В. Г. Николаев пространство и социальная жизнь

Вид материала

Документы

Содержание Пространственные аспекты социальной жизни Социальная жизнь и физическое пространство

Подобный материал:

• Учебно-методическое пособие для студентов специальности «Социальная педагогика» 2-е, 1186.26kb.
• Красноярский край как поликультурное пространство, родина коренных малочисленных народов, 100.51kb.
• Тема 2 Социальное пространство и социальная структура. Понятие социального пространства, 586.13kb.
• Романтика космоса, 1113.61kb.
• Программа николаев, 129.21kb.
• Перевод с английского Г. А. Николаев, 5740.88kb.
• Третья Международная теоретико-практическая конференция «социальная жизнь в свете философской, 44.5kb.
• Социокультурное пространство современного города 09. 00. 11 социальная философия, 287.51kb.
• Программа вступительного экзамена по специальности в магистратуру физического факультета, 209.43kb.
• Николаев Александр Анатольевич Требования Государственного стандарта Государственный, 102.06kb.

Пространственные аспекты социальной жизни

Тема «пространства» стала в последнее время исключительно модной в социальных науках. Для науки это не самое благоприятное обстоятельство, ибо в итоге термин «пространство» превратился в настоящую мусорную корзину, куда сгребаются без разбору самые разные смыслы, так что попытка простой генерализации этих смыслов выглядела бы с точки зрения элементарной логики довольно неприглядным и абсурдным занятием. Поэтому мы с самого начала откажемся от такой генерализации и выберем другую, более непритязательную и неказистую на вид стратегию. Суть ее заключается в том, что мы попытаемся наметить некоторое множество тематических «точек»⁷, из которых воображение смогло бы собрать некоторую целостную «картину», как из множества световых точек складывается изображение на экране телевизора. Дальнейшая работа в намеченном здесь направлении состояла бы тогда в добавлении недостающих «точек», повышении «качества изображения» и т. д., то есть в постепенной и последовательной замене интуитивных «восполнений недостающего» все более ясными и проработанными вербальными экспликациями. Эта работа по самой своей природе никогда не могла бы быть закончена, но протекала бы именно в этом направлении до того предела, который мы сочли бы для себя достаточным.

Социальная жизнь и физическое пространство. Прежде всего, нужно исходить из того, что социальная жизнь протекает в физическом пространстве и не может рассматриваться вне этого своего контекста. Это положение явно или неявно присутствовало в классической социологии со времен ее возникновения. Современная проблематика «глобализации», «виртуализации», «сетей» и т. д. во многих ее распространенных разновидностях ставит это положение под вопрос. В частности, нередко явно или неявно принимаются допущения, что нынешние социальные процессы оторвались от физических пространственных привязок, что современные средства коммуникации «преодолевают» пространство, что новые «виртуальные сообщества» пространственно не укоренены, что сегодня старые территориальные разграничения (например, национальные границы) все более теряют свою значимость и т. п. Эти допущения вряд ли можно принять, в этом их виде, по следующим принципиальным причинам.

Поскольку социология изучает, в конечном счете, тем или иным образом упорядоченное человеческое действие, мы должны решить, может ли вообще действие происходить вне физического пространства. Если трактовать действие как смысловую связь между заключенными в нем элементами, то оно составляет реальность, находящуюся в иной плоскости, нежели физический мир⁸. Однако сама возможность производства этой смысловой связи зависит от входа энергии из соответствующего организма или организмов, которые неизбежным образом размещены в физическом пространстве⁹. Более того, социологию интересует не просто действование отдельного актора, а взаимодействие, то есть взаимное сцепление действий множества акторов. Это сцепление осуществляется за счет коммуникации, то есть обмена экспрессиями, из которых вычитываются (или в которые вчитываются) те или иные субъективные смыслы. Обмен экспрессиями происходит в общем для участников взаимодействия физическом мире; смыслы передаются и принимаются через доступные для восприятия внешние знаки¹⁰. Таким образом, действия участников взаимодействия «встроены» в физический мир через их тела, телесные экспрессии, манипуляции физическими объектами и т. п. В физическом мире действию как смысловому процессу соответствуют физические процессы, сцепленные в единое целое с физическими процессами, имеющими внечеловеческую природу. Социальная жизнь как эмпирическая реальность есть единство смысловых и физических процессов; и поскольку она встроена своими физическими компонентами в физический мир, а последний по самой своей природе пространственно организован, любое социальное явление эмпирически существует как воплощенное в физическом пространстве, и рассматривать его отдельно от этого воплощения можно лишь в абстракции — причем в абстракции от тех его аспектов, с которыми связаны коммуникация и сочленение действий тех лиц, которые эти явления создают и воспроизводят¹¹.

