Geum.ru

Н. Д. Елецкий экономическая безопасность региона в системе социальной безопасности страны

Вид материалаДокументы
Подобный материал:

Н.Д. Елецкий


ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ РЕГИОНА

В СИСТЕМЕ СОЦИАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СТРАНЫ


ЮЖНОРОССИЙСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ. 2008. № 50. С. 34-58.


Задачи возрождения и укрепления российской государственности делают всё более актуальной проблему экономической безопасности страны. Экономическая безопасность является подсистемой в рамках общественной безопасности и находится в системном взаимодействии с государственной безопасностью посредством пересечения их общих блоков и элементов. Закон РФ «О безопасности» определяет безопасность вообще как «состояние защищённости жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз» [1]. Экономические факторы входят в число фундаментальных характеристик общественной безопасности. «Социальная безопасность – состояние общества, в том числе всех основных сфер производства, социальной сферы, … внешней безопасности, культуры, при котором обеспечивается… уровень социальных условий и предоставляемых социальных благ, … определяющих качество жизни человека и общества в целом и гарантируется минимальный риск для жизни, физического и психического здоровья людей» [2]

Безопасность вообще и экономическая безопасность в частности отражают социальную динамику, содержат временной вектор, ориентированный в будущее. Атрибутом экономической безопасности является обеспечение устойчивого и эффективного развития посредством выявления правильных пропорций между факторами эффективного развития в настоящем и будущем, между текущими и перспективными потребностями. «Термин “устойчивое развитие” вошёл в обиход учёных и политиков чуть больше 20 лет назад… В Докладе Международной комиссии по окружающей среде и развитию… под устойчивым понимается такое развитие, которое удовлетворяет потребности настоящего времени, не подрывая способности будущих поколений удовлетворять свои потребности»[3].

Катастрофа 90-х годов привела к колоссальному ослаблению не только политической и военной, но и экономической безопасности России – достаточно напомнить, что за первое десятилетие «реформ» из страны было вывезено материальных и финансовых ресурсов на сумму порядка триллиона долларов, а общие потери экономики, по оценке академика и бывшего премьер-министра Е.Примакова, более чем в 2 раза превысили потери советского народного хозяйства за все годы второй мировой войны [4]. Общеизвестен и тот факт, что объём валового продукта снизился к концу 90-х гг. до 40% от уровня 1990 г., а в наиболее конкурентоспособных на мировом рынке высокотехнологичных отраслях – в 8-10 раз. Разрушение социально-экономической структуры аграрного сектора экономики подорвало продовольственную безопасность страны; в потреблении продуктов питания доля импорта достигла 70%.

Восстановление реальной экономической безопасности России потребует многих лет напряжённого труда и значительных военно-политических усилий по укреплению государственного суверенитета. Совершенно очевидно, что проблемы безопасности и суверенитета неразрывно связаны. Не способная обеспечить свою военно-политическую, экономическую и идеологическую безопасность страна по определению не может быть независимой; с другой стороны, последовательность и твёрдость в защите государственного суверенитета создаёт такие предпосылки и условия развития, которые способствуют укреплению безопасности.

В научной литературе вопросы сущности, критериев и показателей экономической безопасности обсуждаются в настоящее время весьма активно; получили известность системы показателей, разработанных экспертами СБ РФ, С.Ю.Глазьевым, В.К.Сенчаговым и другими авторами [5]. Как правило, исходным критерием этих систем выступают абсолютные и относительные показатели объёма и динамики валового продукта – его общей величины и величины в расчёте на душу населения, места страны по этим показателям в мировом рейтинге. По абсолютным показателям валового продукта Россия в настоящее время приблизилась к объёмам рубежа 80-90-х гг. прошлого века, что позволило ей войти в десятку крупнейших экономик мира – достижение, при оценке которого нельзя не вспомнить о втором месте СССР в мировом рейтинге крупнейших экономических держав и о том, что за истекшее с той поры время группировка высокоразвитых стран нарастила свой экономический потенциал на 60%, развивающиеся страны – ещё значительнее, а Китай – в несколько раз. По показателям же относительной величины валового продукта в расчёте на душу населения Россия находится в середине второго десятка, а по интегральным показателям индекса развития человеческого капитала сместилась в седьмой десяток стран мира. К числу ключевых абсолютных показателей экономической мощи относится и величина трудовых ресурсов страны, и демографическая катастрофа последних десятилетий повлияла на существенное ухудшение этого показателя; попытки же его улучшения посредством внешней трудовой миграции чреваты подрывом экономической, а в перспективе - и социально-политической безопасности государства.

Важнейшее значение при оценке экономической безопасности имеют и индикаторы эффективности и конкурентоспособности производства, особенно соотносительно с мировыми показателями. В наше время никакая, даже самая крупная и самодостаточная по ресурсообеспеченности экономическая система не может эффективно развиваться без интеграции в глобальное хозяйство; изоляционизм неизбежно ведёт к отставанию в наиболее прогрессивных наукоёмких отраслях, а тем самым – и к снижению экономической безопасности. По ключевым показателям эффективности – производительности труда, ресурсо- и капиталоотдаче – за годы «либерализации» произошло ухудшение в полтора-два раза. Возрастание доли отраслей низких степеней переработки в валовом продукте и экспорте усилило колониально-сырьевой характер экономики и повысило степень её зависимости от более развитых странах. Нельзя говорить о перспективах устойчивого эффективного развития и об экономической безопасности в условиях зависимости от нефтегазовой «иглы» и наполнения внутреннего рынка готовой продукции за счёт импорта. Ключевое значение при оценке состояния экономической безопасности страны имеет выявление того уровня, «этажа» мировой экономики, на который встраивается национально-государственная экономическая система. Если на мировом «хай-тек» рынке доля США составляет 36% Германии – 16%, Китая – 6%, то доля России – не более 0,6%, что очевидным образом отражает зависимость нашей страны от государств, определяющих в современном мире направления научно-технического прогресса. В этом же контексте следует оценивать и такие показатели, как доля инновационных предприятий в их общем числе и доля инновационной продукции в её общем выпуске. В России доля инновационных предприятий составляет, по разным оценкам, от 9 до 11% (в Южном федеральном округе – 3%), в то время, как в Великобритании – 39, во Франции – 46, в Германии – 66, в Ирландии – 75%, в США и Японии – 70-80% от общего числа предприятий [6].

