Федеральная программа книгоиздания россии составление игумена андроника (А. С. Трубачева), П. В. Флоренского, А/. С. Трубачевой у водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики)

Вид материала

Программа

Содержание 19. Природа и культура 20. Объекты культуры и объекты природы 20'. (единичное и общее) 21. Постоянство природы и жизнь культуры Ч 22. основные категории естествознания и культурознания Мы рождены для вдохновения, для звуков сладких и молитв 23. Причинные ряды в естествознании и генеалогические—в истории Господь во гробе!

Подобный материал:

• Составление и общая редакция игумена андроника (а с. Трубачева), П. В. Флоренского,, 12004.95kb.
• Составление и общая редакция А. Н. Стрижев Издательство «Паломникъ» благодарит игумена, 8735.23kb.
• Составление и общая редакция А. Н. Стрижев Издательство «Паломникъ» благодарит игумена, 8854.9kb.
• Программа «Культура России» подпрограмма «Поддержка полиграфии и книгоиздания России», 7760.76kb.
• Федеральная программа книгоиздания россии руководители авторского коллектива, 6681.57kb.
• Н. О. Фоминой Редакция литературы по биологии Федеральная целевая программа, 8406.01kb.
• Темы конспекта №1: 1, 2 и 4 по большей части отражены в вопроснике. Внимательно просмотрите, 10705.21kb.
• Федеральная программа книгоиздания России Рецензенты: канд психол наук С. А. Исайчев,, 9575.41kb.
• Федеральная целевая программа книгоиздания России Рецензенты: кафедра педагогики ргпу, 3943.6kb.
• Федеральная целевая программа книгоиздания России Рецензенты: кафедра педагогики ргпу, 3943.47kb.

тельность перестала быть прозрачной ohi помуп не ил, <>i рубе
ла, оплотнилась, и тогда они перо гели понимать и вторичные
лица—человеческие' и сыпи их воспринимать *лн вещи—от­
сюда чуне l псиное II.. НО ССТеСТВОИНаЛ ЧуВ( и" I м-. | и п|" |.

становленная, не обнаруживала бы извращенности сознания

Потому у них чувственность противосск-ci пенилн Гимумшш.

19. ПРИРОДА И КУЛЬТУРА

Итак, задача истории понять энергию как энергию. Но на земле самым ярким выразителем энергии является лицо челове­ческое. Лицо человеческое и есть предмет истории, и все с ним и ради него и из него совершающееся, в противоположность совокупности вещей, природе.

Но в чем же проявляется человеческая личность? Что слу­жит характерным выявлением человечности? Если природою мы называем совокупность вещей, ёруа, то совокупность энер­гий называем мы культурой. Науки о законах суть науки о при­роде, или естестве—естественные.

Науки об единичном суть науки о культуре, или о человечес­ком духе—или гуманитарные.

21

Для тех и других Виндельбанд и Риккерт предла! ают назва­ния, у нас усвоенные гл<авным> обр<азом> Чупровым: вауки

номографические,— т. е. описывающие законы, и науки идио-графические,—т. е. описывающие единичное, та Y6ia. М<ожет> б<ыть>, и не вполне точно, но противоположение

науки о духе = науки о культуре = науки о человеке; и науки о природе = науки естественные' совпадает с противоположением:

науки идиографические и науки номографические. Если угодно, сюда можно добавить еще противоположение науки о лице — науки о вещи.

20. ОБЪЕКТЫ КУЛЬТУРЫ И ОБЪЕКТЫ ПРИРОДЫ

Но как различить объекты природы от объектов культуры? Начнем с простейшего случая.

Иду в лес, собираю землянику (объект природы).

Иду в сад, собираю совершенно такую же землянику

(объект культуры).

