Нефёдов Андрей Сомнения по Шекспиру

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4

Сцена 3



(Проходит час. Шут подготовил генеральную репетицию своего спектакля. Начинается последний прогон.)


ЛОРД-КАМЕРГЕР: Ну-с,

чем сегодня позабавишь?

Над кем мы будем хохотать?

Неужто, над самим Шекспиром?

Смотри же, не переиграй!


ШУТ: Над кем сегодня посмеёмся?

Да, как обычно, - над собой.

… Сыграем сценки из Шекспира,

елизаветинских времён.


Расскажем, как из подмастерья

легко состряпать мастака,

как можно провести любого,

за глупой маской, скрыв обман.


ЛОРД-КАМЕРГЕР: Давай без спеси, поконкретней.

О чём же будет твой сюжет?


ШУТ: Как поточнее бы ответить,

наверно, - всё-таки памфлет.

… Ещё точнее - про фанеру!

Она здесь ключевой момент.


… Но для начала, господа,

прошу вас всех за стол.

Ведь как-никак, а нынче праздник

и праздничный обед готов.


(Все садятся за стол, раскладывают тарелки. Шут, как повар обходит всех сидящих за столом и раскладывает в тарелки куски фанеры.)

ШУТ: Прошу откушать, наш обед,

отведать наше угощение.


… А что вы морщитесь, … невкусная еда,

с каких-то пор она вам стала не по вкусу.

Фанерою питались вы всегда,

… и втюхивали нам её втихую.


… Что, не понравился еда?

Не очень вкусно оказалось?

А, как же зрителю тогда,

когда его ей угощают.


ПОЭТ: Да что артисты, все кому не лень

нас днём и ночью потчуют фанерой.

Да ты в карман к любому загляни

увидишь там набор кусков фанеры.


Подумаешь, невелика беда,

попудрить публике мозги талантливой игрою,

тем более, ты знаешь, что она

желает быть обманутой тобою.


Сам посуди, как можно без вранья!

Нам врут везде: в дворце и в храме,

дома и на сцене.

Политики, чиновники, попы,

чуть что, так сразу переходят на фанеру.


В театре клоуны попотчуют тебя

своей игрой, но это - не отрава,

… а кренделя, что вытворяет шут,

на самом деле - безобидная забава.


ШУТ: Понятно каждому, актёру для игры,

когда на сцене он, необходима маска.

Талант артиста без неё не заблестит,

не заиграет всем богатством красок.


ПОЭТ: Артисты что! На каждого взгляни,

никто на людях не появится без маски.

В лицо любого повнимательней вглядись,

увидишь там картонную раскраску.


ШУТ: … И если вглубь, поглубже заглянуть,

актёр на сцене - это тоже чья-то маска?!


… На сцене он из кожи лезет вон,

и так, и сяк в потуге корчит рожи,

в такт песни складно раскрывает рот

чтоб зал подумал – это он поёт.


Все думают, что истинный талант,

кто на виду кривляется на сцене,

они не видят ниточек во рту,

и тех, кто нитки дёргает за сценой.


ПОЭТ: Не все, так думают,

не надо обо всех!


Кто наблюдателен, в два счёта разберётся,

поймёт, кто поднимает пену:

вот тот всего лишь разевает рот,

а этот сдуру выскочил на сцену.


Он понимает, что поёт не тот,

кто театрально открывает рот,

слегка прикрывшись безобидной маской,

он точно знает, что поёт другой,

… а главный здесь - кто двигает указкой.


И вообще!

Всё в жизни развивается тип топ,

пока умело раскрываешь рот,

но сбился с ритма - тут же освистают,

забросят в рот прогнивший помидор.


ШУТ: … Ну, хорошо, артист не может без игры,

ему никак нельзя без маски,

а вот нужна ли для поэта маска?


ПОЭТ: А как же! Ну, подумай сам,

как может быть поэт без маски?


Но между ними разница лишь в том,

артист снаружи носит маску,

поэт же сросся с ней нутром

… и не стереть её, как грим,

с лица её не смыть, как краску.


… Актёр на сцене носит маску,

пока играет свою роль.

Когда закончился спектакль,

усталый он бредёт в гримёрку,

смыть грим и маску зашвырнуть под стол.


Поэт всечасно в чьей-то маске,

играет в пьесе чью-то роль.


ШУТ: Так кто ж из них двоих главней?