Далеки от пороговых показателей безопасности и стабильности и социальные индикаторы. По важнейшим из них – доля населения с доходами ниже прожиточного минимума, отношение среднедушевого дохода на члена семьи к прожиточному минимуму, децильный коэффициент – даже официальные данные демонстрируют уровни, признаваемые во всём мире как крайне опасные для социальной стабильности. Так, по официальной оценке, децильный коэффициент составляет 14:1, в то время как социально опасным считается превышение соотношения 10:1; в США оно составляет ныне примерно 8:1, в крупных западноевропейских странах – 5-6:1, в странах «функционального социализма» (Скандинавия, Швейцария, Австрия) и в Китае – 3-4:1. Между тем, по оценкам учёных РАН, децильный коэффициент в России в действительности составляет ныне порядка 40-45:1, а по мнению экономистов из лагеря оппозиции – не менее 50:1 [7] . Не способствуют социальной стабильности, устойчивому развитию реального сектора экономики и предпринимательской активности и высокие показатели инфляции – они за минувший год хотя и несравнимы с астрономическими цифрами гиперинфляционного периода первой половины 90-х гг., но по набору товаров потребительской корзины едва ли ниже 30-35%, что существенно превышает как обещанный правительством максимум, так и все широко рекламируемые надбавки к зарплатам и пенсиям. Пороговыми показателями экономической безопасности по инфляции С.Ю.Глазьев и В.К.Сенчагов считают 20-25% инфляционного роста цен за год, и вряд ли можно сомневаться, что в прошлом году этот порог превышен.

Относительно благополучно выглядят по пороговым критериям такие показатели экономической безопасности, как уровень безработицы, объёмы и отношение к валовому продукту внешнего и внутреннего государственного долга, доля расходов на обслуживание и погашение государственного долга в расходах государственного бюджета и дефицит госбюджета. Более того, по последнему показателю знак «обратный», т.е. имеет место профицит бюджета (в 2007 г. – 1,796 трлн руб. [8]), однако анализ его использования неизбежно порождает вопросы о том, в какой степени способствует экономической безопасности страны и укреплению её суверенитета финансово-денежная политика правительства.

Можно сказать, что критика этой политики стала общим местом, однако изменений к лучшему не происходит. Команда Кудрина продолжает размещать средства золотовалютных резервов, стабилизационного фонда, профицитные ресурсы госбюджета за пределами России, в иностранных финансовых институтах. Достигшие рубежа в полтриллиона долларов золотовалютные резервы вывели Россию по этому показателю на третье место в мире, но при этом они, по оценке того же академика Е.Примакова, в пять раз превышают целесообразный максимум, - и это при том, что страна по уровню жизни населения отстаёт, по крайней мере, от семи десятков других стран мира.

C точки зрения интересов криминально-компрадорской олигархии и коррумпированного чиновничества, нынешняя российская экономика – отнюдь не «переходная» не «транзитивная» (как по-прежнему говорится в учебниках и в действующем Государственном образовательном стандарте по экономической теории). Нет, это вполне сформировавшаяся и весьма выгодная для них система выкачивания ресурсов из России, не имеющая никаких других целей, кроме увеличения зарубежных счетов нынешней «счётократии», превратившейся в главную угрозу для государственной безопасности России. В соответствии с интересами «счётократии» и рецессирующей экономики ряда стран «золотого миллиарда», средства, выручаемые от экспорта сырья, должны направляться не на модернизацию российского народного хозяйства, не на рост уровня жизни граждан России, не на укрепление её обороноспособности, а оседать в зарубежных финансовых институтах. Центральный Банк официально объявил о финансовых потерях, вызванных размещением средств Стабилизационного фонда в находящихся на грани краха американских ипотечных банках. Выясняется, что «накопленные Россией в Стабфонде миллиарды долларов пойдут, оказывается, не в российскую экономику, а на поддержку едва не рухнувшейся американской финансовой системы… Минфин отобрал 15 контор, имеющих якобы самую высокую репутацию на мировых финансовых рынках. И что же мы видим? В числе 15 «избранных» оказались два крупнейших американских ипотечных агентства — Fannie Mae и Freddie Mac. В ноябре прошедшего года, напомним, именно их более всего поразил разразившийся в Америке ипотечный кризис — за один день акции обеих компаний подешевели соответственно на 29 и 25%. Соответственно, у них образовались и огромные долги. И вот долговые обязательства этих компаний (даже не акции, заметьте) Минфин и избрал в качестве наиболее «оптимального» размещения нашей национальной «копилки». Иными словами, накопленные в Стабфонде деньги пойдут на оплату долгов, которых наделали миллионы американцев, набравшие кредитов у этих компаний и не сумевшие с ними расплатиться! Проще говоря, российские деньги могут попросту сгореть в топках разоренных американских корпораций» [9].


Не решаются и другие насущные вопросы, крайне важные в аспектах политической и экономической безопасности – структурная перестройка экономики, развитие новейших отраслей, обеспечение армии необходимым вооружением и разработка новых вооружений, реализация космических проектов и многое другое. Весьма показателен в этом отношении ответ, который вынужден был дать первый вице-премьер Д.Медведев российским рыбакам, сетовавшим на отсутствие защиты от произвола норвежских пиратов – наши военные корабли не смогли защитить рыбаков, потому что кораблей этих «просто нет». Проблема, между тем, заключается в том, что при продолжении прежней финансовой политики ни этих, ни каких-либо других ни военных, ни гражданских, ни морских, ни космических кораблей у России не будет.

