Начало формы Конец формы
| Вид материала | Документы |
- И научной литературы Начало формы Конец формы В. Гейзенберг. Физика и философия, 2763.51kb.
- Начало формы Конец формы державний комітет архівів україни міністерство закордонних, 196.42kb.
- Программа. Литературное чтение 1 4 кл. Автор: Свиридова В. Ю. Начало формы Конец, 130.09kb.
- Начало формы Конец формы Б. В. Соколов. Правда о Великой Отечественной войне (сборник, 4557.38kb.
- Говорение как вид речевой деятельности на современнои английском языке начало формы, 75.72kb.
- Л. С. Выготский вопросы детской психологии, 474.23kb.
- Конец 50 начало 60-х годов нашего столетия, 24.79kb.
- Программа курса «Алгебра и геометрия», прикладная математика и информатика. 3 семестр,, 36.15kb.
- Семинар№1 Ранние формы религии, 13.66kb.
- Система кодирования имен файлов, размещенных на сайте мфэк для загрузки, 50.17kb.
МЕДВЕДЬ-АЛЬПИНИСТ
На сей раз мы разделились иначе - Володя отправляется с друзьями на
Дзитаку, а мы с Наташей на Южный Псеашхо. Выходим с вечера, захватив с собою
минимум вещей, сворачиваем в долину Пслуха и ночуем прямо у тропы перед
каньоном его Первого притока. На рассвете вскакиваем, ежась от холода, и
оставляем свои монатки прямо на тропке, положив на них записочку: "Имущество
геоморфологической экспедиции. Просьба к медведям: не трогать". Мы почти
уверены, что никто из людей на эту тропу не забредет.
Краевед Берсенев, опять отдыхавший этим летом на Краснополянской
турбазе, учил нас, что на пик нужно идти от перевала Псеашхо по левому
берегу Пслуха и его второму притоку. Но в верховьях первого притока на карте
показан ледничок - самый западный из ледников южного склона Кавказа. Не
пойти ли вдоль первого притока?
Мысленно я представлял себе эти притоки как какие-то два ручейка,
текущие из-под Псеашхо. Но к нашему удивлению, влево от Пслуха открылся
обширный, поднимающийся под самую вершину трог, а по дну этого трога змеею
извивался глубокий (метров семьдесят) каньон. В нем клокотал бешеный поток.
Это и был первый приток Пслуха. Один такой каньон мог бы служить целью
специального путешествия! Тропинка спускалась карнизными зигзагами на самое
его дно.
Не успели мы сделать и сотни шагов вверх по днищу трога над каньоном,
как наткнулись на совсем свежий след медведя. Куча иззелена-черного помета
еще испускала пар на холодном рассветном воздухе. След в виде примятой травы
уходил вверх. Луговина вскоре привела нас к снежнику, на котором мы снова
увидели свежие следы - на этот раз отпечатки огромных лап. Медведь
определенно вел себя как наш попутчик и даже проводник.
Все круче ступени долины. Не раз останавливаемся в раздумье - правее
или левее выбрать подъем. Выбираем правый путь и на ближайшем же снежнике
убеждаемся, что и медведь выбрал эту дорогу. И правильно сделал - с высоты
следующего уступа нам становится видно, насколько труднее оказался бы левый
путь. Миша неплохо знал подступы к пику. При следующем сомнении мы прямо
доверились медвежьему следу и не ошиблись: опять перед нами был легчайший
вариант подъема.
Пришлось на некоторое время забыть о медведе и заняться ледничком. Я не
без удивления понял, что Пслухский ледник и есть то самое белое пятнышко на
трапециевидном Южном Псеашхо, которое делает эту вершину похожей на белую
палатку. Сколько раз мы любовались этой трапецией, этим снегом и не знали,
что смотрим на ледник! Открытия даже в пейзаже, видном из Красной Поляны!
Надо перебраться с ледника на скальный грунт. По всем правилам
геоморфологии, ледник оказывается отделен от скал краевой трещиной, так
называемым бергшрундом. Масса льда отрывается, отседает от прилегающих скал.
