Нефёдов Андрей Сомнения по Шекспиру

Вид материала

Документы

Содержание Бэрбедж: (

Подобный материал:

• Автор: андрей нефедов, 10348.76kb.
• Нефёдов Андрей Анатольевич andreyna@yandex ru Тел в Москве: 395-80-74. 23 февраля 2007, 2142.36kb.
• Анна андреева андрей Дмитриевич, 986.66kb.
• Виктор Калачёв По У. Шекспиру, 360.02kb.
• Протокол, 104.95kb.
• Российская академия наук, 258.46kb.
• И. о. Губернатора Самарской области / А. П. Нефёдов (подпись) «30» января 2012 г. Доклад, 1791.37kb.
• Кон-фан-сан М. И., Шостак О. И., Нефедов, 122.71kb.
• Темы вкр по финансово-правовой специализации Нефёдов Дмитрий Викторович 3 студента, 39.21kb.
• Сентябрь 2009 1 сентября 110 лет со дня рождения А. Платонова (1899-1951), русского, 352.06kb.

Сцена 4

(Неизвестный заходит в мастерскую художника, разглядывает картины. Входит художник.)


ХУДОЖНИК: Как вас позвольте, сударь, называть?


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Давайте без затей и церемоний.

Зовите просто, сэр Уильям.

… Сейчас, мне совершенно безразлично,

как вы меня изволите назвать.

… Я думаю о том, как поточнее,

вам о заказе странном рассказать.


(продолжает разглядывать картины)


… Да, вы, действительно, вполне приличный мастер.

Хоть вы и молоды, но, точно знаю я,

вы непременно справитесь с задачей,

не зря мне рекомендовали вас.


В глаза бросается отточенность пера,

изящество и грациозность.

Но, главное, и это очень важно,

нигде нет лишнего, ненужного штриха.


ХУДОЖНИК: Вы правы, что деталь - не самоцель,

а средство передать характер.

Любой пустяшный штрих на полотне –

принципиальный, ценный, важный фактор.


Я ни один штришок на полотно

не нанесу без смысла и без цели,

в картине всё играет свою роль,

включая свет и игры светотени.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: … … И, правда,

работы ваши отличает глубина

и сходство с образцом, с оригиналом,

его вы выражаете легко

двумя-тремя изящными штрихами.


Действительно, я вижу, вам по силам

в картине суть натуры показать

и языком художественной силы

о ней всё без стеснения рассказать.


… Я посмотрел работы многих,

но предпочел бы выбрать вас.


ХУДОЖНИК: А, если не секрет,

кто подсказал вам, заглянуть ко мне?


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Мне посоветовали вас

из окружения Бэкингема.

… Однако, всё-таки, давайте ближе к делу.


Так вот, заказ мой будет не совсем обычным.

Я к вам пришёл, чтоб заказать портрет того,

кого уж нет и как бы не бывало,

как будто бы он был, а, вроде как бы – нет.


Случилось так, что он жил скрытной жизнью.

Как, почему – не будем обсуждать.

Так видно нужно для его таланта -

без тайны он не мог существовать.


ХУДОЖНИК: А, кем был умерший при жизни?


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Кем был он?

… Он был в маске!

Среди друзей в одной,

а для толпы – в другой.


А так, он слыл поэтом, драматургом

и в этом деле был известен, знаменит.

Он скрытно жил, а где-то жила маска,

в тени которой он творил стихи.


Одни им часто, живо восхищались,

в других его творенья пробуждали зависть,

но мало кто мог знать его в лицо.

Почти никто не мог сказать определённо,

где он, как есть, а где он - в маске, …

особенно касаемо глупцов.


Его друзья могучим коллективом

который год уже готовят выход в свет

плоды трудов любимого поэта,

которому, наверно, равных нет.


И вот теперь для полноты картины

осталось нанести последний штрих:

на титульном листе явить хоть что-то,

хоть из приличия живописать портрет.


… И тот, портрет, что я хотел бы заказать вам,

украсить должен, я надеюсь, наконец,

его трудов посмертное издание,

венчать проект длиною в тридцать лет.


Чтоб в полной мере соблюсти законы жанра,

кого-то ж надо на картинке показать,

чтоб избежать ненадобных вопросов,

чтоб с ерундою к нам никто не приставал.


Читатель должен знать, что автор книги,

действительно реальный человек.

… Ведь странно же, собрание сочинений,

а почему-то на листах портрета нет.


ХУДОЖНИК: Но, как, скажите,

рисовать портрет кого-то,

кого уж нет, кто, как бы, … вдалеке?


