1. Пейзаж как визуальное отображение окружающего мира: фантастический пейзаж, топографический, квазитопографический.

2. Пейзаж как феномен истории стилей: готический пейзаж, пейзаж

мягкого стиля, ренессансный пейзаж, пейзаж протобарокко.

3. Пейзаж как выражение миропонимания и отношения к природе: сакральный, символический (по К.Кларку – пейзаж символов), мистический, эпический, лирический пейзаж (основные разновидности: пейзаж настроения, экспрессивный пейзаж, хтонически–экспрессивный пейзаж, интимный пейзаж, идиллический пейзаж), лиро–эпический пейзаж, универсальный, идеальный, мировой и космический пейзаж.

Очевидно, эта терминологическая система не может служить классификацией жанровых разновидностей, так как в ней невозможно соблюсти принцип непересекаемости типологических признаков. Однако сама по себе каждая из трех этих групп является классификацией по одному признаку и может использоваться для научной систематизации материала.

Уже само количество этих дефиниций отражает поразительную многогранность образа природы в немецкой живописи и графике XIV – XVI веков, многообразие его смысловых и эмоциональных оттенков. Это определяет место и роль немецкого пейзажного искусства в метасистеме европейской культуры Позднего Средневековья и эпохи Возрождения. Главное в произведениях Дюрера, Альтдорфера, Вольфа Губера, их предшественников и современников – та неповторимость, с которой они запечатлели образ родной природы. Эти художники словно бы видели природу впервые, как дети, и сохраняли в своих пейзажах непосредственность первого впечатления. Но это были «мудрые дети», умевшие выразить Невыразимое в острой характерности или текучести плавных, переливающихся друг в друга очертаний, в гармонии контрастов, в мерцающей слитности и непредсказуемости тонов. И эта трудно передаваемая словами прелесть никогда не была достигнута в такой своеобразной выразительности никакой другой пейзажной школой.

Публикации автора по материалам диссертационного исследования


1. Донин А.Н. Пейзаж немецкого Возрождения: Монография. – Н. Нов– город: Изд–во Нижегородского госуниверситета, 2005. – 330 с., илл.

26,0 п.л.

2. Донин А.Н. Немецкая художественная культура позднего Средневе– ковья и эпохи Возрождения. Учебное пособие. – Н. Новгород: Вектор – ТиС, 2003. – 208 с., илл. 13,0 п.л.

3. Донин А.Н. Образ природы в Алтаре святого Себастьяна работы Альтдорфера // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лоба– чевского. Серия История. Выпуск 1 (4). – 2005. – С. 39 – 48. 0,8 п.л.

4. Донин А.Н. Натурфилософия Парацельса и пейзаж «Дунайского

стиля» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевс– кого. Серия Социальные науки. Вып.1(5). – 2006. – С. 458 – 468. 0,8 п.л.

5. Донин А.Н. Devotio moderna и пейзажи Альбрехта Альтдорфера // Проблемы развития зарубежной живописи. – Л.: Ин–т им. И.Е. Репина, 1990. – С. 12 – 20. 0,7 п.л.

6. Донин А.Н. У истоков европейского пейзажа // Творчество, 1991, № 8. – С. 22 – 24. 0,5 п.л.

7. Донин А.Н. Пейзажи Вольфа Губера в контексте духовной жизни немецкого Возрождения // Проблемы развития зарубежного искусства. Часть 1. – СПб.: Ин–т им. И.Е. Репина, 1993. – С. 15 – 20. 0,5 п.л.

8. Донин А.Н. О хронотопе «Апокалипсиса» Альбрехта Дюрера // Син– тез культурных традиций в художественном произведении: Межвузовс– кий сборник научных трудов. – Н.Новгород: НГПУ, 1994. – С. 15 – 23.

0,5 п.л.

9. Донин А.Н. Вольф Губер. Вид Фельдкирха //Донин А.Н. Введение в искусствознание. Научно–методическое пособие. – Н.Новгород: Нижего– родский гуманитарный центр, 1996. – С. 56 – 59. 0,3 /10,0 п.л.

10. Донин А.Н. Природа и человек в графике Дюрера // Художник. – 1996. № 2. – С. 17 – 18. 0,5 п.л.

