Geum.ru

Доклад, представленный на семинаре «Билима» Центральноазиатского ресурсного центра по политической науке, Алматы, Казахстан, март 2006 г

Вид материалаДоклад
Подобный материал:
Роб Кевлиан,

аспирант Американского университета

(Вашингтон, округ Коламбия)


Теории национализма: общий обзор и применимость к Центральной Азии


Доклад, представленный на семинаре «Билима» - Центральноазиатского ресурсного центра по политической науке, Алматы, Казахстан, март 2006 г.


Введение


Распавшийся Советский Союз оставил особое наследие для новых государств Содружества Независимых Государств. В течение более чем семидесяти лет советская политика поощряла нации, но не национализм. Даже сегодня, как мне было сказано, использование термина «национализм» несет с собой негативные коннотации, не обязательно характерные для этого слова на английском. В сегодняшней презентации будет уделено главное внимание понятию национализма в западной политической науке, и будет дан обзор теоретических дискуссий по проблемам происхождения и причин национализма. Я закончу некоторыми краткими замечаниями о возможной релевантности этих теорий для Центральной Азии. Но сначала несколько слов о значении понятия «национализм» и его отношении к другому важному понятию «этничность».


Определение национализма


Я буду использовать рабочее определение национализма, которое уделяет главное внимание отношению между этнической группой и государством. Согласно этой концепции, национализм является идеологией, которая аргументирует в пользу создания или сохранения данного сообщества (часто, хотя и не всегда, особого этнического сообщества) в качестве государства. Понятие «национального государства» отражает эту связь. Однако следует отметить, что часто данное совпадение отсутствует. Сообщества, признающие друг друга в качестве частей одной и той же этнической группы бывают разделены между различными государствами, как это обстоит с Северной и Южной Кореей сегодня и Восточной и Западной Германией во время «холодной войны». Различные этнические группы соединялись вместе для создания новых национальных государств – иногда создавая новые идентичности, которые продолжают смешиваться в этом процессе с ранее существовавшими этническими идентичностями – как это происходит в Соединенном Королевстве, Бельгии, а иногда впоследствии распадаясь на иные политические конфигурации – как вследствие распада СССР. Различные этнические группы также составляли части империй, иногда достигая равенства, как австрийцы и венгры (но не обязательно другие национальности) в Австро-Венгерской империи, а иногда нет – как это было с положением колоний в британской, французской, бельгийской и португальских империях. Все это говорится для того, чтобы указать, что национализм – понимаемый в своем узком смысле связывания нации и государства – не является неизбежным политическим процессом, и даже не обязательным политическим процессом для формирования и сохранения государства. Однако это идеология, которая оказала некоторое влияние на ход современной истории и вследствие этого она должна быть понята политологами.


«Народное» понимание происхождения национальных государств и национализма


Академическая литература по национализму часто использует ярлык «примордиализм» для описания того, что часто является распространенным в народе пониманием происхождения наций и национальных государств. Примордиализм есть теория национализма, которая постулирует, что долговечные корни наций уходят в далекое прошлое, и что фундаментальный континуитет «национальности» существует с давнего прошлого до настоящего. Примордиализм был влиятельным направлением в теории вплоть до межвоенных лет в двадцатом веке – и даже был важнейшим инструментом мобилизации, использовавшимся для оправдания расистской политики и авторитарных режимов в то время. Как отмечает Брубэйкер, сегодня это в основном уже пугало в академических дебатах о национализме (Brubaker, 1996). Однако политологам не стоит пренебрегать влиянием примордиалистских подходов на массы. Как мы увидим, такие публичные нарративы могут играть влиятельную роль в том, как общества или отдельные группы в этих обществах, осознают себя в качестве коллективов.


Национализм как современный феномен


Все современные теории национализма согласны в том, что модернизация – в особенности политическое и экономическое развитие, начиная с восемнадцатого века, оказалась важна для развития национализма. В послевоенный период такие теоретики как Дойч, Хобсбаум, Геллнер и, в ранний период, его ученик, Энтони Смит, поддерживали это мнение, доказывая тем или иным путем что национализм был продуктом процесса, связанного с модернизацией и эпохой модерна (Deutsch 1966, Gellner 1983, Hobsbawm 1981, Smith 1983).