Известно высказывание одного из Ротшильдов о том, что управление финансами страны означает возможность полного господства над этой страной. Россия в настоящее время является страной со внешнеуправляемой финансовой системой. Внешнее управление осуществляется различными методами и посредством разных инструментов, в том числе - достаточно сложных и зависящих от объективных процессов финансовой глобализации. Но есть аспекты этой зависимости, в гораздо большей степени определяемые субъективной политикой правящих кругов, чем объективными факторами. К числу именно этих аспектов относятся принципы и механизмы размещения и использования средств золотовалютных резервов, стабилизационного фонда (или его нынешних «наследников»), условия функционирования в стране иностранной валюты. Определение минимально необходимых и максимально целесообразных значений финансовых резервов, их размещение на условиях, обеспечивающих полноту экономического суверенитета и направление средств, превышающих целесообразный максимум на решение актуальных задач экономического и социального развития – фундаментальные условия экономической безопасности. Россия сегодня, можно сказать, висит на финансовых «крючках», за которые нынешние ротшильды могут дёргать, когда и как им заблагорассудится. Один из известных примеров тому – бесконечные претензии к России со стороны пресловутой фирмы «Нога», финансовых спекулянтов, скупивших её активы, «независимого» французского суда, неоднократно налагавшего аресты на средства российских предприятий и учреждений, в том числе Банка России и объявившего о намерении ареста средств Стабилизационного фонда.

Угроза такого ареста постоянно воспроизводится также вследствие многочисленных решений европейского суда по правам человека, обязывающих российское правительство осуществлять выплаты «экономическим жертвам» военных действий в горячих точках. Суммы выплат в каждом случае очень часто исчисляются сотнями тысяч евро, причём в последнее время претензии к российскому правительству приобретают всё более абсурдный характер – так, одна из «жертв» потребовала компенсации за ущерб, нанесённый бизнесу. Ущерб, возможно, действительно был нанесён, но почему претензии предъявлены российскому государству, а не террористам, не их финансовым спонсорам или политическим покровителям в других странах, не тому же, например, правительству Великобритании, самым вызывающим образом в течение многих лет укрывающему на своей территории всякого рода бандитов, террористов и иных врагов России? Подобного рода риторические вопросы заставляют вновь обратиться к отнюдь не риторической проблеме необходимости сохранения российского членства в явно антироссийских организациях. Министр иностранных дел России С.Лавров совершенно справедливо обратил внимание на отсутствие логики в том, что «Россию воспринимают как неотъемлемую часть Европы только в правочеловеческом измерении, отказывая нам в этом в военно-политических и экономических делах» [11]. В этих условиях не логичнее ли было бы, с точки зрения интересов государственной безопасности России, следовать примеру Китая и проводить политику жёсткого отпора террористам и сепаратистам вместо заигрывания с ними, выплаты «дани» в форме субсидий из федерального бюджета, бесконечных привилегий и уступок, а то и откровенных капитуляций, многократно повторявшихся в течение последних двух десятилетий, несмотря на все решительные заявления.

Таким образом, проблема механизмов размещения и использования золотовалютных резервов – это отнюдь не только технический финансовый вопрос, это ключевая проблема экономической безопасности и политического суверенитета страны. Не меньшее значение имеет и преодоление сохраняющейся долларизации российской экономики. Обеспечение экономической безопасности настоятельно требует прекращения бесконтрольного хождения иностранной валюты на внутреннем рынке. Право на валютные операции должно предоставляться только при совершении внешнеэкономических сделок, с обязательным выявлением источников и легальности приобретения валюты физическими и юридическими лицами. В противном случае будет воспроизводиться нынешняя ситуация, когда Россия, фактически, частично сама финансирует террористическую войну против себя (через цепочку посредствующих финансовых звеньев и операций террористы получают из российского бюджета, по минимальным оценкам, не менее 7 млрд. долл. ежегодно) и когда продолжается ежегодный нелегальный вывоз из страны десятков миллиардов долларов, в том числе в 2007 г. - 25 млрд. долл. [12]. Именно в наиболее болезненных точках социальных противостояний взаимообусловленность экономической безопасности и государственного суверенитета и проявляется наиболее рельефно.

Пространственно-территориальные параметры безопасности в сочетании с политико-правовыми атрибутами территориальной организации социума порождают проблему региональной безопасности. Региональный механизм обеспечения экономической безопасности является элементом общей системы экономической безопасности страны и отражает на региональном уровне общие закономерности, критерии и показатели, но в таких формах и с такими особенностями, которые обусловлены спецификой региона. Очевидно, что общие критерии и элементы системы экономической безопасности, инвариантные относительно уровневой специфики, сохраняют свою значимость на макро-, мезо- и микроуровнях, в том числе в любых регионах, независимо от их масштабов, экономико-географических, отраслевых, социальных и иных особенностей. В то же время, очевидно, что в крупных странах, для которых характерна значительная дифференциация в уровнях развития и социально-экономических характеристиках отдельных регионов, экономическая безопасность каждого из них обладает особенностями, которые необходимо учитывать в процессе управления.

Региональная безопасность имеет много аспектов и уровней, начиная с выявления условий и критериев безопасности с учётом специфики географических масштабов глобальных, континентальных, субконтинентальных и т.д. регионов. Предметом рассмотрения в данном случае является экономическая безопасность регионов в рамках отдельных стран (и, главным образом, экономическая безопасность российских регионов), которую можно определить как состояние защищённости экономики региона от угроз и рисков, препятствующих устойчивому воспроизводству и эффективному развитию.

Экономическая безопасность региона имеет взаимосвязанные качественные и количественные параметры. Качественные параметры безопасности находят отражение в её структуре. Структура экономической безопасности региона определяется зависимостями регионального экономического воспроизводства от внешней природной и социальной среды и воплощается в системе блоков и элементов, взаимодействующих друг с другом и с иными элементами социальной безопасности – военно-политическими, правовыми, идеологическими, демографическими и др. Социальные факторы региональной экономической безопасности могут быть также структурированы по иерархическим уровням социальной организации: это, во-первых, факторы общесоциального и общегосударственного уровня, влияющие на безопасность региона; во-вторых, это факторы, отражающие взаимодействие общесоциальных и региональных процессов; в-третьих, это внутрирегиональные факторы экономической безопасности.