Приведем конкретные примеры для иллюстрации того, что это значит. «Виртуальные сообщества» не могут рассматриваться как существующие отдельно от конкретных телесных пользователей Интернета, их физических манипуляций с электровыключателями, клавиатурой, кнопками и т. д., а также от таких элементов физической среды, как hardware, электрические кабели, все средства получения и доставки электроэнергии к рабочим местам пользователей и т. п. Разумеется, в «виртуальных сообществах» может обнаруживаться своя особая, относительно автономная логика; однако при этом социолог не должен игнорировать эти физические элементы, являющиеся условиями существования таких «сообществ» и обладающие неисправимой размещенностью в физическом пространстве. Аналогичные соображения можно высказать в отношении часто обсуждаемой проблематики «информационного общества». И «виртуальные сообщества», и «информационное общество» могут рассматриваться отдельно от физической инфраструктуры, в которой они укоренены и которая составляет материальную основу их существования, при допущении, что эта физическая инфраструктура прочно и необратимо гарантирована, но это допущение может быть принято не всегда. Еще одним примером может служить вышеупомянутая рекомендация мэра Лужкова обезопасить Москву от террористов посредством ужесточения регистрационного контроля доступа чужаков в Москву. В этом предложении игнорируются такие пространственные аспекты регистрационного контроля, как места расположения стационарных пунктов подобного контроля (паспортных столов, миграционных служб) и мобильных мест этого контроля (тел милиционеров, выполняющих соответствующие функции). Если принять во внимание эти аспекты, становится ясно, что создаваемая этими «пунктами» «граница» Москвы является настолько «дырявой», что может обезопасить город от проникновения на его территорию террористов разве что случайно.

Теперь, когда мы рассмотрели принципиальную связь социальной жизни с физическим пространством, можно двигаться дальше и внести в выявленную связь несколько необходимых уточнений.

Экологическое измерение социальной жизни: социальные hardware и software. Поскольку всякое действование встраивается во взаимодействие через те свои компоненты, которые встроены в физический мир, т. е. становится одной из составных «нитей» взаимодействия благодаря своим физически «воплощенным» компонентам, вплетенным в пространственно организованную динамическую конфигурацию событий в физическом мире, и в той мере, в какой индивидуальное действование не может быть отделено от указанной включенности, действия со всеми их смысловыми компонентами необходимо рассматривать в контексте пространственно организованного взаимодействия. Прототипическим случаем такого рассмотрения является трактовка смысловых компонентов действия в контексте их стабильного «размещения» в компактной, более или менее четко территориально ограниченной сети взаимодействий. Эту трактовку можно найти в социальной морфологии Дюркгеймовской школы и в экологическом подходе Чикагской школы. Общий ее смысл можно условно свести к тому, что духовные формы складываются и поддерживаются в группах лиц, связанных регулярными взаимодействиями, и, соответственно, в пределах тех ограниченных территорий, в которых эти группы устойчиво локализованы.

Приведем несколько примеров. А. Рэдклифф-Браун, развивавший в своей работе морфологический компонент дюркгеймовской социологии, показал связь тотемических обрядов и мифов австралийских аборигенов с территориальной организацией соответствующих аборигенных групп, и прежде всего с такими территориально обособленными группами, как кланы и орды¹². Л. Вирт показал связь гетто как «состояния духа» с гетто как исторически сложившейся формой компактного изолированного проживания евреев¹³, а также связь урбанизма как особого образа жизни с особенностями организации взаимодействий в условиях большого современного города как пространственно ограниченной среды¹⁴. В работе Х. У. Зорбо «Золотой Берег и трущобы» было показано, как в различных сегрегированных локальных ареалах Чикаго формировались и поддерживались свои специфические «духовные атмосферы», представления о жизни, установки и паттерны поведения¹⁵. Во всех этих случаях речь идет о генетической связи социальных и культурных software (духовных форм, символов, представлений, «состояний духа», социальных установок, образов жизни) с определенными социальными hardware (компактными, территориально ограниченными сетями регулярных повседневных взаимодействий ограниченного круга лиц). Во всех случаях социальные software объясняются в соотнесении с соответствующими социальными hardware и вряд ли могут быть объяснены вне этого соотнесения.