Дойч выдвинул идею о том, что национализм был результатом, внутренне присущим процессу модернизации. В его теориях коммуникативного действия доказывалось, что сам процесс государственного строительства и модернизации, которая сопровождала это государственное строительство – развитие дорог, инфраструктуры коммуникаций и школьной системы закономерно принес с собой усиление «совместного роста» людей, живших в отдельных государствах и, вместе с этим, чувство общей национальной принадлежности и национализма. Брубэйкер подверг критике этот подход как часть этапа в развитии социальной науки, который может быть назван «теорий модернизации» - он изображает телеологическую картину усиливающейся национальной связи и развития, которая идет рука об руку с модернизацией. Во многих отношениях она отражает конкретную концепцию того, как Соединенные Штаты развились в качестве нации – хотя кровь и «слава», которые сопровождали развитие США (война за независимость, гражданская война, судьба манифеста, захват частей соседней Мексики и т. д. имеют тенденцию забываться в этой трактовке.

Другие теоретики приняли более этатистский подход в своих описаниях того, как экономические и политические изменения последних трех веков принесли с собой национализм. Хобсбаум и Геллнер согласны с Дойчем по поводу важности систем образования, но видят и другие направления развития, связанные с модернизацией, включая массовые движения из сельских местностей в город (и сопутствующее этому чувство отчуждения) и развитие новых форм ассоциаций вследствие этих изменений, что, по их мнению, имело ключевое значение. Для Геллнера национализм является особым типом патриотизма, который приобретает важное (и даже доминирующее) значение только в особых социальных условиях, которые превалируют только в современном мире. Хобсбаум проводит разграничение между гражданским или территориальным национализмом американского и французского типа и более поздними национализмами угнетенных групп после 1870-х, отражая аргумент Брёйи о том, что группы, защищающие себя от «внешних» угнетателей, были важным элементом развития национализмов групп (Breuilly 1993). Как отмечает Гудвин, Брёйи рассматривает национализм как характерное именно для эпохи модерна средство решения конфликта между государством и обществом – или, по крайней мере, группами, рассматривающими себя в качестве отдельных в рамках того или иного общества (Goodwin 1992). По контрасту, Мигдал предлагает более этатистскую интепретацию – рассматривая национализм как средсвто, используемое государственной властью для того, чтобы уравнять интересы государства с интересами общества (по крайней мере в сознании большинства членов этого общества (Migdal 1977).


Национальные чувства и воображаемые сообщества


Это различие в интерпретации национализма отражает то, что Бенедикт Андерсон описывает как различные типы национализма (Anderson 2001, Anderson 2002). Андерсон различает креольский, языковой и официальный национализмы. Для Андерсона национализм также является продуктом воздействий модернизации – хотя он подчеркивает более раннее развитие печатного капитализма в Европе восемнадцатого века в качестве решающего (и изменения, пришедшие с этим, включая фрагментацию транснациональных идентичностей, включая упадок латинского языка), а не более поздние социальные изменения, связанные с индустриальной революцией в Европе 19 в. Замена священного языка (латинского) множеством других языков и сопровождающий это крах средневековых пут на обучение, мысль, и, особенно, на коллективное воображение внутри обществ вело к возможности новых типов воображения – и особенно национализма.

Для Андерсена креольский национализм был самой ранней формой – и он развился в Америках. Развитие местной печатной журналистики, жизненные странствия местных креолов в их колониальные центры (через системы образования, колониальную бюрократию и т. д.) и их, в конечном итоге, отвержение этими центрами – или отчуждение от этих центров и/или ограничение этих элит в своих собственных областях происхождения (а не в более широкой колониальной империи) вело к новой форме воображения в этих колониях, что в конце концов привело к войнам за независимость от своих «родных» держав. В этот процесс входил и демонстрационный эффект, так как примеры более ранних революций (США, Франция) – вдохновляли другие креольские элиты последовать им – в основном в Латинской Америке на первой стадии.

Развитие второго типа национализма – языкового национализма, происходило первоначально в Европе, по мере того, как группы в пределах полиэтнических империй, отчасти вдохновленные революционными событиями в других регионах, начали конструировать свои собственные воображаемые сообщества – через кодификацию своих языков и развитие литератур и культурной деятельности вокруг этих языков – опять с помощью новых возможностей печатного капитализма. Ответ (преимущественно) монархических государств на эта давление был в том, чтобы провозгласить свои собственные официальные национализмы для того, чтобы оправдать сохранение своей власти – эрозия веры в «божественное право королей» означала, что такие оправдания потребовались.