В чем разница? Лес мы считаем объектом природы, сад— объектом культуры. Пусть. Но ведь земляника там и тут, как мы сказали, одна и та же. Береза, посаженная в саду, и береза, растущая в лесу,—та же береза. Почему же одну мы почитаем за объект культуры, а другую — за объект природы? Если бере­за—та же, то, очевидно, <дсло> не в березе, как таковой, а в отношении ее к чему-то. Да. Но к чему? К какому-то общему фону—к целому. Это выражается словами: «посаженная», «рас­тущая». В одном случае мы говорим о березе, выросшей поми­мо воли и намерения человека. Во втором — сообразно воле его и намерению. То отношение, о котором спрашиваем мы, есть отношение к человеку, и, следовательно, не береза, как таковая, есть объект культуры, а труд человека делает ее таковой. Труд ни? Если человек много трудился, напр<имер> строя окопы, и на взрыхленной почве, на труде человека выросла береза, то она не будет все же объектом культуры. Не в труде дело, а в пели его. Другими словами, ставящая себе цели, целеполага-Ю1Щ1Я Воля человека делает из объекта природы объект культу­ры. Итак, культура—не в вещах как таковых, а в своеобразно преломляющейся по поводу них воле человека, чувствах ЧСЛОВе-

¹ Примеч. Флоренского: «Речь идет не о психологин и учении о материи. Разъясн<ить>. Дух — не душсвн(ая) деят<СЛЬНОС1i->. вриро да не материя. И материя м<ожет> б<ыть> личной (разъяснить), и цу шсвн<ые> процессы—безличными, автоматическими, слсд<овггсль но), явление выражается как различный объект».

ка в его <прзб. 1> целях. Совокупность же волевых устремлений и целен их характеризует лицо.

20'. (ЕДИНИЧНОЕ И ОБЩЕЕ)

Мы сказали', что культура определяется целеполагающею деятельностью человека. И тут для нас открывается ответ на поставленный ранее парадокс. Связность культуры как царства целей. Отсюда единство—то, что заменяет закономерность. Культура — целое, целостное. Отсюда понятно, что в ней и должно быть все единично и <нрзб. 2) было бы целостным. Единичное, служащее цели, есть тип. Оно для нас назидает целеположения.

Мы говорили, что предметом истории служит единичное, а не общее. Но единичных беспредельно много. Выходит ли, что беспредельно много отдельных предметов и, следовательно,— беспредельно много отдельных историй? Нет, ибо единичные проявления воли отдельного лица органически объединяются в целостности самого лица и могут быть поняты, через единст­во лица, » своем единстве, ХОТЯ ЭТО единство синеем не есть общность, a ecu. живое еДИНСТВО, само ОПЯТЬ-таки единичное,

само преде гавляющее единицу высше! о порядка < !леэы и улыб­
ки, радость и горе, грехи и метши otj лого человека не

«похожи» дру| на друга и не обьсдипмюгся ни и каком «вооб

щс»; но они не суть просто* ноупо| leniiu чиненное,

некоординированное множа гво, и ■ run in mi одного

лица, i у п. едино ■ ПИЦО, и ■ НИХ, и НИХ M ИДНЫЯ Hicpi ИЯХ,

познается единая 86vauic,"", единая ij ианми moiiii пика

Цени КОИЦеНТрируЮТСЯ и ВЫСИ И будучи ' ИИ inn I

между собою, цели образую! единый организм целой, bucihoi единство целей, царство целей, возглавляемо! Ц< ii.io in

лей, БОГОМ. ХОТЯ И запятая единичным, И1 гория III pai ПЫЛ II II Я

в беспредельное in своих предметов, ибо культура как осуществ ление царства целей, сама образует сдиж гво и сама <"< гь еди ный объект целей,— по крайней мере н принцип!

Самые противоречия и антиномии культуры, < го мгновения, борьба, вражда, с достаточно высокой точки зрения, может быть телеологичиой, может бып, осуществлением заданий высших лиц или Высочайшего Лица (ср, i иона Апостола об ослеплении иудеев и неверии язычников), и то, что кажется снизу ненужным, оказывается необходимым, ибо совершеннейше осуществляет высшую задачу Культуры. Об­щности (схожести) природы через закономерность соответ­ствует живое единство культуры через целеегремнгсльноегь.