Кто тут солист? Кто подпевала?

… Кого из них считать поэтом?


ПОЭТ: В тандеме том солистов нет,

они всегда поют дуэтом.


Им хорошо играть дуэтом,

где каждый знает свою роль,

когда друг другу подпевают,

бегут, дыша ноздря с ноздрёй.


ШУТ: А псевдоним, он что?

Он тоже, как бы – маска?


ПОЭТ: В какой-то мере – да,

хотя, быть может, это – имя его Музы.

Он для поэта – как его второе Я,

их держат вместе творческие узы.


ШУТ: … Вот псевдоним! Фантом, химера?

Рождён фантазией ума.

Зачем её питать талантом

и славу ей дарить сполна?


Зачем писать под псевдонимом,

то – … как мышиная возня.

Зачем свой дар дарить химере?

Зачем под ней скрывать себя?


Писали б просто под своими именами,

и не крутили бы в умишке вензеля.

Себе стяжали б лавры, славу

стихом восславили б себя.


Скажи? Что ж заставляет вас –

талантливых людей –

скрыть лик свой под личиной маски?


ПОЭТ: Что заставляет?


… Желанье спрятать свою суть,

укрыться от назойливой толпы,

найти защиту под покровом маски.


ШУТ: Мне кажется, что всё намного проще,

поэт личину надевает на себя,

чтоб скрыть под ней свой неприглядный облик,

чтоб своей рожей Муз не распугать.


Чем хорошо, писать под маской:

под нею можно блефовать!

Никто тебе не скажет слова,

когда захочешь смухлевать.


Блефуй под маской, как захочешь,

любая роль тебе к лицу.

Давай, поэт, играй по полной,

всё можно делать хитрецу!


ПОЭТ: Фу! Как ты груб!


Как можно так о маске!

Она поэту ближе, чем жена.

Он без неё не сочинит ни строчки.

… Что он состряпал без неё – туфта!


Как без неё проникнуть в подсознанье,

дать волю чувствам, пылу и страстям,

как проявиться без неё твоим талантам,

Как без неё тебе познать себя?!


… Но, главное, она позволит Музе,

проснуться в нём, … прорваться изнутри.


… И постепенно, тихо, шаг за шагом,

стирается невидимая грань

меж ним и ею, между ним и Музой.

… И это можно творчеством назвать.


ШУТ: А вот иной, как в раж войдёт,

ловя порывы, творчества мгновенья,

не замечает, как его сожрёт

игра ума, игра воображенья.


А дальше он перестаёт осознавать,

где он, как есть, а где играет в маске,

где - жизнь, как есть, а где – игра, мираж,

где стих его, а где - рождённый маской …


ПОЭТ: … и это значит, он поймал кураж.


… Так что поверь, поэта нет без маски,

без маски ты и вовсе не поэт!


ШУТ: Пожалуй, я с тобой согласен!


… Поэт без маски - плоский как фанера,

пустой сосуд, … как - свечка без огня.

Он без неё - простой рифмач, писака,

обычный, заурядный графоман.


Он сможет срифмовать столбцов телегу,

когда продрал его рифмованный понос,

но не познать ему мук поиска, горенья,

полёта мысли, творчества восторг.


… А, если суть в тисках, зажата прочно в панцирь

наростами из комплексов и страхов?


ПОЭТ: Так маска и нужна,

чтоб спрятать часть себя,

чтоб скрыть под ней и комплексы, и страхи.


… Одним она нужна, чтоб что-то скрыть,

другим, напротив, - чтоб раскрыться.


ШУТ: Понятно! Кто-то в жизни паинька,

а в маске – интриган;

другой в стихах тончайший небожитель,

на людях - хам и хулиган.


… Одну часть скрыть, другую часть раскрыть.

Раскрыть ту часть себя, где обитает Муза?


ПОЭТ: Раскрыть себя, снять с Музы кандалы,

и дать ей волю вырваться наружу.


ШУТ: … Но маска, что внутри,

врастает в плоть и в кровь

её так просто не смахнуть,

не зашвырнуть в чулан, подальше.


ПОЭТ: Ещё бы!

К примеру, вот возьмём тебя.

Как ты напялил свой колпак,

так в гроб в нём так и ляжешь.


Для творческого люда маска – всё,

без маски он - ни шагу, ни полшагу.

Ему её всю жизнь свою таскать,

терпеть её, скитаться с ней повсюду.