И наконец, эти государства перенесли этот официальный национализм в свои более новые колонии, там, где сходный процесс креольского национализма в конечном итоге происходил среди элит. В то время как Андерсен представляет эти три типа в телеологической манере в своей книге «Воображаемые сообщества», в других работах он подчеркивает, что эти три типа продолжают существовать и взаимодействовать друг с другом.


Роль государства


Роль государственных – или контр-государственных проектов присутствует во всех этих подходах. Наиболее очевидным образом, официальный национализм начинается как творение государства – и распространяется государственными органами. Однако это не исключает возможности какой-либо конкретной формы государственного правления – и использовалось разными типами режимов, включая демократии, для оправдания или поддержки государства и политики тех или иных правительств. Обычное увязывание государствами понятий нации и государства отдает предпочтение государствам, которые делают акцент на первенство одной этнической группы. Исключением из этого является та форма гражданского национализма, которая подчеркивает права и обязанности гражданства и обычно ассоциируется с Францией и США. Однако даже к этим примерам следует подходить с некоторой осторожностью – свидетельством тому нынешнее отчуждение людей североафриканского происхождения от французского государства (или в прошлом трудности языковых меньшинств, таких как бретонцы) и только относительно недавнее признание в США того, что прославленная идея «плавильного котла» отражала «белую», англо-центричную концепцию американского общества, которая по большей части игнорировала разнообразные пути, какими различные этнические и социальные группы боролись (и продолжают бороться) за включение, участие и равенство. Это говорит о том, что гражданский национализм ни в какой мере не является завершенным проектом, но скорее продолжающимся процессом соперничества по поводу вопросов равенства и социального включения, обычно основанного на понятии равного доступа к правам гражданства для всех, независимо от этничности или происхождения. В этом контексте, тип режима становится более релевантным, так как политические структуры должны быть достаточно отзывчивы на социальное давление для того, чтобы продолжать адаптироваться и расширять уровни включенности. Особые условия в каждой стране влияют на развитие структур, которые стремятся дать место различиям – будь то через консоциалистские механизмы, в духе описанных Липхартом (Lijphart 1999), регионализация (как, например, в шагах в сторону деволюции в Великобритании в 1990-е), и законодательство против дискриминации и в защиту равенства для этнических групп, территориально не сконцентрированных в одном регионе.

Языковой национализм, с другой стороны, характеризовал и спонсируемую государством, и антигосударственную мобилизации, особенно при распаде полиэтнических империй, там, где роль элит в 1800-е в создании или воссоздании «традиционных» культур, кодификации языков и реификации «национальных» культур играла роль в развитии нового коллективного воображения.


Содержание значимо – важность этноса


Куда все это ведет нас в рамках этих дебатов? До сих пор дискуссия концентрировалась вокруг тех, кто постулирует чисто современное происхождение национализма, противопоставляя их пугалу примордиализма. Однако есть теоретики, которые аргументируют в пользу «срединного пути» между этими двумя. В поздних работах Смита мы видим подход с большими нюансами, который выявляет связи национализма с более глубокими корнями, в то же время признавая важность современных процессов и влияний (Smith 1986, Smith 1998). Смит характеризует себя как «этносимволиста», дистанцируясь от примордиалисто и перенниалистов с одной стороны, и модернистов и постмодернистов с другой. В то время как перенниалисты придерживаются подхода, берущего longue durée (фр. длительный исторический период – термин школы Ф. Броделя – прим. перев.) и подчеркивают длительные исторические связи, Смит утверждает, что, принимая во внимание процессы модернизации, чувствительность к существованию этноса (ethnie), или этнической группы, так же требуется для адекватного объяснения национализма. Существование этноса обеспечивает символы и мифы, которым могут придать новую силу группы для того, чтобы слиться – или, что, по Смиту, более точно, слиться вновь. Смит указывает на некоторую преемственность среди групп и сохранение этнических идентичностей – и национализма, мобилизующего эти идентичности – во времени. Он также подчеркивает важность священных книг и языков для некоторых групп – включая армян, евреев и эфиопов, в поддержании этого чувству континуитета. Андерсон не согласился бы со Смитов в этом моменте – для Андерсона содержание коллективного воображения по сути пусто – включает ли оно традиционные истории, мифы и символы какого-то прошлого или нет – неважно, ключевую роль играют механизмы и процессы, через которые идеи (древние или новые, authentique или изобретенные) мобилизуются и используются в коллективном воображении. Для Смита, содержание значимо – и сохранение конкретного содержания, относящегося к прошлому этнических групп наших дней – важно для продолжения связи внутри этих групп. Вкратце, для Смита общая идентичность в прошлом – он использует французское слово ethnie – крайне важна.