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Вот в том и фокус!

Честно вам признаюсь,

я сам сейчас в серьёзном тупике.

Не знаю вот, как обозначить вам задачу,

что мне хотелось увидеть на холсте?!


… Читатель должен знать, что автор книги

реально жил и много написал,

неважно здесь, какая его внешность,

… а то, что вышло в свет из-под пера.


ХУДОЖНИК: Но я всегда стремился к совпадению

модели и портрета на холсте!

И, как же рисовать портрет кого-то,

не посмотрев ни разу на модель?!


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Он, в самом деле, – некая модель!

… Модель – отличное, удачное словечко!

подходит кстати, выстрел прямо в цель!

Вы точно обозначили задачу!

Вам надо изваять его модель!


ХУДОЖНИК: Но всё же,

вы скажите, как писать мне

того, кого ни разу не встречал.

Вы ж понимаете, создание портрета –

интимный, деликатный ритуал.


Художнику желательны зацепки

о внешности, характере, уме,

а также масса личных впечатлений,

потом он их покажет на холсте.


Какого он был возраста и роста,

усатый был, а может с бородой?

Вельможа он, а может простолюдин -

в портрете всё играет свою роль.


Вот форма черепа, к примеру, нам способна

поведать много о характере, уме,

покатый лоб расскажет об одном нам,

затылок выпуклый – о чём-нибудь другом.


Ну, хоть скажите мне,

он – лысый, … с волосами,

худой был или толстый, наконец?

Хоть что-нибудь о внешности скажите,

какой-нибудь мне дайте образец!


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Какая разница!

Пусть на холсте он будет лысым.


ХУДОЖНИК: Как скажете! Но, всё же!


… Каким он был: весёлым или грустным?

Каким его мне надо показать?!

… И, наконец, мне нужно видеть руки,

они так много могут рассказать!


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Нет, это лишнее!

Вот рук, как раз, показывать не надо!

Они поведать могут и о том,

о чём в лице с трудом ты прочитаешь.

Они расскажут больше, чем лицо.


ХУДОЖНИК: … Сэр, Уильям, как я понимаю,

оригинала два: поэт и его маска.

… Так и кого ж из них мне рисовать?


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Не одного – обоих,

… оба сразу!

Вам надо взяться так и постараться

изобразить обоих на холсте,

поскольку разделить их невозможно,

они срослись, участвуя в игре.


ХУДОЖНИК: Ну, хорошо!

Допустим, я там как-то

кого-то постараюсь показать

придумаю, домыслю, доваяю,

возьму там некий образ с потолка


Но, для начала, всё ж узнать хотелось,

пока не начал я ваять его эскиз,

чей лик там проступает под вуалью,

мужские или женские черты?!


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Как вам сказать,

не раскрывая тайны,

на самом деле образ многолик -

под маской прятался от взоров любопытных

сначала тех, а после этих лик.


ХУДОЖНИК: Чем дальше, тем становится забавней!

И как прикажете мне их изображать?

… Здесь ассорти, здесь целая команда

перед толпой играла маскарад.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Вы не тревожьтесь

о портретном сходстве,

оно совсем здесь не играет свою роль.

А, в принципе, рисуйте, как хотите,

любой портрет сгодится для него.


И, не забудьте, я считаю это важно,

вам на холсте необходимо передать,

портрет не должен вызывать больших эмоций,

не должен он притягивать глаза.


Ничто в нём не должно будить фантазий

воспламенять каких-либо идей,

мешать испытывать восторг от сочинений,

короче, … чтобы было без затей.


Ещё, что мне хотелось бы отметить,

и что хотел бы я увидеть на холсте,

чтоб каждый чувствовал двусмысленность сюжета,

чтоб понапрасну не таращился в портрет.

… Пусть смотрят в книгу, а не пялятся в портрет!


Читатель должен ощущать, что этот образ –

сам по себе, а книга - по себе.


Взглянувши на него, читатель должен

без лишних мыслей повернуть листок,

закрыть портрет страничкой со стихами

и никогда не вспоминать о нём.


… Пусть наслаждается стихами и сюжетом.

Читает пусть! А не таращится в него!


… Как видите, есть поле для работы,

вам есть, где проявить в ней свой талант,

попробуйте нюансами портрета,

читателю об этом рассказать.


ХУДОЖНИК: … Каким его я нарисую,

таким он в книгу попадёт,

таким же будет для потомков,

таким в историю войдёт.