Поэт не в силах с ней расстаться ни на миг,

пока не вырвется из горла смертный крик.


ШУТ: Естественно, охотно в это верю,

я в чём-то тоже всё-таки поэт!

Сам чувствую на шее её хватку,

когда со мной танцует пируэт.


… Поэт её и холит, и лелеет,

как малой детке, потакает ей,

надеясь от неё иметь в награду

волшебный стих за то, что предан ей.


Когда ж она совсем на шею села,

вот тут он начинает понимать,

что без неё творить и жить не сможет,

ни написать ни строчки, ни столбца.


ПОЭТ: И пусть!


Любой поэт, он фантазёр, мечтатель,

обманщик в чём-то и мистификатор!

Стоит он перед зеркалом души,

из подсознанья вынимая маски,

попеременно примеряя их.


ШУТ: … Стоит в раздумьях,

что сейчас напялить,

с какой из них связать свою судьбу,

и маракует, тяжела ли ноша,

что волочить придётся на горбу.


ПОЭТ: … Причём, чем гениальней он,

тем гениальней его маска,

тем больше у неё характеров и лиц.


ШУТ: Не факт! И может быть наоборот,

бывает маска гениальней.

Давно замечено: стихи умней поэта,

способней и талантливей его.


Поэт - он может так себе,

бездарность, рифмоплёт,

а его маска – высочайший гений,

в сто крат умнее, утончённее его.


ПОЭТ: Наверно иногда и так бывает.


ШУТ: Когда ж ему таланта не хватает,

он с маской заключает договор.

Как Фауст с бесом сделку заключает,

чтоб воплотить в реальность всякий вздор.


ПОЭТ: Идти на сделку ради пары строчек?

Терять себя и жертвовать собой?


ШУТ: Зато, взамен, получит почести и деньги,

… а маска – оболочку и лицо.

И все довольны – каждый при своём.


… И маска тоже может быть не промах,

когда ей надо показать другим себя,

подыщет куклу, с ней заключит сделку

на лизинг тела, имени, лица.


Она талантлива и ей поэт не нужен,

она вполне творить способна без него,

от манекена маске нужно только тело,

чтоб красоваться им перед толпой.


… А, как считаешь ты,

была ли у Шекспира маска?


ПОЭТ: А как же! Маска непростая!

У ней десятки обликов и лиц,

здесь Гамлет и Офелия с Джульеттой,

неуловимо смотрят со страниц.


ШУТ: … Да, судя по всему,

она была феноменальной!


ПОЭТ: Шекспир! Вот самородок, феномен

всему обязанный своей природе,

дошедший до всего своим умом.

Не знал ни греческого, ни латыни,

окончил пару классов школы …

церковно-приходской.

Но написал такое!


Он сверхестественным чутьём

прорвался сквозь пространство, время,

постиг мир чувств плебеев и вельмож.


… Да, его маска супергениальна!


ШУТ: Похоже, его маска знала всё!


ПОЭТ: С Шекспиром многое неясно.


Вот жил на вид обычный парень,

особо не блистал ничем,

ни красноречьем, ни талантом,

короче, … тут не до поэм.


И вдруг случилось превращение –

талант нежданно осенил

и в величайшего поэта

его внезапно превратил.


… Представь себе, вот он пришёл

домой с богемной вечеринки,

с волненьем входит в кабинет,

… где рифмы льются без запинки.


Здесь всё пропитано талантом.

… Во мраке виден силуэт

его героев, здесь витают

Полоний, Макбет и Лаэрт!


Он вспоминает, как удачно

на встрече этой всё прошло,

с каким восторгом он был принят,

как всех сразил своим пером.


… Не спится, мыслей рой кружится.

Пора бы уже заняться тем,

к чему вся суть его стремиться

… ватаги рифм поймать рефрен.


Однако, надо же работать!

Окинул взглядом кабинет -

все стеллажи и полки в книгах …


ШУТ: … здесь с маской можно тет-а-тет.


ПОЭТ: Вот взгляд упал на том Бельфоре,

в раздумье он берёт его,

… Вот сел он в кожаное кресло

листок бумаги взял, перо …


ШУТ: … макнул в чернильницу перо,

вдохнул знакомый запах кресла,

в один момент преобразился,

… и маска ожила, воскресла.


В неё он тихо облачился,

потом снял с Музы кандалы,

открыл окно, где обитают

его волшебные миры.


