Зменения, произошедшие в мире после окончания Первой мировой войны затронули все сферы жизни: экономику, политику, международные отношения, идеологию и культуру
| Вид материала | Лекции |
- Тест №2 «Мир в первой мировой войне» Блок №3 «Европа после первой мировой войны», 740.79kb.
- Международные отношения в период объединения, 1976.64kb.
- Лекции 2 Версальско Вашингтонская система международных отношений - это юридическое,, 767.24kb.
- Сагимбаев А. В. Установление иракско-турецкой границы и проблема будущего этноконфессиональных, 292.43kb.
- Важным фактором, определяющим характер развития всей мировой системы, включая экономику,, 107.82kb.
- Концепция проведения международного молодежного конкурса творческих работ, посвященного, 35.62kb.
- Конкурс на лучшую дипломную работу о Нидерландах, 16.08kb.
- Научно-технологический потенциал страны как фактор, определяющий ее экономическую безопасность, 41kb.
- Процессы мировой глобализации охватили практически все сферы человеческой деятельности:, 64.68kb.
- Некоторые экономические показатели Второй Мировой войны, 1043.95kb.
План лекции 3
Изменения, произошедшие в мире после окончания Первой мировой войны затронули все сферы жизни: экономику, политику, международные отношения, идеологию и культуру. Поскольку войну реально выиграли ведущие демократические страны Запада (США, Англия, Франция), то на них и легла ответственность за судьбы послевоенного мира. От того, насколько успешно будут решены вставшие перед человечеством проблемы, зависело предотвращение новой войны, которая была бы еще более разрушительна. Скажем сразу, эта задача решена не была.
Таким образом, при анализе межвоенного периода истории Запада встают два вопроса: как именно западные демократии пытались создать стабильный мир, и почему это у них не получилось?
I. Характерные особенности первого этапа межвоенного периода новейшей истории (изучить по материалам лекции)
II. Революционный кризис и революции (на примере ноябрьской революции в Германии) (изучить самостоятельно по учебнику)
1. Революция 1918-1919 гг. в Германии.
2. Создание Совета народных уполномоченных и его политика.
3. Роль Советов в германской революции.
4. Теория "третьего пути".
5. Образование коммунистической партии Германии и ее политический курс.
6. Консолидация сил контрреволюции.
7. Январские бои 1919 г.
8. Баварская Советская республика и ее поражение.
9. Национальное собрание. Веймарская конституция.
III. Общественно-политический кризис и обострение социально-политических противоречий в странах Западной Европы и Америки (изучить самостоятельно по учебнику)
1. Германия
а. Внутреннее положение и внешняя политика Веймарской республики.
б. Политика и тактика немецкой буржуазии.
в. "Капповский путч".
г. Рабочее движение. Деятельность социал-демократии и реформистских профсоюзов. Политика КПГ.
д. Рурский конфликт 1923 г.
е. Августовская стачка и падение правительства Куно. Создание кабинета Штреземана.
ж. Политический кризис 1923 г. в Германии. Фашистский путч и его провал.
2. Великобритания
а. Внутренняя и внешняя политика коалиционного правительства Д. Ллойд Джорджа.
б. Эволюция лейбористской партии.
в. Падение правительства Ллойд Джорджа и приход к власти консерваторов.
3. Франция
а. Выборы 1919 г. Победа "Национального блока". Внутренняя политика и социальное законодательство.
б. Новые тенденции в развитии рабочего движения. Деятельность партий и профсоюзов. Раскол рабочего движения. Образование коммунистической партии и унитарных профсоюзов.
4. Италия
а. Национализм. Рабочее и крестьянское движения. Борьба течений в социалистической партии и образование коммунистической партии Италии.
б. Возникновение фашистского движения. Особенности итальянского фашизма. Переход фашизма в наступление. Отношение к фашизму в либеральных политических кругах и оценка фашизма рабочими партиями. Массовые антифашистские действия. Нарастание политического кризиса в 1922 г. "Поход на Рим". Приход фашизма к власти. Причины победы фашизма в Италии.
5. США
а. Усиление государственного регулирования.
