М. Шрейн, «Эрика», редактору
| Вид материала | Рассказ |
- Л. К. В лаборатории редактора содержание: от автора замечательному редактору, редактору-художнику,, 4159.25kb.
- Доклада, 31.92kb.
- Чак Паланик. Незримые Твари, 2242.77kb.
- Методические рекомендации для медицинского прибора биорезонансной терапии "deta brt", 1596.48kb.
- Эрика Берна «люди, которые играют в игры», 72.4kb.
- Сол Беллоу. Герцог, 4565.67kb.
- Проект для студентів 2 курсу фізико-математичного факультету відділення «фізика», 44.43kb.
- Политика глобального господства: от ХХ к ХХI веку, 1553.1kb.
- Федеральная служба по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, 108.66kb.
- Сэнфорд Гринбургер Ассошиэйтс и редактору Джейми Рааб из «Уорнер Букс». Без них эта, 3025.92kb.
Аделина
Оставим на время молодого князя Гедеминова, потому что пора познакомить читателя с новыми персонажами нашего романа, на первый взгляд не имеющими никакого отношения к нашему герою. Но как знать, когда и где пересекутся их пути. Вернемся в голодный 1933 год.
Преподавательница московского медицинского училища, бывшая баронесса Эрика фон Рен, а в советское время — просто Эрика Мартиновна Фонрен, поехала на похороны своей бабушки в бывшую немецкую колонию Дармштадт тоже бывшего Таврического края. То, что она теперь увидела там, повергло ее в шок. Все говорило о вымирании. Она собралась было уже возвращаться в Москву, когда к ней подошла худенькая и высокая удивительно красивая девочка. Баронесса Фонрен спросила ее по-немецки:
— Ты чья?
— Я Аделина Квиринг,— ответила девочка серебряным голоском.
Баронесса помнила о гибели ее родителей и подумала: «Как девочка быстро выросла».
— Я пришла вас спросить, может, я смогу поступить куда-нибудь учиться в Москве? — девочка с надеждой смотрела на баронессу. Та задумалась. Потом сказала:
— Наверное сможешь. Только справку возьми у председателя, что ты сирота. Сейчас бедных власть учит. А по-русски хорошо говоришь?
— Нет, я совсем не знаю русского языка. Говорят, у нас в доме говорили по-русски, но я была тогда грудным ребенком.
— Хорошо, собирайся в дорогу, я тебя возьму с собой. Поживешь немного у меня и поступишь на курсы медсестер. А потом будешь жить в общежитии. У нас тесновато, из восьми комнат нам оставили только две. В одной мы с Лизой, дочкой, ей десять лет, а в другой мой старший сын Фридрих. Ему девятнадцать лет. Фридрих учится в Политехническом институте. А здесь тебе оставаться нельзя, с голоду умрешь.
Баронесса купила два билета, и они поехали в тесном общем вагоне. Люди, казалось прислушивались и принюхивались к друг другу, чтобы узнать, у кого можно раздобыть еду: или украсть или попросту отобрать. Наступила ночь, но те, у кого были узелки с едой, не спали. Девочка заснула, слегка наклонив голову на плечо баронессы, и они вместе задремали под мерный стук колес. Но вдруг баронесса вздрогнула и очнулась от дремоты. Около нее стоял человек. Она ухватилась крепче за свой узелок. Человек исчез. Тогда она разбудила девочку, тихо, чтобы не слышали другие, сказала:
— Аделина, возьми покушай. — Она протянула девочке вареную картошку и небольшой кусочек черного хлеба.
— Спасибо, — прошептала девочка и стала жадно есть.
К вечеру приехали в Москву. Баронесса держала Аделину за руку, чтобы та не потерялась в толпе.
— Мама приехала! — кинулась им навстречу девочка лет десяти.
— Лизхен, доченька, как я по тебе соскучилась,— говорила баронесса, но Аделина не понимала ее. И баронесса по-немецки объяснила: — Мы дома говорим по-французски, чтобы на нас не донесли соседи, которых к нам подселили, они, бывает, подслушивают. А иногда по-немецки. Как придется.
И обратилась к дочери уже на немецком:
— Лизхен, познакомься. Это Аделина Квиринг, Адель. Она с годик у нас поживет, ей надо русскому языку научиться. Да и французскому тоже.
Лизе Аделина понравилась, она спросила:
— Ты правда не знаешь французского? Наша бабушка, папина мама, была француженка.
— А где Фридрих? — спросила Лизу мать, — он дома?