11. Донин А.Н. Теория эманации и пейзажи Вольфа Губера // Российско–германские культурные связи в прошлом и настоящем: Сборник докладов междунар. конференции. Ч. I. – Н.Новгород: НГЛУ им. Н.А. Добролюбо– ва, 1999. – С. 48 – 53. 0,4 п.л.

12. Донин А.Н. Ранний немецкий пейзаж в метасистеме духовной куль– туры позднего Средневековья и эпохи Возрождения // Проблемы меж– культурной коммуникации. Материалы междунар. семинара. – Ч. 2. –

Н. Новгород: НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, 2000. – С. 13 – 15. 0,2 п.л.

13. Донин А.Н. Малые мастера Дунайской школы // Проблемы развития зарубежного искусства. – СПб.: Ин–т им. И.Е. Репина, 2001. – С. 30 – 32.

0,2 п.л.

14. Донин А.Н. К истории возникновения пейзажного жанра // Мост (язык и культура), 2002, № 9. – С. 53 – 56. 0,5 п.л.

15. Донин А.Н. Немецкий пейзаж XIV века как «картина мира» // Про– блемы развития зарубежного искусства. – СПб.: Ин–т им. Репина, 2005. – С. 37 – 44. 0,5 п.л.

16. Донин А.Н. Профетический характер пейзажа в «Апокалипсисе» Альбрехта Дюрера // Профетическая сущность искусства и культуры. Сб. материалов научн. конференции. – Н.Новгород: НГЛУ им. Добролюбова, 2005. – С. 107 – 113. 0,5 п.л.

17. Донин А.Н. Пейзаж немецкого Возрождения в контексте духовной жизни эпохи // Нелинейный мир. Десятая междисциплинарная научная

конференция. Тезисы докладов. Вып. десятый. – Н.Новгород: НГГУ им. Н.И. Лобачевского, 2005. – С. 38. 0,1 п.л.

18. Донин А.Н. Философский контекст возникновения пейзажного жан– ра // Социальное творчество и культурные коммуникации в прошлом

и настоящем. Сб. материалов Всероссийской научной конференции. – Н. Новгород: Фонд «Народный памятник», 2005. – С. 125 – 133. 0,5 п.л.

19. Донин А.Н. Пространство и время в пейзажных рисунках Альбрехта Дюрера // Искусствознание, №2/5. – М., 2005. – С. 54 – 65. 0,7 п.л.

20. Донин А.Н. О хронотопе ренессансного пейзажа // Языки науки – языки искусства. XI международная конференция серии «Нелинейный мир». Сборник тезисов. – Пущино, 2006. – С. 41. 0,1 п.л.

21. Донин А.Н. На пути к Возрождению: немецкий пейзаж первой трети

XV века // Мост (язык и культура) – Bridge (Language & Culture). – 2006. – № 17. – С. 38 – 43. 0,5 п.л.

22. Донин А.Н. Ранний немецкий пейзаж и поэзия Конрада Цельтиса // Русско–зарубежные литературные связи: Межвузовский сборник научных трудов. – Н. Новгород: НГПУ, 2006. – С. 211 – 222. 0,7 п.л.

23. Донин А.Н. Пейзаж «мягкого стиля» в Германии // Концепция не – линейного развития в истории общества и культуры. Сборник материалов научной конференции / Под ред. В.М.Строгецкого. – Н.Новгород: Изд. Гладкова О.В., 2006. – С. 265 – 269. 0,5 п.л.

24. Донин А.Н. Пейзаж Дунайской школы в контексте философской дискуссии Филиппа Меланхтона и Себастьяна Франка // Антропологи– ческий потенциал культурогенеза // Материалы межрегиональной научно–практической конф. – Н. Новгород: Нижегородский госуниверситет, 2007. – С. 121 – 126. 0,4 п.л.

25. Донин А.Н. «Дунайский стиль»: изобразительность и декоративность. – Нижегородская школа дизайна: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 1. – Н.Новгород: Нижегородский государственный архитектурно–строительный университет, 2007. – С. 11 – 16. 0,5 п.л.