Geum.ru

Выполнял свой нелёгкий воинский долг в войсках группы, тот не может не интересоваться её многолетней историей, особенно фактами завершающего этапа существования

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Я представился своим начальникам и попросил разрешения продолжить

выполнение своих обязанностей. Только спустя несколько минут, понял они прибыли убедиться действительно ли артиллерия 27-ой гв. мсд лучшая в

1-ой танковой армии. И артиллеристы точной, быстрой боевой стрельбой, своевременным огневым манёвром, эффективной разведкой и устойчивой связью подтвердили высокую оценку по всем компонентам управления огнём. Мы получили твёрдую оценку «хорошо», чуть-чуть недотянув до «отлично».

Ещё одна встреча со Снетковым произошла в Нью Йорке. Сюда он приехал в группе российских генералов-пенсионеров. Известие о их приезде услышал по радио и застыл от изумления. Понятно, что сюда из развалившегося Советского Союза хлынули волны беженцев, туристов, бизнесменов, девиц лёгкого поведения для наёмных эскортов, элитных учёных, выдающихся специалистов, спортсменов, артистов, музыкантов и других бывших советских изгоев, выброшенных националистами из некоторых республик погубленной страны, как например в Молдавии, где Народный фронт проводил свои митинги с призывами типа «Русские-за Днестр! Евреи-в Днестр!» Но чтоб генералы-пенсионеры целой группой пожаловали в гости по приглашению какого-то общественного института на семинар в столицу США, для меня этот факт оказался пищей для многих размышлений.

Мне удалось коротко поговорить с Борисом Васильевичем только по телефону. Но я даже в коротком разговоре почувствовалась его скованность,

кукую-то скрытую неудовлетворённость, скорее, подавленность. Он помнил меня, но вопросов о моей здешней судьбе не задал. Я не узнал в его голосе той командармовской силы, уверенности и решительности. Будто со мной говорил не тот человек, который два десятка лет назад в 1975 году вместе с членом военного совета армии присутсвовал на моём прщальном управлении огнём артиллерии дивизии на Ютербогском полигоне. Всё бы на этом и закончилось, однако много вопросов возникло у меня из-за появления в Америке нас- советских людей, кативших сюда волнами, и даже генеральской волной! О чём думал в США мой бывший командарм и пятнадцатый главком ГСВГ(ЗГВ) мне не удалось выяснить в том телефонном общении. Не прозучали ответы на возникшие у меня вопросы и в интервью владельца и главного редактора «Нового русского слова» В. Вайнберга и корреспондента этого известного печатного органа А.Гранта со снетковской группой генералов, опубликованного в этой газете с групповой фотографией под заголовком «Как хорошо быть генералом».

О генерале Лушеве не вспомнил ни одного факта, восхитившего меня

чем-то и запавшим в душу. Знаю, прославился он необычно, как сказано выше, зычным голосом, оказавшимся весьма востребованным на московских военных парадах, когда командовал войсками Московского военного округа. На моей памяти с Петром Георгиевичем никто из генералов, командовавших военными парадами на Красной площади, не мог сравниться с ним силой, красотою тембра и глубиною своего голоса. Но мне не припоминается ни один поучительный случай демонстрации высоких лушевских способностей в военных науках, которые проявились бы в офицерских беседах с генералом, на лекциях или учениях, в докладах или личных контактах. Их у меня с генерал-майором Лушевым в памяти было несколько. Особенно часто мы встречались в его бытность заместителем командующего 1-ой танковой армией по боевой подготовке. По ним больше всего и запомнился Пётр Георгиевич.

Став первым замом у командарма генерала Снеткова, он пару раз занимался наведением порядка на чердаках и в подвалах тех старых домов семей офицеров нашего гарнизона в Хайде, в которых до капитуляции Германии проживали семьи военных гитлеровцев. За генералом Лушевым мы-начальники родов войск и служб дивизии, командиры частей ходили гуськом от дома к дому и заглядывали туда, куда лез сам Лушев. Однажды он нас отозвал даже из летних лагерей Ораниенбаумского полигона. Извините, но с тех чердачных смотров и приклеилось к нему прозвище «генерал-чердак». Однако его не помню возмущающимся чем-то или грубо обращающимся с кем-либо из подчинённых: всегда очень сдержан, спокоен и немногословен. Не гнушался обратиться с вопросами к подчинённым.