Существенное значение для устойчивого воспроизводства как мировой экономики в целом, так и для экономических систем отдельных стран и регионов сохраняют природные факторы, и, частности, угрозы и риски, обусловленные стихийными бедствиями и иными неблагоприятными природно-климатическими явлениями. «События последних лет – материальные потери европейских стран в результате наводнений в 2002-2007 гг., увеличение смертности на 20 тыс. человек только во Франции во время чрезвычайно жаркой погоды летом 2003 г., трагедия Нового Орлеана от вообще-то рядового природного явления – тропического урагана Катрин в 2005 г. – показали очень сильную зависимость человечества от той самой окружающей среды, сохранение устойчивости которой считается “нерентабельным” процессом» [13]. Значительный ущерб народному хозяйству южных регионов России нанесла, например, засуха весной и летом 2007 г.

Если рассматривать данные явления в контексте экономической безопасности, то главным инструментом учёта и смягчения возможных экономических рисков по-прежнему остаётся создание страховых фондов, посредством которых можно полностью или частично преодолеть последствия экономического ущерба. Вместе с тем, ключевое значение для снижения рисков экономических потерь имеет развитие новейших технологий, уменьшающих зависимость производства и жизнедеятельности людей в целом от внешних природных факторов. Так, во время прошлогодней засухи экономический ущерб хозяйства Краснодарского края оказался гораздо меньшим, чем в некоторых соседних регионах (а зерновых в крае было произведено даже больше, чем в предыдущем году) в значительной степени именно вследствие широкого применения современных агротехнологий. А, например, удельный расход тепла в среднем в российских жилищах вдвое выше, чем в холодных странах Европы – Финляндии и Швеции [14].

При рассмотрении данной проблемы в более общем контексте необходимо учитывать тот широко известный факт, что современное информационное производство постиндустриального типа в качественно меньшей степени зависит от природной среды, чем исторически предшествующие ему аграрная и индустриальная производственные системы. Поэтому инновационное развитие высокотехнологичного наукоёмкого производства, переход к экономике знаний является ключевой стратегической задачей в обеспечении социальной и экономической безопасности страны и отдельных регионов. В этих условиях ключевое значение для обеспечения экономической безопасности региона приобретает проблема управленческих рисков в целеполагании и выборе стратегии развития региона. Для Юга России, отстающего от среднероссийского уровня как по ключевым объёмным показателям, так и, особенно, по развитию высокотехнологичного производства, эта проблема особенно актуальна. Сегодня для России в целом переход на инновационный путь развития превращается в ключевой вопрос обеспечения экономической безопасности («Или мы в самое ближайшее время перейдём на «ты» с новейшими технологиями, определяющими лицо XXI века, либо отстанем навсегда. В условиях жесточайшей международной конкуренции это – вопрос не просто темпов и качества нашего экономического роста. Это – вопрос выживания России как великой державы» [15]).

Структурная характеристика социальных аспектов региональной экономической безопасности предполагает, в первую очередь, рассмотрение вопроса об иерархическом соотношении безопасности регионов и безопасности страны, о зависимости региональной экономики от решений и действий центральной власти. Её ошибочная и неэффективная экономическая политика способна причинить существенный вред региональному развитию, а в худшем случае – привести к деградации регионов. Неэффективная трансформация всей социально-экономической системы, выступающей в структурно-функциональном разрезе в качестве внешней среды для региональной экономики, утверждение олигархического криминально-компрадорского «дикого капитализма», подрыв основ государственного регулирования экономики, разрыв хозяйственных связей между регионами и предприятиями, находящимися на их территории, - всё это не просто нанесло ущерб экономике большинства российских регионов, но и поставило её на грань выживания, способствовало демографической катастрофе и подрыву первичных условий воспроизводства трудовых ресурсов. (Необходимо отметить, что при характеристике угроз для регионов, исходящих от идеологии и политики экономического либерализма, имеется в виду «его специфическая российская разновидность – “либеральный фундаментализм”. Его носители, начиная в конце 80-х как честные либералы, быстро выяснили, что наиболее либеральной частью общества является бизнес, а наиболее влиятельная часть бизнеса – крупная и сращенная с государством олигархия. В результате уже к 1997 году реформаторы встали на службу олигархии, сделав однозначный выбор в пользу захвата чужой (в том числе государственной) собственности ”своими” корпорациями – против права собственности, в пользу монополистического произвола ”своих” корпораций – против конкуренции…Тем самым, они растоптали либеральные ценности, став из либералов – ”либеральными фундаменталистами”. Они принципиально не обращают внимания на обеспечение первичных прав человека, соответствующих первичным потребностям, - права на жизнь, здоровье, жильё, образование, труд, так как обслуживаемый ими (а частью принадлежащий им) бизнес развивается именно за счёт подавления этих прав… Антиобщественность и антигосударственность политики либеральных реформаторов объективно вынудила их во внутриполитической борьбе опираться на стратегических конкурентов России, платя за это последовательным попранием её национальных интересов… Непосредственным проявлением этого… стало направление денег российских налогоплательщиков в виде Стабилизационного (ныне Резервного) фонда на модернизацию не России, но её стратегических конкурентов – экономик США и Евросоюза. При этом либеральное руководство экономического блока правительства при поддержке Путина исходило и исходит из того, что инвестирование этих средств в экономику России ухудшит условия работы в ней иностранных капиталов, что представляется им совершенно недопустимым» [16].)