Синтезируя эти подходы


При оценке этих аргументов, мои собственные взгляды склоняются более в сторону модернистских подходов. Процессы изменений, связанные с модернизацией начиная с 18-го столетия не могут быть проигнорированы – развитие печатного капитализма, индустриальная революция и связанные с этим массовые движения из сельских местностей в городские, колониализм и протест антиколониальных движений, главные войны между государствами и массовые мобилизации, такие как наполеоновский levée en masse (фр. массовый подъем – прим. перев.), и усилившиеся возможности государств управлять и влиять на жизни и образ мысли людей в своих территориальных пределах, несомненно оказали важное влияние на развитие национализма. В то время как концепции наций и национальности существовали в феодальные времена среди правящих элит, национализм – массовое принятие существования отдельных народов и связанное с этим желание этих народов иметь государство для защиты и обеспечения интересов своей группы в предпочтение всем прочим, действительно есть феномен эпохи модерна.

Сказав это, я по-прежнему в некоторой степени симпатизирую акценту Смита на ethnie. Содержание, мне кажется, важно – по крайней мере, на ранних стадиях развития нового воображения коллектива. Некоторые нарративы и символические мобилизации более правдоподобны, чем другие. Однако, с ходом времени, текущие события – войны, угнетение или даже общие празднования (как, например, когда национальная команда выигрывает Кубок Мира) – другими словами, общий эмоциональный – и национальный опыт может служить созданию и воссозданию чувства национальной принадлежности и того, что «мы вместе» - как и повседневные повторяющиеся действия, в которых закодировано чувство национальной принадлежности – салютование флагу, пение национального гимна, прохождение через аналогичные жизненные пути в плане образовательного и социального опыта и т. д. Содержание, другими словами, не фиксировано, и это же относится и к национализму. Оно социально конструируется через общие понимания и практики – и может вновь утверждаться и реконструироваться.


Но, признавая постмодернистский поворот


Содержание также важно и в другом очень практическом смысле – в том, как определяется «включенность в группу» и в природе отношений между этой группой и другими группами. Существование особой идентичности слишком часто сопровождается чувством «отстранения» (othering) групп, которые не разделяют того же опыта, воображаемых характеристик и т. д. Это не обязательно должно быть так – к примеру, недавние исследования об отношениях между коренными группами и этническими русскими в Татарстане и Саха-Якутии показывают, что высокий уровень солидарности внутри группы не обязательно должен быть препятствием для межэтнического доверия (Bahry et al. 2005). Равным образом, идентичность не есть нечто вроде высказывания «или – или» - идентичность во многих отношениях является реляционным феноменом на межличностном и групповом уровнях – мы все несем с собой множественные идентичности, которые мы используем, или которые навязываются нам, в зависимости от обстоятельств. Это отражает взгляды Катца по отношению к социальным отношениям – что каждый из нас имеет некоторую степень автономии в наших социальных взаимодействиях (Katz 1968) – что, в моей интерпретации, включает автономию в том, как мы определяем или идентифицируем себя, хотя эта автономия в различной степени ограничена социальными отношениями и общественными ограничениями. Идентичности могут включать наши семейные роли – в качестве отца, матери, ребенка, сестры или брата; наши гендерные роли, нашу религиозную принадлежность (или ее отсутствие), географическую принадлежность на различных уровнях – и местных (происхождение из некоторого региона страны) и транснациональных (считаясь «европейцем», «азиатом» или «африканцем»), политическую принадлежность, или занятость («студент», «профессиональный работник», «безработный» и т. д.).