б. Внутренняя и внешняя политика правительства Вильсона.
в. Массовые движения в США. Фермерское движение. Негритянское движение. Рабочее и профсоюзное движение. Образование коммунистической партии США. Ее программа и политика. Борьба за создание рабоче-фермерской партии. Движение Лафоллета.
Характерные особенности первого этапа межвоенного периода новейшей истории (1918-1923 гг.)
Попытка организации стабильного мира исходила из неверных посылок. В основе ее лежали некоторые идеологические постулаты, опиравшиеся на ментальность XIX века. Лидер самой сильной державы послевоенного мира президент США Вудро Вильсон на Парижской мирной конференции предложил своим партнерам по Антанте комплекс идей, который должен был лечь в основу организации послевоенного мира. Он был сформулирован в документе, который носил название "Четырнадцать пунктов". Этот документ включал в себя принципы национальной государственности, пацифизма (отказа от применения силы в международных отношениях и разоружения), свободной торговли (что подразумевает частное предпринимательство как основу экономики), создание всемирной политической организации для урегулирования конфликтных ситуаций и выработки принципов международного права (Лиги наций) и т.д. Эти принципы являлись продолжением прогрессистской идеологии XIX века и представляли собой новую разновидность рассуждений о "дальнейшем развитии нравственности в связи с прогрессом цивилизации", не учитывавших того факта, что общество в ходе Первой мировой войны изменилось качественно, превратившись в общество массовое, которое требовало совершенно других политических подходов. В международных отношениях не учитывалось, что принцип национальной государственности чрезвычайно трудно реализуем в условиях национально-территориальной чересполосицы Европы, и приходит в противоречие с системой колониальных империй. К тому же в международных отношениях не учитывался в должной мере фактор большевистской России, не желавшей признавать никаких правовых принципов, принятых в цивилизованном мире (отказ платить долги царского и временного правительств, подрывная деятельность управляемого из Москвы Коминтерна). В экономике принцип свободного предпринимательства существовал в 20-е годы только в воображении либеральных политиков и плохо сочетался с реалиями высоко монополизированной экономики индустриально развитых стран. При этом монополизм, охватывающий рынок товаров (крупные корпорации), рабочей силы (профсоюзы) и капиталов (крупнейшие банки) был существенно усилен государственным регулированием экономики, сложившимся во время войны (государству легче иметь дело с небольшим количеством субъектов хозяйственной деятельности). В социально-политической жизни традиционные политические элиты пытались играть по старым правилам, не отдавая себе отчет, что имеют дело не с индивидуалистической ментальностью XIX века, а с новой коллективистской ментальностью масс. Поэтому, например, они воспринимали массовые движения 1918 -1920 годов как обычную в XIX веке борьбу рабочих за улучшение своего материального положения и не уделяли этим движениям должного внимания. В целой серии коммунистических переворотов и их попыток этого времени (Германия, Венгрия, Словакия, Балтийские страны) они видели лишь результат московской пропаганды, не понимая, что пропаганда действенна только на хорошо подготовленной почве. Только "партии нового типа", как правые (фашисты), так и левые (коммунисты) умели найти общий язык с массой и возглавить ее.
Таким образом, эти идеалистические принципы усовершенствования довоенного мира оказывались по ту сторону реальности. Несколько грубовато, но точно действительное положение вещей выразил в кулуарах той же Парижской конференции французский премьер-министр Жорж Клемансо : "Христос даровал нам Десять заповедей - мы плюем на них две тысячи лет. Вильсон предлагает свои "Четырнадцать пунктов" - посмотрим!".
Разумеется, такой изобилующий проблемами межвоенный период не мог быть однородным. Внутри него отчетливо выделяются три этапа. Первый - этап с 1918 по 1923 годы - время послевоенных экономических и социально-политических кризисов и постепенного выхода из них. Второй – этап с 1924 по 1928 гг. С 1924 года начинается знаменитая эпоха "prosperity" - процветания, которая характеризуется стабилизацией во всех областях жизни общества и постоянным ростом жизненного уровня. Третий – этап с 1929 по 1933 гг. В 1929 году механизмы, обеспечивавшие стабильность общества, дают катастрофический сбой, и начинается "Великая депрессия" в мировой экономике, приведшая к кризису всей системы, завершившемуся Второй мировой войной.