… Сэр, Уильям, вы не обижайтесь,

скажу вам без утайки, напрямик,

вам нужен не портрет его – картинка,

чтоб заморочить публике мозги.


На самом деле, вам нужна, заставка,

читателя запутать, с толку сбить.

… Поэтому, я должен исхитриться

и этакое что-то смастерить?!


… А, если кто-то

из его знакомых, близких,

заметив всё, почувствует подвох,

что шутники поэта подменили

и заменили подлинник фуфлом.


А если кто-нибудь из тех, кто знал поэта,

увидев на странице сей портрет,

мне выскажет претензии, упрёки,

что нет ни грамма сходства… Где поэт?


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Нет сходства с кем,

с поэтом? … с его маской?


… Поверьте мне, никто не скажет слова,

не выскажет претензий никому.

Об этом точно вы не беспокойтесь!

Я вам серьёзно это говорю.


Кто знал поэта, ничего не скажет,

поскольку в курсе закулисных дел,

а родственники маски – те не знали,

какую роль играл он в той игре.


Портрет сей будет напечатан только в книге,

они ж книг не видали отродясь,

её не купят и не прочитают -

они ж книг вовсе не читали никогда!


Как видите, заданье не из лёгких,

есть где раскрыть вам творческий талант.

Я просто обозначил вам проблему,

но вряд ли подскажу, как выполнять.


ХУДОЖНИК: Да уж! Поди - туда,

куда и сам не знаю,

и сделай то, что хочешь.

… Что же я захочу?

Придётся что-то необычное придумать.

… А похвалу я вряд ли заслужу.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Пока я ехал к вам,

пытался разобраться,

как по-точнее бы задачу очертить,

как объяснить вам, просто и доступно,

что б я хотел в итоге получить.


А вот сейчас и сам уже не знаю!


… Что остаётся мне - надеяться и верить,

и уповать на ваш талант и мастерство.

До встречи. Всё же я надеюсь,

не подведёт вас тонкое чутьё,

и вам удастся справиться с задачей,

к модели как-то подобрать лицо.


(Неизвестный уходит.)


ШУТ: Прошло недели три.

Инкогнито приходит, за портретом.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Ну, не томите же,

где ваш шедевр, где ж он,

где наш «таинственный» Никто?!


ХУДОЖНИК: Сэр, Вильям.

После нашей встречи

я долго размышлял, что делать с ним,

с загадочным инкогнито-поэтом,

который так вам дорог и любим.


Пытался я понять, что вы хотели,

что за портрет вы мне хотели заказать,

и что ж такого важного хотели

заставкой этою читателю сказать.


Наверно, чтобы проницательный читатель

увидел недвусмысленный намёк,

почувствовал, что здесь издатель книги

поймал его умело на крючок.


Чтоб он не принимал портрет серьёзно,

ведь это - некий ряженый лубок,

и чтобы, не особо напрягаясь,

он мог бы разгадать в лице подвох.


Не знаю я, насколько удалось мне,

задумки ваши в дело воплотить

и языком художественной формы

читателю пилюлю подсластить.


Теперь же после этого вступленья

я с ним вас оставляю тет-а-тет.


Я чувствую, как в вас растёт волненье.

Ну, что ж! Давайте взглянем на портрет.


(Художник открывает портрет. Неизвестный скептически приглядывается)


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Уж, извините! Ничего не замечаю.

Уж не взыщите, невнимательный такой.


ХУДОЖНИК: А, если повнимательней всмотреться!


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Не обессудьте, ничего не вижу,

не замечаю что-то ничего.

Да, глаз уже замылился должно быть,

промыть бы его надо новизной.


ХУДОЖНИК: Ну, как же так?


Прекрасно видно, голова отдельно,

лежит, как груша, на воротнике,

искусственно приставлена к камзолу,

и от него стоит невдалеке.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: И как же я так сразу не заметил!

А, ведь, и, правда, шеи-то и нет!

Камзол отрезан будто светотенью:

камзол с башкой отдельно – шеи нет!


Весьма забавно выглядит оно:

камзол – отдельно, голова – отдельно,

… они, как будто, существуют параллельно!


Башка, действительно, отчленена от тела …

лежит на блюде, на воротнике.

Я удивляюсь, как я не заметил!

Она, как блюдо, на сковороде!


ХУДОЖНИК: Она как будто бы

придвинута к камзолу

не вертикально, как-то спереди и сбоку.

Как будто бы она ему чужая,

её нашли - приставили, играя.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Признайтесь,

где вы это подсмотрели,

где раньше видели подобное жабо,

не воротник, а воротник–секира.