Это приводит нас к дебатам о постмодерне и о том, как это может повлиять на национализм. Смит придерживается интересной, даже если и не вполне правильной, точки зрения на эту проблему, когда обсуждает влияние постмодерна на дискуссию о национализме (Smith 1998), Он правильно выделяет важность таких авторов как Чаттерджи в вопрошании мета-нарратива национализма – и существования – и важности – «фрвгментов национализма» - множественных историй и образов, вместо одного всемогущего гегемонистского национализма в каждом данном месте (Chatterjee 1993). Смит также признает влияние феминистских авторов, таких как Ювэл Дэвис и Синтия Инлоу среди постмодернистских голосов (Enloe 1990; Yuval Davis 1997). Инлоу критикует по своей сути гендеризованные и даже мужские истоки и влияния на национализм, в то время как Ювэл Дэвис не соглашается – указывая на женские практики в передаче национализма между поколениями и уделяя особое внимание тем способам, каким женское начало используется в поддержку националистического дискурса – «Родина-мать», мужчины, воющие, чтобы защитить свои семьи и т. д. Однако подход Смита стремится уложить эти критические голоса в рамках националистического аналитического мета-нарратива, в поисках какой-то адаптации или примирения между всеми этими голосами, так, чтобы можно было вывести фундаментальную «истину», точно описывающую национализм.

Постмодернистский поворот в гуманитарных и социальных науках в большой части заключается в оспаривании всех мета-нарративов, включая националистические мета-нарративы (Lyotard 1984). Разнообразие взглядов и отсутствие тотальной определенности является ключевым аспектом этих дебатов. Такие ученые, как Чаттерджи, Инлоу и Ювэл Дэвис оспаривают мета-нарратив национализма, и также мета-нарративы тех, кто стремится описать национализм как то или иное явление. Следуя Андерсону, исследования могут более сосредоточиваться на процессах социального конструирования – на том, как эти само-понимания создаются, передаются и поддерживаются.

Альтернативой этому может быть подчеркивание реляционного характера национализма – как в брубэйкеровской типологии национализмов меньшинства, родины и национализирующих, и его анализе взаимодействий между этими типами – в той сложном, трансграничном, территориальном смешении, которое может произойти, когда группы меньшинств, провозглашающих идентичность отличную от «национальной» (или национализирующей) идентичности государства, в котором они живут, взаимодействует с этой национализирующей идентичностью и идентичностью соседней страны, с которой они чувствуют бóльшую общность (Brubaker 1996).

И, конечно, постмодернистские дискурсы могут подчеркивать опасность гегемонистских дискурсов – и материальных и идеационных факторов, которые лежат в основе таких дискурсов (и даже потенциально разрушительные последствия таких гегемонистских дискурсов). Опираясь на работы Фуко, исследователи могут изучать происхождение и интерпретации тех или иных символов и институтов, которые мобилизовывались обладающими властью определять понятия этничности, национальности и принадлежности, и через этот процесс вопрошания и срывания масок выявлять на свет забытые или маргинализованные нарративы, могущие существовать или могущие ожидать того, чтобы их снова коллективно вообразили (Foucault 1990). Как говорит Чаттерджи, даже воображения были колонизированы.

И наконец, стоит отметить космополитическую критику национализма – включая гражданский национализм. Космополитизм в основном сосредоточивается на вопросах глобального управления, и значительная часть его литературы концентрируется на международных режимах и институтах; даже успешные государства гражданского национализма остаются ограниченными сообществами, которые отделяют тех, кто имеет права и обязанности как граждане от тех, кто за пределами сообщества – возможно, нелегальных работников-иммигрантов внутри государства, или граждан других стран – где бы они ни жили. Национализм, по самой своей природе, подчеркивает различие, а не общность на метауровне, даже в государствах гражданского национализма. В некоторых отношениях, инициативы в пользу равенства – такие как международный режим прав человека – будучи по-прежнему в большой степени государствоцентричными или зависящими от государства для своей реализации, также представляют попытку выйти за пределы отстранения, неотъемлемо присущего националистическому дискурсу и практикам.

При всем сказанном, национализм остается мощной силой в общественных отношениях – и в коллективном воображении. Освобождение воображений для того, чтобы вообразить снова, таким образом, чтобы отразить либо космополитизм, либо гражданский национализм, который не исключает, но служит обогащению – остается вызовом для постмодернистов.


Постскриптум – релевантность для Центральной Азии


Как все это относится к обстановке в Центральной Азии? В то время как есть большой простор для того, чтобы рассмотреть следствия из этих теорий для Центральной Азии, я ограничусь краткими комментариями. Я хотел бы здесь предложить некоторые пробные направления для дальнейшего обсуждения. В то время как многие из рассмотренных теорий были разработаны на основе опыта Западной Европы, Америк и колоний европейских держав, они, с моей точки зрения. тем не менее, предлагают некоторые важные открытия.