— Дома, — ответила Лиза, — только он, как всегда, ничего не слышит, занимается.
— Почему не слышу? — вышел к ним молодой барон, высокий и черноглазый. Аделина смутилась под его взглядом. Фридрих ей понравился.
— Здравствуй, мама. Как доехали? — спросил он, едва взглянув на девочку.
— Спасибо, нормально. Познакомься, Фридрих. Это Адель. Она пока у нас поживет, потом я ей подыщу общежитие. Как ты считаешь, я правильно поступила?
— Правильно, — машинально сказал сын и ушел к себе, больше не взглянув на Аделину.
Баронесса обняла девочку за плечи:
— Ну ладно, Адель, ты не смущайся, будь как дома. Приведи себя в порядок. Я дам тебе что-нибудь из своей одежды. А завтра занятия начнем.
Аделина с благодарностью посмотрела на баронессу.
Год спустя Аделина уже говорила и по-русски, и по-французски и поступила на курсы медсестер. Ей дали общежитие и теперь, сложив свои вещички, она пришла прощаться с баронессой и ее детьми. Они дружно настаивали, чтобы Аделина оставалась у них, но Аделина, поблагодарив добрую женщину за все, что она для нее сделала, все же ушла. Дело в том, что Аделина в свои пятнадцать лет влюбилась в молодого барона, который ее совсем не замечал, как, впрочем, и свою сестру тоже. Он готовился к защите диссертации.
Шло время, Аделина взрослела, работала теперь в больнице, а вечерами готовилась к поступлению в институт. Баронессу Фонрен она давно не видела, а домой к ней идти стеснялась. Наконец она успешно сдала вступительные экзамены. Днем училась, а вечером продолжала работать медсестрой. Однако она все время помнила о Фридрихе Фонрене, и как только наступили майские праздники и студенты мединститута собрались на вечер в Политехнический институт, Аделина поменялась дежурством в больнице и пошла на вечер.
Барон Фридрих фон Рен, а на советский лад — Федор Генрихович Фонрен, уже преподавал в институте и проходил, как все, проверку на лояльность к советскому строю. В анкете он указал, что живет вдвоем с сестрой, что родители были врачами, отец не вернулся с Первой мировой войны, а мать трагически погибла в прошлом году. Он должен был также дать вразумительный ответ на вопрос «Почему не вступает во Всесоюзный Коммунистический Союз молодежи». Фонрен мотивировал это тем, что считает себя недостойным быть в рядах этого Союза, поскольку родители не были выходцами ни из крестьян, ни из рабочих. Он был слишком умен, чтобы не понимать, что делается в стране, и в данном случае притворился политически неграмотным, чтобы его оставили в покое. Поэтому ему поручили дежурить на праздничном вечере, после чего он обязан был составить докладную записку о подозрительных разговорах студентов. Начались репрессии. И эта машина должна была чем-то подпитываться... Не донесешь — сам вызовешь подозрения. Поэтому Фонрен наблюдал за танцующими парами и думал, как же ему выйти из этого щекотливого положения, не навредив никому, в том числе и себе. И ему пришла в голову остроумная мысль указать в докладной фамилии неуспевающих, вменив им в вину то, что они умеют слишком хорошо веселиться и волочиться за девушками, но слишком мало времени уделяют занятиям. И так эта мысль его развеселила, что он стал высматривать потенциальные жертвы, записывая фамилии в блокнот.
Рабоче-крестьянская молодежь танцевала, притопывая и гикая, пока не выдохлась. И тут баянист заиграл вальс. Из зала сразу всех словно ветром сдуло, и только с десяток пар вальсировали, радуясь молодости, музыке и тому, что пространства для танца сколько угодно. И тогда Фридрих Фонрен увидел у стены двух девушек, одна из них, высокая, показалась ему знакомой. Он подошел к ней, пригласил на танец и спросил:
— Где я мог вас видеть?
Аделина, а это была она, засмеялась и ответила:
— Вы бы и сестру на улице не узнали. Я жила у вас в доме целый год.
— Аделина! — узнал ее наконец Фонрен — Но вы теперь совсем взрослая и такая красивая! Вы танцуете?
— Русские народные танцы не умею. Да и вальсировать научилась совсем недавно, с девчонками. С Вами, наверное, не смогу.
— Надо признаться, я тоже еще никогда с девушкой не танцевал. Все с мамой... Я предлагаю завтра, в воскресенье, встретиться утром у входа в парк имени Горького.
— Как поживает ваша мама? — спросила Аделина.— Я ее давно не видела.