Предельным и элементарным случаем такой связи является случай, описанный Дюркгеймом в работе «Элементарные формы религиозной жизни». Это случай коллективного ритуала, в котором устанавливается связь различных религиозных представлений с регулярными коллективными сборищами как их морфологической, или экологической, основой. Этот же случай фиксируется Дж. Мидом, когда он устанавливает зависимость общих символов от процесса взаимодействия, в котором они формируются, поддерживаются, обтачиваются, обновляются и изменяются. И этот же случай фиксируется Э. Гоффманом, когда он требует изучать повседневные взаимодействия лицом-к-лицу в соотнесении с такими базовыми единицами, как «социальное учреждение», «сборище» и «социальная ситуация», т. е. в «экологической» системе координат¹⁶.

Соотнесение этого элементарного случая с приведенными выше дает возможность сформулировать несколько принципиальных положений.

Во-первых, совершенно очевидно, что разные экологические hardware, в которых укоренены действия и коммуникации, не обязательно отделены друг от друга жесткими физическими границами, т. е. как четко «нарезанные» куски физического пространства. Действия индивида могут размещаться сразу или попеременно в нескольких пространственно ограниченных областях, которые могут по-разному соотноситься друг с другом: быть изолированными друг от друга (например, дом и место работы), «вкладываться» одно в другое на манер матрешки (например, дом и город), пересекаться друг с другом (например, домашняя гостиная во время приема гостей). Так же соотносятся друг с другом и разные ограниченные сети социальных взаимодействий. Иначе говоря, связь ограниченной сети взаимодействий с компактной ограниченной территорией не может считаться такой, что каждая такая сеть размещается на территории, в пределах которой других сетей нет и быть не может. В связи с этим необходимо констатировать, что экологической базой (hardware) социальных и культурных software являются не ограниченные территории как таковые, а ограниченные сети взаимодействий, которые могут иметь как компактную, так и рассеянную территориальную локализацию. Один участок территории может содержать в себе несколько устойчивых сетей взаимодействий, некоторые из них целиком, а некоторые — частично. Бывают случаи, когда сеть регулярных взаимодействий жестко размещается в границах компактной территории, например, в границах изолированного от остального мира острова, в границах племенной территории, в границах психиатрической клиники, тюрьмы или концлагеря¹⁷. Вместе с тем так бывает нечасто. В современных условиях сети социальных взаимодействий являются, как правило, территориально рассеянными. Можно взять в качестве примера экологические сети образовательных и бюрократических путешествий, границы которых могут становиться при определенных условиях границами национальных государств¹⁸. Другим ярким примером служат современные сети экономических взаимодействий. Еще один частный пример — территориально рассредоточенные научные «сообщества», поддерживающие соответствующие системы научного знания. Таким образом, границы, в которых складываются и поддерживаются определенные социальные и культурные software, задаются не территорией как таковой, а кругами лиц, взаимодействующих на регулярной основе. К этому следует добавить, что духовные формы формируются на базе территории, а не вырастают из самой территории (как иногда предполагалось в прямолинейных версиях географического детерминизма); особость культуры определяется не особостью территории, в пределах которой она «вырастает», а отграниченностью соответствующей сети взаимодействий от других сетей; иначе говоря, дифференциация духовных форм опирается на дифференциацию сетей взаимодействий. Совокупность приведенных выше соображений делает объяснимой возможность дифференциации культурных и социальных границ от территориальных границ — в противоположность их совпадению в упомянутых выше прототипических случаях, в которых сеть регулярных взаимодействий, ограниченная территория и особый комплекс духовных форм срастаются друг с другом, — и возможность вытекающего отсюда сочетания физической близости с социальными и культурными дистанциями, сплошь и рядом реализующуюся в сегодняшнем мире, где такое срастание становится сравнительной редкостью. С этим же связана отделимость культурных и социальных software от тех «мест», в которых они сформировались; индивидуальные носители этих software носят их с собой, куда бы они ни перемещались, как часть своих личностей¹⁹.