Сегодняшняя лекция посвящена характерным особенностям первого этапа межвоенного периода новейшей истории.
В экономической сфере война и события 1918 – 1923 гг. довели до логического конца процессы, начавшиеся еще на рубеже веков.
Непосредственным экономическим результатом войны стало резкое падение производства из-за военных разрушений и после окончания боевых действий. Так, например, Франция потеряла около 200 миллиардов франков и лишилась примерно 10 тысяч заводов и 200 шахт. Англия потеряла до трети национального богатства. Еще большие разрушения были, конечно, в Германии. Поэтому первой задачей, стоящей перед экономикой Запада в первые послевоенные годы, было восполнение хозяйственных потерь. Однако, решение этой задачи было весьма затруднительным. Дело в том, что во время войны сравнительно высокий уровень производства поддерживался искусственным подстегиванием экономики с помощью государственных заказов. С их прекращением после войны начинается закономерный экономический спад, который затронул даже не пострадавшие экономически от войны США.
Однако, ставшие в результате войны самой богатой страной мира и мировым кредитором США, быстрее всего нашли выход из этой ситуации. Выход оказался большей частью технологическим. Речь идет о резкой интенсификации производства, то есть о его росте за счет увеличения производительности труда. Символами этой интенсификации стали два имени: Форд и Тейлор. Имя Форда связано с производством автомобиля для всех (и превращением его из роскоши в основное средство передвижение) за счет уменьшения себестоимости. Это достигалось конвейерным способом производства, заимствованным у автомобилестроения другими отраслями экономики. Конвейерная система была дополнена методом максимального разделения и учета труда и точности и выверенности каждого движения рабочего, по имени автора названном методом Тейлора. Массовому потребителю был, таким образом, предложен новый тип товаров - технологически сложный, но доступный по цене товар длительного пользования: автомобиль, телефон, граммофон, радиоприемник и т.д. При этом в условиях высокого технологического производства, когда рабочий производил гораздо больше, чем раньше, появилась возможность платить ему больше, дабы, во-первых, снять социальные конфликты, а во-вторых, дабы эти же рабочие могли стать покупателями новых товаров. Таким образом, заработал экономический механизм, при котором опережающий рост заработной платы повышал покупательную способность населения (емкость рынка) и тем самым стимулировал рост производства. Результаты впечатляли : в 1923 году промышленное производство в США на 42% превысило довоенный уровень. Всего за несколько лет уровень жизни американца резко повысился: автомобиль стал доступен почти всем, не говоря уже о граммофонах; даже есть американцы стали гораздо лучше - стремительно развивавшаяся химическая промышленность (еще одна высокотехнологическая отрасль) и тракторостроение преобразили облик сельского хозяйства, в Америке не стало продовольственных проблем. Рабочий вопрос, столь волновавший социалистов XIX века, тоже казался решенным: в американских корпорациях распространился опыт "народного капитализма" - постоянно растущая заработная плата ставилась в зависимость от прибыли предприятия, через систему акционирования рабочие становились совладельцами, профсоюзы с позиций классового сотрудничества участвовали в разработке новых методов труда.
Положение европейцев было гораздо сложнее из-за громадных военных потерь. Американский опыт казался спасением, и Европа была готова заимствовать его, но это было чрезвычайно трудно из-за тяжелого финансового положения. Помочь в этой ситуации могло государство. И действительно, в Европе американский опыт становился государственной политикой. Для системы классического капитализма это не характерно, раньше государство играло в экономике роль "ночного сторожа", обеспечивало соблюдение правил игры на свободном рынке. Активное вмешательство государства в экономику начинается в ходе Первой мировой войны. Тогда оно было вынужденным: война на истощение требовало напряжения всех сил экономики и подчинения ее государству. Но вмешательство государства в экономику сохранилось и после войны. Почему? Во-первых, высокий уровень монополизма на всех трех рынках требовал ограничения, и это был вопрос скорее политический, а значит - государственный (антимонопольное законодательство и государственное регулирование трудовых отношений - ограничение монополизма профсоюзов на рынке рабочей силы). Во-вторых, производство высокотехнологической массовой стандартизированной продукции на конвейерном производстве (американский опыт) требовал огромных капиталовложений - в бедной по сравнению с США Европе частных инвестиций не хватало, или их необходимо было концентрировать и контролировать. Это могло сделать только государство. В будущем это приведет к складыванию системы государственного регулирования экономики.