Местами над бергшрундом нависают предательские козырьки из снега - кажется,
вот тут-то и легче перейти по снежному мостику с фирна на скалу. Но соблазн
может оказаться роковым - козырьки легко обваливаются. Мы так привыкли
работать вне ледников, что ходим, не связанные веревкой. Больше того, в
поисках пути через бергшрунд непростительно расходимся и ищем переход каждый
самостоятельно. Пока из виду друг друга не теряли, все шло хорошо. Но вот я
нащупал глазами и ногами достаточно прочный козырек снега, который отделялся
от скалы менее чем метровой трещиной. Шагаю на скальный грунт, и выступ
скалы скрывает меня от Наташи. Трачу минуты три на то, чтобы вскарабкаться
на утес, вылезаю, вижу весь ледник, и - сердце у меня словно падает. Ни на
льду, ни на соседних скалах Наташи нет. Провалилась в бергшрунд? Упала вниз
по леднику? Даже на громкий крик нет ответа. Где можно прыгаю, а нужно -
ползу по скалам к месту, где она только что находилась. Пропавшая появляется
из бергшрунда целехонька. Нашла участок с плотным примыканием фирна к скале
и спустилась в бергшрунд на глубину метра в три.
Пожурили друг друга за легкомыслие и решили больше не разлучаться.
Вышли на гребень - путь по нему к вершине показался нам наиболее удобным. И
словно в подтверждение этого суждения, увидели перед собою еще один, совсем
недавний теплый след медведя.
С гребня открылась широкая соседняя долина - долина второго притока
Пслуха, рекомендованная нам для подъема. Насколько она была легче выбранной
нами!
До вершины остается метров двести - она уже вся перед глазами, с
куполовидным снежником на гребне - это питающий фирн Пслухского ледничка.
И вдруг - вон, вон по снегу! По самому фасу вершинного купола, по
крутой его части, где и альпинист не прошел бы без охранения и рубки
ступенек, крадущейся кошачьей походкой шел, кого-то высматривая за
поворотами, наш четвероногий проводник. Его темный силуэт на снегу по
легкости походки скорее напоминал барса, но мы уже были уверены, что это
медведь, при этом крупный. Зверь специально начинал на рассвете, почти
одновременно с нами, свое восхождение, уходя с сочных лугов и поднимаясь на
самую вершину Псеашхо, в мир льда, снега и голых скал. Кого он выслеживает?
Туров? Неужели он способен догнать тура на альпийских крутизнах? Может быть,
молодых турят? А ведь у кавказских медведей устойчивая репутация
вегетарианцев...
Зверь вылез на вершину и несколько мгновений его контур вырисовывался
на фоне неба. Куда он выберет путь? Не вздумает ли возвращаться по тому же
гребню, по которому поднялся? Тогда нам предстоит встреча на узенькой
дорожке. На нашем остром гребешке никакие "разъезды" не предусмотрены.
Притаились за выступом скалы, чтобы не обратить на себя внимания.
Скептически гляжу на геологический молоток - единственное оружие в возможном
поединке. С молотком на медведя? А что же, если ударить молниеносно - по
глазам и по черепу?
Снова вспоминаю убедительную формулу Амундсена: знает ли этот зверюга,
что краснополянские медведи не должны трогать человека?
Медведь скрылся за вершиной и долго не появляется. Идти на вершину? А
если он там притаился и выслеживает турят?
Все же двинулись по гребню вверх. При одном взгляде в долину второго
притока Пслуха отлегло от сердца: наш медведь, не солоно хлебавши,
размашистой походкой спускался вниз по ее пологому трогу. Вершина была
свободна от противника.
Мы на пике. Чувство триумфа, утоление давней жажды. Пять лет я
любовался "белой палаткой" как неприступной твердыней и только мечтал
когда-нибудь на ней оказаться! И вот мечта осуществилась. Панорама,
развернувшаяся перед нами, превосходила все когда-либо виденное. Под ногами
разверзалась долина Холодной, сверху в деталях просматривался знакомый
переметный ледник, обнявший совсем небольшую горку Скального Замка.
Грандиозной синей стеной во все три с четвертью километра высоты нашей
вершины вставало на западе Черное море. В дымке различалась прибрежная зона Сочи. Гагринские горы впервые просматривались сверху, поэтому толпились множеством новых, ранее не виданных вершин. Среди близких гор только Агепста и Чугуш высились, как равные нам, да в нагромождении пиков Кардывачского узла выделялись чьи-то зубцы - вероятно, Цындышхи и Смидовича. А жадный взгляд стремился дальше, дальше.