Во-вторых, физическое пространство, в котором de facto «локализуются» действие и взаимодействие, является неизбежно и неисправимо ограниченным. Понимание этого выражено, например, в требовании Б. Малиновского изучать иные культуры путем непосредственного полевого наблюдения²⁰, в требовании Э. Ч. Хьюза изучать «институты» in situ²¹ и в общей методологической позиции Э. Гоффмана, что в обществе, в котором «социальная жизнь протекает внутри помещений» (например, американском), социальную жизнь нужно изучать так, как она протекает в «учреждениях» и «помещениях», т. е. «местах, окруженных фиксированными барьерами для восприятия», в которых регулярно происходят особые виды деятельности, иначе говоря, в ограниченных пространствах²². Мы присоединяемся к этим двум требованиям и к этой позиции, но генерализируем их указанным выше образом. Это общее положение вытекает из того, что всякое взаимодействие физически воплощается в пространстве, и это его воплощение не является и не может быть безграничным: зоны действия участников (или, по терминологии Дж. Мида, «зоны манипулирования») являются ограниченными, и физические воплощения процессов, протекающих «между» ними, — тоже. В традиции Чикагской школы для обозначения компактной разновидности таких ограниченных физических пространств использовался термин habitat, в отличие от термина environment.

В-третьих, ограниченные территориальные базы различных социальных и культурных software сложным образом накладываются друг на друга, образуя различные, порой причудливые, зоны пересечения, так что с одними и теми же территориями связывают себя носители разных software. Указанное наложение в силу территориальной мобильности индивидов и групп следует рассматривать динамически: его общая конфигурация меняется вместе с перемещениями тех лиц, круги которых определяют территориальное распределение этих software (и, соответственно, территориальные границы соответствующих hardware), и вместе с сопутствующим переопределением сетей социальных взаимодействий, в ходе которого старые hardware могут исчезать, а на их месте могут появляться новые. Эти исчезновения и появления происходят постепенно, т. е. растворены, как правило, в непрерывном потоке социальной жизни.

Поскольку сети социальных взаимодействий создают свои собственные «пространства», в границах которых они размещаются, то, вероятно, полезно будет ввести для этих «пространств» специальный термин. Мы будем называть их далее пространствами взаимодействия, имея в виду, что они по-разному соотносятся с физическим, территориальным пространством, будучи в одних случаях более или менее территориально компактными (разговор лицом-к-лицу, коллективный обряд, дискотека, туземная деревня, город, регион), а в других — более или менее территориально рассеянными (международный телефонный разговор, транснациональные экономические сети, «виртуальные сообщества», научные сообщества, террористическая война). Территориальная компактность или рассеянность — не дихотомия, а континуум.

Характер вышеприведенных соображений, как можно увидеть, позволяет применять их ко всему спектру «микро-макро». Рассмотрев этот спектр, можно внести дополнительную ясность в вопрос о том, как соотносятся друг с другом территориально компактные и рассеянные пространства взаимодействия.

Пространства взаимодействия: «микро-макро» и значение средств коммуникации. Пространство взаимодействия создается взаимным сцеплением действий его участников. Это сцепление осуществляется, как уже говорилось, за счет экспрессий участников, доступных восприятию других участников. В случае взаимодействия лицом-к-лицу образуется общая экспрессивная среда, доступная всем участникам в их непосредственном восприятии²³. В случае иных типов взаимодействия, не сопряженных с непосредственным соприсутствием участников, общей экспрессивной среды в этом смысле нет: экспрессивное поле коммуникации состоит из некоторого множества территориально удаленных друг от друга физических пространственных зон, непосредственно окружающих участников, в которых производятся отправление экспрессий другим и прием экспрессий других. Передача экспрессий на расстояние осуществляется теми или иными средствами коммуникации (media). Элементарное наблюдение дает возможность представить взаимодействие лицом-к-лицу как аналог подобного взаимодействия на расстоянии, в котором расстояния между участниками не являются нулевыми (если не брать такие пограничные случаи, как половой акт или схватка врукопашную), и передача экспрессий от одного участника другому осуществляется через такие «посредники», как устная речь, выражения лица, жестикуляция и т. д., и благодаря свойствам физического мира и человеческих органов восприятия, позволяющим участникам эти экспрессии видеть, слышать и т. д. Это значит, что территориально компактные и рассеянные пространства взаимодействия обладают не только различиями, но и коренным формальным сходством: коммуникативное поле состоит из указанных выше зон, которые при наличии физического соприсутствия участников слиты воедино, а без наличия такого соприсутствия остаются физически дистанцированными.