Первоначальным результатом названных экономических процессов стала хозяйственная стабилизация 1924 – 1928 гг., существенный рост производства и жизненного уровня на Западе.
Социально-политическая жизнь 1918-1923 годов характеризуется нарастающей после Первой мировой войны массовизацией общества.
Общество первой половины ХХ века мы называем массовым потому, что в нем впервые возникает, а в ряде случаев начинает доминировать массовая ментальность.
Выясняя особенности причинно-следственных в жизни общества мы, в первую очередь, обращаем внимание на моменты политические, экономические, социальные и т.д. Но все они становятся факторами исторического процесса только через человеческие действия, которые, собственно и составляют предмет истории как науки. Но человек всегда поступает, исходя из своего видения мира (в том числе - политических, экономических и прочих реалий общественной жизни) и самого себя. Без учета этого момента самосознания писать историю нельзя, ибо это будет история политики, экономики и т.д., но не людей, которые эту политику или экономику делают. Мышление же людей той или иной эпохи, группы, этноса и т.д. различно и определяется некоторым набором полуосознанных (а иногда - и вовсе неосознанных), но представляющихся самоочевидными аксиом.
Аксиомы, составляющие основу ментальности эпохи, этноса и т.д. никогда не осознаются их носителями до тех пор, пока не появляется возможность увидеть пример другой ментальности, проследить изменение ее. Для того, чтобы понять, что представляют собой эти ментальные аксиомы, приведем несколько примеров таких представлений в их изменении.
Начнем с самых простых. Мало кто задумывается о том, что то, что человек ест и то, как он это делает зависит не только от уровня его материального благосостояния, но и от господствующих в данной ментальности представлений о еде. Так, житель древней Эллады не допускал самой мысли о том, что можно есть мясо иначе, как в ходе ритуала жертвоприношения. Для знатного римлянина имперской эпохи еда превращается в особую, занимающую огромное место и время сферу жизни (обеды из более, чем 50 перемен, среди которых были, например, соловьиные языки, моченые в вине). Для средневекового европейца еда была с одной стороны грубым средством утолить голод (современный человек весьма неуютно чувствовал бы себя на пиру высокородного сеньора хотя бы из чувства брезгливости - тоже факт ментальности - когда сеньор пользовался своей привилегией первым оторвать немытой рукой кусок от туши оленя), а с другой - еде придавалось большое сакральное значение (система постов, причастие). Несколько позже ( в XVII веке) событием чуть ли не политического характера стал запрет короля Солнца Людовика XIV пользоваться вилками в Версальском дворце (его величество было чрезвычайно обижено своими внуками, когда они на одном из королевских завтраков воспользовались этим малопонятным и трудноосваиваемым прибором). Изменение не только экономики, но и ментальности к началу ХХ века выразилось и в том, что еда стала строго функциональна (только средство утоления голода) и стандартна (патентованные консервы, например).
Представление о мире вещей, окружающих человека, также занимают большое место в системе ментальности. Так античность стремится к тому, чтобы в прекрасном Космосе любая вещь была не только хорошо сделана, но и украшена, в Средние Века мир окружающих человека предметов был символичен (каждый предмет выражал собой какой-то смысл - меч рыцаря не только оружие, но и символ Креста Господня, который в свою очередь выражает собой мировую справедливость)и индивидуален (тот же меч имеет имя) , в индустриальную эпоху вещи становятся все более и более функциональны и теряют какой-либо намек на индивидуальность (пехотная винтовка в отличии от меча не может иметь собственного имени), что приводит к полной стандартизации вещей к началу ХХ века.