Помню, командарм генерал-лейтенант Снетков с группой генералов и офицеров в предвечернее время неожиданно поднял дивизию по тревоге с выводом в запасный район сосредоточения. Генерал Лушев контролировал сбор и выдвижение ракетной и артиллерийских частей на исходный рубеж. Прибыв в назначенное время на исходный пункт для выдвижения, увидел генерала П.Лушева со свитой и доложил, что прибыл вместе со своим штабом, артполком и дивизионом системы «Град». Подчинённые мне остальные части выдвигались по другому маршруту, но связь с ними мой штаб имел. Генерал потребовал развернуть маршрутную карту и доложить о месте нахождения колонн подчинённых частей. Затем он решил проверить мою личную радиосвязь с командирами подчинённых частей. Убедился в устойчивости управления артиллерией и сказал:

-У меня есть время услышать от вас о новшествах в боевой подготовке ракетчиков и артиллеристов дивизии. Я читал вашу статью в «Военном вестнике» о паротивотанковом вертолётном резерве.

-Да, она написана вместе с командиром батареи ПТУРС 243 полка старшим лейтенантом Мартыновым, выполнявшим с батареей задачу вертолётного противотанкового резерва мотострелкового полка в наступлении. Мы готовили эту, как и две другие батареи, к воздушному десантированию. Помог мой опыт послевоенный службы в ВДВ в Приморском военном округе.

-Вы прыгали с парашютом?

-Было такое.

-Надо подумать о внедрении опыта батареи ПТУРС в вертолётном десанте

в другие полки. Как лучше это сделать? Может быть уже что-то сделали?

-Мы провели занятие с командирами-противотанкистами. Намечаем провести сборы таких батарей вместе с вертолётчиками. По этому поводу переговорил с начальником ракетных войск и артиллерии армии генералом Лебедевым и он обещал договориться с авиаторами о выделении вертолётов. По

его совету соорудим макет вертолёта для тренировки расчётов боевых машин в погрузке, крепёжных предвзлётных и выгрузочных работах.

-В нашей армии подразделения противотнкистов пока только в штате вашей мотострелковой дивизии. Думаю, вы правильно выбрали способы внедрения опыта

батареи ПТУРС 243 полка в другие мотострелковые части.

Дальше шёл разговор о строительстве необычного, насыщенного электроникой, винтовочного полигона для артилеристов всего гарнизона в Хайде. Конечно, я постарался «пустить слезу» с просьбой о выделении артполку средств и материалов для этого сооружения. К сожалению, генерал никак не среагировал на «слезу».Он всё чаще поглядывал на часы и спрашивал у комндира своей радиостанции нет ли ожидаемого сигнала от командарма на марш.

Маршал С.Л.Соколов и генерал армии Е.Ф.Ивановский

Но, пожалуй вначале о генерале Ивановском. С ним- одиннадцатым главкомом ГСВГ, мне повезло встречаться, пожалуй, чаще, чем с другими главкомами. Его назначили на группу в июле 1972-го года с должности командующего Московским военным округом. Группой он руководил восемь с половиной лет! Никому не приходилось быть главкомом столь долгое время. Ему доверили! Видимо, лучше других сработался с руководством ГДР. Эрих Хонеккер и другие руководители знали Евгения Филипповича в недалёком прошлом в должности кмандарма 1-ой гвардейской танковой армии.

Когда я прибыл в её штаб в Дрезден, то услышал о бывшем командарме очень много интересных примеров, нравившихся офицерам и генералам управления армии. Он прекрасно водил танк, метко стрелял и очень увлекался спортом, чему подражали все подчинённые. Говорили о его ранних физических зарядках на стадионе, увлёкавших всё начальство. По утрам не было места «яблоку упасть» на беговых дорожках и спортплощадках. Каждый раз он разминался то с волейболистами, то с футболистами или с бегунами на гаревых дорожках стадиона. Был в играх азартен. Рассказывали, он любил говорить:

-Спорт, как и воинсая служба-дело коллективное. Они закаляют человека и помогают ему одолеть различные нагрузки.

Высокий, стройный, с «точёной» крупной фигурой, типичным лицом и говором белоруса, завидной и лёгкой походкой он вызывал у военных любого ранга неизменное желание подражать его внешнему виду,манере простого и доступного обращения с людьми.

Он, не успев принять должность, как в конце июля 1972-го года появился на командно-штабном учении нашей дивизии. Видимо, хотелось сразу побывать в

1-ой танковой армии. Как-никак, она ему роднее других четырёх армий ГСВГ. Здесь на нашем штабном учении я и увидел его впервые.

Заслушав решение командира соединения генерал-майора Б.Бородина на прорыв промежуточного рубежа обороны противника с ходу в условиях применения ракетно-ядерного оружия, главком вызвал меня и спросил:

- Товарищ полковник! Вы поняли решение командира дивизии?

-Так точно, товарищ главнокомандующий! Решение понял.