На горизонте голубеют, сияют, словно глыбы льда, четырехтысячные
гиганты района Домбая и Клухора, пересекаемые Военно-Сухумской дорогой. А
это что - не облако ли белеет над всеми ними еще восточнее, совсем
прозрачное, призрачное, словно бестелесное, на километр выше всего
остального? Неужели Эльбрус?
Но некогда любоваться. Нам столько нужно увидеть с этой вершины,
столько записать. Ветер, словно флюгером, хочет вертеть нашими планшетами,
превращает в паруса одежду. Как бы напряженно заполоскался, как бы порывисто
затрепетал здесь большой флаг!
Тревожно на вершине. Переменчивы краски, дымка, ветер. Совсем не с
моря, а почему-то с севера потянуло влажным дыханием, и, словно из вытяжных
труб, с тыльного ледника повалили возникающие на глазах облака. Каких-нибудь
три часа нам нужно было провести на вершине, но уже в середине этого срока
мы были в плотном тумане. Ничего не видно, записывать нечего. Может быть,
это ненадолго, перетерпим?
Замерзшие на ледяном непрекращающемся ветру, осматриваем ближние
участки. Откололи образцы горных пород для коллекции. На одной из плит
гребневой россыпи еще задолго до нас * сооружена башенка - тур - из камней.
Ищем в этом туре записку о восхождении - нет ничего. Решаем оставить свою.
Пишу, что такого-то числа и года вершину посетили такие-то. Наташа
освобождает коробочку из-под бульонных кубиков, и мы не без гордости прячем
ее с запиской в нишку между плитами тура.
Наконец погода смилостивилась, мы провели на пике еще около двух часов
и закартировали все, что нам было нужно. Спускаться по только что
пройденному пути вдоль ледника и первого притока Пслуха нам не хотелось -
этот путь был нелегок и для подъема. Выход был один - спускаться по второму
притоку - опять по следам нашего косматого проводника.
Не только барсу выгодно преследовать грозящего ему охотника,- пойдем и
мы по пятам возможного недруга.
Мы благополучно достигли своего лагерька и уже в темноте дошагали со
всем имуществом до Холодного лагеря.
ЛАБЁНОК
Через Главный хребет Кавказа с севера в Красную Поляну ведут два пути -
псеашхинский - через перевал Псеашхо - и айшхинский - через перевал Аишха.
По первому пути, где пролег главный экскурсионный маршрут заповедника, мы
проходили с нашим лесным Сашкой... Второго пути еще не знали, хотя о нем
слышали немало. Напомню, что именно через Аишха прошли и увидали Поляну
первые греческие и эстонские ходоки; здесь же прошли в Красную Поляну и ее
первые после ахчипсовцев жители - греки и эстонцы.
Хребет Аишха мы уже видели, вершины его от Второго до Четвертого Аишха
знали. Не были лишь на самом перевале Аишха и на Первом Аишха: тут
оставалось не-
* Географом Ивановым-Вихаревым и сочинским краеведом Михайловым в 1930 году. Их записку и трехкопеечную монету 5 сентября 1931 года нашел географ профессор Григорий Григорьевич Григор. *
посещенное нами звено Главного хребта между Псеашхо и остальными
Аишхами. Ясно, что один из маршрутов было необходимо проложить сюда. К тому
же за перевалом Аишха нас ждала одна из крупнейших рек северного склона -
Малая Лаба, а в ее долине морены, террасы,- новые ключи к возрастным
загадкам рельефа...
Как мы вжились в этот быт, в эти будни маршрутной жизни, горно-полевой
работы. Что мы делаем? Планируем новое пересечение заповедника по неведомому
и нелегкому маршруту! Еще год назад я готовился бы к этому, как к важнейшему
путешествию за весь туристский сезон. А сейчас? По-деловому, по-хозяйски
собираемся в очередной, уже десятый за лето маршрут, уверенные, что он
состоится, нисколько не взволнованные, а лишь убежденные, что он порадует
нас нужным количеством новых фактов...
Да, мы многое приобрели на этой работе. Но и не потеряли ли мы на ней
чего-то дорогого, кровного, сокровенного? Неужели мы так быстро повзрослели
и увлеченность научная заменила увлечения просто радующихся людей?
...Дорога через Аишха к Лабе начинается из долины Пслуха. Пихтовый
Пслух, впадающий в просто Пслух, наблюдатели ласково называют Пслушонком.
Перевал Аишха * лежит на пути из долины Пслушонка в долину значительно более
крупной реки, носящей, однако, столь же уменьшительное название: Лабенок.