Очень показательна и удивительна для современного человека изменчивость моральных аксиом в разных системах ментальности. Так древнегреческую культуру невозможно понять без осознания абсолютной естественности и высокой значимости для ее носителей гомосексуализма (вспомним, например, Ахилла и Патрокла в литературе или Пелопида и Эпаминонда в исторической реальности; в учебниках из соображений благопристойности при описании реформ Солона опускается упоминаемый Плутархом закон, запрещающий рабам любить юношей - это привелегия свободных). Среди сюжетов средневековых миниатюр были такие, которые на взгляд современного человека являются очевидной порнографией - изображения помывки благородных рыцарей прекрасными дамами в бане, и этот сюжет не содержал никакого эротического момента, а был простой бытовой сценой. Непристойность была весьма важной составной частью карнавальной культуры. Разительно отличается от этого моральная составляющая ментальности европейца нового времени, которая началась с пуританизма и наиболее полное воплощение получила в викторианстве второй половины XIX века (нравы столь строгие, что знаменитая книга Дарвина "Происхождении видов путем естественного отбора" воспринималась лондонцами как порнографически непристойная, ибо в ней содержится намек на наличие половых отношений в животном мире; книга вызвала потому нездоровый ажиотаж, что резко повысило ее тираж). По той же причине среди европейских медиков начала ХХ века шок вызвали работы Зигмунда Фрейда, содержащие анализ человеческой сексуальности: врачи считали подобные темы невозможными для научной разработки ввиду их аморальности. Но появление трудов Дарвина и Фрейда стимулировали изменение моральных норм, да и самого понимания человека – ключевого звена любой ментальности.
Средневековье рассматривало человека как микрокосм - миниатюрное подобие вселенной - и венец творения, хотя и грешный. Соответственно, Вселенная была задумана для человека и была ему уютным домом при жизни, а для не слишком сильно грешивших - и после смерти. В таком мире, кстати, совершенно нелепо сомневаться в существовании Бога, и св. Фома Аквинский был вынужден объяснять своим современникам, зачем он доказывает бытие Божие, которое и так для всех них было очевидно. Именно нежеланием уходить из этого хорошо устроенного и понятного дома объясняется столь яростное сопротивление, оказанное в XV - XVII веках Церковью и обществом новой - коперниканской, а потом ньютоновской - картине мира, ибо она подразумевает бесконечность Вселенной и однородность ее физических свойств, что позволяет рассматривать мир не как учебник и не как живой организм, но как механизм. В этом мире человек осознал себя ничтожной песчинкой, по выражению Блеза Паскаля "мыслящим тростником". Но вместе с тем механистичность мира позволяет человеку, знающему его законы довольно удобно себя чувствовать. Человек, "понимающий" механику окружающего мира, может подчинить его себе и заставить служить своим целям (вспомним Робинзона Крузо). Но это растущее могущество человека основано на технических достижениях нового времени, что позволяет ему считать себя выше, сильнее, умнее своих предков. Так появляется фундаментальная для ментальности нового времени идея прогресса. Лишившись возможности строить "дом" в бесконечном пространстве, человек начал строить его во времени - в истории, считая, что основной характеристикой ее является постоянное улучшение жизни людей, то есть прогресс. Объяснить современному школьнику относительность этого самого "прогресса" нелегко именно потому, что это понятие характерно для его ментальности, это - аксиома, очевидность, не требующая доказательств.
Конечно, говоря о ментальности следует учитывать, что в обществе в каждый исторический период сосуществуют, а часто борются между собой разные типы ментальности, но тот или иной может доминировать.
Период с XVI по конец XIX века в сознании людей продолжается борьба двух типов ментальности. Первый из них - тип индивидуалистический, основанный на приоритете человеческой личности перед групповыми или социальными ценностями или идеалами. Второй, более древний, представляет собой европейский средневековый вариант коллективистской ментальности традиционного аграрного общества. Для носителей этой ментальности человек является прежде всего частью некоего социального организма, освященного традицией : общины, цеха, сословия, монастыря и т.д. (см. лекцию 1). К концу XIX века традиционная коллективистская ментальность умирает в Европе почти повсеместно, хотя победа индивидуалистического мироощущения происходят в тех или иных странах с разной скоростью и с сохранением больших или меньших пережитков старого. На рубеже XIX и ХХ веков индивидуалистическая ментальность сталкивается с новым незнакомым ей доселе "противником". Таким противником явился новый тип коллективистской ментальности - массовый.