-Доложите как вы планируете ракетно-артиллерийское обеспечение этого решения,-потребовал генерал армии Ивановский.

Я прикрепил к вертикальному фанерному щиту красочно оформленную карту. На ней был разрисован «План боевого применения ракетных войск и артиллерии дивизии». Главком подошел к карте и во время моего доклада молча изучал таблицы, записи и знаки, на которые я ссылался. После окончания он выдержал паузу и вдруг спросил:

-Ты вот доложи подробнее о разведке целей для огневого налёта перед атакой. Понимаешь, о ней забывают. Особенно в наступлении с развёртыванием с ходу.

Мне мгновенно подумалось, почему главком перешёл на «ты»? Бабушка надвое сказала: либо он доволен моим докладом, либо недоволен? Что касается артиллерийской разведки, то ему, пожалуй, нужны более подробные данные, чем он услышал в прозвучавшем докладе. Пришлось кое-что повторить и добавить: количество наблюдательных пунктов, их вооружённость приборами и возможности. В итоге главком спросил командира дивизии:

-Бородин! У тебя есть вопросы к нему?

Тот ответил, что всё понятно и считает, что план боевого примененя ракетно-артиллерийских средств дивизии вполне соответствует его решению на прорыв промежуточного рубежа обороны противника с ходу. На что главком резюмировал:

-Согласен!

Следующая встреча с генералом армии Е.Ф.Ивановским произошла в присутствии министра обороны СССР маршала Советского Союза С.Л.Соколова.

Они подняли дивизию по тревоге и вывели все штабы и артиллерийские части в полном составе на самый удалённый от нас Либерозский полигон. Это учение штабов с обозначенными войсками для нас-артиллеристов стало трудным испытанием. Было понятно, на учении к артиллерийским частям будет приковано главное внимание министра и главкома. Напрашивался вывод, прежде всего, будет оцениваться маршевая подготовка и управление огнём. Мы не имели никакой информации по вопросу будет ли боевая стрельба? Артчасти вывели с полным комплектом боеприпасов.

Это нас очень настораживало. Потому штаб ракетных войск и артиллерии во главе с подполковником Влаховичем принимал все меры заблаговременной подготовки всех звеньев управления огнём. Особое внимание уделялось артиллерийской разведке. По опыту недавней моей первой встречи с генералом Ивановским понимал, что он, не обделит вниманием артиллерийскую разведку. Но за неё, как

и за маршевую подготовку волнений не возникало. Командиры и штабы в ходе армейских будней находились в постоянном движении на полигоны для боевых стрельб и учений по управлению огнём, где без хорошей артразведки невозможно выполнить задачи по поражению целей в обороне противника. В сколоченности штабов артчастей также была твёрдая уверенность, хотя по закону подлости могли возникнуть любые неожиданности.

На марше в район развёртывания не раз возникал вопрос почему выводят в полном составе только ракетные и артчасти дивизии. Прошел всего год после первой встречи с главкомом и теперь он снова в дивизии, но уже с министром. Правда, за это время комдивом стал молодой полковник Зинюк, прибывший по замене, кажется, из украинского Ивано-Франковска. Возможно ему хотят помочь? Но говорят же, «пути господни, как и начальников, неисповедимы».

Вскоре после доклада командира дивизии о готовности к выходу войск в назначенный район, главком, как руководитель учения, разрешил начать движение по назначенным маршрутам. Не останавливаясь на подробностях выполнения марша и задач на полигоне, скажу что артчасти и штабы провели марш без отставаний вооружения, прибыли в назначенные район своевременно и главком с министром проверили маскировку, инженерное оборудование позиций и готовность к управлению огнём артчастей. Однако большую часть времени на первом этапе учения они провели в общевойсковых штабах. Через сутки дивизия получила задачу преследовать отходящего противника и быть в готовности с ходу прорвать промежуточный рубеж обороны противника. На данном этапе учения «досталось» всем артиллеристам, прежде всего мне и моему штабу. Меня заслушивали и министр, и главком-то вместе, апоом и каждый в отдельности. Их интересовало буквально всё, что касалось плана боевого применения