Так ласкательно именуют на Западном Кавказе Малую Лабу, особенно ее
верховья, в отличие от еще более крупной Большой Лабы, которую, видимо,
считают взрослой...
Перевал Аишха, несмотря на значительную высоту (2400 метров),
невзрачен: он лежит в долине, пересекающей широкий гребень, и нет точки,
которая радовала бы панорамами в обе стороны сразу. Но когда минуешь
перевальную долину, северный склон Кавказа предстает исполненным нового,
невиданного величия. Горы рассечены здесь узким и глубоким, угрожающе
крутосклонным ущельем. Мы уже видим, что и оно сглажено ледником, то есть
представляет собою трог. Крутизна явно превосходит углы естественного откоса
- такую мы видели только под Лоюбом на Верхней Мзымте. И вздымающийся
* Седловина между Первым и Вторым Аишха.
справа массив горы Скалистой и взметнувшиеся слева кручи Псеашхо
посылают дну долины свои обломки, и дно это буквально завалено хаосом
скатившихся сюда каменьев. Тропа на километры погребена обломками. Даже
людям мучительно скакать по острым камням, а каково скользить и спотыкаться
груженой лошади?
Псеашхо, теперь со всех сторон знакомый Псеашхо! Ведь это у зданий
бывает фасад и тыл, и зная внешность Большого театра спереди, не обязательно
стремиться запомнить, как он выглядит со стороны задворок. У горного массива
все стороны фасадные, а отличаются только привычные от малопривычных.
Восточный фасад Псеашхо впечатляет совсем новой, не похожей на знакомую
нам красотой. Особенно выделяется острый пик над большим восточным ледником
- мы этот переметный ледник видели под собою с Южного Псеашхо.
Пик словно пронзает небо. Такие формы есть и в Альпах - значит, было с
чего зодчим, авторам готических соборов, перенимать силуэты и пропорции
своих замечательных сооружений.
Трудная переправа через бешено вздувшуюся речку Мутную, напоенную талой
водой Восточного ледника.
А следующий левый приток Лабенка называется по контрасту с Мутной -
речка Чистая. Кто-то еще задолго до нас увидел разницу между соседками. Не
только сама речка была кристальной по сравнению с только что перейденной
Мутной. Вся долина с ее привольными полянами и четкими парковыми группами
пихт, разбросанными в разных планах и на разных высотах, и все горное
окружение - восточный фасад Псеашхо и торцовая сторона горы Мраморной,
тыльная по отношению к видной из Холодного лагеря,- все это создавало
ощущение прозрачности, совершенства. Не с мраморами ли, не с карстовыми ли
водами связана и сама чистота воды речки Чистой?
И снова таким ограниченным, даже убогим показался нам обычный репертуар
туристских маршрутов из Красной Поляны. Как маятники, ходят туристы к одному
и тому же Холодному лагерю. Насколько многообразнее, щедрее, разноплановее
этот аишхинский маршрут. А ведь отсюда нетрудно и перевалить к Холодному!
Значит, можно рекомендовать путешествие вокруг Псеашхо!
Новизна и прелесть росистых полян, исчерченных тропками. Да,
необитаемое людьми царство, и в нем много тропок, притом торных, словно
заботливо поддерживаемых. Почерком копытец и катышками помета на них
написано, кто об этом заботится. Чистая речка - мир оленей. За день
пребывания здесь мы повидали немало этих грациозных животных. На мою долю
досталась ланка с двумя крупными - уже подростками - оленятами. Мирно
паслись, потом спокойно, не обратив на меня внимания, ушли за пихтовый
перелесок. Какое ощущение тепла, уюта, обжитости сообщили бассейну Чистой
речки эти добрые звери...
Нет, напрасно я беспокоился, что мы уже повзрослели и увлекаемся только
наукой. Мир Чистой речки - как прекрасен этот огромный амфитеатр, буйство
лугов, кулисы пихтовых перелесков, щедрость цветов и ручьев.
Приходится прощаться с раем. Идем вниз по левому берегу Малой Лабы.
Лабенок мужает. Приняв воды Мутной и Чистой, это уже не ребенок, а
внушительная, трудная для переправы река.
Крутосклонная лесистая долина. Дикость, глушь. Ниже устья еще одной
реки Безымянной справа высится торцовый облом хребта Герцена, хребта,
поразившего нас своим недоступным величием еще при взгляде с Аишха... А вот
и устье Цахвоа, в верховьях которой мы видели из-под пика Кардывач крупное
озеро...