¹ На полях дата: 1916.VIII.31. Серг<иев) Пос<ад>.

.

Науки о культуре объединены не только не меньше, но даже гораздо глубже, чем науки о природе.

21. ПОСТОЯНСТВО ПРИРОДЫ И ЖИЗНЬ КУЛЬТУРЫ

Но тут, как и следовало ожидать, замечается глубокая разница. Науки о природе, как сказано, говорят о том, что вообще, т. е. о том, что везде и всегда бывает и, следовательно, в принципе исключает какое-либо творчество, новое. Отсюда понятна теснейшая связь их с механистическим мировоззрени­ем, с пониманием природы, как механизма, извечно проделыва­ющего свой раз навсегда установленный круговорот.

Идея вечного повторения, цикличности мира, парамнезия¹⁶*, свойственная древним, развитая Эпикуром и вновь с жаром открытая Фр. Ницше¹⁷*,— тоскливая идея о мире, как о толчее повторяющихся и в себя возвращающихся процессов сущест­венно связана с естественнонаучным миропониманием и затаен­но она непременно подразумевается во всяком научном пони­мании мира, т. е. желающем говорить о бывании, а не о единич­ном бытии. Правда, 2-й закон термодинамики говорит, как будто, о противном, т. е. о неповторимости мировой истории. Но¹ 1-й закон термодинамики, т. е. та первооснова современ­ного естественнонаучного) миропонимания, которая утверж­дает неизменность мирового запаса энергии, м<ожст> б<ыть> наиболее ярко выражает все ту же мысль о природе, как о непо­движности. Количество энергии в мире постоянно — это значит: «Какие бы ни происходили передвижения и перераспределения мировой энергии; как бы ни были многообразны и неожиданны процессы в мире; какими бы новыми и несводимыми к общему закону ни казались явления природы — на самом деле ничего нового, ничего неожиданного, ничего многообразного нет: все подчинено одному закону неизменности, все заранее учтено и рассчитано, во всем сказывается одно великое вообще—что нет многого, нет нового, нет разнообразного, нет в природе творчества. Природа есть постоянство и неизменность — вот основной смысл естественнонаучного миропонимания.

Напротив, науки о культуре говорят о том, что — в частно­сти, т. е. о том, что никогда и нигде не повторяется и, следова­тельно, в принципе исключает возможность подвести себя под общий закон. Отсюда понятна связь, теснейший союз наук исторических с телеологией, с изнутри развивающимся процес-¹ сом достижения целей, вечно свежим, всегда новым. Ни один момент процесса культуры не может быть заменен другим, все

¹ В тексте оставлено чистое место в 1,5 строки и карандашом вписано: «(художественное творчество)».

24

они ценны, все неустранимы. Жизнь духа всегда идет к новому, не потому, что новая вещь лучше старой вещи, а потому, что для деятельности быть новой—это и значит быть, а быть неподвижной—это значит быть бездеятельной—не быть вовсе. Для наук о культуре все своеобразно, и, если исследователь не [ видит своеобразия исторических явлений и тем более лиц,— это значит, что он не умеет овладеть предметом своего исследова- ^: ния. И напротив, ухватить своеобразие явления—это и значит ( понять его. Итак:

природа бывает, а человек живет. AS Ч

22. ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И КУЛЬТУРОЗНАНИЯ

Общее и единичное; неизменность и движение¹; epvov и evepyewt; вещь и лицо; природа и культура—таковы основные диалектически выведенные определения предметов естествозна­ния и культуроведения. Противоположность этих определений ведет за собою и противоположность наук, изучающих эти предметы. Но сами в себе науки эти целостны: по единству соответственного предмета. Чем же объединяются самые пред­меты? Предмет естествознания, природа, есть связь единой необходимости, в себя замкнутой; культура ecu. организация единой телеологии. Но единство телеологии означает, что цар­ство целей организовано, т. е. что низшие цели подчинены высшим, те — еще более высоким и т.д. Цели иду! в нис­ходящем порядке, т. с. образуют единую иерархию целей. Еди­ничное, будучи таковым, не исключает ИЗ себя нее прочес, но, напротив, включает — чрез снос отношение к цели. Слсдооате льно, единичное не отъединено от всего, по со всем связано, Пояснением этой мысли мы сейчас и займемся.

