Е. Н., Репина Н. А., 1997 деньги фиаско экономических объяснений Второе издание
| Вид материала | Документы |
- Головин Е. Сентиментальное бешенство рок-н-ролла. (Второе издание, исправленное и дополненное), 1970.65kb.
- Открытое общество и его враги. Том I. Чары Платона, 8727.87kb.
- Всероссийский заочный финансово-экономический институт, 32.83kb.
- Всероссийский заочный финансово-экономический институт, 46.75kb.
- Вопросы для подготовки к экзамену (зачету) по дисциплине, 45.47kb.
- В. П. Грузинов, В. Д. Грибов экономика предприятия издание второе, дополненное, 2824.54kb.
- Oxford University Press Inc, Нью Йорк: в 1982 году первое издание, в 1989 году второе, 5204.22kb.
- Спрос на деньги, 427.17kb.
- С. Б. Борисов Человек. Текст Культура Социогуманитарные исследования Издание второе,, 7455.38kb.
- Кравцовa Г. И. Деньги, кредит, банки, 6679.79kb.
У нас на зоне был один квартирный вор по фамилии Райзахер, так ему за эту фамилию кличку дали – Меняла.
И. Губерман
Приходит к ребе старый еврей и спрашивает:
– Ребе, я слышал, скоро будет денежная реформа. Посоветуй: класть деньги на книжку или снимать...
Вдруг вбегает молоденькая, счастливая девушка.
– Ребе, у меня сегодня первая брачная ночь. Посоветуй, мне в рубашке ложиться или без нее?
– Знаешь, доченька! Ляжешь ли ты в рубашке, ляжешь без рубашки, муж тебя все равно... Да, кстати, – обращается он к старику, – к вам это тоже относится.
Анекдот
Обмен, как правило, делает богаче обе обменивающиеся стороны. Следовательно, где обмен – там и богатство. Вот почему государственные люди вьются вокруг обменов, как осы вокруг сладкого, обязывая обменивающихся людей делиться с ними полученными доходами. Поскольку редкий обмен обходится без денег, постольку особо пристальному надзору со стороны государства подлежат именно деньги.
Г л а в а 1. МОНЕТНАЯ РЕГАЛИЯ
– Гек, а ты не удивляешься, что короли так себя ведут?
– Нет, – говорю, – не удивляюсь.
– А почему ты не удивляешься, Гек?
– А потому, что такая уж это порода. Я думаю, они все одинаковы.
– Гек, ведь эти наши короли – сущие мошенники! Вот они что такое – сущие мошенники!
– Ну, а я что тебе говорю: почти что все короли мошенники, дело известное.
– Да что ты!
– А ты почитай про них, вот тогда и узнаешь. Возьми хоть Генриха Восьмого; наш против него прямо директор воскресной школы.
Марк Твен. "Приключения Гекльберри Финна"
С появлением монет из драгоценных металлов государство сразу же начало стремиться к монетной регалии, или, другими словами, к прерогативе на их чеканку. Чеканка даже очень качественных, полноценных монет, но частным образом ограничивалась.
Почему государство оставляло право чеканки только за собой, пресекая в этом других? Отметим, что сама постановка такого вопроса государю, обладающему огромной властью над людьми, требовала мужества. Поэтому его редко кто ставил с интонацией сомнения в справедливости такого права. Страх подавлял такие вопросы в зародыше, не давая им словесно оформиться. Там, где эти вопросы пробивались, люди удовлетворялись следующими поверхностными ответами:
а) для стандартизации,
б) для предотвращения жульничества,
в) в силу особой общественной значимости денег,
г) во всех цивилизованных странах существует монетная регалия.
Спрашивать дальше мог только безумец. Хотя вопросы оставались. Зачем для стандартизации запрещать все монетные дворы, кроме царских? Достаточно предписать им царский стандарт веса и качества денежного металла в монете, и пусть чеканят на ней, что хотят.
Следующий вопрос невозможно было задать ни при каких обстоятельствах: где гарантия, что государь менее склонен к жульничеству, чем прочие владельцы монетных дворов?
Почему чеканка монет имеет более высокую общественную значимость, чем, например, выпечка хлеба?
И, наконец, можно ли оправдывать свои действия примером соседних правителей, если те оправдывают свои действия вашим примером?
Монетная регалия имеет более потаенную, непроговариваемую цель, чем это следует из поверхностных ответов. В ней правители чувствуют свой главный интерес – усиление личной власти.
Чеканя на монете свой лик и выигрышные для себя события (прежде всего военные победы) властитель, особенно при отсутствии газет, радио, телевидения, становится человеком непревзойденной славы. А слава – это уже большая власть над людьми. Делиться с кем-нибудь из живущих славой, а, следовательно, властью, правители не намерены.
Присутствуя своим ликом или атрибутами своей власти (гербом, флагом, девизом) в каждой торговой сделке, правители внушают гражданам свою причастность ко всему происходящему в стране. Богатство, которое приносит торговля, люди начинают связывать с государем. Если позволить чеканить монеты частным образом, то люди увидят, что роль государя в их благополучии заметно скромнее, чем того хотелось бы государю.
Монетная регалия позволяет правителям устанавливать монопольную цену за чеканку для тех, кто обращается на монетный двор со своим металлом для того, чтобы наделать из него монет.
И, наконец, прерогатива государства на чеканку монет облегчает жульничество со стороны правителей.