Плотные ребристые камни посверкивают серебристыми блестками. Что это?
Руды? Нет, это блестят мельчайшие вкрапления слюды. Мы пересекаем выходы
древнейшего фундамента Кавказа - так называемых слюдистых гнейсов. Здесь и
мелкозем, возникший при разрушении этих гнейсов, переполнен частичками
слюды, он весь искрится холодными елочными блестками. Туристы наверняка
будут приносить отсюда эти игристые камни, думая, что обнаружили залежи
серебра...
А вот и луговой оазис в море лесов - Умпырская поляна. Впоследствии
здесь оборудуют базу для восстанавливаемого в заповеднике стада зубров.
Прямо с поляны видна брешь в зубчатой горной гряде - это Лабенок прорывается
сквозным Шахгиреевским ущельем через продольную гряду стойких пород, которая
замыкает поляну.
Слева в Малую Лабу вторгается бурная струя мутно-коричневых вод. Вот он
каков стал, Уруштен, тот самый Уруштен, обезглавленные истоки которого так
жалки в Перевальной долине Псеашхо. Здесь он темен и мощен. Жители низовьев
Лабы давно уже называют этот ее приток по-русски: Черная речка. И даже
караулка, приютившаяся в устье Уруштена, называется Черноречье...
Измеряя речные террасы Малой Лабы, встретились с геологами, проводящими
в галечной пойме этой реки разведки на золото. Удивили их сведениями о
существовании высоких террас в верхнем течении Лабенка (геологи эти до сих
пор перемывали только современные наносы реки). Невольно вспомнились
казуистические тезисы Смирнова-Чаткальского о практической бесплодности
геоморфологических исследований, обслуживающих якобы лишь нужды самой науки.
Лабенок увел нас далеко на север, в предгорья, к подножию Скалистой
куэсты, где раскинулась большая казачья станица Псебайская. Обо всем этом
походе, об исследовательских буднях, о встречах с людьми можно было бы
написать отдельную книгу. Но я и не брался изложить все походы с равной
подробностью, тем более такие далекие от Красной Поляны.
А какой поэмы был достоин обратный путь! Верные себе, мы от Черноречья
свернули в сторону, чтобы вернуться в Поляну кольцевым маршрутом.
Очередной подъем вынес нас на горные луга массива Ятыргварты.
Воздержусь от описания еще десятков чарующих горно-лесных и луговых пейзажей
- им не было числа, как и следам медведей, волков, кабанов и серн.
Мы уже торопились, и этот путь для нас, в сущности, был туристским. Мы
лишь с удивлением рассматривали незнакомые нам сочетания карстовых форм
(воронок, ребристых карров) с древнеледниковыми цирками и бараньими лбами...
Середина сентября. Листва в зоне криволесья побурела. Горы, как всегда
осенью, приобретали вид разноцветного живого плаката о высотной зональности.
Киноварью пылали отдельные кусты кленов. Луга украсились оранжевыми
бокальчиками крокусов.
Один из вечеров застал нас у верхней границы леса, на лугах хребта
Алоус. В небольшом сарайчике - лагере заповедника - дымил очаг, над ним
кипело варево из лапши и мясных консервов. Вокруг царила священная тишина
ночи, лишь издали сопровождаемая легким и ровным гулом невесть где пенящихся
горных потоков.
И вдруг среди этой тишины совсем близко от лагеря раздался странный и
мощный звук, ближе всего напоминающий мычание, но мычание надрывное,
исступленное, с трубными раскатами в конце. Это был осенний рев оленя,
ежегодная брачная песнь самца.
Скорее на воздух, под звезды, в холод высокогорной ночи! Ну почему же
наступила эта тишина, почему но повторяется вновь и вновь страстный боевой
клич?
Минут через пять этот же голос прозвучал снова, А еще через четверть
часа один за другим заговорили и соседние хребты. Оказалось, что можно
опознавать исполнителей по голосам. Первый кричал словно по-бычьи. Среди
пяти остальных выделялись два, в их воплях было меньше мычания и больше
трубных оттенков бархатного мужского баса. И в первой долгой ноте клича и в
заключительных раскатах-рыданиях так удивительно сочеталась любовь с болью,
сила с неисцеленным страданием.