Мы рождены для вдохновения, для звуков сладких и молитв ^|к*.

Вот сторона культуры, по-видимому самодовлеющая и же­лающая быть самодовлеющей. Но она, единством целей, связа­на со всею техникою, с бытом... Для осуществления молитв нужны храмы, напр<имер>, а для них — архитектура, т. е. вся организация знания, художники, т. е. вся организация искус­ства, для художников же — химики, готовящие краски, горные промыслы, добывающие красящие вещества из недр земли, заводы, их перерабатывающие, плантации, доставляющие мас­ло, сельские хозяева, дающие пшеницу и вино, стальные заводы, доставляющие земледельцам орудия для обработки поля,

Примеч. Флоренского: «замечание о диалектике».

25

и т. д. и т.д. Каждый объект культуры предпо ысячи

других, те — опять других и т. д. Бесконечно мноюобрлшля ткань культуры оказывается связанной с таким чуждым, по-видимому, жизни фактором, как молитва. Да и то, мы взяли ее со стороны внешней. А возьмите со стороны внутренней. Каж­дое слово молитвы подразумевает существование всей суммы догматических понятий; исторически это значит, что включает­ся сюда все прошлое церковной жизни и более—вообще рели­гиозной жизни человечества. В наших молитвах вы увидите термины философии, образы поэзии, идеи, отзвуки которых находим в тысячелетиях... Каждая ниточка культуры подразу­мевает всю культуру, как среду, вне которой она не может быть. Но, скажете, может быть, техническая культура не так связана с ее целым. Посмотрим. Возьмем... ну хоть этот карандаш. Надо добыть для него графит. Для этого необходимы геологи­ческие познания. Для них необходима вера в единство законов природы. А исторически она есть порождение христианства.— «Как это ни странно,—гов<орит> дю Буа Реймон ^w", человек, отнюдь не расположенный к христианству,— но надо сознаться, что исторически современное естествознание обязано своим возникновением хр<истианст>ву. А раз христианство, то по меньшей мере Евангелие. Его надо было написать, его надо было «проповедать всей твари»...²⁰* Чтобы было это возможно, необходимо было все устройство церковной жизни. А для этого нужны были идеи философии и т. д., нужен был язык, позволя­ющий с точностью выразить догматы учения Церкви и канони­ческие ее нормы... Нужна вся организация Римской империи, чтобы облегчить проповедь Евангелия,— дороги, корабельное дело... Далее, нужна математика. Нужно развитие эстетических понятий. Нужна грамота... А сколько к ней идет — об этом говорить можно неск<олько> лет.

Итак, в культуре, как и в природе¹, все связано, все сплетено ш> единую ткань. Это—так; но остановиться на этом пункте наше­го исследования—это значило бы уничтожить возможность и, главное, необходимость науки, как естественной, так и истори­ческой: если культура, как и природа, представляет собою однородную («гомогенную», как говорят) среду, не имеющую собственного строения, то очевидно, что расчленение ее было бы не соответствующим существу предмета и, следовательно, лож­ным. Но наука и состоит в расчленении своего материала с тем, чтобы понять его строение. Итак, факт науки, как естествешюй, так и исторической, показывает, что есть и какое-то расчленение соответственных предметов, а, следовательно, есть и те приемы, которыми это расчленение достигается.— Какие же?

¹ На полях дата: 1916. IX. 1. Ссрг<исв> Пос<ад>.