"...Во всех странах мира, как я полагаю, скупость и несправедливость государей и государственной власти, злоупотреблявших доверием своих подданных, постепенно уменьшали количество металла, первоначально содержавшееся в их монетах. Римский асс в последние времена республики был уменьшен до 1/24 своей первоначальной стоимости и стал весить только пол-унции вместо фунта. Английские фунт и пенни содержат в настоящее время только около трети, шотландский фунт и пенни – около 1/36, а французские фунт и пенни – около 1/66 своей первоначальной стоимости. Посредством таких операций государи и правительства, совершавшие их, получали, как казалось, возможность уплачивать долги и выполнять свои обязательства при помощи меньшего количества серебра, чем требовалось бы без такой подделки. Однако это была только видимость, ибо их кредиторы фактически оказывались обманутыми и лишались части того, что им следовало бы получить. (Адам Смит. Исследование о природе и причинах богатства народов. Книга первая. С. 29-30).
Примеров порчи монет по распоряжению властителей накопилось великое множество. Приведем еще один пример, уже из российской истории.
"Шел 1654 год. Девятый год сидел на московском престоле Алексей Михайлович Романов. Россия вступила в изнурительную войну с Польшей. Война опустошила казну...
Царь увеличил налоги, но обнищавшему народу нечем было платить. Вконец разорялись люди, за недоимки отнимали у них последнее.
И тогда боярин Ртищев придумал средство, которое, по его мысли, должно было пополнить казну, а на самом деле привело к самым пагубным последствиям.
В то время в России ходили серебряные деньги...
Своего серебра в государстве не было, и они изготавливались необычным способом: из иностранных монет. Чаще всего для этой цели использовались западноевропейские иоахимсталеры. Их называли так по месту чеканки – чешского города Иоахимсталя. В России иоахимсталеры называли ефимками. На ефимках поверх латинской надписи ставили русскую. Иногда латинскую надпись предварительно сбивали "наглатко".
По совету бояр царь задумал извлечь пользу из переделки. Ефимок обходился казне в 50 копеек, а царь приказал ставить на нем рублевый штемпель.
Но это не все. Решено было выпускать полтинники, полуполтинники, алтыны, гривенники и копейки из дешевой меди. А ценить их заставляли как серебряные... Из куска меди ценой меньше чем в полкопейки можно сделать 50-копеечную монету!
Посчитали царские советники, и вышло, что от такой реформы получится 4 миллиона рублей дохода, в десять раз больше того, что давали в год все налоги!
Царь приказал делать новые монеты "наспех, днем и ночью, с великим радением... чтобы денег вскоре наделать много".
Царские монетчики принялись повсюду закупать медь, переливать в деньги медную посуду, открывать новые монетные дворы...
... люди России скоро почувствовали на себе последствия царской реформы.
За работу, за все, что покупалось для царского двора, армии и других государственных нужд, крестьянам и ремесленникам платили медными деньгами. Жалование служилым людям и солдатам выдавали тоже медными. А налоги и всякие другие платежи в царскую казну принимались серебром...
Народ понял, что в государстве два сорта денег: одни хорошие – серебряные, другие худые – медные. Медных избегали. Крестьяне не продавали за них ни хлеба, ни других продуктов, требовали серебра...
Серебро росло в цене. За вещь, что стоила рубль серебром, нужно было платить 17 рублей медными.
Стали люди бедовать... Солдаты просили подаяние.
Зато бояре зажили припеваючи... Тайком скупали они дешевую медь и, сговорившись с монетчиками, чеканили для себя на монетных дворах деньги. Этими деньгами расплачивались с трудовым людом и наживались вместе с царской казной.
Глядя на бояр, и монетные мастера стали для своих нужд чеканить "воровские" деньги, а на них ставили себе каменные дворы в Москве, покупали дорогие заморские вещи, наряжали жен, покупали съестные припасы, не считаясь с расходами.
Тут и пошли доносы царю: "Мы, твои людишки, совсем пропадаем, а бояре пузатые да монетчики воровскими деньгами богатеют".
Царь приказал своему тестю боярину Милославскому и думскому дворянину Матюшкину учинить сыск. Только ничего из этого сыска не вышло, потому что Милославский сам 120 тысяч рублей начеканил воровским способом.
Поднесли виновные ему да дьякам с подьячими, что вели сыск, богатые подарки, тем и откупились.
А доносы все шли. Тогда царь приказал пытать денежных мастеров, и те признались, что делали воровские деньги, а доходы делили с Милославским, Матюшкиным, с дьяками и подьячими. Лютой казнью казнили преступников: заживо к стене у монетных дворов прибили, руки, ноги отсекли. Имущество отобрали. На тестя же своего и на Матюшкина, с которым тоже в родстве состоял, царь только посердился." (Г. Елизаветин. Деньги, с. 49-52).
Итак, царское невежество и лукавство породило целую волну жульничества со стороны его приближенных. Пример высокопоставленного мошенничества заразил монетных мастеров и контролирующих чеканку начальников. Эти люди обогатились за счет массы обманутых, за счет тех, с кем расплатились медными монетами по цене серебряных. Но медные монеты, как обнаружилось через некоторое время, оказались в 17 раз дешевле серебряных. Обманутые возмутились. Свирепая казнь "стрелочников" лишь на короткое время выпустила пары недовольства. Но она не устранила главной причины – царского обмана. Поэтому медные монеты и после казни не выросли в цене. Новая волна недовольства вылилась в так называемый медный бунт. Жизнь царя и бояр висела на волоске. Но бунт был подавлен, а сотни его участников казнены. Оставшихся в живых бунтовщиков клеймили раскаленным железом. Однако бунт все-таки заставил царя прекратить обращение медных денег.
Мы знаем, что в уплату могут приниматься даже бумажные деньги. А тут медь. Правда, уже не серебро, но ведь еще и не бумага. Почему бумажные деньги в иных обстоятельствах не вызывают такого гнева, как эти медные? Дело, оказывается, не столько в материале, из которого сделаны деньги. Дело в смысле, который вкладывается в чеканку монет или печатание банкнот.