Территориальный масштаб пространства взаимодействия определяется теми возможностями, которые предоставляются средствами коммуникации (или «посредниками»), обеспечивающими передачу/прием экспрессий (сообщений). Разнообразие пространств взаимодействия обусловлено многообразием средств коммуникации, которые можно условно разделить на средства малого, среднего и дальнего радиуса действия. Исторически исходными нужно признать средства малого радиуса действия, такие, как устная речь, системы жестикуляции и т. п. Эволюционное развитие средств коммуникации было связано с расширением их радиуса действия: через средства среднего радиуса действия (письменность, простейшие формы колеса и транспортных средств, тропы и элементарные дороги местного и регионального масштаба, простейшие формы оружия, такие, как лук со стрелами, старинные виды огнестрельного оружия, пушка и т. д.) к средствам дальнего радиуса действия (телеграф, телефон, радио, телевидение, Интернет, баллистические ракеты и т. д.)²⁴. Новейшие средства коммуникации могут обеспечивать поддержку глобальных пространств взаимодействия.

Отсюда ясно, что взаимодействия, протекающие в условиях физического соприсутствия участников на том или ином ограниченном участке территории, и взаимодействия, протекающие в условиях физического дистанцирования их участников, не позволяющего им воспринимать друг друга непосредственно, в живом процессе действования, во всей полноте текущей экспрессивности, могут быть рассмотрены как два полюса единого континуума. Соответственно, между пространствами взаимодействия территориально компактного и рассеянного типа имеются существенные формальные сходства. Эти сходства состоят в том, что любое взаимодействие включает обмен экспрессиями, т. е. их передачу и прием, независимо от того, происходят ли передача экспрессии и ее прием в одном и том же физическом «месте» или в разных местах. Между разговором на улице и международным телефонным разговором, между куплей-продажей товара на базаре и аналогичной сделкой с помощью телефона или Интернета, между живым выслушиванием оратора на площади или в зале заседаний и одновременным выслушиванием телевизионного выступления пространственно рассеянной публикой имеются, наряду с различиями, родовые сходства²⁵. Во всех случаях сцепление действий, создающее взаимодействие, осуществляется за счет приема действующими лицами экспрессий других и реагирования на эти экспрессии своими экспрессиями. Прием экспрессии и производство экспрессии всегда осуществляются в конкретных физических местах, прилегающих к телам тех, кто включается в соответствующий процесс взаимодействия.

Различия между пространствами взаимодействия микроскопического и макроскопического масштаба оказываются тогда относительными и связанными с особенностями передающих экспрессии «посредников», такими, как селекция передаваемых экспрессий, их преобразование, характер доставки экспрессий к реципиенту (темпорально последовательный или одновременный, как в случае письма или фотографии), обеспечиваемые возможности невосприятия каких-то экспрессий и нереагирования на них (например, невосприятия боли и гибели реципиентов при отправлении в их адрес ракет, авиабомб или артиллерийских снарядов)²⁶. Важность социальных, культурных и личностных изменений, вызванных переходом от средств малого радиуса действия к средствам дальнего радиуса действия достаточно часто подчеркивалась в литературе, и отрицать ее нельзя. Но это не дает нам права считать, что новые средства коммуникации, характерные для современной эпохи, выводят социальную жизнь за пределы физического пространства и лишают ее пространственных аспектов. Просто эти аспекты становятся несколько другими. Не стоит также считать, что физические зоны локализации частей пространства взаимодействия не оказывают никакого воздействия на соответствующее социальное взаимодействие: так, есть разница между тем, как смотрится телевизор, читаются газеты и ведутся телефонные разговоры дома, в публичных местах или в тюрьме; есть разница между тем, как воспринимаются звуки выстрелов в зоне боевых действий, на прилегающей улице или в подъезде собственного дома; экономические взаимодействия могут испытывать влияние обстоятельств социальной жизни в тех физических местах, в которых живут и хозяйствуют участники этих взаимодействий. (Разумеется, речь здесь идет не о территориальных «местах» как таковых, а о тех регулярных социальных обстановках, которые прикреплены к этим «местам»).

Важность установления родового сходства территориально компактных и рассеянных пространств взаимодействия состоит, помимо прочего, в том, что оно позволяет показать применимость выдвигаемых здесь общих утверждений ко всему спектру форм социальной жизни, располагающихся в тех или иных точках континуума «микро-макро», т. е. ко всем взаимодействиям и ко всем «пространствам», от сколь угодно малых до сколь угодно больших.