Стандартизация производства и потребления, да и всех сторон жизни, теснота больших городов, огромных заводов, гигантских армий, в рамках которых мнение, желание, воля отдельной личности не решали ровно ничего, непривязанность людей к определенной социальной группе и социальному статусу, десакрализация политики и доступность политической информации и другие причины приводили к тому, что человек-индивидуалист XIX века, сам творивший свою судьбу, нередко уступал место человеку-"винтику", социально одинокому, неспособному на индивидуальную самостоятельность, сильному лишь новой аксиомой - "я как все". "... единица - вздор, единица - ноль...", "...но если в партию сгрудились малые, сдайся, враг, замри и ляг...". Ментальность этих "винтиков" мы и называем массовой, а сообщество их - массой. Итак, масса - это понятие, относящееся большей частью именно к ментальности, особый ее тип, возникший по описанным уже причинам.
Каковы же основные характеристики массовой ментальности?
Во-первых, это коллективизм, исходящий из аксиомы "я как все", но раз "как все", то этому стандарту должны соответствовать именно "все", то есть общество в целом, таким образом под коллективом все общество, "мы" - это общество.
Во-вторых, из этой ситуации следует вывод: члены общества должны быть одинаковыми ("как все"), а добиться этого можно только с помощью политического насилия (других средств для этого нет). Таким образом, мы получаем в качестве типического явления ксенофобию, неприязнь ко всем отличающимся, кто "не как все" (другая нация, богатство, личная одаренность, какая-либо заметная болезнь, знатность , просто внешний вид и т.д.). Ксенофобия возникает сначала на бытовом уровне (ругательства: "умный какой нашелся", "жидовская морда", "черномазый", "а еще очки надел" и т.д.), но при благоприятных политических обстоятельствах может становиться серьезным и опасным фактором общественной жизни.
В-третьих, отсюда логически вытекает политизация массы (напомним, что без политического насилия невозможно добиться абсолютной одинаковости - аксиоматического идеала массы). Но как только массовая ментальность переходит на политический уровень, то есть становится осознанной и выраженной в идеологических формулах, возникает вопрос об отделении "агнцев от козлищ", своих, тех, кто "как все", от чужих и о критерии этого отделения. Очевидно, что этот вопрос не может быть решен рационально, поскольку лежит по ту сторону разума, поэтому возникает необходимость авторитета, который это разделение проведет, укажет на врага и поведет за собой в "последний и решительный бой".
Поэтому, в-четвертых, для массовой ментальности характерна потребность в обладающем некоторыми особыми способностями вожде. Такой лидер является абсолютным авторитетом для массы и потому - объектом ее фанатичного преклонения. Как правило, именно появление харизматического лидера и переводит массовую ментальность из состояния бытового и потенциального в состояние политизированное и активное.
В-пятых, из аксиомы "как все" следует, что промежутка между "нашими" и "чужими" быть не может, и чужим может оказаться кто угодно, на кого укажет вождь. Естественно, отсутствие этого промежутка четко делит мир на красных и белых, арийцев и неарийцев, "истинных марксистов" и "ревизионистов". Мир воспринимается в черно-белых тонах. При этом отношение к чужим, ксенофобия, при переходе массы в активное состояние становится крайне агрессивным.
В-шестых, переход массы в активное политическое состояние, осуществленный через любовь к вождю и ненависть к врагам, сопровождается вспышками массового энтузиазма, разумеется, вполне искреннего, ибо речь идет о выходе на поверхность того, что миллионы людей до сей поры в невыявленной или полувыявленной на бытовом уровне форме несли в себе.
В-седьмых, активизация масс, как правило, осуществляется политическими организациями, опирающимися в своей идеологии на стереотипы массовой ментальности, а потому способными манипулировать массой.