Одним из проявлений подрыва экономической безопасности России и её регионов в 90-е гг. стала примитивизация и натурализация регионального воспроизводства. При уменьшении объёмов производства валового продукта в среднем по стране в два раза, объёмы межрегионального товарооборота уменьшились в пять раз, причём значительная часть сделок осуществлялась посредством бартера и денежных субститутов. Центральная власть, бросив регионы «на произвол судьбы», отказавшись оплачивать работы, выполненные по госзаказам, создав систему неплатежей из бюджета, породившую цепочку неплатежей по всему контуру межхозяйственных взаимосвязей, ограничив выплаты зарплат, пенсий, социальных пособий, - как бы дала местным руководителям моральное право пренебрегать общегосударственными интересами, препятствовать вывозу товаров за границы регионов и создавать на этих границах некие подобия таможенных служб, способствовать ценовой и иной обособленности региональных рынков. («Региональные руководители стремились чувствовать себя независимыми от центра, используя общее недовольство граждан проводимыми реформами, и главный вектор конфликтных взаимодействий был обусловлен отношениями представителей региональных элит с Москвой, с центральной властью» [17].)

Формирование условий, способствовавших экономической обособленности регионов, в сочетании с политическим лозунгом «берите суверенитета, сколько хотите» породила тенденции сепаратизма, и не только в пограничных регионах (идея «Уральской республики»). В дальневосточных регионах объёмы экономических связей с другими государствами ощутимо превысили их внутрироссийский межрегиональный экономический оборот. Разрушение межрегиональных экономических связей сочеталось с нарастанием угроз территориально-государственному единству страны. Этому способствовала также политика бесконечных уступок вождям региональных кланов и формирование системы привилегий для отдельных регионов, особенно по этническому принципу. Если в начале 2000-х гг. большинство областей и краёв передавало в федеральный бюджет в среднем половину всей суммы собираемых на их территории налогов, то некоторые республики – 10-20% и менее, что создавало искажённую картину сравнительной эффективности регионального воспроизводства и, кроме того, обеспечивало местную этнократию ресурсами для искусственного завышения уровня жизни в республиках, не соответствующего их реальному трудовому вкладу в производство валового продукта страны, а также для провоцирования национализма и сепаратизма. Воспроизводилась система регионального воспроизводства, порочность которой наглядно проявилась ещё в советскую эпоху, когда уступки и привилегии по национальному признаку, способствовавшие искусственному завышению уровня жизни в бывших союзных республиках, породили в них идеологию национальной кичливости и явились одной из предпосылок распада СССР. («В СССР всё импортное оборудование для этой отрасли [- лёгкой промышленности] шло на оснащение фабрик в Прибалтике… В России же современные обувные, швейные, текстильные предприятия – редкость» [18]. Аналогичным образом обстояло дело и в других отраслях. Так, широко рекламировавшаяся, особенно при обосновании концепции «регионального хозрасчёта», якобы более высокая эффективность аграрного производства в прибалтийском регионе отражала в действительности лишь практику привилегированного материально-технического обеспечения и ценообразования; при соотнесении экономических результатов с выделявшимися ресурсами показатели эффективности сельского хозяйства в этом регионе были ниже, чем в центральных районах страны. Миф же о более высокой культуре производства в прибалтийских республиках стал одним из ударных идеологических инструментов националистической и сепаратистской пропаганды).

Для стран, характеризующихся высокой степенью однородности социально-экономического развития и политико-правового статуса регионов, экономическая безопасность последних во многом определяется экономической безопасностью страны в целом, а механизмы и инструменты регионального экономического регулирования, как правило, однотипны. На первый план в обеспечении региональной экономической безопасности выдвигаются проблемы принятия верных стратегических решений по определению перспективных направлений дальнейшего развития, что позволит в будущем добиться успешной конкурентоспособности соотносительно с другими регионами. Эта проблема является ключевой для всех регионов, но она приобретает значительную специфику и характеризуется многообразными особенностями в условиях наличия большого разрыва в уровнях развития регионов и отличий их в политико-правовом статусе. Как известно, для России проблема экономической и политической неоднородности региональной структуры особенно остра. Неоднократно отмечалось, что разрыв между регионами по отдельным показателям достигает десятков и сотен раз; так, по уровню безработицы он в настоящее время составляет 24 раза, по подушевым показателям потребления – 31 раз, производства валового регионального продукта – 64, инвестиций – 152 раза. В последнее время появились данные о дальнейшем порядковом росте этого разрыва – например, по стоимостному объёму производимой промышленной продукции на душу населения он достиг 1036 раз [19]. Очевидно, что регионам в этих условиях приходится решать существенно различающиеся, а во многих случаях – и совершенно разные задачи для обеспечения их экономической безопасности, а целый ряд слаборазвитых и депрессивных регионов столкнулся с реальной опасностью длительной и труднопреодолимой экономической стагнации, преодолеть которую только за счёт региональных ресурсов невозможно.

Выявляется наиболее актуальный и болезненный для российских регионов вопрос, связанный со структурой их экономической безопасности, - это вопрос о финансово-бюджетных взаимоотношениях с федеральным центром, причём вопрос этот равно актуален как для благополучных, так и для депрессивных регионов, но с диаметрально противоположной акцентировкой. Благополучные регионы выступают в качестве доноров, и для обеспечения своего устойчивого развития они объективно заинтересованы в уменьшении доли доходов, перечисляемых центру, в то время, как депрессивные регионы стремятся как можно больше от центра получить. При этом экономическая безопасность в ряде случаев оказывается под угрозой вследствие воздействия негативных политико-административных факторов: неэффективности региональной администрации, коррупции и расхищения средств, получаемых из федерального бюджета [20]. Наибольшую же угрозу экономическому развитию представляют военные действия, ведущие в «горячих точках» к прямому уничтожению экономического потенциала.

В одну из главных угроз экономической и социальной безопасности России превратилась коррупция. Общим местом стало сравнение её с раковой опухолью, грозящей гибелью всему социальному организму России. Общий коррупционный оборот в России приближается, по оценкам, к 320 млрд. долл. в год, что составляет ощутимую часть мирового коррупционного оборота (1,6 трлн. долл.) и в относительном исчислении многократно превышает долю России в мировом валовом продукте. На микроуровне прямой финансовый ущерб российских компаний от экономических преступлений их сотрудников в 5 раз превышает среднемировые показатели [21]. Реальная борьба с коррупцией может начинаться только с её верхних этажей, и проявиться не просто в принятии, наконец, Думой многострадального антикоррупционного закона, уже много лет саботируемого депутатами, но и в привлечении к ответственности самих коррумпированных депутатов, министров, олигархов и иных представителей так называемой «элиты», причём с обязательной конфискацией имущества и с выявлением источников доходов их родственников.