Воображаемые/воображенные пространства. До сих пор речь шла о пространственных аспектах социальной жизни, связанных с объективным включением человека, его действий и взаимодействий в пространственно организованный мир. Но в то же время человек включен в мир и субъективно; иначе говоря, люди участвуют в различного рода сетях взаимодействия не как сторонние наблюдатели, а именно как участники, как действующие лица. И поскольку это так, нам важно принимать во внимание не только точку зрения отрешенного, натуралистически мыслящего наблюдателя, но и субъективную точку зрения актора, т. е. действующего. Когда мы принимаем последнюю во внимание, нам ясно, что всякое действие имеет в числе своих субъективных (или смысловых) организующих компонентов представления действующего о мире, в том числе о пространственных аспектах этого мира. Следовательно, в анализе пространственных аспектов социальной жизни необходимо принимать во внимание воображаемые/воображенные пространства как упорядочивающие смысловые компоненты социального действия — и прежде всего те, которые интерсубъективно конструируются, принимаются и признаются определенными человеческими коллективами.

Здесь важно учесть тот факт, что действующий включен в разного рода сети взаимодействий «локально», т. е. обычно имеет в поле своего зрения не все эти сети целиком, in toto, а только определенные их участки, окружающие место его текущего телесного пребывания. Это значит, что соответствующие сети и пространства взаимодействия действующий переживает не в непосредственном своем восприятии, а в воображении — как простирающиеся от него как центра вширь до некоторых пределов, которые в непосредственном восприятии ему не даны. Эти пределы существуют для него как некие мысленные конструкции, которые могут приниматься действующим как само собой разумеющиеся, как самоочевидные данности, но которые тем не менее фактически конструируются им самим индивидуально или сообща с другими. Иначе говоря, границы сетей взаимодействия, т. е. соответствующих пространств взаимодействия, задаются в конечном счете интерсубъективно (или субъективно), а не физически, т. е. задаются смысловой организацией действия: некоторый круг лиц обводится смысловой границей, и эта граница, определяющая включение/исключение, конституирует внутреннее пространство, в противоположность внешнему; оба пространства — внутреннее и внешнее — при этом гомогенизируются в форме противопоставления «нас» и «их», «своих» и «чужих». Такого рода границы и пространства относительно независимы от физических границ и физически ограниченных территорий в том смысле, что могут с ними совпадать или не совпадать. Так, на макроуровне это несовпадение может выражаться в имевших место сетованиях россиян на то, что «наших притесняют в Эстонии» или что «в Югославии бьют наших братьев». На микроуровне взаимодействия лицом-к-лицу Э. Гоффманом была специально выделена такая аналитическая единица, как «социальное событие» (social occasion), которая задает временные границы столкновения, определяет его единый смысл, придает ему единую тональность и ограничивает круг его участников²⁷. Например, такое событие, как торжественный обед, предполагает отграничение участников обеда от всех остальных. Границы подобных включений и исключений являются продуктом сознания, или воображения. Закрытие круга участников в чем-то аналогично физически-пространственному ограждению и иногда может с ним сливаться.

Воображение не всегда рисует создаваемые им границы достаточно ясно и отчетливо; в этих случаях граница остается расплывчатой, но не перестает от этого быть границей. Расплывчатость границ является необходимым условием более широких включений, т. е. расширения границ социальной идентичности. В подобного рода расплывчатых пограничных зонах локализован феномен маргинальности, превосходно описанный социологами Чикагской школы²⁸.

Тот факт, что воображение пространств относительно независимо от уже существующих физически-пространственных разграничений и разграничений пространств взаимодействия, делает возможным такой важный для социального изменения процесс, как переопределение границ, т. е. конституирование новых границ, которых прежде не было. Ярким примером служит конструирование наций, национальных государств и национально-государственных территорий, подробно описанное и проанализированное Б. Андерсоном²⁹. Глобализация, о которой в последнее время много говорится, также осуществляется в немалой мере за счет новых пространственных воображений, хотя, разумеется, не только за счет них. То же самое можно сказать о строительстве Европейского Союза.