Царь, чеканя серебряные монеты, удостоверял своим авторитетом их качество. Тот же смысл – подтверждение полноценности – он стал вкладывать в чеканку неполноценной монеты.
Значит ли это, что замена серебряных монет медными такого же размера всегда обречена на провал? Нет. Медные монеты могут цениться наравне с серебряными при изменении смысла чеканки.
Царю следовало бы обещать неограниченный и по первому требованию (или с отсрочкой, после войны, например, но за дополнительную плату, за определенный процент) обмен медных монет на серебряные. Тогда чеканка приобрела бы смысл производства долговых жетонов вместо жульнического подсовывания меди вместо серебра. Другими словами, медные монеты следовало бы объявить кредитными деньгами, получением которых не заканчиваются расчеты с государем, как не заканчиваются у вас отношения с гардеробщицей, когда она выдает вам дешевый алюминиевый жетон, принимая дорогую шубу.
Царь не сделал ничего подобного. Отказываясь принимать медные монеты в уплату налогов, он ясно показал, что не признает за собой никакого долга перед держателями медных монет. То есть он повел себя подобно гардеробщице, решившей что, вручив жетон в обмен на шубу, она с вами полностью расплатилась. Такое поведение царя есть фальшивомонетничество, борьбой с которым обосновывают монетную регалию.
Г л а в а 2. ОГОСУДАРСТВЛЕНИЕ ОБЕЩАНИЙ
Семья – не частное дело.
Название советской книги, рассчитанной на пропагандистов, агитаторов и руководителей, изданной в 1984 году тиражом 50 000 экз.
Эмиссия кредитных денег так же, как и чеканка монет из драгоценных металлов, вызывает повышенный государственный интерес. В Конституции РФ (ст. 75) провозглашается прерогатива государства на эмиссию денег: "Денежной единицей в Российской Федерации является рубль. Денежная эмиссия осуществляется исключительно Центральным банком Российской Федерации. Введение и эмиссия других денег в Российской Федерации не допускается".
Центральный банк – это, конечно, государственный банк. Его еще называют Банк России. Только ему основной закон страны позволяет эмитировать деньги. И только рубли.
Законы российские многочисленны и суровы. Что их смягчает, так это необязательность исполнения. Не только Центральный, но и прочие банки, вопреки Конституции, эмитируют деньги. Правда, только безналичные.
Расхождение между формальными и реальными нормами поведения – нередкая ситуация в России. Связано это с излишней строгостью или невразумительностью многих российских законов.
Когда законы излишне строги (как, например, налоговые законы), то они не выполняются потому, что в правоохранительных органах немало здравомыслящих людей. Они с пониманием относятся к нарушениям законов, противоречащих чувству меры и справедливости. Они с легкой душой закрывают глаза на такие нарушения, особенно когда нарушители делятся с ними частью своих доходов.
Когда законы невразумительны, их мало кто понимает, а потому мало кто осознает, что они нарушаются.
Запретить в соответствии с Конституцией эмиссию денег всем банкам кроме Центрального, значит, запретить этим банкам проводить безналичные расчеты, значит, лишить их одной из самых привлекательных для клиентов возможности.
К счастью, никто не собирается, следуя Конституции, запрещать всем банкам за исключением Центрального ведение безналичных расчетов. Причем не только из-за чрезмерных требований Конституции, но и из-за смутного понимания природы денег вообще и современных рублей – в частности.
До многих просто не доходит, что банк, открывая текущий счет своему клиенту, осуществляет вопреки Конституции денежную эмиссию. Причем эмиссию иной валюты, нежели та, что эмитируется Центральным банком. Но состояние многовалютности плохо заметно по двум причинам.
Во-первых, из-за того, что российским банкам в качестве безналичных денег разрешено обещать своим клиентам только наличные рубли, которые эмитирует исключительно Центральный банк. Такое ограничение на эмиссию безналичных денег создает иллюзию прерогативы государства на эмиссию денег вообще. Люди из-за плохого понимания природы денег не всегда различают, что обещание наличного рубля банком, в котором открыт текущий счет, и сам наличный рубль, как обещание Банка России, это разные валюты. Им часто кажется, что это одни и те же деньги. Ведь они даже называются одинаково – рубли.
Во-вторых, из-за надзора Центрального банка за объемом денежной эмиссии прочими банками. А при жестком надзоре, когда все банки становятся чуть ли ни филиалами Центрального банка, их эмиссию трудно отличить от эмиссии Центрального банка.
Почему Конституция только Центральному банку разрешает выпускать деньги? Почему эмиссия денег провозглашена исключительным правом государства? Традиционные ответы на эти вопросы во многом повторяют обоснование монетной регалии.
Прерогатива (монополия, как сегодня ее принято называть) государства на денежную эмиссию необходима:
а) для унификации денег, для введения единой валюты вместо необозримого и путаного разнообразия частных денег;
б) для предотвращения недобросовестной эмиссии;
в) в силу особой общественной значимости денег;
г) потому, что она существует во всех цивилизованных странах.
Но в отличие от монетной регалии огосударствление современной денежной эмиссии объясняется еще одной причиной:
д) необходимостью регулирования общего объема денег в обращении.
Поясним эту последнюю причину, поскольку остальные мы уже обсуждали.
Современные правительства руководствуются теориями, в которых прерогатива государства на денежную эмиссию рассматривается как способ обуздания рыночной стихии. Стихией у государственных людей принято называть то, что происходит помимо их контроля, надзора или участия.