Одним из признаков массового общества является политизация самых широких слоев населения. В 20-е годы можно, например, наблюдать такой феномен, как обретение политического характера старыми общественными организациями и появление новых, изначально политических. Раньше к политической деятельности отношение имели только собственно политические партии, теперь, в реалиях массового общества возникла необходимость в формах выражения политической активности большей части населения.
Эта активность выразилась в появлении массовых организациях типа союзов фронтовиков, молодежных объединений, феминистского движения и т.д. Именно они позволили наглядно увидеть массу в действии. Такие организации чаще всего образованы по случайному признаку (если рабочим жизненно необходимо объединение в профсоюз, то в чем состоит необходимость объединения женщин или молодежи?!). При этом парадокс заключается в том, что целью таких организаций является превращение их членов (женщин, молодежи и т.д.) в политических единомышленников. Тогда единственное, что связывает членов таких организаций кроме возрастного или полового признака - это общность политических целей (союзы фронтовиков создаются прежде всего для отстаивания тех или иных политических убеждений, а не для ностальгических воспоминаний о фронтовой жизни).
Политизация таких объединений закономерно вызывала весьма серьезные опасения правящих элит, ибо политические требования этих сообществ носили крайне агрессивный характер и отличались ксенофобией. Не имея возможности подавить такое массовое движение, правящие элиты стремились найти с ним общий язык, договориться, ввести их в легитимное русло, что, разумеется, получалось плохо, ибо, хотя названные организации весьма хорошо манипулируемы, договориться с ними на обычном политическом и правовом языке невозможно. Только "партии нового типа" смогли договориться с массовыми движениями и возглавить их, ибо говорили на том же языке. Более того, вожди "партий нового типа" становились вождями, харизматическими лидерами массы, ибо названные движения явились, несомненно, формой массовизации общества. Но не только новые организации (часто милитаризованные) определяли форму политической активности масс.
С другой стороны, непосредственное отношение к политике получали такие традиционные организации как, например, профсоюзы. Если раньше они существовали лишь как объединения рабочих для контроля за условиями продажи рабочей силы (заработная плата, рабочее время, условия труда и т.д.), то теперь профсоюзы активнейшим образом вмешиваются в решение политических проблем: стачки, организуемые профсоюзами все чаще сопровождаются политическими требованиями (причем не только в моменты политических кризисов как раньше); движение "руки прочь от советской России"; понятие классовой солидарности, которое становится во многом основой профсоюзного движения; наконец профсоюзное движение сливается с политическим партиями - так формируется феномен социал-демократии, начинающей играть одну из ведущих партий в политическом концерте.
Феномен социал-демократии возник еще во второй половине XIX века. Первоначально слово это означало революционный марксизм, и лишь в конце XIX века среди социалистов выделилось крыло, которое мы называем собственно социал-демократией. Это крыло, родоначальниками которого были такие видные теоретики как Эдуард Бернштейн, провозгласивший ревизию ортодоксального марксизма с целью включить социалистическое движение в круг легитимной политической борьбы, окончательно размежевалось с революционерами в начале Первой мировой войны, заняв в ходе ее националистическую позицию. После войны политизировавшееся профсоюзное движение, на которое естественно опираются социалисты, придало социал-демократическим партиям новое дыхание. Это отчетливо видно на примере ведущих европейских стран. Так, в Великобритании образовавшаяся в начале века лейбористская партия (labor - труд) в силу того, что крупнейшие тред-юнионы вступили в нее на правах коллективных членов, заняла место либералов в традиционном механизме двухпартийной системы, а в 1923 году лейбористы сформировали первое в истории социалистическое правительство Его Величества. В Германии социал-демократы, сумевшие взять под контроль революционные события 1918 года, фактически стали создателями республики. Во Франции и Италии социалисты также вошли в число партий, определявших политику. В этих партиях не было уже раннего марксистского радикализма, и программы их сводились к широкой социальной политике за счет резкого увеличения роли государства в экономике вплоть до национализации (естественно, не безвозмездную) части предприятий и резкого увеличения налогов с богатых (то есть мы имеем дело с редистрибутивной экономической программой), хотя в политическом отношении социал-демократы вовсе не были противниками существующего демократического строя. Таким образом, социал-демократия вошла с одной стороны в политическую элиту европейского общества, а с другой явилась способом легитимного управления политической активностью масс и включения массовой ментальности в политические структуры, созданные индивидуалистическим обществом.