Ну, это - супер-гениальный ход!


… А, что за лоб?! Такого не бывает.


Пузатый лоб сомнительно широкий,

Лощёный, гладкий, как на изразце.

А возраст – сразу так не рассчитаешь,

и, странно, что морщин нет на лице.


Лицо простое, проще не придумать …

ХУДОЖНИК: … То – не лицо –

прессованный картон!

А волосы! Не волосы, а – пакля, -

по линии приклеенный шиньон.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: В лице нет чувств,

нет дуновенья мысли,

и не отмечено печатию ума,

и голова несоразмерна с узким телом,

короче – несуразица одна.


ХУДОЖНИК: … Где ж на картонке

ты печать свою поставишь,

своей души, характера, ума?

Под ней не видно, что в тебе твориться,

как закружилась мыслей кутерьма.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: Глаза торчат

в отверстиях картонки

как окуляры, стёкла из бойниц.

Он соткан весь из полных несуразиц,

клубок из околесиц, небылиц.


ХУДОЖНИК: А, как камзол?


НЕИЗВЕСТНЫЙ: С камзолом вижу

тоже всё не просто.

В него вы тоже заложили скрытый смысл.


Я на него смотрю, и всё пытаюсь,

понять и разгадать, что здесь не так.

И ткань хорошая, и выглядит богато,

но что-то здесь мне кажется не так.


Да! В этаком наряде

на люди выйти вряд ли кто рискнёт,

пошит он совершенно по-дурацки,

… надет он как бы задом наперёд.


Какой портной такое мог состряпать!

Их шьют, наверно, только под заказ,

чтоб облачать шутов и скоморохов,

чтоб в нём шута узнали бы тотчас.


… Чем больше в «Это» всматриваюсь я,

тем с большим умиленьем восторгаюсь!

Наверно, это – то, о чём мечтал.

и даже то, о чём не смел мечтать я!


Ну, что же! Всё великолепно!

Поделка знатная, вполне доволен я!


ХУДОЖНИК: Ещё не всё!

Для тех, кто по-глазастей,

чтоб легче суть картины разгадать,

я очертил легонько контур маски:

под ухом светотенью показал.


… Тот, кто умён, легко заметит фигу,

он всё поймёт и разглядит интригу

в штрихах, в деталях, в тонкостях портрета,

в чертах неповторимого брюнета.


… Короче, это - антураж, довесок,

приправа к блюду и не должен портить вкус

восторга от стихов его, сонетов.

Пусть может даже и портрет его кургуз!


Я намекнул читателю прозрачно,

не надо перед ним благоговеть,

что это не портрет, а просто - блюдо.

Что любоваться им, тут надо просто есть!


НЕИЗВЕСТНЫЙ: … А ведь и, правда,

это – просто блюдо,

читателю его придётся съесть!


… Заметно, как вам здесь пришлось бороться,

с самим собой, превозмогая свой талант.

Пришлось вам извернуться на изнанку:

не раскрывать натуру, а – скрывать.


ХУДОЖНИК: Вы правы!


Мне над собой пришлось поиздеваться

превозмогая самого себя,

пришлось мне свой талант переиначить,

в одном лице двоих изображать.


Конечно, передать характер, важно!

Хотя, как маской передать нутро того,

кто добровольно спрятался под маской,

не хочет мельтешить перед толпой.


Художник кистью раскрывает на портрете,

детали внешности и стороны души,

а здесь пришлось, наоборот, от всех всё прятать

лицо, и пол, и личности черты.


Как справедливо вы изволили заметить,

бороться мне пришлось с самим собой,

всё тщательно упрятать под забралом

и не портрет писать, а … некий натюрморт.


Кто наблюдателен, домыслит, разберётся,

что что-то изначально здесь не так,

что не спроста здесь наворочено всё это,

что всё-таки художник - не дурак.


Как вы хотели, этот «славный» образ

из книги можно безболезненно изъять.

Захочет кто, пусть вырвет лист из книги,

… от этого ей нечего терять.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: … Ну, что же!

Всё удачно получилось.

Работа славная, никак не ожидал,

что вы так лихо справитесь с задачей.

Вы превзошли здесь самого себя!


Наверно, это то, что я хотел бы,

о чём я думал, собираясь ехать к вам.

Вы оправдали мои смелые надежды.

… А так же, вы прославили себя.


Портреты всех, кого вы написали,

забудут быстро иль немного погодя,

о них не вспомнят, будто - не бывали,

а «Это» не забудут никогда.