Считается, что, изменяя объем денег в обращении, государство в силах смягчить и даже предотвратить спад производства, безработицу, инфляцию. Теоретики государственного облагораживания рыночной стихии объясняют это так: стоит только наметиться спаду производства и росту безработицы, тут же государству необходимо взбодрить, подстегнуть, разогреть экономику, впрыснув в нее деньги. Они так и говорят: взбодрить, подстегнуть, разогреть... Как будто речь идет о лошади. У них удивительно образный язык.
Денежные инъекции в застойную экономику надо осуществлять в виде финансирования важных программ, в виде дешевых кредитов, в виде безвозмездных субсидий особо нуждающимся. У людей появятся дополнительные деньги, они начнут больше покупать. Предприятия, откликаясь на повышенный спрос, начнут больше производить. Возникнет дополнительный спрос на рабочую силу. Производство вырастет, безработица снизится. Правда, говорит эта теория, если денег в экономику впрыснуть очень много, то может случиться инфляция, так как население, получив деньги, предъявит слишком большой спрос на продукцию фирм, и те, не успев нарастить производство, ответят на возросший спрос ростом цен.
Получается: чуть меньше доза денежной инъекции – застой экономики, чуть больше – ее перегрев. Поэтому регулирование количества денег в экономике – это тончайший процесс, который нельзя пускать на самотек, который нужно осуществлять сознательно.
Самотек у государственных теоретиков, как и стихия – это то, что происходит помимо государственных людей. А "происходить сознательно" у них означает "происходить с их ведома и разрешения".
Когда негосударственные люди делают нечто, по их мнению, осознанное, но без ведома государственных людей, то с позиции государственной теории они поступают неосознанно и стихийно. Поэтому неподконтрольная государству денежная эмиссия – это по определению самотек и стихия.
Эмиссионная стихия не сможет обеспечить нужного объема денег в экономике, и стране в этом случае грозит череда спадов производства, перемежающихся инфляцией. Только строгий государственный надзор за эмиссией позволит выпустить столько денег, сколько нужно.
Такова в общих чертах логика тех, кто обосновывает прерогативу государства на эмиссию денег. И эта логика выглядит убедительно. Она закреплена законами, включая Конституцию.
Однако подобной логикой можно "обосновать" государственную монополию на все что угодно: на сталь, нефть, продовольствие... Но если по отношению ко всем этим и многим другим товарам кошмары государственной монополии очевидны многим, то по отношению к деньгам все наоборот: прерогатива государства на эмиссию денег считается естественным состоянием и признается во всем мире. При этом аргументы в пользу денежной монополии государства нисколько не убедительнее, скажем, его хлебной монополии. Разве что примеры такой монополии труднее отыскать у соседних правителей.
Попробуем применить приводимые выше аргументы (стандартизация, качество, общественная значимость, количество) в пользу государственной монополии на производство, например, хлеба.
Стандартизация. Только государственная хлебная монополия покончит с расточительным разнообразием хлебобулочных изделий. Излишнее разнообразие затрудняет выбор потребителям. Оно создает массу неудобств хлебозаводам. Неоправданное разнообразие увеличивает издержки производства, ведет к разбазариванию общественных ресурсов.
Качество. Только государственная хлебная монополия может предотвратить недобросовестность частных хлебопроизводителей, которые в погоне за прибылью могут подсыпать в муку опилки, а то и что-нибудь похуже.
Общественная значимость. "Хлеб – всему голова". Известный российский политик Аман Гумирович Тулеев даже клянется хлебом. Заметьте: не деньгами! Так что в этом плане аргументы в пользу хлебной монополии государства выглядят более весомыми, чем аргументы в пользу денежной монополии.
Количество. Только государственная монополия гарантирует оптимальный объем производства хлеба. Без такой монополии страну будет потрясать то перепроизводство, то недопроизводство хлеба. Первое повлечет за собой разорение массы хлебопроизводителей, особенно мелких. Второе – голод.
После того, как мы убедились в жизненной необходимости хлебной монополии, нужно срочно по образу Центробанка (Банка России) создавать нечто типа Центрохлеба (Хлеба России). Целями этой организации по аналогии с целями Банка России (ст. 3 Федерального закона "О Центральном банке РСФСР (Банке России)") и тем же языком мы провозгласим:
защиту качества хлеба и обеспечение устойчивости его цены;
развитие и укрепление системы производства хлеба;
обеспечение эффективного и бесперебойного функционирования системы распределения хлеба.
Хлеб России по аналогии Банком России (ст. 4 того же закона) будет осуществлять следующие функции:
1) во взаимодействии с Правительством разрабатывать и проводить единую государственную хлебную политику, направленную на поддержание высокого качества и низкой цены хлеба;
2) монопольно осуществлять производство зерна и муки;
3) являться поставщиком последней инстанции для хлебных организаций;
4) устанавливать правила распределения хлеба;
5) устанавливать правила изготовления хлеба, бухгалтерского учета и отчетности для изготовителей хлеба;
6) осуществлять государственную регистрацию хлебных организаций; выдавать им и отзывать их лицензии; лицензировать аудиторов хлебных организаций;
7) осуществлять надзор за деятельностью хлебных организаций;
8) регистрировать эмиссию ценных бумаг хлебными организациями;
9) осуществлять самостоятельно или по поручению Правительства все виды деятельности, необходимые для выполнения основных задач Хлеба России;
10) осуществлять регулирование объема производства хлеба, включая операции по экспорту и импорту хлеба; определять порядок расчетов за хлеб с иностранными государствами;
11) организовывать и осуществлять хлебный контроль как непосредственно, так и через уполномоченные организации;
12) принимать участие в разработке прогноза хлебного баланса и организовывать составление этого баланса;
13) в целях осуществления указанных функций проводить анализ и прогнозирование состояния экономики Российской Федерации в целом и по регионам, прежде всего хлебных, финансовых и ценовых отношений; публиковать соответствующие материалы и статистические данные;
14) осуществлять иные функции в соответствии с федеральными законами.