Воображения новых границ и пространств, становясь организующими компонентами действия для достаточно большого числа действующих и/или для достаточно влиятельных и облеченных достаточной властью действующих, могут различными способами «реализовываться», «воплощаться», «физически материализовываться», «объективироваться». Здесь мы имеем континуум, на одном конце которого располагается спонтанное массовое воображение новых пространств, а на другом — административное учреждение новых пространств. Между этими двумя полюсами располагаются многочисленные промежуточные варианты, сочетающие в себе спонтанное интерсубъективное конституирование новых пространств и их административное учреждение. Примеры объективации воображаемых/воображенных пространств могут быть самыми разными: это и учреждение новых национальных государств как территориально ограниченных сущностей с нанесением их на карту и оборудованием пограничных полос³⁰; и строительство забора вокруг новоучрежденного домохозяйства; и обнесение стенами таких закрытых социальных миров, как психиатрическая больница, тюрьма, концлагерь, гетто, элитный жилищный блок, заповедник, частное владение; и планирование новых городских районов с последующей застройкой территории по задуманному плану; и установление стеклянных перегородок внутри офисных помещений, и т. д. Часто физические границы, определяющие замкнутые пространства взаимодействия и отделяющие их от внешнего для них мира, возникают как воплощения предшествующих им во времени воображений новых пространственных разграничений. Эти искусственные границы, однажды возникнув, могут физически организовывать социальную жизнь точно таким же образом, как и естественные границы, устанавливаемые речными преградами, горными грядами, островной замкнутостью и т. д.

Административно воображаемые/воображенные пространства. Этот случай представляет наивысшую степень произвольности в пространственной организации социальной жизни. Административный разум может учреждать пространственные ограничения и упорядочения, не имеющие коррелятов ни в физически-пространственной организации социальной жизни, ни в устоявшихся пространствах взаимодействий, ни в интерсубъективном воображении тех или иных коллективов. Тем не менее административно воображенные пространства могут реализовываться через практики, подкрепленные различными средствами принуждения, от авторитетного убеждения до прямого насилия. Поскольку этот способ пространственной организации социальной жизни относится к области политического действия, здесь решение о существовании тех или иных границ и прочих пространственных упорядочений может предшествовать превращению феноменов административного воображения в реально существующие вещи. Так, оборудование границы, очерчивающей территорию нового национального государства, пограничной полосой, пограничными и таможенными постами, а также иными физическими атрибутами, зримо и осязаемо затрудняющими или вообще не допускающими трансграничные миграции приграничного населения, может восприниматься этим населением как насилие над местной организацией повседневной жизни (в том числе контактов между родственниками, друзьями и потенциальными партнерами по браку), но тем не менее становится для этого населения принудительным фактом, с которым невозможно не считаться. Такие ситуации были сплошь и рядом характерны для советского пространства, когда оно оказалось рассечено границами на пятнадцать независимых государств. Эта же проблема существовала для двух Германий и продолжает существовать для двух Корей, разделение которых имело административную природу³¹. Другой пример представляют внутренние административные деления государственных территорий и подчиненных территориальных образований, вплоть до округов, районов, микрорайонов. Эти деления доставляют некоторую степень комфорта административному разуму чиновника, но часто эффективно мешают решению разного рода социальных проблем³².

Продуктами административного воображения могут быть не только физически-пространственные аранжировки, но и новые аранжировки в сфере пространств взаимодействия. Например, могут быть административно задуманы и реализованы новые институциональные аранжировки в рамках тех или иных учреждений, т. е. новые организации сетей взаимодействий внутри них, в той или иной мере не совпадающие с уже существующими. Так, реорганизация отделов в компании влечет не просто перенаправление потоков информации и перестройку системы управления, но и серьезную реорганизацию контактов между сотрудниками, изменение их рутинных пространственных перемещений и пребываний, их повседневного трудового опыта и кругов общения, изменение в циркуляции тел и вещей. Другой пример — конструирование этнических и расовых границ, берущее начало в административных решениях и практиках вроде тех, о которых говорилось в начале этой статьи. Еще один пример — это административная попытка сконструировать общероссийскую идеологию на базе православия, которая фактически представляет собой попытку совместить границу России как национального государства с границей преференциального положения православной религии, побочным результатом чего может стать акцентировка межрелигиозных границ внутри России с возможной физической реализацией этих побочно спродуцированных воображений.

Стоит обратить внимание, что источником подобного конструирования пространств социальной жизни могут быть не только акторы, облеченные более или менее легитимной властью, но и акторы, располагающие голой физической силой как ресурсом действенного принуждения.