Известно, что криминальный рынок коррупционных «депутатских» услуг оперирует миллиардов долларов, а порядка 50% депутатов берут взятки, лоббируя те или иные решения [22]. И здесь необходимостью является не демонстративное наказание отдельных, по тем или иным причинам избранных в качестве «козлов отпущения», воров и взяточников, а борьба против всей системы коррупционных социальных отношений. Пока же официальная риторика и преследование отдельно взятых коррупционеров напоминает политику Екатерины II в отношении системы крепостного права: Салтычиха была отправлена на каторгу, но вся система крепостничества укреплялась.

Одновременно с «обезглавливанием» коррупционной пирамиды на высших этажах законодательной и исполнительной власти, первейшей необходимостью является преодоление коррумпированности судебной системы, превратившейся в один из главных инструментов воспроизводства криминального характера социальных взаимоотношений в российском обществе. Трансформация состязательности сторон судебного разбирательства в соревнование кошельков делает невозможным не только поиск справедливости в суде, но и выполнение хотя бы тех, весьма скромных, антикоррупционных требований, которые содержит официальное законодательство. Вместе с тем, обесценивается вся предшествующая работа милиции и следствия по выявлению и привлечению взяточников и других преступников к ответственности – в тех случаях, когда она действительно проводится и не блокируется ещё на досудебных этапах теми же взятками или начальственным давлением.

Противоречивость позиции российской политической верхушки в отношении проблемы коррупции проявляется в том, что, с одной стороны, саботируются всякие реальные антикорррупционные меры, которые, естественно, в первую очередь затронули бы интересы этой верхушки, а, с другой, - для поддержания «цивилизованного» имиджа, подписаны международные документы по борьбе с коррупцией, в том числе Конвенцию ООН против коррупции, Конвенцию ООН против транснациональной организованной преступности, Конвенцию СЕ об уголовной ответственности за коррупцию, Конвенцию СЕ об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности. В отношении работников правоохранительных органов существуют специальные требования «Всеобщих стандартов борьбы с коррупцией в полицейских ведомствах и органах», принятые Генеральной ассамблеей Интерпола в 2002 г.

Одной из наиболее актуальных задач является «возвращение в российское законодательство нормы о конфискации имущества, полученного преступным путём»[23]; между тем, именно эта норма встречает наиболее упорное и последовательное неприятие и сопротивление со стороны депутатов, хотя ещё в мае 2001 г. ГД РФ ратифицировала «Конвенцию СЕ об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности», содержащую, в частности, следующее положение: «Борьба против опасных форм преступности … требует использования современных и эффективных методов… Один из этих методов заключается в лишении преступника доходов, полученных преступным путём» [24] .

В Южном федеральном округе проблема коррупции ещё более остра, чем в целом в России, поскольку военные конфликты, террористическая и экстремистская активность неизбежно усиливают общую криминализацию общественных и экономических отношений. Угрозы нормальному экономическому воспроизводству исходят от преобладания теневых форм экономической активности (на долю теневого сектора приходится до 60% всей экономики округа), доминирование неконтролируемых теневых и нелегальных форм занятости (особенно в аграрном секторе некоторых республик – до 90% всех занятых); торговля наркотиками и оружием, реликты архаичных социально-экономических укладов (особенно похищения людей по коммерческим мотивам, работорговля и применение рабского труда в частных хозяйствах).

С точки зрения перспектив и предпосылок обеспечения экономической безопасности в будущие периоды особую опасность представляет коррумпированность в сфере образования. Она ведёт к формализации учебного процесса и любых, самых прогрессивных нововведений в нём; «вектор» коррупции как бы направляется в будущее и препятствует подготовке квалифицированных кадров, способных осуществлять эффективные изменения в обществе и экономике. По формальным количественным показателям развитие системы высшего образование в РФ в целом и в ЮФО в частности выглядит вполне благополучно. Существенно выросло количество вузов, особенно негосударственных, больше стало студентов. Практически все выпускники средних учебных заведений стремятся поступать в вузы, а в последние годы количество вузовских первокурсников превысило число выпускников средних школ и колледжей за счёт абитуриентов, желающих получить второе высшее образование. По относительному количеству студентов современная Россия оставила далеко позади как Советский Союз, образовательная система которого официально признавалась Организацией Объединённых Наций лучшей в мире, (495 студентов на 10000 человек населения в настоящее время в сравнении со 170 в СССР в середине 80-х гг.), так и нынешний Китай (177 студентов), страны ЕС (350), Южную Корею (390), и вплотную приблизилась к США (500 студентов). Относительно благополучно выглядит и ситуация в ЮФО (428 студентов на 10000 человек) – эта цифра хотя и ниже, чем в других федеральных округах, но выше, чем в большинстве зарубежных стран, в том числе высокоразвитых [25]. Всего в вузах южных регионов России обучается свыше миллиона студентов.

Показательно, что специалисты, получившие бесплатное образование в советскую эпоху, особенно по блоку математических, естественных и технических наук, оказались высоко востребованы в ведущих научных державах мира, некоторые из которых, в том числе США и Израиль, в течение последних двух десятилетий обеспечили в за счёт иммигрантов из стран бывшего СССР значительную часть прироста занятых в целых отраслях науки и производства, и прежде всего – в военно-промышленном комплексе. Осуществлённые же в последние годы изменения не способствовали росту качества образовательного процесса и декларированным целям интеграция в мировое образовательное пространство; складывается впечатление, что действительной их целью является облегчение процедур и механизмов «выкачивания умов» из России и усиление интеллектуального потенциала стран-конкурентов. В настоящее время порядка 20 тыс. российских учёных работают на различные структуры ЕС, географически находясь на территории России и являясь штатными сотрудниками российских научных учреждений [26].