Читатель сам может применить приведенные выше аргументы для обоснования государственной монополии на все, что ему понравится: на производство детских игрушек, оказание медицинской помощи, выпуск автомобилей, колготок, презервативов... И это "обоснование" будет не менее убедительным, чем "обоснование" денежной монополии. Ведь это одностороннее обоснование. При таком обосновании государство как масло, которым кашу не испортишь. Чем его больше – тем лучше.
Доводы в пользу Центробанка нисколько не убедительнее доводов в пользу Центрохлеба. Но Центробанк есть, а Центрохлеба нет. Почему?
Настоящая причина повышенного государственного внимания к деньгам – в легкости и удобности отбирания денег по сравнению с отбиранием других видов имущества. Хлеба, например. Особенно легко отбирать именные обещания банков (безналичные деньги). В этом случае нет нужды что-то искать, грузить, увозить, охранять. Достаточно приказать банкиру, чтобы он показал сколько он наобещал тому, у кого нужно отобрать, а затем списал часть этих обещаний в пользу того, кто отбирает. В данном случае – в пользу государства.
"Правительству катастрофически не хватает "живых" денег. А президентский указ, требующий выплатить долги бюджетникам, висит дамокловым мечом. Не выполнишь – место потеряешь, выполнишь – рискуешь полностью потерять доверие налогоплательщиков, за счет которых, в конце концов, и производятся "политически значимые выплаты".
Второй вариант, видимо, пугает меньше. Иначе чем можно объяснить поведение московских налоговых инспекторов (в частности из ГНИ № 2 г. Москвы), которые придумали новый способ сбора налогов. Без какой-либо провинности и даже без предупреждения со счетов "предприятий, имеющих устойчивое финансовое положение", списываются весьма значительные суммы в безакцептном порядке. А на возмущенные вопросы пострадавших они отвечают письмами с просьбой о зачете этих денег в счет будущих платежей "в связи с необходимостью пополнения доходной части бюджета"" (Зиновий Хорт, Павел Никич. Не храните деньги в банке // Финансовая Россия. 1997. № 47 (70). С. 1).
Чтобы банкиры были послушны, их обязывают получать лицензию от Центрального банка. Необходимость лицензирования объясняется особой значимостью банковского дела и защитой клиентов банка от недобросовестных банкиров. Но российский опыт последних лет показал, что лицензии не спасают от массовых потерь вкладчиками своих денег. Главный смысл лицензирования – обеспечение покорности банкиров. За непослушание банкиров могут лишить лицензии. А работа без лицензии может быть расценена как преступление.
Волшебная легкость отбирания безналичных денег, эмитируемых поднадзорными государству банками, побуждает государство ограничивать другие виды расчетов и хождение других денег, включая наличные деньги. Например, только государству разрешается заниматься эмиссией банкнот – ликвидных публичных обещаний. Государственная монополия на выпуск банкнот стала столь привычной, что трудно представить иное. И тем не менее...
"Наиболее интересен исторический опыт Шотландии от 1716 г., когда пала монополия Шотландского банка, до 1845 г., когда был принят закон об окончательной монополии банка Англии на эмиссию денег. Уайт обобщил этот опыт и сравнил его с опытом Англии. В Шотландии ничто не препятствовало учреждению новых банков. Все банки, кроме трех, были основаны как фирмы с неограниченной ответственностью, так что их владельцы в случае банкротства должны были нести ответственность перед вкладчиками и держателями банкнот. С 1765 г. был запрещен выпуск мелких банкнот и принято требование оплачивать банкноты по предъявлении, что сделало незаконным прежнюю практику, в соответствии с которой банк мог оплачивать предъявленные банкноты с задержкой на 6 месяцев, выплачивая за этот период проценты держателям. Таковы были единственные формы регулирования.
В Англии, напротив, на протяжении большей части этого периода выпуск банкнот был запрещен, если в банке было более 6 совладельцев; после 1826 г. была разрешена эмиссия банкнот банкам, расположенным на расстоянии более 65 миль от Лондона. Уровень банкротств в Англии более чем в 4 раза превосходил соответствующий показатель для Шотландии, и убытки зачастую ложились на держателей банкнот, тогда как в Шотландии, как правило, убытки покрывались владельцами банков.
В США "свобода" банков означала не свободу предпринимательства, а возможность учреждения банка без специального разрешения законодательных органов. Опыт США отличался крайней пестротой, поскольку законы некоторых штатов работали вполне хорошо, а в некоторых были просто чудовищны. Даже внутри штатов, как правило, не разрешалось создавать банковские филиалы. Некоторые штаты использовали банки как рынок для своих облигаций и требовали от них скупать облигации для обеспечения эмитируемых банкнот, но при этом требовали, чтобы облигации учитывались не по рыночной цене, а по номинальной цене. Эмитенты были привязаны к номинальной цене облигаций, и если последняя превышала рыночный курс, банки (даже в случае банкротства) могли получить мгновенную прибыль за счет эмиссии банкнот, обеспеченных ценными бумагами штата. Согласно Рокову эти правовые ограничения стали причиной возникновения крайне рискованных (диких) форм банковской практики, характерных для одних штатов и неизвестных в других; другим результатом была неспособность банков погашать эмитированные банкноты в случае обесценивания облигаций штата, что было результатом невозможности в достаточной степени диверсифицировать активы. Некоторые штаты оказывались неспособными закрывать неплатежеспособные банки.
Стабильная система свободных банков, похожая на шотландскую систему, возникла в штатах Новой Англии – конкурентный выпуск банкнот, забота о поддержании номинального курса и система межбанковского клиринга, начало которой положил бостонский Suffolk Bank.
