Александр Силаев

Вид материалаДокументы

Содержание


Ненавижу эту власть»?
Классовое чувство.
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   63

Моральная проповедь



Прежде чем поделиться на красных и белых, люди делятся на диких и образованных, перед тем – на умных и глупых, еще перед тем – на плохих и хороших.

«Ага, - скажут мне, - а кто же такие хорошие»? А это которые как всегда. «Поступай, чтобы максима твоих поступков…». Может логика твоих поступков быть логикой всего общества?

В этом смысле «радикальный исламист» - человек хороший. Мне, положим, по шариату противно, но общество по шариату – бывает. Инквизитор – хороший. Либерал – хороший. А кто плохой? «Пацан по понятиям». Мира, состоящего только из пацанов, не бывает.


Мама ума



Основания, по которым выбираешь себе рациональность как ориентир, сами по себе внерациональны. Лучше сказать – дорациональны. Свобода (способность быть творящей причиной самого себя) предшествует разуму. Мы разумны, потому что свободны, и ни в коей мере не наоборот. Так что когда свобода одергивает разум – это, как правило, в его интересах. «Мать сыну плохого не пожелает». Лишь изредка бывают совсем уж чумные матери…


Разум: обходные маневры



Когда впадал в инфантилизм, говорил: «Вот сойду с ума – и будет мне хорошо, а вы – как хотите». То есть?

1). Решение сойти с ума как вполне разумное (должно быть, с чего сходят, и его «санкция» на то).

2). Решение это – эгоистичное (сойду с ума в своих интересах, прежде всего – в интересах своего кайфа).

3). И все это – инфантилизм. Ибо, прежде всего, бессознательная безответственность.


Апология неудачника



Люблю неудачников. В точном смысле этого слова: люди, которым просто не повезло, которые достойны большего. Они избыточны – там, где они есть. Большая их часть не влезает в функцию. Они таскают за собой лишние компетенции и качества – как большой неуклюжий хвост… Он им не помогает… Он – мешает проходить в двери.

В моменты гордыни считаю себя, конечно же, таким неудачником.

Но я себе льщу.

Все люди в этом смысле – неудачники.


Коктейль революции



Какое человеческое содержание говорит: « Ненавижу эту власть»? Или как вариант: «этих чиновников», «этих буржуев», «эту элиту». Негласно принято считать, что вопиет либо жажда социальной справедливости, либо зависть, либо некая их пропорция. Либо хотят стать «властью», и серчают, что там «менее достойные». Либо серчают, что властвуют «не по-людски».

А может быть что-то третье?

Как я могу завидовать? Как я могу завидовать чиновнику, укравшему десять миллионов долларов – если я в принципе не вижу себя чиновником? Я могу завидовать только своим, другой форме жизни – не могу (как я могу завидовать бабе, которую трахает здоровенный негр – если я не баба?).

Приписывать себе повышенный инстинкт справедливости? Полноте… Не выше, чем у других. Спокойно на все смотрящих.

Ни первое, ни второе, ни их пропорция. Иногда мне кажется – это чистая злоба, которую вырабатывает какая-то железа. Но злобу ведь надо канализировать. Не могу же я обратить ее на хороших людей… Как-то не логично… И безответственно…

Коктейль «революционное состояние»: чистая злоба + чистая логика + чистая ответственность. У большинства «революционеров», я так понимаю, коктейли совсем иные… Более душевные… С них – больше трещит на утро башка.

Впрочем, возможно еще одно объяснение – перечеркивающее все остальное. Классовое чувство. Это ни в коем случае не зависть, и не желание справедливости. Это именно активная не любовь живого к живому, но с условием, что видишь и себя, и объект – персонификацией некоторой абстракции.

Но тогда – какого я класса?

Классики его толком не описали.


Пыточная машина



- Что общего у твоих любимых Пелевина и Гарроса-Евдокимова?

- Ну, - говорю, - ненависть к окружающей действительности…

- Получается, ко мне тоже?

- Ты что – окружающая действительность? Кого ты окружаешь-то?

- А что такое – «окружающая действительность»?

- То, отчего мы страдаем.

- А конкретно?

- Ну, - впадаю в пелевинщину, - всяк индивид - сам себе пыточная машина. Большая часть в нем – это пыточный механизм. И в обществе. Чего там любить? Любить можно то хиленькое, что в нем пытается.

- Почему хиленькое?

- А будь оно сильное – кто бы его посмел?

- А как его именно?

Тут я чувствую кризис, и посылаю. К первоисточнику.


Менее решительные самоубийцы



В каждом убийстве мерцает элемент самоубийства.

И онтологически: сознание дано в единственном экземпляре, но не может существовать на единичном носителе, и уничтожение иного носителя – покушение на себя.

И экзистенциально: уничтожить мир, или уничтожить себя, или уничтожить часть мира – проявление схожего: порвать договор о существовании тебя с миром.

И социально: убийц было принято убивать.

В некоем смысле убийцы – менее решительные самоубийцы.

Одно и то же «порядочный» может решить убиением себя, «живучий» - своего ближнего, а «последовательный» - грохнет массу народа, и себя под конец: например, Гитлер.


Обыкновенное чудо



Довелось мне как-то увидеть чудо. Девочкам и мальчикам возраста младших классов надевали черную повязку на глаза. Давали случайную книжку, открытую на случайной странице, и дети читали. С той же скоростью, что обычно. Складывали паззлы. Рисовали. Повязка была честной, я проверял.

Меня заверили, что по той же методе – видят внутренние органы, видят на расстоянии. Мысли вот только не читают.

В том месте, где это делали, сие звалось – «открытие биокомпьютера». Слышал, что схожие штуки делали военные медики, звалось это по-другому, и было засекречено. А там, где я был – заходи, кто хочешь, смотри: наши веселые будни.

Посмотрел я чудо – и что?

И ничего.

Жить мне по-другому не сталось. А ведь была, наверное, точка бифуркации – можно было увлечься. Начать чего-то копать в себе, и выкопать. Примерить черную повязку со временем, щеголять. Стать этаким недосверхчеловеком.

При одном условии: если увлечься. А я вот не увлекся.