Широко распространившаяся коррумпированность сферы образования существенно снижает качество образования, заменяя процессы передачи и усвоения знаний формализованными ритуалами и рыночными сделками. Из числа людей, так или иначе связанных с получением образовательных услуг в вузах (студенты всех форм обучения, их родители и другие категории населения, имеющие отношение к поступлению в вуз, сдаче зачётов и экзаменов, защите дипломов) никогда не прибегают к взяткам, судя по данным опросов, лишь 7%, в то время как 93% делают это по принуждению или по собственному желанию, а 67% участвуют в коррупционных операциях многократно. В 2006 г. в вузах, например, только Ростовской области выявлено 254 преступления экономической направленности, преимущественно коррупционного характера [27].

Одной из актуальных современных проблем стала разработка и внедрение инновационных образовательных технологий; некоторые вузы претендуют на то, чтобы официально именоваться «инновационными образовательными учреждениями». Особое значение с точки зрения инноваций и экономической безопасности имеет экономическое образование («В качестве урока следует говорить о необходимости повышения качества экономического образования. Нынешней России, как и советской, не везёт в этом отношении» [28]). Если в учебном заведении нет реального процесса передачи и усвоения знаний в ходе учебного процесса, нет реального производства и приращения нового знания при подготовке диссертаций [29], то остаётся лишь формальная вывеска, оболочка образовательного учреждения, за которой скрываются денежные сделки, не имеющие никакого отношения ни к образованию, ни к науке. Поставленная на конвейер «выпечка» псевдодипломов и псевдодиссертаций, формирование теневого рынка диссертационных работ имеет крайне негативное значение в контексте проблем перехода к экономике знаний, т.к. фальсифицируется научный продукт, который по самой своей природе должен содержать приращение нового знания. Как отмечает академик-секретарь Отделения общественных наук РАН В.Л. Макаров, необходимо «бороться с так называемыми «мифическими вузами» (коих теперь уже больше трёх тысяч), дающими студентам не образование, а только диплом, а также с системой купли-продажи докторских и кандидатских корочек» [30].

В ЮФО проблемы, связанные с криминализацией вузовского образования и диссертационной сферы, усугубляются спецификой полиэтнического региона: установкой на создание в каждом из субъектов Федерации собственных Советов по максимально возможному перечню специальностей и влиянием кланово-этнических критериев при оценке работ, а также при формировании научных и образовательных учреждений и подразделений. Коррумпированность сферы образования имеет решающее значение для воспроизводства всей коррупционной модели социальных взаимодействий, поскольку коррупция в образовательных учреждениях ведёт к формализации всех действий и мер по развитию инновационных образовательных технологий, снижает фактическую квалификацию выпускников и препятствует подготовке специалистов, способных обеспечить переход к экономике знаний.

Состояние и динамические параметры экономической безопасности могут быть также отражены обобщёнными количественными оценками, критериями и показателями, которые для страново-государственного уровня, как было отмечено выше, находят отражение в абсолютных и относительных показателях производства валового продукта, демографического роста, затрат на оборону, внешнего и внутреннего долга, дефицита государственного бюджета, конкурентоспособности страны на мировом рынке. Соответствующие показатели отражают состояние экономической безопасности внешней для региона социальной среды. Кроме того, существуют количественные оценки пороговых величин экономической безопасности, которые могут, по-видимому, рассматриваться в качестве общих как для страново-государственного, так и для регионального уровня; к ним, в первую очередь, относятся: доля инновационной продукции, которая должна составлять не менее 15% в общем объёме произведенной продукции, доля машиностроения в промышленном производстве – 20-25%, уровень безработицы по методологии МОТ – 5-7%, уровень инфляции – 20-25% за год, производство зерна – 1 т на человека [31]. В южном макрорегионе России основные количественные показатели экономической безопасности хуже, чем в среднем по стране. Так, доля ЮФО в производстве валового продукта составляет примерно 8%, в то время как в населении России – 16%, что свидетельствует о примерно вдвое более низкой интегративной экономической эффективности регионального хозяйственного комплекса. Доля инновационных предприятий в их общем количестве в 3-4 раза ниже общероссийского уровня, который, в свою очередь, в полтора раза ниже пороговой величины, обеспечивающей минимальную экономическую безопасность по этому критерию. В ЮФО ощутимо более высоки в сравнении со среднероссийскими показатели безработицы, особенно в северо-кавказских республиках, что представляет угрозу не только экономической, но и социально-политической стабильности. Это же можно сказать и о миграционной угрозе, чреватой в будущем, как демонстрирует опыт западно-европейскизх стран, расовыми, национальными и конфессиональными конфликтами. Демографическая динамика в разрезе проблемы экономической безопасности выглядит в ЮФО дифференцированно по субъектам Федерации: экономике краёв и областей угрожает депопуляция населения, в то время, как в северо-кавказских республиках экономические проблемы могут обостряться вследствие высокого демографического прироста.

Относительно благополучно, вследствие, главным образом, естественно-географических причин, выглядят показатели аграрного производства, особенно в Краснодарском крае (в 2007 г. произведено более 8 млн. т зерновых при населении немногим более 5 млн. чел., в то время, как в РФ в целом валовой сбор зерна – 82 млн. т). Ростовская область наращивает внешнюю конкурентоспособность: за 2007 г. внешнеторговый оборот вырос на 40%, превысив в абсолютном стоимостном выражении 7 млрд. долл. [32].