23. ПРИЧИННЫЕ РЯДЫ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ И ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ—В ИСТОРИИ

Природа есть единое связное целое. Но расчленим ее на вещи, и вещи суть точки опоры в дальнейшем исследовании. В гладкой однородности не было бы за что, т<ак> ск<азать>, зацепиться уму и, не будучи в состоянии остановиться на чем-нибудь) определенном, он скользил бы по природе... Мысль — зеркальное отражение воли. Бергсон. Психоанализ. Задержка свободы воления есть условие мысли. Мысль—эквивалент во-ления. Если мы идем по гладкой дороге, мы не думаем о ней, думать же начинаем тогда, когда спотыкаемся. В этом смысле м<ожно> сказ<ать>, что этикой занимаются только люди, не очень-то сами этичные. Расчлененность природы на вещи есть условие мысли о природе. Но тогда, значит, природа распадает­ся, перестает быть единством. Нет, она сочленяется в единую систему вещей. «Если есть вещь А, то есть и вещь а», или «Если есть признак А у вещи одной, то есть и признак а у вещи другой»—таковы формулы сочленения. Но это сочленение ве­щей, причинное,—само есть проблема, и проблема сложная. Мы говорим, что у всякой вещи, у всякого явления есть своя причина. Но что есть причина? Что называть и считать причи­ною данной вещи, данного явления? Пример, молния в воздухе, причина грома, сопричины — условия. Как ограничить себя не­которой определенностью? А а ли в принципе признать, что все предыдущее состояние мира ecu. причина данного события, то этим упраздняется самая возможность изучения, ибо нечего изучать причинные связи, если все есть причина всему. Мало того, распространять причинную зависимость на всю вселен­ную, это значит уничтожать ее,, ибо совершенно безразлично сказать, что данное явление произошло само собою, без причи­ны, или сказать,' что причина его—наличное состояние всей вселенной. Анализ понятия причинности показывает, что или надо отвергнуть причинность, или признать, что причинность мира реализуется в виде множества отдельных, между собою пересекающихся причинных рядов, причинных нитей, так ска­зать, и эти нити судьбы друг от друга в течении своем уже независимы, хотя, б<ыть> м<ожет>, и исходят из одного обще­го узла. Итак, вселенная расчленяется на вещи, соединенные между собою нитями причинности. И, более того, тот же анализ причинности приводит к убеждению, что причинная зависи­мость однозначна, определенна и необратима. А есть причина а—это значит, что только а есть следствие А, и только А есть причина а, и что А есть именно причина, а не наоборот, не следствие... Иное понимание причинности не может быть удер­жано по неприменимости его к расчленению мира.


26

27

Обращаемся теперь к культуре. Культура—связное и иерархия целей. Но как расчленяется это целое? Где центры целей и их осуществлений? Мы знаем, что это суть л ими лица. Если природа расчленяется на вещи, то история III лица. И если категорией природоведения мы должны признать имя нарицательное, имя вещи, то категорией истории—до I I ны признать имя собственное, имя лица. Но что сочленяет липа в единство культуры? Другими словами, что составляет в един­стве культуры безусловно данную связь лиц, совершенно не зависящую от нашего произвола? Такую связь должно иски i ь, конечно, в том, что составляет условия самого бытия объектов данной науки. Наука о природе занимается вещами, и, следова­тельно, необходимая связь вещей есть та, которая связана с самым бытием вещей и, следовательно), уничтожилась бы, стерлась бы лишь с уничтожением вещей. Эта связь есть при­чинность, полагающая вещи. Следовательно, в науках о культу­ре, занятых лицами, такою связью лиц, без которой не понять лица и с уничтожением которой уничтожились бы самые лица, есть связь рождения. Всякое соотношение лиц может быть изменено, но только не отношение рождения.

«Авраам роди Исаака»²¹*—эта связь между Авраамом и Исааком могла бы быть уничтожена лишь с уничтожением этих лиц,—не иначе, всякая же иная—могла бы быть уштчтоже-на без уничтожения бытия связываемых лиц. Это — ряд простра­нственных и временных и др. соотношений вещей, которые все могут быть уничтожены, но лишь причинная связь неустранима.