Когда умрём, о нас забудут вскоре,

а автор книги будет жить в веках,

её листая, посмотрев на образ,

с ним заодно читатель вспомнит вас.


… Ну, вот и чудненько!


За эту неземную красоту

вы заслужили получить двойную цену.


НЕИЗВЕСТНЫЙ: И главное.

Пусть разговор останется меж нами.

Он в тайне жил, ему так жить во век

в стихах бессмертных, в пьесах и сонетах,

с лицом закрытым наглухо от всех.


(Неизвестный расплачивается, и уходит.)

(Сцена закончилась. Появился Шут.)


ШУТ: Чтоб зритель понял до конца,

здесь был инкогнито всесильный

лорд-камергер граф Уильям Пэмбрук,

он и заказывал портрет,

что всем знаком с тех пор.


… Он с детства знал, любил Шекспира,

и сделал всё, чтобы прославить его имя,

в прекрасном Фолио издав труды его.


… Однако же, вернёмся на 30 лет назад.

И что ж мы видим, два неразлучных графа

сэр Роджер Мэннерс (Рэтленд)

и Генри Ризли (Саутгемптон)

в который раз уже приехали в театр.


Сцена 5


(Роджер Мэннерс и Генри Ризли приехали в театр, где выступает труппа Бэрбеджа)


(За сценой кто-то кричит): Эй, Шакспер,

придержи-ка лошадей.


(Роджер поворачивается в сторону голоса, как будто обращаются к нему.)


МЭННЕРС: Не понял я?

Он что-то нам сказал?

… Сказал, чтоб мы коней попридержали?


(пауза)


РИЗЛИ: Нет, вряд ли, то не может быть.

Он не Шекспир сказал,

я слышал точно - Шакспер.

Откуда этим парням знать про нас,

тебе почудилось, должно быть.


Шекспир и Шакспер – вот так совпаденье,

так не бывает невзначай и наобум.

Не зря здесь случай в нашу жизнь вмешался,

две буквы переставил, как шалун.


… А так, не правда ли, - со стороны забавно,

чтоб конюх что-то лорду приказал,

чтоб он коней своих попридержал бы …


МЭННЕРС: … на сцене реквизит потом расставил,

а после шутовскую роль сыграл.


(Появляется Слай в роли Шакспера.)


РИЗЛИ: Скажи, любезный, как тебя зовут?


СЛАЙ: Родители крестили Гильёмом Шакспером,

милорд. Дружки зовут Уиллом.


РИЗЛИ: (даёт ему чаевые) Отличная фамилия!


(в сторону) Фамилия такая, как нам надо.

Сама судьба удачно нас свела.


РИЗЛИ: Послушай, Уилл,

а где тебя увидеть можно.


СЛАЙ: Да здесь, милорд,

почти всё время я в театре.


(Появляется директор труппы Бэрбедж.)


БЭРБЕДЖ: (обращается к обоим графам)

Моё почтение господам,

сэр Генри, (кланяется)

сэр Роджер. (кланяется)

Добро пожаловать в театр.


Всегда мы рады дорогим гостям.

Ждём с нетерпеньем каждый ваш визит.

… Позвольте срочно отпустить Гильёма,

ему пора уже готовить реквизит.


МЭННЕРС: Да, да! Конечно! Мы его не держим.


БЭРБЕДЖ: (обращается к Слаю):

Ну, всё ступай, займись-ка реквизитом,

сейчас у всех делов невпроворот.

Поторопись, а то ведь не успеешь,

сейчас каждый человек наперечёт.


(Слай убегает)


РИЗЛИ: А кто он?

Мы раньше здесь его не замечали.


БЭРБЕДЖ: Да так – бродяга.

Вот прибился к труппе.

Пока что – на подхвате, здесь и там:

коней припарковать, прибрать на сцене

… делов, хоть разорвись напополам.


Короче он у нас работник сцены.

… А, так он прыткий малый - не дурак.

Послушен и ретив, но знает меру.

… А что? Он сделал что-нибудь не так?


МЭННЕРС: Да нет же, всё в порядке!


РИЗЛИ: Мы с сэром Роджером

вам привезли очередную пьесу.


БЭРБЕДЖ: Тогда пройдёмте в офис, господа.


РИЗЛИ: Да, да сейчас мы подойдём.

(Бэрбедж уходит первый)


РИЗЛИ: Скажи мне Роджер, как считаешь ты,

парковщик лошадей способен стряпать драмы?


МЭННЕРС: Логично рассуждая, нет!