Мы можем указать на неотъемлемо современное происхождение нынешних государственных границ в Центральной Азии в результате советской национальной политики, и то, как миграция элит в советские времена служила созданию множественных ощущений идентичности в государствах Центральной Азии – и национальной, и советской идентичности.

Доминирование титульных национальностей в каждом государстве, вместе с присутствием значительных меньшинств из соседних государств и других частей бывшего Советского Союза также приносит с собой вызовы для государственного строительства – реляционная модель Брубэйкера может предложить некоторое пространство для дальнейшего анализа треугольных отношений этих меньшинств с государствами их происхождения и новыми национализирующими государствами Центральной Азии.

И явно то, что политика государственного строительства новых центральноазиатских государств – их официальные национализмы, по-прежнему заслуживает внимания – включая языковую политику, то, как государство использует символические артефакты прошлого для легитимации нынешних режимов, как национальность и требования к гражданству определяют гражданство, и как продолжающееся использование этнических маркеров государствами – например, сохранение официального упора на этническую идентификацию вдобавок к национальной идентификации влияет на поддержание различий.

Исследователи могут далее изучать баланс между этническим национализмом и гражданским национализмом в государствах Центральной Азии, и оценивать риски, выгоды и последствия для общества различных стратегий, и рассматривать, в тех ситуациях ,когда провозглашается гражданский национализм, ту степень, в которой системы власти отзывчивы на давление со стороны общества для того, чтобы гарантировать, что процессы дальнейшего включения и адаптации оставались возможными, включая, там, где это уместно, переход из этнонационалистических рамок к более граждански ориентированным подходам.


Библиография




Anderson, B. 2001. Western Nationalism and East Asian Nationalism: Is there a difference that matters? New Left Review:31-42.

—. 2002. Imagined Communities, Reflections on the Origin and Spread of Nationalism, 11th edition. London: Verso.

Bahry, D., M. Kosolapov, P. Kozyreva, and R. K. Wilson. 2005. Ethnicity and Trust: Evidence from Russia. American Political Science Review 99:521 - 532.

Breuilly, J. 1993. Nationalism and the State, 2nd edition. Manchester, UK: Manchester University Press.

Brubaker, R. 1996. Nationalism Reframed, Nationhood and the National Question in the New Europe: Cambridge University Press.

Chatterjee, P. 1993. The Nation and its Fragments: Colonial and Post Colonial Histories. New Jersey: Princeton University Press.

Deutsch, K. 1966. Nationalism and Social Communication: MIT Press.

Enloe, C. 1990. Making Feminist Sence of International Politics, Bananas, Beaches and Bases. Berkeley, CA: University of California Press.

Foucault, M. 1990. The History of Sexuality, An Introduction, Volume 1. New York: Radnom House.

Gellner, E. 1983. Nations and Nationalism. Oxford, UK: Oxford University Press.

Goodwin, B. 1992. Using Political Ideas, 3rd edition. Chicester, UK: John Wiley.

Hobsbawn, E. 1981. Nations and Nationalism since 1870. London: Pantheon.

Katz, F. E. 1968. Autonomy and Organization, The Limits of Social Control. New York: Random House.

Lijphart, A. 1999. Patterns of Democracy, Government Forms and Performance in Thirty-Six Countries, 1st edition. New Haven, CT: Yale University Press.

Lyotard, J.-F. 1984. The Postmodern Condition: A Report on Knowledge, 1st edition. Vol. 10. Theory and History of Literature. Minneapolis, MN: University of Minneseota Press.

Migdal, J. S. 1997. "Studying the State," in Comparative Politics: Rationality, Culture and Structure. Edited by M. I. Lichbach and A. S. Zuckerman. New York: Cambridge University Press.

Smith, A. D. 1983. State and Nation in the Third World. Brighton, UK: Wheatsheaf Books.

—. 1986. The Ethnic Origins of Nations. Oxford, UK: Basil Blackwell.

—. 1998. Nationalism and Modernism: A Critical Survey of Recent Theories of Nations and Nationalism. London: Routledge.

Yuval Davis, N. 1997. Gender and Nation. Thousand Oaks, CA.: Sage Publications.