ГЕНЕАЛОГИЯ

«Для большой публики генеалогия — скучное, чванливое, пустое занятие,— говорит Никол<ай> Петр<ович> Лихачев.— А на самом деле она вытекает из великой заповеди чтить роди­телей, на усвоении которой едва ли не основана могучая жизне­способность еврейского племени. Тем, кто не имел счастья любить своих родителей, не надо заниматься генеалогией. Для них она мертва. Для тех, кто имел счастливое детство, родители родителей при мысленном углублении и изучении, становятся близки, понятны, любимы». (Н. П. Лихачев,— Генеалогическая история одной помещичьей библиотеки. «Русский библиофил», № 5. Сентябрь. 1913 г., стр. 96, прим. 1.)

Почему не занимались генеалогией:

а) Нарушение традиций, связей, родов в 60-е годы. Ниги­
лизм. Или, точнее, это-то и есть нигилизм в точнейшем смысле
слова.

б) Разорение уклада жизни, быта, гнезда, оседлости. Забы­
валось все.

в) Дурное чувство зависти родовитым фамилиям. Вместо
того, чтобы изучать прошлое, завидовали тем, у кого оно
изучено. Вместо того, чтобы делаться родоначальниками, нена­
видели тех, у кого они есть.

г) Разрыв с отцами. Не любили отцов, дедов и хотели детей
своих лишить родового имущества, генеалогии, традиций... От­
рекались от титулов, от предков, от имени. (В. Фрей; Крыш-
тафович²²'. Рассказать об них: примеры нигилизма.)

Почему надо заниматься?

а) Чувство связи с родом, долг перед предками, перед роди­телями обязывает знать их, а не отворачиваться. Последнее и есть хамство—«знать вас не знаю, как родителей, предков...», i б) Себя чувствовать надо не затерявшимся в мире, пустом и холодном, не быть бесприютным, безродным; надо иметь точки опоры, знать свое место в мире — без этого нельзя быть бодрым. Надо чувствовать за собою прошлое, культуру, род, родину. У кого нет рода, у того нет и Родины и народа. Без генеалогии нет патриотизма: начинается космополитизм — «международная обшлыга», по слову Достоевского. Чем больше связей, чем глубже вросла душа в прошлое, чем богаче она обертонами, тем она культурнее, тем более культурная масса личности: личность тем более носит в себе то, что более се самое.

в) Идеи, чтобы быть живыми, должны быть с фундамен­
том, с прошлым; мы должны чувствовать, что не сами сочиняем
свои теории (сочинительство, игра в жизнь), а имеем то, что
выросло, что почвенно. Какая разница между одеждой на ве-
шалке и тою же одеждой на жив<ом> геле? Такая же между
идеей, отвлеченно, вне культурной среды, взятой и идеей ■ ее
живой связности с культурой.

г) Для истории материал необходимый. Надо его < обирать
Долг каждого, живущего в истории, и давать свой вклад в по
знании истории. Нельзя заранее сказать, что важно и что неваж­
но. Иногда и мелочи оказываются драгоценными.

д) Ответственность пред детьми, пред младшими поколени­
ями. Генеалогия—родовое достояние, не личное, и надо его
хранить. Как майоратное имение не имеешь права растрат п.,
так и сведения о предках должно держать в памяти, хотя бы сам
ими не интересовался. Будущие поколения всегда могут предъ­
явить вопрос: где же наше достояние, где прошлое паше, где
наша история. В XVIH веке и до пол<овины> XIX проматывали
имения, а во 2-й половине XIX века проматывали духовное
достояние—прошлое. Это хуже, чем проматывать имения.

е) Закон о сохранении культурных и общественных ценно­
стей. Он относится сюда же.