Кухарка, в принципе, способна быть министром

и как-то сможет управлять своей страной,

но конюху, пожалуй, не под силу

побаловаться рифмой и строфой.


РИЗЛИ: Всё верно! Так считает дилетант.

На самом деле может, и может ещё как!

Когда рукою профана водит искусная рука.


МЭННЕРС: К чему ты это говоришь?


РИЗЛИ: Да этот Шакспер всё никак

не выйдет из башки.

… Такой подарочек судьбы никак не упусти!


Он мог бы стать для нас большой находкой,

и – от толпы зевак перегородкой.


Шекспир и Шакспер – выстрел точно в цель.*

вот попаданье в самую десятку.

Звучат похоже, сходны на письме,

подумать, можно - просто опечатка.


===========

*) Шекспир – Shakespeare;

Шакспер - Shakspere ( или Shaxper).

===========


Два слова схожи, будто на заказ:

различие в двух буквах незаметно.

Так может приключиться раз в сто лет -

воспользоваться надо непременно.


Ты вспомни, как когда-то наш Шекспир

всего лишь был обычным псевдонимом,

писался он через дефис в два слова:

Shake и speare.


О нём все стали говорить,

известность он обрёл,

тогда убрали мы дефис,

два слова, слив в одно.


Итак, фамилией он стал,

всё вроде ничего,

добавить имя можем сейчас


МЭННЕРС: … и имя, и лицо!


Нет, надо всё-таки его,

хоть как-нибудь назвать.

Гильём звучит … ну так себе,

а Вильям – в самый раз.


Вильямом звали короля –

отца всех королей. **

Шекспир захватит, как и он,

подмостки наших сцен.


===========

**) Речь идёт о Вильгеме (Вильяме) Завоевателе, основателе династии английских королей.

===========


РИЗЛИ: Без псевдонима нам нельзя -

мы слишком на виду.

Нам неприлично без него

играть свою игру.


Без псевдонима нам писать –

быть полным дураком,

как на торжественный приём

явиться босяком.


МЭННЕРС: Согласен я, что псевдоним

для нас необходим.


Представь себе ты что-то там

с улыбкой написал,

весь свет твой опус прочитал,

и вот судачить стал.


И вот все начали чесать,

злословить языком,

искать под маскою с вензельком

знакомых всем персон.


Судачить, где, каких вельмож

как есть изобразил,

на балаганный пьедестал,

с улыбкой водрузил.


Потом - ловить косые взоры

и наживать себе врагов,

а так – под тенью псевдонима –

пиши, что хочешь обо всём.


РИЗЛИ: Шекспир – велик, он всем хорош:

блестящ и знаменит,

и много любопытных глаз

он манит, как магнит.


Добавить вывеску ему –

отличный вариант,

пусть даже если будет он

лицом комедиант.


Пусть наш любимец обретёт

реальные черты,

для любопытных и глупцов,

для тех, кто из толпы.


(подходят к Бэрбеджу)


РИЗЛИ: Скажите, Бэрбедж,

этот Шакспер - кто?

Насколько он надёжен?


БЭРБЕДЖ: Надёжен ли?

Я думаю вполне.


Он сам из Стратфорда,

там у него какие-то проблемы,

вот - перебрался в Лондон.


А что? Вам что-то нужно от него?


РИЗЛИ: Да нужно, … скоро будет нужен.

Суть дела в чём.


Нам не с руки маячить здесь в театре

среди актёров труппы … Нам нельзя.

Мы через чур заметные персоны

и не хотим мозолить всем глаза.


Нам нужен некто,

кто мог стать бы маскировкой,

прикрытием и ширмою для нас,

помочь нам оставаться анонимно,

… кто б на виду маячил вместо нас.


МЭННЕРС: Да и Шекспир,

чьи пьесы мы привозим,

известный при дворе аристократ,

получит нагоняй от королевы,

за то, что здесь играет в маскарад.


… Ему совсем некстати здесь светиться

его за это сильно пожурят,

… и впрямь, из всех потех и развлечений

Шекспир предпочитает маскарад.


РИЗЛИ: Нам нужен кто-то,

кто сыграл бы роль Шекспира,

кто б смог его хоть как-то заменить,

увидев Шакспера, мы Роджером решили

на эту роль Уилла предложить.


МЭННЕРС: … Наш друг Шекспир

обрёл бы в нём лицо.


Естественно, что вы должны быть

в курсе этих дел.

… и в тайне уговор хранить,

в том будешь ваш удел.