Однако, напомним, что массовизация вовсе не означает полного исчезновения традиционной уже к этому времени индивидуалистической ментальности Запада, особенно - англоязычных стран. Политически индивидуализм в это время выражается в идеологии и деятельности партий консервативной ориентации. Противостоя любым формам массовой ментальности, консервативные партии идеологически сливаются с либералами, причем последние уходят на второй план политической борьбы. Происходит это потому, что обычное в XIX веке противостояние консерваторов и либералов сходит на нет из-за того, что все ценности, отстаиваемые либералами, становятся вполне традиционными и консервативными в условиях мощного давления массовой ментальности.
С массой на языке массы могут говорить только некоторые весьма специфические политические организации, которые мы называет "партиями нового типа". Цель этих партий - перевод и поддержание массы в политически активном состоянии и использование ее для захвата политической власти и удержания ее с помощью тех же масс. Термин "партия нового типа" введен Лениным для обозначения особости большевиков по отношению к старым "буржуазным", в том числе - и нереволюционным социалистическим партиям. Действительно, РСДРП(б) разительно отличалась от других партий. Характерными ее чертами были: жесточайшая централизация, абсолютное подчинение всех сторон жизни членов партии (вплоть до интимных) партийной дисциплине; неприятие каких-бы то ни было правил политической игры (большевики могли с равным успехом заниматься и парламентской и террористической деятельностью одновременно); крайняя идеологизированность программы; доведенный до крайних форм вождизм; агрессивность и нетерпимость по отношению к любым не поставленным под большевистский контроль общественным движениям, тем более партиям. Парадокс состоит в том, что современники Ленина, прекрасно видя эти свойства РСДРП(б) считали их недостатками для политической партии, желающей придти к власти, не понимая того, что в условиях массового общества именно эти качества и делают шансы большевиков на победу более чем реальными, ибо полностью совпадают с аксиоматической основой массовой ментальности. По образу и подобию большевиков, особенно после их победы и создания Коминтерна, в большинстве стран Европы и мира из крайне левых социалистов начинают формироваться коммунистические партии как "партии нового типа", поддерживаемые и финансируемые из Москвы. Но их появление, таким образом, во многом искусственно. Однако на закономерность появления "партий нового типа" как таковых указывает появление таких партий некоммунистического генезиса и идеологии. Некоммунистические "партии нового типа" чаще всего возникают как на коммунистическую и вообще леворадикальную опасность, противопоставляя себя, таким образом, ей. Однако, апеллируя к той же самой массовой ментальности, они должны стать полной копией коммунистов по организационным принципам и методам политической деятельности, но с другими идеологическими формулами. Таковые формулы можно найти только в крайне правой части политического спектра. Наиболее выигрышной из них в силу понятности массе является идеология радикального национализма и шовинизма, не свойственная коммунистам-"интернационалистам" во всяком случае до Второй мировой войны.
Первой такой крайне правой партией на Западе стала французская "Action Francaise" - "Французское действие", первоначально возникшая (в конце 1918 года) как организация демобилизованных солдат Первой мировой войны. Основной идеей этой организации было воссоздание во Франции монархии, в рамках которой нация должна была слиться в единый организм (массу!), исключающий все "национально чуждые элементы".
Через год после этого бывшим главным редактором итальянской социалистической газеты "Avanti!" Бенито Муссолини были созданы боевые отряды - fasci di combattimento, которые дали общее имя крайне правым "партиям нового типа" – фашистским.
Дополнительная литература к данной лекции
- Драбкин Я.С. Ноябрьская революция в Германии. М., 1967.
- Драбкин Я.С. Становление Веймарской республики. М., 1973.
- Драбкин Я.С. Проблемы и легенды в историографии германской революции. М., 1990.
- Белоусов Л.С. Режим Муссолини и массы. М., 2000.