Вместо ответа Фонрен вывел ее на улицу.
— Здесь кругом уши, — сказал он по-французски.
И, когда они миновали людные места, с грустью ссказал:
— «Черный ворон», машина НКВД, спешила кого-то арестовать и наехала на маму. В общем, мама погибла. Скоро уже год, как мы с Лизой живем вдвоем.
Аделине было искренне жаль баронессу, и она выразила Фридриху свое сочувствие:
— Ваша мама была таким прекрасным человеком. Я всем обязана ей. Мне очень жаль.
Фонрену было уже 24 года, но он не встречался еще ни с одной девушкой. С Аделиной ему было легко и просто. Не надо заикаться и краснеть, мучаться, комплексовать. Аделина не призналась ему, что сама искала свидания с ним. И теперь была рада, что все сложилось как нельзя лучше. Фонрен предложил ей учиться танцевать вальс в парке по утрам. — Пока там еще ни кого нет, — объяснил он. — А вечером мы будем просто гулять и смотреть на звезды.
И Аделина согласилась. Они стали встречаться по воскресеньям, утром вальсировали, а вечером гуляли по темным аллеям парка.
Прошло лето, уже и осень забрасывала их разноцветной листвой, уже отметили восемнадцатилетие Аделины, и Фонрен собирался с духом, чтобы сказать ей о своей любви и предложить руку и сердце. Неизвестно, сколько бы он еще размышлял над этим, как вдруг взбунтовалась его сестра, Лиза. Она так привыкла проводить воскресные дни с братом, что потребовала у него отчета. Фридрих признался, что встречается с девушкой. Лиза объявила:
— Сегодня вечером я иду с тобой.
Брат удивился и спросил:
— Ты пойдешь со мной на свидание с моей девушкой?
Лиза подтвердила, сказав при этом, что ей не безразлично, кого брат приведет в дом. В свои четырнадцать лет она рассуждала, как взрослая.
Фонрен сказал ей:
— Ну и удивлю же я тебя!
— Удивляй,— согласилась Лиза. И они вместе пошли на свидание с Аделиной.
Брат предложил Лизе:
— Только я хочу, чтобы ты сама угадала, какая из девушек моя.
И Лиза стала разглядывать всех встречных девушек.
— Это нам не подходит. Слишком старая для тебя. Эта худая, эта полная, а у этой ножки, как у козы рожки... Так, эти две тоже мне не нравятся. А эта злая. Может, эта? — спросила Лиза брата, но он смотрел вперед, и Лиза тоже вытянула шею. Там на аллее двое военных о чем-то говорили с девушкой, явно не желая с ней расставаться. Девушка, по-видимому, отшучивалась и показывала рукой вперед. Фридрих ускорил шаг, и Лиза поняла, что это с его девушкой хотят познакомиться военные. Она стала оценивающе разглядывать ее, стоявшую к ней боком, и нашла, что у брата недурной вкус. Военные пошли вперед, все время оглядываясь. Девушка подошла к ним. И тут Лиза узнала Аделину и страшно обрадовалась.
— Почему ты к нам не приходила?! Я скучала по тебе! — тараторила Лиза, как будто Аделина пришла на свидание с ней. А Фридрих сказал сестре:
— Ну, я обещал тебя удивить? Удивил?
— Это то, что надо,— продолжая с братом прерванный разговор, ответила довольная Лиза и предложила пойти кататься на качелях.
Теперь каждое воскресенье они гуляли втроем, и Лиза ревниво следила за взглядами мужчин, которые рассматривали «ее» Адель, и однажды спросила брата:
— Когда ты женишься? Хочешь, чтобы у нас отбили невесту? Пригласи ее к нам на мой день рождения. Выпьешь вина и станешь смелым, и не забудь, ее нам мама привезла. Ты на ней женишься, а мама с небес за нас всех порадуется.
— Может, ты и права,— задумчиво ответил брат.
И в следующее воскресенье, следуя Лизиным наставлениям, он пошел провожать Аделину и в темноте, заикаясь, объяснился ей в любви и предложил выйти за него замуж.
— А как же Лиза? — спросила Аделина.
— Да она, может, больше... В общем, она хочет, чтобы ты стала моей женой. Мы даже обвенчаемся, но чтобы никто не знал. А то меня с работы снимут, а тебя из института исключат. Ты согласна венчаться? А то брак по бумажке недействительный.
— Да,— сказала радостно Адель. Она чувствовала, что обретает семью, и была счастлива.