БЭРБЕДЖ: Благодарю господ высоких лордов

за высоко оказанную честь.


РИЗЛИ: Конечно, это – вовсе не бесплатно,

в игре у каждого быть должен интерес,

Гильём, как вы, получит долю в труппе,

вы – наши пьесы, и довольны будут все.


… Сейчас у нас дела идут прекрасно,

спектакли собирают полный зал.

аншлаги собираем за аншлагом.

Вы правы, что театр маловат.


Мы с сэром Роджером уже давно мечтаем

театр на паях соорудить

и в нём всё восхищение Шекспиром

с восторгом и любовью воплотить.


Мы, как и раньше дальше, также будем

к вам приносить для постановки тексты пьес -

он будет, как бы ширмой, за которой

припрячется занятнейший сюжет.


На случай, если кто-то вдруг захочет,

спросить у вас, кто автор этих пьес,

покажете его, чтоб отвязались,

чтоб у глупцов пропал бы интерес.


МЭННЕРС: Но это, так сказать, на крайний случай,

до этого, наверно, не дойдёт.


БЭРБЕДЖ: Я ваш всегда!

Всегда я рад служить вам господа!


Не беспокойтесь, Шакспер малый хваткий

с ним можно сговориться о деньгах.

Тут нюх его работает исправно,

когда заходит речь о барышах.


Не отвернётся он от выгодной оферты,

в таких делах его не провести,

тем более, не сможет отказаться,

деньжат шальных по лёгкому срубить.


… Всё это здорово, однако вам придётся

договориться с графом Пембруком –

хозяином театра.


РИЗЛИ: Ну, это самое простое!

Я думаю, три знатных лорда

об этой мелочи всегда договорятся.


… Тогда бьём по рукам.


БЭРБЕДЖ: Ну, вроде, как бы сговорились.


МЭННЕРС: Тогда вы сами Шаксперу скажите

и объясните популярно, что, да как.

Нам с ним встречаться как-то неспродручно.


РИЗЛИ: … хотя мы компаньоны как-никак.


БЭРБЕДЖ: Я думаю, всё будет в лучшем виде.


… Вот только, закавыка в том, что Шакспер

неграмотен и, как бы вам сказать,

он и читать-то не умеет толком,

а уж тем более там что-то написать.


Возможно, он учился где-то, как-то

и даже, может, школу посещал,

но это - бабка надвое сказала,

похоже это очень спорный факт.


… И, вообще! Никто мне не поверит,

что Шакспер Уилл – поэт и драматург.

Нет, этому поверят только лохи,

кто очень сильно глух и близорук.


И если я кому скажу об этом

он рассмеётся прямо, от души,

ведь видно очень – парень недалёкий,

заметно всем, что малый - от сохи.


Покрутит пальцем у виска с улыбкой,

мол, я – того, наверно, я – куку,

мол, что ты мелешь, ты наверно шутишь,

такое взбрендит только остряку.


Но, главное, конфуз случиться может,

вдруг если Уилл сморозит ерунду.


МЭННЕРС: Так пусть ведёт себя по-осторожней,

не глубоко пусть пашет борозду.


РИЗЛИ: То не конфуз, случиться!

Это будет хохма,

когда он где-то, как-то стормозит.

Хотя, … немного можно порезвиться,

побалаганить, просто похохмить!


Да ничего такого не случится,

когда он облажается разок,

ну, рассмеются все и что такого в этом,

… получит вразумительный урок.


МЭННЕРС: Давай без шуток, как-то посерьёзней!

(Бэрбеджу)

… Вы постарайтесь донести ему, как надо,

что роль его проста, как дважды два.

Она легка, проста она, как грабли:

жить так, как жил, жить так, как жил всегда.


Пусть делает что хочет, только чтобы

без надобности рот не раскрывал,

тихонько пусть стрижёт свои купоны,

пока не влипнет, не засыпется впросак.


… А то, что Шакспер – не гигант,

талантом обделён,

то это вовсе не беда, так даже хорошо.

Не надо парню щеголять талантом и умом,

Шекспир талантлив без него -

пусть он сидит молчком.

Ему достаточно торчать в театре иногда

и любознательным глупцам показывать себя.


БЭРБЕДЖ: Я понял всё.


РИЗЛИ: Тогда бьём по рукам.


БЭРБЕДЖ: Позвольте мне уже пойти,

в театре ждут дела.


(уходит)


МЭННЕРС: Так и остался б наш Шекспир

безмолвным, без лица!

А тут судьба преподнесла

такого молодца.