Стабильная система развилась и в Нью-Йорке, национальном центре торговли и промышленности. В 1840 г. был принят закон, по которому облигации штата, служившие обеспечением эмиссии, учитывались по рыночной цене. В общем случае закон предполагал ограниченную ответственность банков. Были установлены нижние границы уставного капитала банков, и если при наличии долгов оказывалось, что уставный капитал изъят, накладывался запрет на выплату дивидендов владельцам до тех пор, пока они не возмещали убыль уставного капитала. За изъятие уставного капитала банк мог подвергнуться ликвидации. Нью-йоркский закон требовал также наличия резервов в размере 12,5 процентов от суммы эмитированных банкнот и гарантировал компенсацию тем держателям банкнот, которым банк отказал в погашении по предъявлении.
В Швеции частные коммерческие банки с неограниченной ответственностью эмитировали банкноты с 1830 по 1904 г., когда эта практика была запрещена; параллельно ходили деньги государственного банка... Сэндберг считает банковскую систему одним из важнейших слагаемых успеха Швеции, в том числе самых высоких темпов роста ВНП в Европе в период 1870-1914 гг. Банковских банкротств не было.
Между 1826 и 1850 гг. швейцарские кантоны разрешали частным банкам эмитировать банкноты. Пример Швейцарии особенно интересен, потому что в то время там не существовало единого валютного стандарта и банки были вольны выбирать денежную единицу. Восемь банков с различными формами собственности использовали четыре валютных стандарта. Базельский банк, банкноты которого были деноминованы во французских франках, и цюрихский, эмитировавший банкноты в брабантских таллерах, принимали банкноты друг друга по курсу, установленному банком-эмитентом. Время от времени частные небанковские эмитенты приостанавливали конвертируемость, но банкротств не было. Законы, ограничивавшие объем эмиссии и устанавливавшие резервные требования, не влияли на поведения банков, поскольку размер эмиссии неизменно был ниже разрешенного по закону, а объем резервов в среднем превышал требуемый законом.
История свободных банков в ряде стран на протяжении длительного периода – в Шотландии более 100 лет, в США от 1838до 1860 гг. – в целом гораздо доброкачественнее, чем можно было бы представить по анекдотам о диких банках" (Аннелиз Андерсон в кн.: Денежная реформа в посткоммунистических странах. С. 133-135).
Какую выгоду получает государство от монополии на эмиссию наличных денег? (А мы уже знаем, что государственная монополия на эмиссию кредитных денег реально распространяется только на наличные деньги. Безналичные деньги, хоть и вопреки российской Конституции, можно эмитировать частным образом.)
Первая выгода. Государственная монополия на эмиссию наличных денег (и в этом ее сходство с монетной регалией) позволяет эффективно вводить в заблуждение граждан относительно роли государства в организации их сотрудничества. Как это происходит?
Деньги – один из самых притягательных магнитов на свете. Ради получения денег создаются многие блага. Если устроить так, чтобы люди получали только государственные деньги (часто с изображением царей, королей, вождей или атрибутов государственной власти), то у них возникнет иллюзия, что все в стране организует государство.
Многие государственные люди только вредят добровольной кооперации граждан. Но им часто удается представить свою вредоносную деятельность как чрезвычайно полезную. Им, как крошке Цахесу, удается присвоить себе результаты творчества талантливых людей.
"Бальтазар вынул тщательно перебеленную рукопись и принялся читать.
Собственные стихи со всей силой, со всей живостью возникшие из подлинно поэтического чувства, все сильнее воодушевляли его. Чтение его все более проникалось страстью, обнаруживая весь пыл любящего сердца. Он трепетал от восторга, когда тихие вздохи, еле слышные "ах" женщин и восклицания мужчин: "Великолепно, превосходно, божественно!" – убеждали его в том, что стихи увлекли всех.
Наконец он кончил. Тут все вскричали:
– Какое творение! Сколько мысли! Сколько фантазии! Какие стихи! Какое благозвучие! Благодарим, благодарим, любезный господин Циннобер, за божественное наслаждение!
– Как? Что? – вскричал Бальтазар, но него никто не обратил внимания, – все устремились к Цинноберу, который, сидя на диване, заважничал, словно индюк, и противно сипел:
– Покорно благодарю, покорно благодарю, не взыщите. Это безделица, я набросал ее наскоро прошедшей ночью.
Но профессор эстетики вопил:
– Дивный, божественный Циннобер! Сердечный друг, после меня ты – первейший поэт на свете! Приди в мои объятия, прекрасная душа! – И он сгреб малыша с дивана, поднял его на воздух, стал прижимать к сердцу и целовать. Циннобер вел себя при этом весьма непристойно. Он дубасил ножонками по толстому животу профессора и пищал:
– Пусти меня, пусти меня! Мне больно, больно, больно! Я выцарапаю тебе глаза, я прокушу тебе нос!
– Нет! – вскричал профессор, опуская малыша на диван. – Нет, милый друг, к чему такая чрезмерная скромность.
Мош Терпин, оставив карточный стол, тоже подошел к ним, пожал крошечную ручку Циннобера и сказал очень серьезно:
– Прекрасно, молодой человек, – отнюдь не преувеличивая, нет, мило нарассказали мне об одухотворяющем вас высоком гении.
– Кто из вас, – снова завопил в полном восторге профессор эстетики, – кто из вас, о девы, наградит поцелуем дивного Циннобера за стихи, в коих выражено сокровеннейшее чувство самой сильной любви?
Кандида встала – щеки ее пылали, – она приблизилась к малышу, опустилась на колени и поцеловала его мерзкий рот, прямо в синие губы.
– Да, – вскричал Бальтазар, словно пораженный внезапным безумием, – да, Циннобер, божественный Циннобер, ты сложил меланхолические стихи о соловье и алой розе, и ты заслужил дивную награду, тобой полученную!