Взаимосвязь количественных и качественных критериев региональной экономической безопасности отражается в показателях величины инвестиционной привлекательности региона, которые, в свою очередь, зависят от инвестиционного потенциала и от инвестиционных рисков. В настоящее время эксперты аналитических центров изучают и дают количественные оценки по восьми видам региональных инвестиционных рисков: законодательному, политическому, экономическому, финансовому, социальному, криминальному, экологическому, управленческому. Так, по критерию минимального экономического риска инвестирования Ростовская область в 2006 г. занимала третье место в стране после Москвы и Башкирии; по интегральным критериям инвестиционного риска, обобщающим указанные восемь показателей, - шестое место; Краснодарский край занимал по этим критериям десятое место; другие субъекты Федерации в рамках ЮФО оценивались как имеющие гораздо более высокие риски инвестирования [33]. Данная проблема требует дальнейшего изучения и уточнения качественных и количественных критериев оценки рисков и безопасности. В этом отношении особо актуальными становятся идеи ак. В.А. Легасова, считавшего необходимым придать безопасности «новый смысл и новое содержание как науке о рисках… Риск – это математическое понятие, это число, которое можно рассчитать как вероятность некоторого события. Наука о безопасности – это наука о вычислении риска, о его главных составляющих и путях его снижения» [34].

В целом, таким образом, можно отметить высокую зависимость региональной экономической безопасности как от внешних для региона факторов социальной, экономической и военно-политической безопасности страны, так и от правильного выбора стратегии развития региона и эффективности реализации его внутреннего экономического потенциала.


----------------------------------------------------------------------------------------------
  1. О безопасности: Закон Российской Федерации/ - http//bit.tsure.ru/books/prot_in_ec/z20.htm
  2. Глотов С.А. Социальная политика и социальная безопасность. – М.: РГСУ, 2007. С. 114. – (подчёркнуто мной – Н.Е.).
  3. Пегов С.А. Устойчивое развитие биосферы // Вестник Российской академии наук. 2007. Т. 77. № 12. С. 1069.
  4. Примаков Е. По счетам удач и упущений // Экономика и жизнь. 2008. № 2. С. 4.
  5. См.: Рябова Т.Ф., Колпакова Т.В. Критерии и индикаторы обеспечения экономической безопасности // Экономка, статистика и информатика. 2007. № 2. С. 36-38.
  6. Ваганов А. Нужна ли наука для популяризации науки? // Наука и жизнь. 2007. № 7. С. 21; Комков Н.И., Лазарев А.В. Многоуровневая структура экономической категории «конкурентоспособность» // Проблемы прогнозирования. 2007. № 4. С. 3.
  7. Экономика и жизнь. 2008. № 1. С. 1-2.
  8. NEWSru.com. Экономика. 11.02.2008.
  9. ЦБ РФ признал потери от вложений в ипотечные госкомпании США.- ссылка скрыта; Нашим Стабфондом заткнут американскую дыру. - u/magazin/ view_print.asp?id={AD898226-B996-4FBC-8B 3E-88A63B8D0A24 &data=
  10. См., напр.: Рогова О. Денежно-кредитная система: издержки внешней зависимости // Экономист. 2007. № 11. С. 35-44.
  11. Лавров С. Внешняя политика России: новый этап // Эксперт. 2007. № 47. С. 76.
  12. См., напр.: Newsru.com.25.01.2008.
  13. Пегов С.А. Указ. соч. С.1069.
  14. Дубинская А. Европа против глобального потепления // Экономика и жизнь. 2008. № 6. С. 36.
  15. Морозов О., Василов Р. И накормит, и вылечит // Российская газета. 2008. 25 янв.
  16. Делягин М. Всё будет, как при дедушке? // ej.ru/?a=note&id=7832. См. также: Россман В. Мистерия центра // Вопросы философии. 2008. № 2. С. 42-43.
  17. Юрченко И.В. Региональная безопасность как предмет конфликтологического анализа // Полис. 2007. № 6. С. 123. См. также: Князев С.Д. Российский электоральный федерализм: конституционно-правовое содержание и проблемы реализации // Государство и право. 2008. № 1. С. 23-25.
  18. Коммерсант. 1995. № 1. С. 37.
  19. Экономика и жизнь. 2008. № 1. С. 1; № 8. С. 4.
  20. Рабкин С. Экономическая безопасность: взаимодействие федерального центра и регионов // Экономист. 2007. № 12. С. 53; Григорьев Л., Зубаревич Н., Урожаева Ю. Сцилла и Харибда региональной политики // Вопросы экономики. 2008. № 2. С. 83-84.
  21. См.: Конищева Т. Война дворцам. Всемирный банк обнародовал программу борьбы с коррупцией // Российская газета. 2007. 25 сент. С. 8; Кузнецов И. Тебя не уволят, но ты не воруй // Экономика и жизнь. 2007. № 42. С. 40; Кива А. Какой режим формируется в России? // Свободная мысль. 2007. № 12. С. 15.
  22. Головко М.В., Некрасов В.Н. Коррупция и приоритеты антикоррупционной деятельности государства / Экономическая теория в XXI веке. Национальная экономика и социум. – М.: МГУ-Магистр, 2007. С. 294.
  23. Глотов С.А. Указ. соч. С. 150. См. также: Григорьев Л., Овчинников М. Коррупция как препятствие модернизации // Вопросы экономики. 2008. № 2. С. 53-62.
  24. Конвенция Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности. Преамбула. - ссылка скрыта
  25. Поиск. 2007. № 38. С. 3.
  26. Наше время. 2007. 20 сент. С. 5.
  27. Газета Дона. 2007. 12 сент.
  28. Клинов В. Как лечить больную экономику // Мировая экономика и международные отношения. 2007. № 10. С. 126.
  29. См., напр.: Балацкий Е.В. Диссертационная ловушка // Свободная мысль-XXI. 2005. №2.
  30. Экономисты на пути к практичной теории // Академия. 2008. № 5. С. 1.
  31. См.: Рябова Т.Ф., Колпакова Т.В. Указ.соч. С. 36-38.
  32. АиФ на Дону. 2008. № 1-2. С. 15.
  33. Рейтинг инвестиционной привлекательности российских регионов // Эксперт. 2006. № 44. С. 123; Ростовская область // Эксперт. 2007. № 24. С. 77-90; Растокин Ю. Донской край привлекает инвесторов // Российская газета. 2008. 22 янв.
  34. Вестник РАН. 2006. № 12. С. 1124.


-----------------------------------------------------------------------------------------