А уж, как маску нацепил,

так мысли потекли потоком,

слагаясь в строфы и столбцы,

кружась лихим водоворотом.


… Проходит час, за часом время

И вот из «Гамлета» готова сцена*.


=======

)* Первоначально сюжет для «Гамлета», был взят из сочинения Бельфоре.

========


ПОЭТ: А что смеёшься, так и было!


Ведь кабинет его – та кухня,

где шлифовал свой дивный дар

там созревал нектар волшебный,

тот, что питал его талант.


На стеллажах всё сочинения,

новеллы, пьесы и поэмы.

Здесь итальянцы Чинтио, Фьорентино,

француз Бельфоре, …

Монтень, Рабле, Боккаччо,

а уж английских, тех не счесть,

старинные и современные ему писатели, поэты.


ШУТ: Ну, и естественно мы видим здесь труды

Гомера, Ливия и Плавта,

Овидия, Сенеки и Плутарха.


ПОЭТ: Естественно! А как же, как без них!

Куда ни глянь, шкафы и полки в книгах,

откуда черпал он сюжеты своих пьес.

Вся комната завалена томами,

которые скупал он много лет.


Здесь всё, что нужно для работы,

запустит творческий порыв.

Сам посуди, как, что напишешь,

не прочитав десятки книг?!


ШУТ: Да, уж! Всё книги, книги, книги!


ПОЭТ: Причём, он всё читал в оригинале.

Материалы, где он брал сюжеты пьес,

переведут потом, намного позже,

через года, десятки, сотни лет.


ШУТ: Так о каком Шекспире ты мне всё толкуешь?


ПОЭТ: Как о каком? Шекспир один!

Один за тыщу лет!


ШУТ: Уж, не о том ли, что родился в Стратфорде?


ПОЭТ: Естественно, а где ж ещё он мог родиться?!

Об этом знает каждый, знают все!


ШУТ: Ну, ну!


… Да, удивляюсь я, уму непостижимо,

как можно было, не учась почти нигде,

насочинять таких стихотворений,

что не по силам поэтической звезде.


Не прочитав за жизнь свою ни пары строчек,

другим о чём-то важном рассказать,

причём насоздавать произведений,

что и не снились институтским мудрецам.


Как мог он в пьесах написать о том,

о чём не знал, о чём он знать не мог!

Не побывав ни разу при дворе

знать мир дворцов, вельмож и королей.


Так, кто мне объяснит толково, внятно,

как смог он, не бывав в Европе

и практически нигде

(ни во Франции, в Италии, ни в Дании)

знать в совершенстве их обычаи и нравы

и в пьесах описать во всей красе.


Скажи, он что, уже в утробе

взахлёб читал Рабле, Монтеня?

Он что уже родился с этим

и знал всё это от рожденья?

Как будто это можно знать

и книг при этом не читать!

Как мог читать по-древнеримски,

когда не знал родной английский?


Кто сможет дать всем объясненье?

В чём тайна перевоплощенья?!


Ты согласись, что будто было

на самом деле два Шекспира:

один - безграмотный невежда,

другой писал стихи, как гений.


Так кто ж из них двоих поэт?!

Кто нам на это даст ответ?


Так кто из них двоих велик?

Известный стратфордский мужик,

кто с виду был, как ростовщик?

Или другой, кто был в тени,

кто был безлик … иль многолик.


Известный стратфордский субъект

не по заслугам был воспет.

Он по легенде был Шекспиром,

по сути - просто был гарниром,

был ширмой, к блюду был приправой,

и для кого-то стал забавой.


Так кто кого из них играл,

и маску кто кому держал?

Так кто и для кого был маской?

… Попробую вам дать подсказку.


ЛОРД-КАМЕРГЕР: Ну, всё, заканчивай базар,

порядком всех уже достали,

достали всех уже пустою болтовнёй.

Пора бы приступить к спектаклю.


Пора бы нам взглянуть на то,

что в тишине там Шут настряпал!

Давай, попотчуй нас стряпнёй!


ШУТ: Ну, что ж, как скажите,

… тогда приступим к делу.


… С чего начнём мы наш рассказ?!

Естественно с конца.


Представьте 1622 год.

Друзья готовят выход в свет роскошный фолиант,

собрание трудов непревзойдённого кумира.

… Инкогнито к художнику пришел,

чтоб заказать портрет великого Шекспира.