С этими словами он увлек Фабиана в соседнюю комнату и проговорил:
– Сделай одолжение, посмотри на меня хорошенько и скажи откровенно и по совести, в самом ли деле я студент Бальтазар, или нет, впрямь ли ты Фабиан, верно ли, что мы в доме Моша Терпина, – или это сон, или мы посходили с ума? Потяни меня за нос или встряхни, чтоб я избавился от этого проклятого наважденья.
– Ну, как это ты можешь, – возразил Фабиан, – ну, как это ты можешь так бесноваться из простой ревности, оттого что Кандида поцеловала малыша. Тебе все же надобно признать, что стихотворение, которое прочитал малыш, и в самом деле превосходно.
– Фабиан, – в глубочайшем изумлении вскричал Бальтазар, – что ты говоришь?
– И впрямь, – продолжал Фабиан, – и впрямь, стихотворение малыша было превосходно, и я нахожу, что он заслужил поцелуй Кандиды. Вообще мне сдается, в нем кроется много такого, что дороже красивой наружности. Даже его фигура уже не кажется мне столь отвратительной, как сперва. Во время чтения стихов внутреннее воодушевление скрасило черты его лица, так что он подчас казался мне привлекательным, стройным юношей, невзирая на то, что его голова чуть виднелась из-за стола. Оставь свою вздорную ревность и подружись с ним как поэт с поэтом.
– Что? – вскричал в гневе Бальтазар. – Что? Мне еще подружиться с проклятым оборотнем, которого я охотно задушил бы вот этими руками!
– Итак, – сказал Фабиан, – итак, ты совсем глух к голосу разума" (Э.Т.А. Гофман. Крошка Цахес по прозванию Циннобер/Новеллы/Пер. с нем. – М.: Московский рабочий. 1983. С. 245-247).
Наивно полагая, что только благодаря государственному управлению производством и распределением произведенного создаются все блага цивилизации, люди безропотно несут тяготы государственного принуждения. Такая наивность удобна циничным политикам. Они умеют извлекать из нее выгоду.
При расчете частными деньгами труднее поддерживать в людях ощущение благотворности государства для сотрудничества мирных людей. Частные банкноты могут ослабить чары, благодаря которым современные государства выглядят столь привлекательно.
Вторая выгода. Прерогатива государства на эмиссию наличных денег в отличие от монетной регалии дает государству широкие возможности для получения беспроцентного кредита. Рассчитываясь бумажными деньгами и монетами из дешевых сплавов, государство, по сути, получает бесплатный кредит от тех, кто соглашается принять его деньги-обещания в уплату. Нуждаясь в наличных деньгах, люди делают их запасы. Все эти запасы наличных денег в совокупности и образуют беспроцентный кредит, полученный государством. Если позволить эмиссию частных денег, то нужда в государственных деньгах может уменьшиться, и тогда у государства будет меньше возможности для получения бесплатного кредита.
Третья выгода. Как и при монетной регалии, государство может отказаться от части своих долгов, рассчитываясь порчеными деньгами. При монетной регалии правители портили деньги, облегчая монеты или разбавляя драгоценные металлы дешевыми добавками. При монополии на эмиссию наличных денег правители портят деньги, не выполняя обещанное, обманывая своих кредиторов. Не будь монополии государства на эмиссию наличных денег, люди избегали бы принимать в уплату порченые государственные деньги. Они могли бы предпочесть им частные банкноты. Но государственная монополия лишает их такой возможности. Всем банкам, кроме Центрального, запрещено эмитировать публичные обещания – банкноты.
Г л а в а 3. ПРИНУЖДЕНИЕМ ПО СОМНЕНИЮ
Американский студент прочитал "Архипелаг ГУЛАГ" и удивился:
– Если действительно так нарушались законы, почему никто не позвонил в полицию?
Анекдот
В прошлом бумажные деньги, выпускаемые государством, долгое время могли сохранять форму четкого публичного обещания.
Во-первых, эти бумажные деньги назывались государственными кредитными билетами. Словом "кредитный" государство признавало за собой роль должника. В этом слове угадывалось обещание государства погасить свой долг перед кредитором – предъявителем кредитного билета.
Во-вторых, это обещание государства было сформулировано весьма конкретно. Например, в России после реформы Сергея Юльевича Витте на бумажных царских рублях было написано, что "Государственный Банк разменивает кредитные билеты на золотую монету без ограничения суммы (1 рубль = 1/15 империала, содержит 17,424 долей чистого золота)". При этом обещание было подкреплено подписями конкретных людей: управляющего и кассира Банка. И это обещание неукоснительно выполнялось. Любой на 15 бумажных рублей мог получить в банке империал – золотую монету, содержащую 11,61 г золота. Монету с изображением императора на одной стороне и российского герба – на другой.
В-третьих, чтобы у кредитора, принимающего государственные кредитные билеты в уплату, не возникло сомнения в надежности Государственного Банка, размен этих билетов на золотую монету обеспечивался всем достоянием Государства. И это тоже было записано на кредитном билете.
Современные наличные деньги потеряли форму обещаний. По крайней мере, форму ясных обещаний.
Смутность и сомнительность государственных обещаний
Люди с плохой памятью должны брать взаймы у тех, у кого она еще хуже.
М. Генин
Во-первых, исчезло слово "кредитный". Государственные бумажные деньги теперь называются банковскими или казначейскими билетами, расчетными или казначейскими знаками. Но знак чего или билет куда? Какие возможности или права этот знак или билет обеспечивает?