Сам псевдоним ни то, ни сё –

фантом, игра ума.


РИЗЛИ: И Шакспер то ж ни то, ни сё;

ни два, ни полтора.


МЭННЕРС: Вначале - просто псевдоним –

забава для вельмож,

а сейчас - для полноты игры –

добавилось лицо.


Чтоб любознательным глупцам,

что было показать,

и чтобы нам в тени его

не засветить лица.


Ведь псевдоним есть чья-то тень,

пусть тень бросает он.

Прикрыться можно им легко,

как фиговым листком.


РИЗЛИ: … Кто тень кидает на плетень?

Пусть станет им Гильём!


МЭННЕРС: Не грамотен – и хорошо!

И этим он хорош,

после него, как не ищи,

не сыщется следов.

Ни рукописного клочка,

ни слова, ни строки

после него ты не найдёшь,

хоть всё переверни.


Короче, просто идеал,

нам лучше не найти.


РИЗЛИ: … Как всем нам крупно повезло:

и Шаксперу и нам.


Шекспира с Шакспером судьба

удачно здесь свела.


Сегодня здесь, как на заказ,

схлестнулись две судьбы,

в удачном месте собрались

актёры для игры.


МЭННЕРС: Как много значит угадать

удачливый момент.


РИЗЛИ: Момент такой ты ни за что

не смог бы подгадать.


МЭННЕРС: … Как парню круто повезло,

ни думал, ни гадал,

а тут судьба вручила приз,

в историю попал.


Вот жил обычный паренёк,

звёзд с неба не хватал,

жил, как придется, так, как все,

талантом не блистал.


Фортуна выбрала его,

став перед ним в анфас,

и вот поэтом парень стал,

как будто на заказ.


РИЗЛИ: Когда фортуна выдаст приз,

никак не угадать.

Сегодня может целовать,

а завтра – наказать.


… Вот будет хохма, вот комедия начнётся,

когда откроется игра.


МЭННЕРС: Нет, хохма будет,

если что-то не срастётся.


РИЗЛИ: … Но это будет не про нас,

нас это не коснётся.


МЭННЕРС: Представь себе, что если кто-то

захочет вдруг его куда-то пригласить

на светский раут, театральную тусовку,

попросят что-либо из нового прочесть,

а он быр – мыр, мол это написал не я.

И может ляпнуть не впопад, что я - совсем не я.


Всё сразу станет ясно всем!


РИЗЛИ: Что ясно?

Шакспера назначили Шекспиром!


… Догадлив кто, легко поймет,

что некий юморист,

чтоб посмеяться над толпой

Шекспира подменил,

для Шакспера придумал роль,

чтоб пыль пустить в глаза,

чтоб самому среди толпы

не показать лица.


И даже, если он куда удумает пойти,

на встрече той он всех, кто есть,

во всю развеселит.

Я думаю, что он и сам на встречу не пойдёт -

ему предвидится на ней лишь шутовская роль.


МЭННЕРС: Нет! Надо всё ж ему сказать,

чтоб он не оплошал,

чтоб, не подумав, лишний раз,

он рот не разевал.


Чтоб невпопад чего-то там невольно не сболтнул,

и чтобы часом и себя, и нас не подкузьмил.


РИЗЛИ: Смотри, Гильём, не попадись,

не попади впросак!


… Да не волнуйся ты, риск есть,

но очень небольшой.

Никто его не пригласит.

Ну, вспомни, он какой!


Всем видно – парень недалёк,

мозгами не блистал,

что никогда пера в руке

он в жизни не держал.


… А по сему! Пусть ходит куда хочет,

Расколют, так расколют!


МЭННЕРС: А если вдруг

когда-нибудь откроется обман?


РИЗЛИ: Обман? Да в чём обман!?

Обмана в этом нет.

Обман – когда есть интерес кого-то обмануть,

надуть, и за нос поводить, и получить навар.

… А здесь - банальный маскарад, весёлая игра.


Кто прозорлив, тот всё поймёт,

где - правда, где – игра,

поймёт легко, что перед ним

играет маскарад.


… Ну, а дурак - готов всегда за правду всё принять.


МЭННЕРС: Я думаю, что дураков таких

везде полным полно!


РИЗЛИ: Полно везде,

но не среди поэтов и певцов!

Питомца Муз, не провести,

он видит блеф насквозь,

где блюдо здесь, а где гарнир

поймёт и разберёт.


Смеяться долго будет он,

распробовав гарнир,

легко поймёт и усечёт,

что Шакспер – не Шекспир.