ракетно- артиллерийской поддержки боевых действий дивизии при прорыве промежуточного рубежа с ходу. Причём, все заслушивания проводились на моём командно-наблюдательном пункте после ночного длительного марша. Они требовали подтверждать доклады показом на местности и карте ( в пределах видимости) всех элементов позиционного района. Один из таких рабочих моментов учения кто-то из военных фотографов запечатлел на плёнке и позже фото подарил мне. На фотографии я стою у своей карты, развёрнутой на бруствере окопа, на голове каска, а вокруг меня министр обороны, главком и командир дивизии. Маршал Советского Союза Соколов и генерал армии Ивановский задали много вопросов по планированию боевого применения ракетно-ядерного оружия при прорыве дивизией промежуточного рубежа обороны противника. В то время это была модная тема. Причём, помню как сейчас, фотография сделана при ответе на вопрос главкома именно по артиллерийской разведке. После этого вопроса я невольно пришёл к выводу, что во время первой нашей встречи генерал Ивановский тренировал штаб дивизии, в том числе и меня, к будущему подъёму по тревоге дивизии из его родной 1-ой танковой армии уже в присутствии министра обороны. И я благодарен Евгению Филипповичу за отеческую заботу о моих однополчанах. Возможно ошибаюсь, однако так мне показалось. Ведь он знал когда приедет министр обороны, с какой целью и потому заранее провёл тренировку для штаба дивизии по теме предстоящего учения в присутствии министра обороны СССР.

Дальше служба мне подарила ещё одну встречу с главкомом. Она случилась зимой в начале 1975 года. После серьёзной простуды меня уложили в госпиталь. Несмотря на усиленное лечение, недуг не поддавался быстрому излечению. И

вдруг глубокой ночью в госпитале раздался сигнал тревоги. Я вскочил, словно ошпаренный, позвонил оперативному дежурному, чтобы прислали за мной машину и в назначенный срок оказался в штабе дивизии. Никакой болезни я не чувствовал и действовал в обычном режиме по тревоге. Начальник ракетных войск и артиллерии ГСВГ генерал-лейтенант Коритчук, встретив меня с «тревожным» чемоданом, неожиданно удивился и сказал:

-Командир дивизии доложил главкому, что вы в госпитале на лечении. Как понимать ваше появление здесь? Вы сбежали из госпиталя?

-Тревога, это ведь может быть и война. Я не мог оставаться в госпитале и потому прибыл в строй, как на войну.

-Это правильное решение. Я доложу главкому. После отбоя тревоги отправляйтесь долечиваться.

Вечером главком подводил итоги подъёма дивизии по тревоге. Мне не позволили продлить «самоволку» из госпиталя. На другой день зам. начальника штаба майор В.Корень рассказал о том, что говорил главком на разборе: «Он начал разбор с напоминания важности поддержания постоянной боевой готовности войск в ГСВГ. Затем генерал привёл различные примеры из предвоенного периода Великой Отечественной войны, обратив внимание на высокую ответственность всех командиров и политработников за готовность подчинённых к организованным действиям при подъёме по тревоге. И вот неожиданно он называет вас и ставит в пример преданности офицера, который, находясь в госпитале на лечении, услышал сигнал тревоги, забыл личные прблемы, примчался в строй штаба дивизии и взял управление артиллерией. Далее он дословно сказал: «Понимаю полковника Зайцева и ценю его действия по тревоге. Смотрите, он через полгода увольняется в отставку. Тревога, он сбрасывает госпитальную одежду и, забыв личное, пренебрегая болезнью, прибывает в штаб. Знает, за всё в ответе только сам: и за ракетную часть, и за артиллерию. Действует по тревоге, как подобает на переднем крае войны. Совершает в мирное время подвиг, как на войне! В том и есть офицерская честь, преданность службе, делу жизни в армии».

Генерал армии В.И.Варенников

С генералом армии В.И.Варенниковым впервые встретился на одном из учений в ГСВГ ранней весной 1969-го года. Тогда он, в звании генерал-полковника занимал должность первого заместителя главкома группы, руководил учениями и подводил его итоги на совещании с генералами и офицерами- участниками и посредниками. Мне выпала честь быть посредником в штабе ракетных войск и артиллерии дивзии. Потому написал руководителю учения свои оценки, замечания и предложения о работе моих подопечных. Именно таким, каким увидел Валентина Ивановича тогда, он помнится мне до сих пор, хотя позже встречался с ним ещё.

В мою память об этом очень известном военачальнике буквально «врезалось» его завидная эрудированность, грамотность, простота, огромная информативность и образность речи, спокойная интонация с умением определёнными акцентами подчеркнуть главные моменты содержания сказанного, что всегда приковывало внимание аудитории. Потому его доклад об итогах учения слушали словно в гипнотическом состоянии, при полной тишине, боясь не пропустить ни одного слова. Такое в своей жизни я переживал лишь во время обучения в военной академии, когда доводилось слушать редкие, но очень ожидаемые выступления главного маршала артиллерии Николая Николаевича Воронова. Его боготворила аудитория огромного коференц-зала, всегда заполненного до отказа.