Во-вторых, с государственных билетов и знаков исчезает обещание разменивать их на что-либо в заранее оговоренной пропорции. Более того, в Законе о Банке России, например, написано (ст. 28), что "официальное соотношение между рублем и золотом или другими драгоценными металлами не устанавливается". Правда, там говорится (ст. 30), что "банкноты и монеты являются безусловными обязательствами Банка России". Но что это за обязательства ясно не сказано. Вроде как Банк России признает за собой роль должника, дебитора перед держателями банкнот и монет, но размер этого долга и способы его погашения не уточняет.
Раньше, когда было обещано золото или серебро, величину долга банка-эмитента перед владельцем банкнот можно было выразить количеством обещанного драгоценного металла. Но чем выразить долг Банка России перед владельцем наличных рублей?
В-третьих, заверения в надежности государственных банкнот становятся все более странным и непонятным. Обеспеченность всем достоянием государства: что она означает, когда исчезает обещание размена? Если раньше это была обеспеченность размена банкнот на золото, то во что она превращается, когда размен прекратили? Если раньше владелец государственной банкноты мог рассчитывать на имущество государства при отказе Банка выдать причитающееся ему золото, то сейчас, когда размен не обещан, как может владелец банкноты рассчитывать на достояние государства? Что должно натворить государство, что должно произойти, чтобы владелец банкноты мог претендовать на достояние государства и получить вполне определенную часть этого достояния? После этих вопросов складывается ощущение низкой (скажем так) ответственности государства по отношению к владельцам государственных банкнот.
В-четвертых, исчезает обеспеченность всем достоянием государства. Остается обеспеченность активами государственного банка. А активы государственного банка – это всего лишь часть достояния государства.
Впрочем, вопрос об обеспеченности (о гарантиях) уместен, когда ясно, что обеспечивается. Зачем гарантировать выполнение обещания, когда трудно понять, что обещано? Зачем интересоваться реальностью возврата долга, когда непонятно в чем состоит долг?
Затуманивая свои обязательства, государство уходит от них. Уход от своих обязательств нередко сопровождается обременением обязательствами других. Объявляется, например, обязательность приема банкнот во все платежи на территории страны по их нарицательной стоимости. Таким заверением уже можно воспользоваться. Рассказывают, что им пользовался в советские времена академик Сахаров. В те годы обычные советские магазины были очень скудны. Часто в них возникали огромные многочасовые очереди. Номер очереди нередко писали на руке. Но наряду с обычными магазинами в крупных городах существовали так называемые валютные магазины ("Берёзка"), где за иностранную валюту можно было без очереди купить товары, которые не попадали в обычные магазины.
Легенда гласит, что академик Сахаров хулиганил, рассчитываясь в валютных магазинах рублями по официальному курсу – 65 копеек за 1 доллар в то время как на черном рынке у фарцовщиков доллар стоил в несколько раз больше. При этом он ссылался на надпись об обязательности рублей к приему на всей территории СССР во все платежи для всех учреждений, предприятий и лиц по нарицательной стоимости. Работники магазина звали милицию. Но милиция, узнав, что перед ними прославленный академик, создатель водородной бомбы и скандальный диссидент, отступалась. И даже товар не забирала.
Обязательность к приему – хороший способ повысить авторитет государственных денег. Но только в условиях тоталитарного государства. В условиях, когда государство устанавливает цены. Причем такие цены, при которых продавец терпит убытки. Чтобы убытки были меньше, он старается придержать свой товар. Деньги, обязательные к приему, заставляют его отдавать придержанное. Деньги становятся средством насилия над продавцом. Мандатом, предписывающим отдать накопленное.
В стране, где государство не вмешивается в ценообразование, обязательность к приему выглядит рудиментом тоталитарного порядка. Этот рудимент сохранился в Законе о Банке России (ст. 30): "Банкноты и монета Банка России обязательны к приему по нарицательной стоимости при всех видах платежей, для зачисления на счета, во вклады и для перевода на всей территории Российской Федерации". В странах со свободным ценообразованием обязательность к приему – это избыточное требование к качеству денег. Причем, эта избыточность сочетается с отсутствием у государственных наличных денег необходимых качеств. Это как пятое колесо к телеге. Но все колеса квадратные. Ехать можно, но потрясывает.
Есть и другие способы украсить телегу с квадратными колесами. На долларах США, например, поминают Бога ("IN GOD WE TRUST"). Кроме того, доллары объявлены законными средствами платежа ("THIS NOTE IS LEGAL TENDER FOR ALL DEBTS, PUBLIC AND PRIVATE"). Последнее не менее забавно. Ведь деньги для того и выпускаются, чтобы ими можно было платить. Писать на деньгах, что ими можно заплатить, не нарушив закона, столь же странно, как рекламировать продукты питания заверением, что их можно съесть и не отравиться.
В Законе о Банке России (ст. 29) его банкноты и монеты для повышения их авторитетности объявлены не просто законным, но единственно законным средством платежа на территории России. Опять повторимся о суровости российских законов. И опять порадуемся необязательности их исполнения, иначе пришлось бы отказаться от оплаты безналичными рублями, от бартера, от расчетов в иностранной валюте.
Несмотря на смутность, зыбкость, неопределенность и даже забавность современных государственных публичных обещаний они могут годы, десятилетия удерживать высокую ценность, их могут охотно принимать в уплату и даже накапливать.
Силы, удерживающие высокую ценность смутных обещаний
Очевидное – это то, чего никто не видит, пока кто-нибудь не выразит его наипростейшим образом.
Джебран
Есть только три силы, побуждающие принимать смутные предложения: добропорядочность предлагающего, подражание принявшим предложение, принуждение со стороны обещающего. Какой же из этих сил и в какой степени обязаны своим существованием современные наличные деньги? Деньги, которые не обещано разменивать на золото, серебро, другие драгоценные металлы.