ж) Религиозный долг благодарения. Как же благодарить за
жизнь?—если не памятованием о ней. Сколько поучительного,


28

29

сколько назидательного—для воспитания. Я высказал Вам свое убеждение о задачах рода и о жизни его. Отказ от жиз­ненной) задачи рода ведет к гибели... Может подточить.

Что же делать тем, у кого «нет» генеалогии, прошлого?

а) Во-первых, это вздор. «Нет» генеалогии, этого—этого быть не может. Всякий от кого-ниб<удь> родился и, следовате­льно), имеет генеалогию. Даже у подкидышей можно установить ее, но не сразу, трудом. Но ведь остальные не подкидыши. Слова Ив<ана> Николаевича) Ельчанинова²³*—о том, что он берется выяснить генеалогию любого крестьянина до ¹/₂ XVI века, лишь бы род его не был пришлым издалека, жил в центральных губерниях. Это кажется сперва странным, но это и понятно. Мы живем в государстве, в культуре. Суть культуры прежде всего в том, что лица рассматриваются как лица, т. е. не могут затеряться среди вещей, т. е. на учете как лица, т. е. имеют имена собственные, а не нарицательные. Но для лица быть на учете это значит быть зарегистрированным. Др<утими> слов<ами), имя и основные данные лица непременно где-ниб(удь) записаны, не м<ожет> б<ыть>, чтобы было иначе.— Далее, лицо приходит в соприкосновение с другими; эти соприкосновения фиксируются официально. С другой стороны, раз мы живем в культурной среде, то все более или менее достойное внимания как-ниб<удь> фиксируется историческим преданием—следовательно), о вся­ком сколько-ниб<удь> значительном лице где-ниб<удь> имеются записи, дело в том, чтобы найти их. Не сочинить надо историчес­кие данные, а найти, как находим мы продукты природы. Поймите. Царство культуры ничуть не меньше, чем царство природы, и задача наша разрабатывать его, как разрабатываем ископаемые'. Мое заветное ощущение жизни, мое самое глубо­кое чувство и моя вера, многократно подтверждавшаяся на опыте,—что есть основная аксиома истории: ничто не пропадает.

Я высказываю Вам это не как отвлеченное положение, а как наиболее твердый пункт внутренней своей жизни: ничто не пропадает. Ни хорошее, ни плохое. За все будет свое возмездие, и не только на Страшном Суде, но и на суде истории. Помните, «нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы» (Лк., 12,2). Помните, что «что вы сказали в темно­те, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях» (Лк. 12,3). Помните, это не нравственная только аксиома, но и гносеологическая предпо­сылка истории. История жива только дотоле, доколе Вы убеж­дены, что не могло быть ничего такого, о чем принципиально не было бы ВОЗМОЖНОСТИ узнать, не сегодня, так завтра, не завтра, так через месяц, чере I i ОД, чере I 100 лет. Вы сказали одному—

но он записал Ваши слова или рассха ШЛ Другому. Вы думаете, что были одни—но кто-ниб<уд|.) видел •* под смохоаннцей, А никто не видел—сама природа помбопиш ь запечатлеть Вашу жизнь, сама природа помботилли. чафим щита и, Пат хотя бы следок. И вот для топкою ■ССДСДОВатсЛЯ, для исторической ищейки уже достаточно мак-риала. Пшсрсспснший пример тако­го рода — ваведпш! меня па многие размышления—это знаме­ни 1 а я Туринская плащаница (рассказать о ней; показать рисунок).



Господь во гробе! Кто видел Его? Никто. Поймите, никто не видел, фотографий не было... Изображение Его, «конечно», ис­чезло безнадежно. И вот — оно пред нами. Через 1871'/г лет мы видим воочию Господа во гробе. Это вызывает дрожь и благо­говения, и страха. А! И мы, ни в одном слове, ни в одном жесте, ни в одном дурном движении, не уйдем от суда:


¹ На полях 'ил 1916.IX 14. Ссрг<иев> Пос<ад>.

И не уйдешь ты от суда мирского, как не уйдешь от Божьего Суда!²⁴*