Выслушав поучительный доклад руководителя учением генерал-полковника Варенникова, участники вдруг получили распоряжение не торопиться идти к выходу. Генерал захотел попрощаться с каждым присутствовавшим в зале. Прозвучали апплодисменты. Всем явно понравилось предложение Валентина Ивановича и кто-то негромко вблизи меня заметил: «Он всегда делает так после своих выступлений».

Без всяких команд участники быстренько выстроились в главном проходе зала друг другу в затылок и медленно двинулись к выходу, где уже стоял генерал. Здесь каждый представлялся руководителю учения, выслушивал его напутственные слова и с удовольствием принимал прощальное генеральское рукопожатие.

На этой процедуре у меня было время присмотреться к первому заму главкома ГСВГ. Богатырской фигурой он почти полностью закрывал широкий выход. Никого выше и мощнее для сравнения в зале не нашлось. Словом, сажень в плечах, точёная стройная фигура и рост чуть ли не самого высокого баскетболиста того времени из какой-то среднеазиатской республики. Кажется из Узбекистана. Действительно, Валентин Иванович, как я слышал, свои встречи с офицерами и генералами часто завершал описанной выше процедурой прощания. При этом, для каждого находил нужные слова добрых пожеланий. Никто на моей памяти из высоких начальников не проявил подобной простоты в общении с подчинёнными. Мне тогда он сказал, что доволен материалом старшего посредника, написанным для подведения итогов учения.

Уволившись в отставку из Советской Армии, я продолжал внимательно следить за состоянием дел в частях и соединениях, в которых проходила моя служба, особенно в тех, что входили в состав ГСВГ. Даже находясь в США, с волнением осмысливал любую информацию с Родины, особенно из жизни армии и её конкретных лиц, кого когда-то знал. Так было и с Валентином Ивановичем. Запомнил его на всю оставшуюся жизнь с самыми благодарственными чувствами в истосковавшейся душе, оторанной от Родины и советских друзей-рыцарей Великой Победы в минувшей войне с гитлеровцами. Помнятся не только упомянутые в этих воспоминаниях, но и многие-многие другие офицеры и генералы, особенно с кем воевал против фашистов или встречался во время долгой воинской службы в Советской Армии.

То, что случилось в Советском Союзе в 19 августа 1991-го года, повергло меня в шок! В это время мы с женой гостили у старшей дочери в Нью-Йорке и видели кадры хроники ГКЧП, первое лицо государства, спрятавшееся с семьёй в крымском Форосе за две недели до подписания «Договора о Союзе суверенных государств». Как известно, он отменял «Договор об образовании Союза ССР 1922 года». Новый договор инициировал развал СССР, как единого федеративного государства и превращения его в конфедерацию, то есть Союз независимых государств на постсоветском пространстве. И это всего через четыре месяца после мартовского всенародного референдума, где подавляющее большинство людей 76,6% проголосовали за сохранение Советского Союза!

Новый договор, детище творения могильщиков Советского Союза во главе с президентом СССР, генсеком ЦК КПСС М.Горбачёвым, А.Яковлевым, Э.Шеварднадзе. Его авторы готовы были подписать 20 августа 1991 года первыми. Им Советский Союз был больше не нужен. Проект нового договора Горбачёв подписал раньше, кажется,17 июля 1991года. Ему и его единомышленникам очень и очень хотелось быстрее развалить Великую Державу своими собственными руками, то есть собственноручными подписями. На процедуру его подписания из девти поддерживавших республик согласились, по свидетельству Маршала Советского Союза Д.Язова: «лишь пять республик: Казахстан, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан и Россия, которая колебалась». Как известно, решительно не соглашалась Украина, и другие. Но для М.Горбачёва, А.Яковлева, Б.Ельцина, Э.Шеварднадзе и других гробокопателей СССР это не имело никакого значения. Несогласных не хотели слушать и услышать. Им угрожали. Об этом узнал из материалов о ГКПЧ, опубликованных на сайте «ru.wikipedia.org».Там в разделе «Теория участия Горбачёва в Августовском путче» написано: «Есть сведения, что в сговоре с путчистами был сам Михаил Горбачёв, который знал о консервативном лобби в кремлёвском руководстве. За день до отъезда, 3 августа, собрав узкую часть Кабинета министров, Горбачёв произнёс загадочную фразу: «Имейте в виду, надо действовать жестко. Если будет необходимо, мы пойдём на всё, вплоть до черезвычайного положения». И потом, когда 4 августа сажают его в самолёт, он ещё раз повторяет эти странные установки. «При необходимости действуй решительно, но без крови»,-напутствует Михаил Сергеевич остающегося на хозяйстве вице-президента Янаева».