Взаимосвязь физических пространств, пространств взаимодействия и воображаемых пространств. Когда речь идет о пространственных аспектах социальной жизни, т. е. о ее пространственном упорядочении, дифференциации, разграничениях и т. д., социальная жизнь должна рассматриваться в контексте той пространственной организации, которая складывается de facto в результате как естественного процесса, так и вмешательства человеческого воображения в физический мир. Эта пространственная организация в каждый данный момент складывается из наложения друг на друга различных физических пространств, пространств взаимодействия и воображаемых/воображенных пространств³³. Эти ее составляющие далеко не всегда накладываются друг на друга гармонично и не всегда друг другу соответствуют. Совмещение ограниченного физического пространства, пространства взаимодействия и воображаемого пространства в единое целое случается довольно редко. В современных условиях его можно рассматривать как исключение, а правилом можно считать рассогласования между этими сторонами пространственной организации³⁴.

Физические пространственные ограничения, сказывающиеся на действии и взаимодействии, могут устанавливать внешние пределы для соответствующих пространств взаимодействия, но не совпадать с границами этих пространств, а также не иметь при этом коррелятов в сознании затронутых лиц и коллективов. Пространства взаимодействия могут различным образом пересекаться друг с другом, накладываться друг на друга, сталкиваться друг с другом; отображения этих пространств в воображении действующих могут быть более или менее неточными и не совпадающими с реальным положением вещей. Воображенные пространства могут определять действия и взаимодействия таким образом, что разрушают текущие пространства взаимодействия и создают новые, становясь в то же время источником новых физически-пространственных разграничений. В условиях современного многомерно дифференцированного социального мира агенты пространственного воображения столь многочисленны, что творимые их сознаниями воображаемые пространственные упорядочения могут сколь угодно расходиться друг с другом. Интерсубъективно воображенные пространственные упорядочения могут не совпадать с уже существующими административными упорядочениями; новые административные упорядочения могут ставить под угрозу старые физически-пространственные упорядочения; административные пространственные новшества могут идти вразрез с устоявшимися рутинными пространственными упорядочениями, существующими во взаимодействиях и воображении затрагиваемых этими новшествами лиц и коллективов.

При всех указанных рассогласованиях и при том, что выделенные здесь типы пространственных упорядочений относительно независимы друг от друга, нельзя обойти внимание то принципиальное обстоятельство, что данные типы упорядочений независимы друг от друга лишь относительно и могут друг в друга превращаться. Собственно, в силу этого и возможны рассогласования между ними. Физическое пространственное ограничение взаимодействия может создавать в своих пределах особое пространство взаимодействия. Пространство взаимодействия может при определенных условиях становиться основой для физического ограничения соответствующего участка территории, примерно совпадающего с ограничением сети взаимодействия. Ограниченные территории и пространства взаимодействия концептуализируются различными способами в воображении и речи. Воображение может конструировать пространственные упорядочения, не являющиеся простыми фиксациями каких-либо имеющихся упорядочений, а действия, ориентированные на эти смысловые образования, могут превращать воображенные пространства в пространства взаимодействия и физические пространственные аранжировки. Столкновение пространственных упорядочений может принимать различные формы: если на уровне пространств взаимодействия и воображаемых пространств эти конфликты имеют смысловой характер, то на уровне физического пространства — характер непримиримого физического столкновения. В конечном счете, два тела не могут занять одно и то же место в физическом пространстве; если это им удается, то эти два тела тождественны. Притязания акторов на одни и те же территориальные ресурсы, как правило (хотя и не всегда), исключают друг друга: так, в одной учебной аудитории не могут проходить одновременно две лекции с двумя комплектами участников; в одном зале не могут идти одновременно два спектакля или два кинофильма; на одном футбольном поле не могут проходить одновременно два футбольных матча с двумя комплектами игроков, двумя мячами, двумя судьями и двумя полными комплектами зрителей на одних и тех же трибунах; не может одна дорога вместить одновременно два комплекта автомобильных потоков.

Учитывая сказанное, можно вернуться к нашему исходному примеру и прокомментировать его так: поскольку мэр ориентируется в своем предложении ужесточить режим регистрации на воображаемые пространства, его борьба с терроризмом будет вестись не в реальном, а в воображаемом мире; в реальном мире борьба будет вестись не с террористами, а с совсем другими людьми, и ее последствия будут не теми, которых мэр от нее ожидает (если, конечно, верить ему на слово и принимать его озабоченность за чистую монету); последствиями этой борьбы будет материализация пространственных воображений, которые он вольно или невольно своими словами транслирует.